Читать книгу Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов - Эмилио Сальгари - Страница 21

На площади перед замком, по ту сторону подъемного моста, в ожидании племянницы паши и сына паши Медины застыли две шеренги всадников.

Одна состояла из греков-отступников, Перпиньяно, Эль-Кадура и папаши Стаке с его юнгой, другая – из двух дюжин вооруженных до зубов янычар с готовыми к бою аркебузами.

Среди всадников, верхом на вороном коне, сидел высокий человек лет тридцати, с бледным, исхудалым лицом, с длинными темными усами и глубоко запавшими черными глазами. Вместо сверкающей, расшитой золотом и серебром одежды, какую любили носить турки той эпохи, на нем была простая темная куртка, широкие штаны и выгоревшая феска с кисточкой, давно утратившей свой огненный цвет.

Его лихорадочно блестевшие глаза сразу остановились на герцогине, и по телу пробежала судорожная дрожь. Он не вскрикнул, не простонал, напротив, до крови закусил губу, чтобы не выдать себя.

Элеонора тоже сразу его заметила и сначала страшно побледнела, а потом залилась краской, словно вся кровь бросилась ей в лицо.

– Вот этот христианин, – указала на всадника Хараджа. – Ты видел его раньше?

– Нет, – отвечала герцогиня, делая над собой невероятное усилие, чтобы выглядеть спокойной.

– Мне сказали, его слегка лихорадит. Конечно, испарения на болотах нездоровые, – небрежно сказала Хараджа. – Думаю, морской воздух пойдет ему на пользу и в Фамагусту он прибудет в приличном виде. Позаботься о нем, эфенди, насколько сможешь, чтобы он не выглядел слишком скверно и никто не мог бы сказать, что я плохо обращаюсь с пленными христианами.

– Обещаю, – глухо ответила Элеонора.

Женщинам подвели двух коней в богатых сбруях, у которых, должно быть, уже огонь пробегал по жилам, и всадницы поспешили вскочить в седла.

– Стерегите христианина! – крикнула Хараджа янычарам. – Вы за него головой отвечаете!

Восемь охранников окружили виконта, и оба отряда, с Хараджой и герцогиней впереди, галопом поскакали к пристани.

Эскорт Элеоноры замыкал движение, соблюдая дистанцию метров пятьдесят до арьергарда янычар. Группу возглавляли Перпиньяно и Никола.

– Неужели все действительно хорошо закончится? – сказал венецианец греку. – Не может быть, чтобы нам все время так везло.

– Если Вельзевул не покажет рога, то надеюсь, что игра нам удалась, – отозвался грек. – Шебека уже, наверное, на дне.

– А если исчезновение парусника вызовет подозрения у племянницы паши?

– Не думаю. Мы не можем отвечать за действия турецкого экипажа.

– Через пару часов мы уже выйдем в море, и пусть тогда племянница паши нас возьмет, если сможет.

– Мне кажется, в этой округе кораблей нет, а флот паши постоянно находится в Никозии. А что вы скажете о синьоре Л’Юссьере?

– Меня восхищает его хладнокровие. Я боялся, что, увидев герцогиню, он не сможет не вскрикнуть от радости, это ведь так естественно. Для него это, должно быть, стало большим сюрпризом. Вы его предупредили?

– Эль-Кадур шепнул ему полслова и велел не расслабляться.

– Племянница паши совсем замучила виконта. Она заставляла его ловить пиявок наравне со всеми.

– Хараджа всегда отличалась жестокостью. Я на себе испытал, пробыв у нее в руках три месяца, – отвечал Никола. – Она немногим уступает тигрице, и, если бы не янычары, я бы ей не дал вернуться в замок. Уж я бы залепил ей в грудь свинцовое ядро, чтобы отомстить за несчастных христиан, с которыми она так обращается.

– Не делайте глупостей, Никола, – сказал Перпиньяно. – Янычары сильнее нас, и мы можем все потерять.

– Знаю, потому и воздержусь от любых действий и не запалю фитили у своих пистолетов, хотя мне очень хочется броситься на этих псов и изрубить их в куски ятаганом. Я слишком много выстрадал и как христианин, и как отступник.

– Но между вами герцогиня.

– Ее шпага стоит больше, чем все наши вместе. Я слышал, она победила и разоружила самого Метюба.

– И Дамасского Льва тоже, так что мы должны сохранять спокойствие, Никола.

– И осторожность. Негоже бить яйца, пока они удобно лежат в корзинке.

Оба отряда между тем продолжали скакать галопом уже не по узкой тропе вдоль моря, доступной лишь пешеходам, а по широкой дороге, проложенной по краю скалистого берега, образующего полукруглый выступ перед заливом Хусиф.

Хараджа и Элеонора не разговаривали, обе, казалось, погрузились в свои мысли.

Время от времени Элеонора, будучи уверена, что турчанка на нее не смотрит, оборачивалась назад, чтобы украдкой бросить взгляд на виконта, словно подбадривая его и моля не выдать себя. Француз отвечал ей улыбкой и как бы ожидал ее взгляда. К семи утра оба отряда, не замедляя скачки ни на секунду, уже спускались к бухте.

– Вон там внизу мой корабль, – сказала герцогиня, указывая турчанке на галиот, стоящий на якоре с полуспущенными парусами меньше чем в кабельтове от берега.

– Вот это да! – воскликнула Хараджа. – А почему не видно моей шебеки? Ты должен был увидеть ее, Хамид, когда бросал здесь якорь.

– Она тут и была, – отвечала герцогиня. – Маленький парусник с командой в дюжину человек на борту?

– Она стояла на якоре?

– Больше того, команда пыталась помешать нам сойти на берег.

– Идиоты! Не могут отличить друзей от врагов, метельщики средиземноморские.

– Недоверие – полезная вещь, Хараджа.

– А сколько своих людей ты оставил охранять судно?

– Троих.

– Меня беспокоит отсутствие шебеки, – сказала Хараджа, нахмурив брови. – Может быть, на берегу случилось что-нибудь серьезное?

– Что тебя пугает, Хараджа?

– У венецианцев достаточно галер, – ответила турчанка.

– Что они могут сделать теперь, когда над всеми городами острова триумфально развевается флаг пророка, а христиане потерпели сокрушительное поражение?

– Может, твои люди мне что-нибудь объяснят.

– Надеюсь, Хараджа.

Они спустились к воде, и турчанка первая спрыгнула с седла, больше не заботясь о коне.

Остальные тоже спешились, а от галиота тем временем отделилась шлюпка с двумя матросами, оставленными для охраны, и Олао.

– Здесь стояла на якоре шебека, – сказала Хараджа, когда они сошли на берег.

– Стояла, госпожа, – ответил тот, что ночью выскользнул из крепости. – Но сегодня утром они подняли парус и сказали, что хотят осмотреть берег.

– А вы не видели никакой вражеской галеры на горизонте?

– Вчера вечером перед закатом на юге показался какой-то корабль, он шел прямо к острову. Возможно, шебека вышла в море удостовериться, что это за судно: турецкое или христианское.

– Тогда она быстро вернется, – сказала Хараджа. – Прежде всего возьмите на борт христианина и хорошенько привяжите его на палубе, а лучше заприте в какой-нибудь каюте и поставьте у двери часового.

– Я за это отвечаю, госпожа, – сказал Никола.

Виконт, который держался холодно и спокойно, только изредка украдкой поглядывая на герцогиню, сел в шлюпку под охраной папаши Стаке, Симоне и четверых греков.

– Хамид, – сказала Хараджа, подойдя к герцогине, которая не отрывала глаз от шлюпки, – настало время проститься. Не забывай, эфенди, что я жду тебя с нетерпением и рассчитываю на твою руку в деле мести Мулею-эль-Каделю. Если захочешь, я сделаю тебя начальником крепости Хусиф, мой дядя похлопочет перед султаном. Я велю, чтобы тебе оказали всяческие почести и ты получил бы любые титулы, какие пожелаешь. Придет день, и ты станешь самым могущественным из пашей мусульманской империи. Ты понял меня, мой милый капитан? Хараджа будет ждать твоего возвращения и все время думать о тебе.

– Ты слишком добра ко мне, госпожа.

– Никакой «госпожи», я тебе сказала, называй меня Хараджа.

– Да, правда, я забыл.

– Прощай, Хамид, – сказала турчанка, крепко стиснув руку Элеоноры. – Мои глаза будут провожать тебя в море.

– А мое сердце будет биться для тебя, Хараджа, – отвечала герцогиня с еле заметной иронией. – Вот увидишь, я вернусь, когда убью Дамасского Льва.

Шлюпка, перевозившая на галиот виконта Л’Юссьера, вернулась, а за ней еще одна.

Элеонора села в первую шлюпку вместе с Перпиньяно, Эль-Кадуром, слугой Мулея-эль-Каделя Бен-Таэлем и греками, и они отчалила от берега. Остальные усаживались во вторую шлюпку.

Хараджа, прислонившись к коню, которого держала под уздцы, провожала герцогиню глазами, и красивое лицо жестокой турчанки заволокло легкое облачко грусти.

Отступники, остававшиеся на судне, уже подняли паруса и выбирали опущенный с носа якорь.

Едва ступив на палубу, папаша Стаке снова взял командование на себя.

– Живее, ребята! Как только задует северо-восточный бриз, мы полетим, как акулы. И пусть они догонят нас на своих чистокровных арабских скакунах, если смогут. Эх, хорошую шутку мы с ними сыграли! Эх, хорошую шутку! Ну и посмеюсь же я!

На помощь подоспели греки, и якорь быстро подняли.

Галиот прошел метров десять задним ходом, потом развернулся, повинуясь мощным рукам Николы, который держал штурвал, и двинулся к выходу из бухты.

– Я тебя жду, Хамид! – в последний раз крикнула Хараджа.

Герцогиня помахала ей платком и, уже не сдерживаясь, рассмеялась. Ее звонкий смех перекрыл мощный бас папаши Стаке:

– Отдать шкоты, ребята! Мы сделали этих турок!

Хараджа дождалась, пока корабль скроется за выступом скалы, вскочила на своего арабского скакуна и шагом направила коня в обратный путь. Янычары ехали за ней.

Лоб ее перерезала глубокая морщина, и она время от времени придерживала коня, чтобы обернуться и взглянуть в сторону моря. Но галиота уже не было видно: он обогнул мыс и полным ходом устремился в открытое море.

Выехав с берега на обрывистую дорогу, Хараджа резко пришпорила коня и пустила его в бешеный галоп. Через полчаса она уже въехала на площадь перед замком. Свита не могла ее догнать и намного от нее отстала.

Она уже собралась галопом миновать подъемный мост, как вдруг увидела на дороге, ведущей на болота, высокого, толстого, с длинными черными усами капитана янычар на взмыленном гнедом коне.

Хараджа остановилась, а дозорные янычары на башне схватились за аркебузы с зажженными фитилями.

– Стойте! Госпожа! – крикнул всадник и резко развернул коня, чтобы тот остановился на полном скаку.

– Вы, случайно, не племянница великого адмирала Али-паши?

– Кто ты? – спросила Хараджа, нахмурив брови и неприветливо глядя на него.

– Как видите, капитан янычар, – отвечал всадник, – и еду прямо из лагеря в Фамагусте. Клянусь, я скакал на моем бравом коне семь часов, у меня все тело затекло.

– Я племянница Али-паши, – ответила Хараджа.

– Как мне повезло! Я боялся, что не застану вас в замке. Христиане еще здесь?

– Эй, капитан, сдается мне, ты меня допрашиваешь, – сказала Хараджа, слегка задетая. – Я тебе не какой-нибудь там офицер Мустафы.

– Простите, госпожа, но я очень спешу. Мы, знаете, все такие.

– Мы? Кто ты такой?

– Когда-то я был христианином, поляком, а теперь я турок, верный последователь пророка.

– А! Отступник! – с явным презрением бросила Хараджа.

– Можно передумать, госпожа, и перестать поклоняться Кресту, – сурово заявил всадник. – Как бы там ни было, но теперь я турок и явился сюда, чтобы оказать вам ценную услугу.

– Услугу какого рода?

– Я вас спрашивал, здесь ли еще христиане.

– Какие христиане?

– Те, что приезжали освободить некоего виконта Л’Юссьера.

– Христиане?! – побледнев, вскричала Хараджа.

– Я так и думал, они выдавали себя за турок.

– Кто ты?

– Когда я был христианином, меня звали капитан Лащинский, – отвечал поляк. – Теперь я ношу турецкое имя, которого вы никогда не слышали. Даже племянница великого адмирала не сможет упомнить имен всех мусульманских командиров. Так они еще здесь? Отвечайте, госпожа.

– Значит, меня обманули? – крикнула Хараджа, придя в неописуемую ярость. – Хамид…

– Ах да! Хамид! Именно это имя взял себе Капитан Темпеста.

– Капитан Темпеста!

– Госпожа, – сказал поляк, увидев, что к ним подходят янычары из свиты Хараджи. – Мне кажется, здесь не слишком подходящее место для доверительного разговора.

– Ты прав, – отозвалась Хараджа, которая бледнела на глазах. – Следуй за мной!

– Говори, – приказала она, захлопнув за собой дверь. – Ты заявил, что Хамид – христианин?

– Это знаменитый Капитан Темпеста, он под Фамагустой победил в поединке Дамасского Льва, который выехал к стенам осажденного города, чтобы помериться силами с христианскими клинками.

– Хамид сразил Льва?

– И даже ранил его, госпожа. И вполне мог убить, но предпочел даровать ему жизнь.

– Значит, неправда, что этот юный христианин – друг Мулея. Он мне солгал.

– Нет, госпожа, не солгал. Турок и христианин больше не враги. Турок спас христианина, когда Мустафа приказал истребить всех до единого защитников злополучного города.

– Хамид – христианин! – тихо повторяла Хараджа, словно о чем-то задумавшись.

Потом вдруг пожала плечами:

– Турок или адепт Креста – какая разница? Он прекрасен, горд и благороден, а пророку не обязательно открывать сердца, свое или чужое.

Поляк ухмыльнулся.

– Прекрасен, а может, прекрасна, госпожа? – с язвительным смешком поинтересовался он.

Племянница великого адмирала поглядела на поляка почти с ужасом.

– Что ты хочешь этим сказать, капитан? – дрожащим голосом спросила она.

– Прошу прощения, госпожа, но прекрасен или прекрасна, горд или горда, благороден или благородна… – с тонким сарказмом продолжал поляк. – Так или иначе, а вы обманулись относительно истинной сущности Капитана Темпесты.

– Что ты сказал! – крикнула Хараджа, и кровь бросилась ей в лицо. – Что ты сказал? – повторила она, схватив капитана за руку и хорошенько тряхнув.

– А то, что этот красавчик Хамид или Капитан Темпеста на самом деле зовется Элеонорой, герцогиней д’Эболи.

– Он женщина!

– Да, женщина.

Хараджа взвыла, как смертельно раненный зверь, и прижала руки к сердцу. Так она простояла несколько мгновений, бледная как смерть, а потом впала в дикую ярость.

– Меня взяли хитростью! Обманули! Надо мной насмеялись!

Она распахнула дверь и крикнула:

– Метюб!

Мусульманин, который курил, лежа на коврике в углу двора, вскочил и подбежал к ней.

– Бери моего лучшего коня и скачи туда. Вели поднять паруса и догони галиот…

Увидев Хараджу с искаженным лицом, горящими глазами и с пеной на губах, он решил, что поляк ее обидел, и замахнулся правой рукой, чтобы поразить его в горло, а левой выхватил из-за пояса ятаган.

– Нет, – сказала Хараджа. – Где твоя галера?

– Она всегда на якоре на рейде в Доце.

– Бери моего лучшего коня и скачи туда. Вели поднять паруса и догони галиот, который привел сюда этот Хамид… Они все христиане… они всех нас обманули… скачи, плыви и привези мне этого Хамида. Живого, слышишь, Метюб, он мне нужен живым.

– Слушаюсь, госпожа, – ответил турок. – Еще до заката мой «Намаз» догонит галиот, и я отомщу за тот удар шпагой, что нанес мне нахальный мальчишка.