Читать книгу Google для разбитых сердец - Эмма Гарсия - Страница 8

На свадьбах не рекомендуется:

Затевать драки.

Брать на память столовые приборы.

Произносить импровизированные тосты.

Заниматься сексом в туалетах.

Размахивать руками.

Устраивать сцены.

Исполнять брейк-данс, а также танец у шеста.

Петь, если тебя об этом не просят.

Бить посуду и прочие хрупкие предметы.

Разговаривать, посылать сообщения и сидеть в Твиттере во время тостов.

Выкладывать на Фейсбуке фотографии, на которых невеста выглядит не лучшим образом.

Приводить с собой домашних животных.

Приводить детей*.

* Если для них не устраивается каких-нибудь развлечений вроде батута**.

** Взрослым не рекомендуется залезать на батут.

– Ты в полной боевой готовности? – спрашивает Макс, двумя руками сжимая дверной молоток.
– В полнейшей! – отвечаю я, и он стучит в дверь.

Тут же выясняется, что мы перепутали вход. Услужливый официант провожает нас к гостям. Никем не замеченные, мы смешиваемся с толпой.

Макс хватает с подноса два бокала с шампанским и мигом осушает свой. Я делаю то же самое. Настроение у меня заметно повышается. Я оглядываюсь по сторонам, но нигде не вижу Роба. Отель выдержан в духе старомодной роскоши, повсюду панели красного дерева и парчовые шторы. Прием проходит в центральном холле, где стены сплошь увешаны портретами важных персон восемнадцатого века, с выщипанными бровями и выпученными глазами. В самом центре холла – лестница в духе «Унесенных ветром».

Внезапно на верхней площадке этой лестницы появляется какой-то тип в юбке-килте, с волынкой в руках. Он начинает играть «Погуляй со мною, крошка!» и спускаться вниз. За ним идут Джейн и Хьюго. Боже милосердный, Хьюго тоже напялил килт! Клетчатая шотландка не закрывает его жирные коленки, под которыми начинаются кошмарные белые чулки с подвязками. Его мощные лодыжки похожи на ножки рояля. Джейн сняла вуаль, теперь на ней сверкающая диадема. Молодожены ослепительно улыбаются и спускаются вниз под гром оваций.

– Это что, шотландский костюм? – орет Макс. – Не знал, что он шотландец!

Молодая чета, сопровождаемая беспрестанно щелкающим фотографом, проходит сквозь толпу ликующих гостей, словно пара кинозвезд, и исчезает за тяжелыми дубовыми дверями в дальнем конце холла. Я прислоняюсь к декоративной панели, закрывающей радиатор. Каблуки у моих туфель слишком высоки, и я чувствую себя несколько неустойчиво. Про такие туфли Кристи говорит, что в них хорошо только сидеть. Волынщик появляется снова, на этот раз в дверях. Он завершает мелодию неблагозвучным взвизгом, опускает свой инструмент и провозглашает:

– Леди и джентльмены, просим вас пожаловать в столовую на свадебный обед!

Макс хватает меня за руку и тащит вперед.

– Вот это кстати! Умираю с голоду!

Он тащит меня так быстро, что мои ноги скользят по затканному розами ковру и стены комнаты начинают крениться. В столовой распоряжается один из братьев Хьюго, громила, с трудом втиснувшийся в костюм. Мы называем свои имена, и он провожает нас к нашему столику. Макс яростно трясет ему руку и лопочет что-то вроде: «Вы можете гордиться братом и невесткой».

Столики расположены полукругом, в центре, как и полагается, сидят молодожены. Наш стол стоит с краю, и это обстоятельство вызывает у меня легкий укол досады. Я-то считала, что мы с Джейн близкие подруги. Правда, мы с ней познакомились, потому что Хьюго и Роб вместе играли в регби. Следовательно, ее настоящий друг – Роб, а я так, сбоку припека. Огромная комната сверкает белизной и серебром. На крайних столах красуются два огромных ледяных лебедя. Под потолком парят воздушные шарики жемчужного цвета, с которых свисают серебристые ленты. Белоснежные скатерти усыпаны серебряными блестками. Посреди каждого стола – хрустальная ваза с белыми розами, а вокруг – крошечные серебряные бутылочки с жидкостью для мыльных пузырей и катушки серпантина. Около каждого прибора – затейливо сложенная салфетка и маленький подарок, завернутый в серебряную бумагу. К спинке каждого стула прикреплена карточка в виде розового бутона с именем гостя. По пути к своему столику я заметила карточки с именами Роба и Сэм за столом напротив. Значит, они все время будут маячить у меня перед глазами. Я чувствую, как воодушевление испаряется, уступая место горечи. Я падаю на стул. Внутри все сжимается. Макс тем временем представляется соседям по столу. Женщина с козьими глазами, по имени Даун, явно им очарована. При каждом его слове она глупейшим образом хихикает. Ее сухопарый муж сосредоточенно вертит в руках салфетку. Я исподтишка тяну Макса за штанину, давая ему понять, что пора сесть и перестать травить анекдоты.

– Тогда я сказал, хоть мы и в Типперери[4], я не желаю глазеть на какой-то каменный бюст! – завершает он очередную байку. – Я предпочитаю бюсты совсем иного рода!

Все сидящие за столом, за исключением сухопарого супруга, истерически хохочут. Макс, сияя от самодовольства, поворачивается ко мне.

– Ты чего в меня вцепилась?

– Макс, ты не мог бы прекратить?

– Что прекратить?

– Строить из себя душу общества. И с чего тебе взбрело в голову говорить с ирландским акцентом?

– Не знаю… по-моему, так выходит смешнее.

– Ошибаешься. Со стороны это выглядит до крайности нелепо. Кривляешься как недоумок.

Но Макс не желает униматься.

– Я весь во власти неодолимого желания! – провозглашает он, уставившись в козьи глаза Даун. – Неодолимого желания выпить!

Даун поощряет его распутной улыбкой. Макс бросает в меня серпантином, серебристая узкая ленточка запутывается в моих волосах и свисает на лицо. Я бросаю взгляд на столик Роба и с завистью отмечаю, что все, кто за ним сидит, куда моложе и красивее наших с Максом соседей. Роб вплотную придвинулся к Сэм, ласково накрыл ее руку своей и что-то нашептывает в ее прелестное ушко. Она улыбается, застенчиво потупив глазки, и шепчет в ответ что-то вроде: «Я тоже». Макс щелкает пальцами у меня перед носом.

– Эй, старушка, держи себя в руках, – шепчет он. – Нечего все время на них пялиться. А то у тебя такой взгляд, что, того и гляди, прожжешь в своем разлюбезном дырку. Выпей лучше шампанского.

Он наполняет мой стакан. Несколько секунд я наблюдаю, как пузырьки поднимаются на поверхность и лопаются. Макс аккуратно вынимает из моих волос серпантин и продолжает дурачиться:

– Вы такая обворожительная особа! Мы с вами не встречались никогда прежде?

– Нет! – отвечаю я.

– Вы уверены?

– Думаю, такого навязчивого субъекта я бы запомнила.

– Надеюсь. Скажите, вы не заканчивали в тысяча девятьсот девяносто седьмом году Ливерпульский университет?

– Возможно.

– Но я тоже его закончил в этом самом году! Может, мы с вами…

Он делает многозначительную паузу и начинает вращать бедрами.

– Нет! – рявкаю я.

– Так может, наверстать упущенное?

– Что?

Он повторяет свои непристойные телодвижения.

– Знаете, в принципе я не против, тем более мы старые знакомые. Но сейчас я немного занята.

Тут появляется первое блюдо – крем-суп из лосося. Наша официантка, пухленькая девица с необъятной задницей, швыряет на стол тарелки. Я тупо смотрю на затейливые украшения, вырезанные из огурца. С одной стороны, я проголодалась, с другой стороны, меня тошнит. Не удержавшись, я снова бросаю взгляд на Роба, и наши глаза встречаются! Мое сердце готово выпрыгнуть из груди. Он слегка улыбается и отворачивается, чтобы ответить на вопрос девушки скандинавского вида, которая сидит от него слева. Сэм скромно сидит рядом, сложив руки на коленях. Просто воплощение хороших манер. Роб всегда жаловался, что на вечеринках я веду себя развязно и слишком много болтаю. Она любезно улыбается официантке, выжидающе смотрит на жениха и невесту и позволяет себе поднести ложку ко рту лишь после того, как они начинают есть. Да, по части хорошего воспитания я ей серьезно проигрываю. Когда я была ребенком, взрослые передавали меня друг другу, как эстафетную палочку. Где уж тут было выучиться этикету. Я залпом осушаю бокал шампанского и, к собственному ужасу, громко рыгаю. Макс, который живописует даме с козьими глазами красоты скал Мохера[5], сжимает под столом мою коленку. Его собеседница едва не писает кипятком от восторга. Слева от меня сидит тип по имени Ричард, который имеет отношение к телевидению или что-то в этом роде. Он поворачивает ко мне длинное лицо и пытается завязать разговор:

– Скажите, Вив, у вас есть дети?

Капли крема из лосося блестят у него на усах, а пахнет он, как пингвин.

– Нет, – отвечаю я. – Проблема в том, что мой жених бросил меня и нашел другую.

Он дергает головой, словно получив удар в нос.

– Он бросил меня прежде, чем я успела… ну, вы понимаете…

Ричард в явной растерянности. На меня он старается не смотреть и бормочет, обращаясь к вазе с цветами:

– О, понятно. А у нас трое. Старшему, Джошу, уже четырнадцать. Он занимается музыкой.

Я обвожу зал глазами, идиотски улыбаясь. Джейн прекрасна, надо отдать ей должное. Вид у нее по-настоящему счастливый и беззаботный. Хьюго похож на самодовольный пень, если только пень может быть самодовольным. Как ни странно, глядя на его пальцы-сосиски и чисто выбритую красную морду, я испытываю острый приступ жалости. Все-таки кошмарно быть таким уродом. Роб скармливает Сэм кусочек огурца со своей тарелки. Ощущение такое, словно он крутит в моем сердце нож. Перед глазами у меня все слегка качается. Я поворачиваюсь к Ричарду, который по-прежнему тарахтит, обращаясь то ли к вазе, то ли к воображаемому собеседнику:

– А нашей младшей, Руби, недавно исполнилось четыре…

– Если вы разговариваете со мной, то мне это совершенно неинтересно, – заявляю я с лучезарной улыбкой.

– Простите?

– Мне совершенно неинтересно слушать про ваших детей.

Лицо его искажает выражение ужаса. Голова у меня кружится все сильнее, и, чтобы отвлечься, я начинаю намазывать рогалик маслом. Ричард поспешно отворачивается.

Пока я с жадностью поедаю рогалик, официанты заменяют тарелки и приносят ростбиф. Сосредоточенно рассматриваю лежащий передо мной кусок мяса. Он похож на кожаный язык от ботинка, спаржа и йоркширский пудинг плавают в луже жирной подливки. Я хватаю официантку за рукав.

– Прошу прощения, я вегетарианка.

Официантка удивленно таращится на меня.

– О, меня никто не предупреждал. Вы заказывали вегетарианские блюда?

– Нет. Но есть эту гадость я не намерена.

Я вручаю ей тарелку с ростбифом и вновь набрасываюсь на свой рогалик с маслом. Кстати, в течение последней недели во рту у меня не было ни крошки хлеба. Да и другой пищи, в общем-то, почти не было. Сожрав свой рогалик, я принимаюсь за рогалик Ричарда.

Макс действует мне на нервы, изображая из себя ирландца. Я решаю положить этому конец.

– Знаете, последние шестнадцать лет он живет в Англии! – заявляю я.

Макс обнимает меня за плечи своей ручищей и прижимает к себе.

– Да, но сердце мое по-прежнему принадлежит Ирландии и тебе.

Даун визгливо хохочет. Макс обеспокоенно смотрит на меня.

– Чем ты тут занималась?

Взгляд его падает на обиженный затылок Ричарда.

– Вижу, ты даром времени не теряла и успела найти себе новых друзей.

– Налей-ка мне шампанского.

– А может, тебе хватит?

Он поднимает руку.

– Сколько пальцев?

– Одиннадцать. Налей мне шампанского.

Все гости уже подчищают последние кусочки ростбифа, а передо мной только ставят тарелку. На ней – половинка красного перца, начиненная рисом, и лужица грибного соуса. Ричард глядит на все это с нескрываемым отвращением. Я ковыряю перец вилкой и размышляю, удобно ли потребовать ростбиф назад. Тут за главным столом вновь появляется волынщик. Он стучит ножом по стакану, призывая гостей к тишине, и объявляет, что сейчас выступит отец невесты. Папаша Джейн поднимается со своего места. Просто удивительно, до чего он похож на Хьюго. Куда больше, чем собственный отец жениха. Я пристально разглядываю мамашу Хьюго, пытаясь понять, могла ли она в свое время завести романчик с папашей Джейн. Скорее всего, да, и сейчас ее долг – объявить об этом во всеуслышание и предотвратить брак между братом и сестрой. Если она этого не сделает, возможно, мне придется открыть Джейн глаза. Конечно, сначала она расстроится, но потом будет мне благодарна.

Папа Джейн до небес превозносит достоинства дочурки. Я самостоятельно наполняю свой бокал. Меж тем на экране возникают слайды – Джейн сидит на велосипеде и улыбается во весь щербатый рот. Папа повествует, как он учил ее ездить на двух колесах. На очередном кадре Джейн – подросток с густо намазанными глазами и химической завивкой. Папа сообщает, что лично возил ее по дискотекам. Пытаюсь представить себе, каково это – иметь отца, который души в тебе не чает. Мой-то вряд ли знал о том, что я появилась на свет. На память мне приходит, как дедушка сажал меня за руль машины, а сам жал педали и переключал скорости. Мне становится отчаянно жаль, что я больше никогда его не увижу. К глазам подступают слезы. Я обвожу взглядом зал и вижу, что Сэм нежно прильнула к Робу, а он поглаживает ее бедро. Нет, чем глядеть на такую непристойную сцену, лучше зажмуриться. Я делаю несколько глотков шампанского. Отец Джейн меж тем переходит к завершающей части своего выступления – говорит о том, как он любит свою дочь, как гордится ею и как надеется на то, что Хьюго будет ей достойным мужем. Напоследок он провозглашает тост за истинную любовь. Мы все встаем. Роб и Сэм чокаются и смотрят друг другу в глаза. Потом все садятся, а я остаюсь стоять, покачиваясь, словно дерево на ветру. В комнате воцаряется тишина. Все выжидающе смотрят на меня. На лице Роба написано явное беспокойство. В голове у меня что-то щелкает.

– Мне необходимо кое-что сообщить! – не без удивления слышу я собственный пронзительный голос. – Насчет истинной любви… дело в том, что есть одно важное обстоятельство, которое…

Макс хватает меня за руку, но я вырываюсь.

– Самое важное – это понять, что вы действительно встретили истинную любовь, и не дать ей вас покинуть, – провозглашаю я и устремляю взгляд на Роба. Надеюсь, по моему лицу понятно, что я обращаюсь к нему, и только к нему. – Но даже если вы сделали ошибку, у вас всегда есть шанс все исправить.

Сэм так шокирована, словно стала свидетельницей публичного стриптиза. Но мне на нее наплевать.

– Я скучаю по тебе, Роб, – откровенно признаюсь я.

Ответ на мое выступление – жуткая тишина. Неожиданно Макс поднимается со своего места с бокалом в руках.

– Мы хотели произнести тост! – орет он. – Берегите любовь! Не бойтесь исправлять ошибки!

Гости с облегчением поднимаются и начинают чокаться. Я по-прежнему пожираю Роба глазами. Вокруг нас гудят голоса.

– Берегите любовь! Не бойтесь исправлять ошибки! – шепчу я одними губами.

В течение нескольких секунд Роб смотрит на меня с невыносимой печалью, затем медленно качает головой. Я в изнеможении плюхаюсь на стул.

Возбужденный гомон никак не может утихнуть. На Хьюго, стоящего с бокалом в руках, никто не обращает внимания. Все выворачивают шеи, пытаясь разглядеть меня получше. Я сижу недвижно, как каменное изваяние, и изучаю серебряные блестки на скатерти. По спине у меня бегают мурашки, а в глазах закипают слезы. Макс обнимает меня за плечи.

– Не переживай, – бормочет он.

Я шмыгаю носом и вытираю глаза тыльной стороной ладони.

– Буду переживать! – отвечаю я, поднимаю голову и нахожу глазами Сэм, которая энергично кивает, слушая своего соседа по столу.

Поймав на себе мой взгляд, она самодовольно ухмыляется. Я снова поднимаюсь. Прежде чем погрузиться в молчание, все гости хором испуганно вздыхают. Сэм откидывается на спинку стула и с любопытством ожидает дальнейшего развития событий. Пролети сейчас по комнате муха, это показалось бы ревом реактивного самолета.

– Я… я всего лишь иду в туалет!

Сопровождаемая облегченными вздохами и хихиканьем, я направляюсь к выходу. Я стараюсь держать голову прямо и делать вид, что не слышу приглушенных возгласов вроде: «Ну и платье!» и «Напилась в стельку!». Наконец дверь закрывается за моей спиной. Тихонько поскуливая, я ковыляю в дамскую комнату. Там все выложено мрамором, хорошо освещенное зеркало занимает всю стену. В этом зеркале возникает нечто среднее между спившейся балериной и куклой, забытой под дождем. Я внимательно изучаю собственное отражение. Устрашающе черные глаза, вульгарно красный рот. Я запускаю руки в волосы, тщетно пытаясь исправить урон, причиненный моей прическе мотоциклетным шлемом. Упираюсь локтями в полку под зеркалом и роняю голову на руки. Внезапно чувствую, что у меня совершенно не осталось сил. Хочется рыдать в голос, и я уступаю этому желанию.

– О го-о-споди, по-о-чему все-е та-ак па-ар-шиво, – завываю я, и мне становится немного легче.

Дверь туалета открывается, я моментально распрямляюсь и делаю вид, что занята своим макияжем. Это она, Сэм! Я яростно вожу помадой по губам и смотрю на ее отражение.

– Это вы здесь только что плакали? – спрашивает она с фальшивым участием.

– Нет.

– А мне показалось, здесь кто-то плакал.

– Именно что показалось, – сухо отвечаю я.

Вместо того чтобы идти в туалет, она становится у зеркала рядом со мной и достает блеск для губ. Контраст между нами бросается в глаза с ужасающей отчетливостью. Ее медово-смуглое лицо сияет естественной свежестью, а я бледна, как привидение. Она почти не накрашена, а я размалевана, как старая шлюха. К тому же рядом с ней моя голова кажется уродливо огромной. Я отвожу взгляд от зеркала. Сэм моет руки.

– С этим мылом одни проблемы, верно? Я имею в виду, когда моешь руки, оно вечно попадает на кольца, – говорит она, разглядывая свои медово-смуглые ручки.

На одном из ее пальцев что-то поблескивает. Я поворачиваю голову, чтобы разглядеть лучше. Она слегка вытягивает пальцы, и я вижу кольцо – огромный розовый бриллиант в платиновой оправе. Я перевожу потрясенный взгляд на лицо Сэм. Она снисходительно улыбается.

– Знаете, дорогая, мне кажется, что вам с Робом уже поздно исправлять ошибки.

Ощущения человека, на которого вылили ведро ледяной воды, – сущий пустяк по сравнению с потрясением, которое переживаю я. Боюсь, слезы меня вот-вот задушат.

– Вы помолвлены? – хриплю я.

Она кивает, взмахнув невероятно длинными ресницами.

– Вы с Робом собираетесь пожениться?

Собственное отражение в зеркале заставляет меня содрогнуться. Взгляд безумный, рот перекошен от ужаса, в руках помада.

– Не хочу вас расстраивать, но это так.

Она смотрит в зеркало, поправляет ленту, которой схвачен ее конский хвост, и кокетливо, как на рекламе шампуня, перебрасывает из стороны в сторону свои шелковистые каштановые волосы.

– Знаю, что вы сейчас думаете, – щебечет она. – Конечно, все это слишком быстро. Но Роб настаивает, и мы решили пожениться в следующем месяце, на Бали.

Она достает бутылочку духов, капает себе за ушами и поворачивает ко мне голову.

– Так что вам лучше всего забыть Роба и… думать о будущем.

Она направляется к дверям, по пути поворачивается и слегка машет ручкой:

– Чао!

Я стою как соляной столб и смотрю ей вслед.

Кровь стынет в жилах. Роб женится! Всего три месяца назад он был помолвлен со мной! За каких-то три месяца он понял, что жить без нее не может. А со мной он был знаком пять лет и все никак не мог решить, достойна ли я стать его женой! Почему он поступил со мной так жестоко? Не просто разбил мне сердце, но еще и нагадил на его осколки. Господи Иисусе! Я мечусь, как пантера в клетке, и трясу головой, пытаясь осознать произошедшее. Это не может быть правдой! Роб не мог так поступить! Но это кольцо… Нет-нет, я этого не допущу… Не позволю какой-то нахалке украсть у меня мужа. Перед глазами все плывет, и я опускаюсь прямо на ковер. Но проклятая голова продолжает кружиться. Кто-то зовет меня по имени, но, странное дело, у меня никак не получается изменить ракурс взгляда и увидеть, кто это. Наконец мне удается повернуться всем телом. В дверях стоит Макс.

– Так вот где ты прохлаждаешься!

Он соскальзывает вниз и оказывается на полу.

– Хорошо сидим, – заявляет он.

Я скашиваю на него глаза.

– Зачем это ты приперся в дамскую комнату?

– Решил, это лучшее место, чтобы подцепить какую-нибудь дамочку.

– Остроумно.

Я машинально ухмыляюсь, на долю мгновения забыв об обрушившейся на меня катастрофе. Но лишь на долю мгновения.

– Они обручены. Он подарил этой сучке кольцо, – всхлипываю я.

Макс смотрит на ковер и поглаживает меня по ноге.

– Может, мне поймать такси?

– В следующем месяце они поженятся, – сообщаю я и трясу головой.

Комната вновь начинает кружиться.

– Да пусть их женятся. – Макс берет мою руку и пожимает ее. – Все равно скоро разведутся. Ты видела, какая у нее огромная задница?

– Макс, ты бредишь. Она носит восьмой номер[6], никак не больше.

– Ага. Восьмой номер бюстгальтера.

Он смотрит на меня, улыбаясь, и ждет, что я рассмеюсь. Против воли я начинаю хихикать. Мы сидим на полу и покатываемся со смеху. Комната кружится так, что стены едва не падают. После непродолжительных усилий мне удается подняться на ноги. Я стою пошатываясь и протягиваю руку Максу.

– Нам надо выпить! – заявляет он.

Неожиданно мне приходит в голову, что Макс очень симпатичный.

Проскользнуть в бар незамеченными нам не удается, потому что, едва выйдя из туалета, мы оказываемся в толпе возбужденных женщин. Невеста стоит на лестнице, собираясь бросить букет. Тихие разговоры и легкий смех, которые гости позволяли себе за обедом, сменились угрожающим шумом. Дамы визжат и кудахчут. Джейн размахивает букетом как безумная. Несколько особей мужского пола нервно переминаются с ноги на ногу на заднем плане. Фотограф шныряет между женщинами, щелкая камерой.

– Готовы? – вопрошает Джейн.

Толпа отвечает диким ревом.

– Бросаю!

Дамы расталкивают друг друга локтями, пытаясь занять удобную позицию. Мы с Максом начинаем сложный маневр, обходя толпу стороной, и тут я замечаю Сэм. Она стоит в задних рядах, вскинув над головой тонкие руки, словно собирается играть в пляжный волейбол. Роб любуется ею, прислонившись к стене, и смеется. Внутри у меня что-то щелкает. Подчиняясь внезапному импульсу, я вырываю руку у Макса и проталкиваюсь вперед. Я поймаю этот чертов букет, и Роб поймет, что должен жениться на мне, а не на этой шоколадной зайке. Пока я дышу, этому не бывать. Если она его сцапает, все потеряно. Джейн, испустив неблагозвучный вопль, бросает букет. Он летит над вычурно причесанными головами и жадно вытянутыми наманикюренными пальцами, выписывает затейливую траекторию и пикирует прямо к Сэм. Я делаю колоссальный прыжок и в мгновение ока оказываюсь рядом. Она смотрит только на парящий букет и не замечает ничего вокруг. Прежде чем ее пальцы успевают коснуться стеблей, я самым бесцеремонным образом отталкиваю ее, хватаю букет, но теряю равновесие. Мы обе валимся на пол, при этом Сэм отчаянно визжит и ухитряется заехать мне в нос своим костлявым локтем. Несколько секунд между нами идет отчаянная борьба, в которой победа достается мне. Я вскакиваю на ноги и подпрыгиваю, ликующе размахивая букетом над головой.

– Я его поймала! Поймала!

Совершаю небольшой круг почета вокруг Роба. Внутри у меня все поет. Букет я держу так гордо, словно уже стала невестой.

– Я сделала это для тебя, – сообщаю я Робу.

– Круто, Вив. Ты продемонстрировала отличную спортивную подготовку, – смеется Роб и протягивает мне носовой платок. – Смотри, ты запачкала свою добычу.

Я опускаю глаза. На нежные белые розы падают здоровенные красные капли. Я касаюсь рукой носа. Пальцы в крови. Я запрокидываю голову и зажимаю нос платком.

– Господи, у меня идет кровь! – испускаю я стон.

Все прочие женщины хранят молчание и смотрят на меня со страхом и отвращением.

– Эй, вы что, не видите! У меня кровь идет из носа! Принесет мне кто-нибудь лед?

Я поворачиваюсь к Робу, но он полностью поглощен Сэм – улыбается, гладит ее по волосам и едва не облизывает.

– Эй, ты разбила мне нос! – кричу я.

Она бросает на меня равнодушный взгляд. Роб обнимает ее за плечи, защищая от всех обвинений и посягательств, и они уходят. Вокруг меня образуется пустое пространство, в котором возникает Макс. Он протягивает мне салфетку.

– Я так и знал, что все пройдет отлично, – говорит он и ведет меня к выходу.