Читать книгу Когда ты вернешься ко мне - Эмма Скотт - Страница 10
Часть I
Глава 5. Ривер
Оглавление– Я собираюсь начать с того, что разбужу ваши одурманенные летом умы, – произнес мистер Рейнольдс. Приятный на вид учитель математики с торчащими усами и в очках с толстыми стеклами нарисовал на белой доске синим маркером оси x и y. – Для начала освежим в памяти информацию о связи между дифференцируемостью и непрерывностью функции.
Я вздохнул с облегчением. После всего сумасшедшего дерьма, которое произошло на вечеринке Ченса в субботу, я все выходные старался не думать о тех двух минутах с Холденом Пэришем в чулане. В моей жизни и так было слишком много путаницы и неясных эмоций; больше мне не нужно. Математика – точная наука. Конкретная. В ней действуют нерушимые правила.
До той ночи я думал, что и моя жизнь такая же.
В окно проникал утренний свет, пока весь класс математического анализа – всего около двенадцати человек, так как предмет был необязательным – вытаскивал карандаши и открывал блокноты. Когда я снял с себя форменную куртку, то задел свой карандаш, и тот упал и откатился мне за спину. Харрис Рид, худой, жилистый парень, которого я знал по прошлогодней алгебре, поднял его и, застенчиво улыбаясь, протянул мне.
– Вот, держи.
Я одарил его своей самой дружелюбной улыбкой в ответ.
– Спасибо, приятель.
Ребята из моей компании назвали бы Харриса чудиком или ботаником, если бы они вообще о нем думали. Но я поклялся никогда никого не заставлять себя чувствовать ничтожеством без причины. Кроме того, вероятно, с Харрисом у меня было больше общих тем для разговора, чем с любым парнем из футбольной команды.
– О, и поздравляю, – добавил Харрис.
– С чем?
Он смущенно улыбнулся.
– Тебя выбрали Королем Осеннего бала. Сегодня утром?
– Ах да, – ответил я со смехом. – Спасибо.
Ранее на торжественном собрании в спортзале нас с Вайолет Макнамара провозгласили Королевой и Королем Осеннего бала. Мероприятие вылетело у меня из головы через десять минут после окончания.
Взяв карандаш, я повернулся обратно и чуть не выронил его снова. В дверях, развалившись, стоял Холден Пэриш.
Проклятье…
Он лениво прислонился своим высоким телом к дверной раме, будто хозяин этого чертова места. Несмотря на теплый день, на нем было серое шерстяное пальто поверх зеленой рубашки в цвет глаз. Серебристые волосы были откинуты со лба и уложены густыми волнами.
Он был дьявольски красив. Так горяч, что замирало сердце и текли слюни. И справиться с этой реакцией оказалось невозможно.
Мои глаза, разум и тело пришли к одному и тому же выводу, и я был беспомощен отрицать это.
Холден внимательно осмотрел класс, пока его взгляд не остановился на мне. Между нами как будто пробежал ток, и эта связь мгновенно пронеслась по позвоночнику к паху.
– Вам чем-нибудь помочь? – поинтересовался мистер Рейнольдс, тепло улыбаясь. – Урок уже начался…
– В этом богом забытом кампусе все коридоры одинаковы, – проворчал Холден и сунул мистеру Рейнольдсу клочок бумаги. – Меня перевели.
Рейнольдс прочитал бумагу и нахмурился.
– Вы бросили Францию, чтобы приехать сюда? Есть какие-то особые причины?
– Cela ne m’apportait plus rien[21], – произнес Холден с безупречным акцентом. – Честно говоря, я тоже сомневаюсь, что и этому классу есть чем меня удивить, но… – Его взгляд, устремленный на меня, немного смягчился, – возможно, еще осталось, чему можно поучиться.
– Мы рады, что вы теперь с нами. – Рейнольдс с озадаченной улыбкой окинул наряд Холдена. – Снимайте пальто и можете ненадолго остаться, – поддразнил он.
– Нет, спасибо. – Холден прошелся по классу, не обращая внимания на преследующие его любопытные взгляды. Половина столов была пуста, поэтому, естественно, он сел рядом со мной.
Дерьмо…
Я смотрел вперед, сосредоточенный на уроке, но сердце колотилось слишком быстро. Холден развалился боком на своем стуле, даже не притворяясь, что не пялится на меня; я чувствовал, как его взгляд скользил по коже, посылая холодок по руке и шее.
Наконец, я повернулся к нему лицом.
– Тебе чем-нибудь помочь? – прошептал я.
– Мне нужно с тобой поговорить, – прошептал он в ответ.
– Ты перевелся в продвинутый класс математического анализа, чтобы просто со мной поговорить?
Он пренебрежительно махнул рукой.
– Я все это выучил уже много лет назад. У меня благие намерения.
– Ну да. – Я скрестил руки на груди, борясь со своим взглядом, который продолжал постоянно опускаться на его губы. – Ты совершенно испортил обеденный стол Блейлоков. Ченса на две недели закрыли дома. Ему даже чуть не запретили играть на матче в честь Осеннего бала.
Холден закатил глаза.
– Уверен, что это трагедия.
Я склонил голову набок.
– Ты всегда ведешь себя как придурок по отношению к совершенно незнакомым людям?
– Слово всегда ко мне не применимо, – парировал он. – И не нужно сильно переживать. Мистер Блейлок позвонил моему дяде, и у них состоялся милый разговор, в ходе которого было решено, что я заплачу за совершенно новый столик. И не из местного мебельного магазина.
– Значит, ты устроил настоящий бардак и теперь с помощью денег его устранил.
Холден нахмурился, сбитый с толку.
– А разве они не для этого нужны?
Я едва сдержал рвущийся наружу смешок.
– Понятие личной ответственности для тебя вообще что-нибудь означает?
– Смутно знаком с этим термином, – произнес он, его язвительное выражение лица немного смягчилось. – На самом деле, именно поэтому я здесь. Из-за тебя.
Пульс участился, и я сильнее напряг скрещенные руки, хотя и не мог сказать точно, пытался ли защититься от его слов или, наоборот, цеплялся за них.
– Повтори-ка еще раз?
– Хочу поговорить с тобой о том, что произошло на вечеринке. То, что я сказал в кладовке…
– Забудь об этом, – прервал его я и подался вперед, внезапно испугавшись, что весь класс нас слушает.
– Но я…
– Сказал же, забудь. Ничего не произошло. Я был пьян в стельку. И ничего не помню, так что просто забудь, черт возьми.
– Мистер Уитмор, – окликнул меня Рейнольдс с доски. – Раз вы сегодня такой разговорчивый, возможно, сможете поделиться и с классом. Не могли бы вы, пожалуйста, назвать мне все значения x, при которых f является непрерывным, но не дифференцируемым?
Холден откинулся на спинку стула с приводящей в бешенство улыбкой на губах. Я оторвал от него свой сердитый взгляд и изучил небольшой график с изогнутыми и V-образными линиями, а затем сделал кое-какие вычисления в блокноте. Точные ответы, которые никогда не изменятся.
– Минус два и ноль, – ответил я.
Мистер Рейнольдс просиял.
– Превосходно!
Многие ученики в классе тоже улыбнулись. Девушки восхищенно, парни с уважением.
– Слава королю, – пробормотал Холден. – Я удивлен, что класс не разразился аплодисментами.
– Так обычно и бывает, – возразил я. – Когда я на поле.
Холден выгнул бровь.
– Туше, Уитмор.
– И, мистер Пэриш, – громко позвал мистер Рейнольдс. – Как вы думаете, какое правило помогло Риверу прийти к такому ответу?
Холден не ответил, а я не отвел взгляда. Мы не могли оторвать глаз друг от друга, даже если бы от этого зависела наша жизнь, и в течение нескольких драгоценных мгновений мне было все равно, что кто-то о нас думает. Застенчивость улетучилась, и мы просто наблюдали друг за другом, губ коснулись улыбки, и что-то незнакомое зародилось в моем сердце.
– Мистер Пэриш?
Холден не сводил с меня глаз.
– Не всякая непрерывная функция дифференцируема, но любая дифференцируемая функция непрерывна.
– Очень хорошо! В этом году у нас отличное начало. Вы двое – перспективный дуэт.
Я быстро опустил взгляд на свой блокнот. Ко мне снова вернулась застенчивость, сжала мое сердце и захлопнула готовые открыться двери.
– Слышал? – задумчиво протянул Холден. – Мы дуэт.
– Нет, – отрезал я тихо и холодно. Не дуэт.
Как в математической формуле. Мы не можем превратиться во что-то другое.
Я больше ничего не сказал за все время урока. Одна часть меня чувствовала себя дерьмово из-за того, что я игнорировал Холдена, а другая половина отрицала, что мне на это не насрать. Он разгромил дом моего лучшего друга. Он был напыщенным придурком, который думал, что знает меня. Я ничего ему не должен.
Я повторял это снова и снова, чтобы заглушить другие нежелательные чувства. Например, сверхчувствительность моего тела к близости Холдена и постоянное желание на него посмотреть. Впитать в себя его образ. Как будто он был картиной с тысячью деталей, ожидающих, чтобы их обнаружили под всеми этими слоями…
Хватит.
Когда прозвенел звонок, я собрал свои вещи и попытался поскорее уйти, задаваясь вопросом, как пережить семестр, сидя рядом с Холденом. У двери образовалось столпотворение, пока Рейнольдс раздавал учебные пособия. Холден развалился на стуле, не прилагая ни малейших усилий, чтобы скрыть, за кем он наблюдает.
Я почувствовал досаду. Тот же самый привкус недовольства собой, которое испытал на вечеринке, когда мне захотелось схватить его за лацканы его модного пальто и…
Сорвать его?
Черт возьми, у меня не должно возникать таких мыслей и реакции на него. До Холдена у меня их и не было.
Не было или я их не слышал?
Не нужно об этом.
Пара учеников спросила меня о шансах команды «Центральных» в этом году на еще один чемпионат и смотрел ли я последний сезон Озарка. Я пробормотал несколько вежливых ответов и пожелал, чтобы чертова очередь ускорилась. Холден поднялся со своего места и стоял всего в нескольких шагах позади меня.
– Я слышала о твоей маме, Ривер, – тихо произнесла Анджела Рейес, застенчивая, тихая девушка. – Мне очень жаль.
Острая боль пронзила грудь. Я забыл о своей матери и в этом тоже винил Холдена. Он проник в мои мысли без приглашения и вытеснил оттуда все остальное.
– Ага, спасибо.
Я выхватил учебник из рук Рейнольдса и вышел на яркое солнце. Завернув за угол, прислонился к стене и скомкал бумажку.
Мгновением позже из-за угла вынырнул Холден.
– Ты в порядке?
– Конечно. Все отлично. Лучше не бывает.
– Что случилось с твоей мамой? – тихо спросил он. – Если можно спросить.
Я уже собрался было промолчать. Да и зачем? К чему подпускать его ближе?
– Рак. Четвертая стадия. Сначала в печени, а теперь в поджелудочной железе и верхних отделах кишечника.
Лицо Холдена застыло.
– Сочувствую.
Я оттолкнулся от стены.
– Да, спасибо, мне нужно идти…
– Ривер, подожди…
Я резко обернулся.
– Господи, ну что? Чего ты хочешь?
– Извиниться. За то, что сказал в чулане.
Я весь напрягся.
– Тебе не за что извиняться.
Зеленые глаза Холдена впились в мои.
– Разве?
И снова казалось, будто он заглядывал прямо в мое сердце и разум, читая все секреты, которые я прятал… даже те, которые были зарыты так глубоко, что я забыл об их существовании. До него.
– Слушай, я без понятия, что ты там задумал, но мне это дерьмо не нужно, – огрызнулся я. – Просто оставь меня в покое.
Холден стиснул зубы, в его глазах промелькнула боль. Хотя мне казалось, что я сумел справиться с тем, что он вновь выпустил наружу, я ушел.
Школьный день тянулся до бесконечности. Я вернулся домой и поднялся по лестнице наверх, надеясь провести несколько минут в одиночестве, чтобы собраться с мыслями перед футбольной тренировкой.
– Ривер?
Голос моей матери был слабым, но все же достаточным, чтобы я услышал через приоткрытую дверь.
– Привет, мам, – сказала я, входя внутрь. Она выглядела такой чертовски маленькой в этой большой кровати.
– Я тебя не задержу. Всего на пару слов.
– Конечно. – Я поставил сумку на пол и сел на край кровати, пытаясь улыбнуться. – Что стряслось?
– Не делай этого, пожалуйста, – мягко сказала она.
– Не делать что?
– Не притворяйся. – Она погладила пальцами по моей щеке, а затем взяла меня за руку. – Ты выглядишь измотанным. Или тебя что-то тревожит.
– Просто день в школе был странный. Меня выбрали Королем Осеннего бала.
Ее глаза загорелись.
– О, дорогой, я так за тебя рада!
– Спасибо.
– Ты не в восторге?
– Если ты радуешься, то и я рад.
– Ты ж мой сладкий. – Мама обняла меня, ее тело было таким пугающе худеньким и хрупким, что я боялся ненароком сломать ее. – Могу я тебя кое о чем спросить?
– Валяй.
– Ты счастлив?
Я тихо фыркнул.
– Как же можно?
– Я не имею в виду себя. Я имею в виду все остальное в твоей жизни. Ты счастлив? Это твой выпускной год…
– Ага, все идет отлично. По крайней мере все пять дней.
– Умник.
– Это же лучше, чем тупица.
– Верно. – Мамина улыбка смягчилась. – Просто иногда я волнуюсь. Твой отец очень серьезный и целеустремленный, когда речь заходит о твоем будущем – жизни в центре внимания, которая выпадает не многим. Но грош этому цена, если ты мечтаешь о другом.
– Все не так просто. То, чего хочу я…
– Да? – Она наклонилась вперед. – Ты все можешь мне рассказать. Особенно сейчас. Не хочу шантажировать своим диагнозом, но…
Я фыркнул от смеха, но он быстро исчез.
– Мы оба усердно работали многие годы. Если я внезапно захочу другого, это разобьет ему сердце.
– А ты хочешь что-то другое?
Я подумал об ответе и внезапно понял, что у меня его нет. Что бы я делал, если бы не играл в футбол? Будет ли мне достаточно работы в автомастерской?
– Не знаю, – ответил я наконец.
– А как насчет твоего сердца?
– А что с ним?
Она тихонько засмеялась.
– Оно у тебя есть.
– Не совсем понимаю, что ты хочешь от меня услышать, – ответил я. – Оно… есть.
– В том-то и дело. Должно быть нечто большее, чем просто «есть». Твое сердце должно быть живым, биться и наполняться радостью. Больше всего на свете я хочу видеть тебя счастливым.
– Пока не знаю, мам. Столько всего происходит.
– Знаю. Но слушай свое сердце. Это все, о чем я прошу. И, пожалуйста, не нужно ради меня идти против своих желаний. Мне просто любопытно, есть ли у тебя кто-то особенный.
Перед глазами сразу же всплыло безумно совершенное лицо Холдена.
– Вайолет, – выпалил я.
– Моя Вайолет? Правда? Она прелестна, но ты больше про нее не говорил, и я подумала…
– Да, и вообще, у меня есть кое-какие новости. Кажется, я слышал, как подъехала ее машина. Подожди.
Я быстро направился к двери, полный решимости положить конец смущению и неразберихе в голове. Вернуть мою жизнь в привычное русло, которым она шла с тех пор, как я научился держать футбольный мяч.
Я распахнул мамину дверь и чуть не врезался в Вайолет собственной персоной. Она тихонько вскрикнула от удивления.
– Черт, прости, что напугал тебя, – воскликнул я, насильно заставляя свое тело хоть как-то отреагировать на ее женскую красоту и почувствовать что-то. Что угодно.
– Все нормально, – сказала Вайолет с нервной улыбкой. Я могу зайти попозже, если…
– Нет, заходи. Пожалуйста.
– Привет, дорогая, – тепло поздоровалась мама, когда мы подошли к ее кровати.
– Здравствуйте, миссис Уитмор.
– Нэнси, прошу тебя. Помнишь?
– Точно. Хорошо.
Маме нравится Вайолет. Мы можем сделать ее счастливой. А что еще имеет значение?
Я взял Вайолет за руку, которая казалась такой маленькой и хрупкой в моей.
– После пятничной игры мы вместе с Вайолет идем на бал.
– Правда? Как мило.
Вайолет коротко рассмеялась.
– Он Король бала, а из-за сбоя в матрице Королевой бала выбрали меня. Думаю, у него просто не оставалось выбора.
– Ха, нет. Наоборот, с удовольствием, – ответил я. У меня вспотели ладони. Я отпустил ее руку и быстро потянулся за своим рюкзаком, который оставил на полу. – Мне пора на тренировку. – Я поцеловал маму в ее шелковый шарф. – Пока, мам.
– Береги себя, милый.
Я не забыл бросить взгляд на свою Королеву Осеннего бала.
– Позвоню попозже, хорошо?
– Да, конечно.
– Отлично. – Я чмокнул ее в щеку и поспешил к выходу.
В своей комнате бросил рюкзак и плюхнулся на кровать.
– Как же неловко все вышло, – пробормотал я в потолок. – Что, черт возьми, со мной не так?
«Кто еще знает, что ты гей?» – прошептал в ответ чей-то голос.
– Черт.
Все бессонные выходные я гнал вопрос Холдена прочь из своих мыслей. Но стоило закрыть глаза на несколько минут отдыха, которые оставались между школой и тренировкой, как он прокрался и преследовал меня, требуя ответа.
Он ляпнул это в шутку. Чтобы смутить футболиста, застрявшего в чулане наедине с парнем. Это ничего не значило.
Вот только его слова нашли благодатную почву и теперь сильно беспокоили. Я это чувствовал. Он видел меня насквозь.
Я еще раз ругнулся и вскочил с кровати, чтобы собраться на тренировку. Холден не знал, о чем спрашивает. В НФЛ не было открытых игроков-геев, да и на уровне команд колледжей их тоже едва ли можно отыскать. Их просто нет, да и к тому же вся моя жизнь была направлена на одно и только одно – стать профессионалом.
Такой ответ нельзя было назвать уверенным или исчерпывающим, но другого у меня не нашлось.
21
Ей нечего было мне предложить (фр.).