Читать книгу Беспризорница Юна и морские рыбы. Книга 2. Белый Ворон приходит сам - Эна Трамп - Страница 4

– Может дупеля, может пуделя. Либо в сук, либо в тетерю. Дядя Филат подарил пару утят: вон, говорит, летят. Перья остались, а мясо улетело.

…Или вот: стреляй хоть в пень – лишь бы прошел день!

Ухо пса, видное с обычного места Зайца на тахте, повернулось на один градус – значит, слушает.

Заяц вздохнул. Рассмотрел в темноте порванную меховую безрукавку – и перекусил толстую вощеную нить. Иголку воткнул в моток этих ниток. И кинул, не вставая, в сундук.

На улице была весна. Но, если бы кто вышел сейчас на улицу, он бы серьезно в этом усомнился! Но никто не выходил: в деревне спать ложатся рано, выпив свою траву мартыновку и мяту. У Зайца тоже была мята. У него ею всё крыльцо заросло. В печке, маленькой, железной, гудел огонь, а дверца ее была открыта, чтобы не жечь зря свечей. Пёс лежал у двери. Вообще он не любил находиться в доме, и только из уважения к Зайцу делил с ним эту, людскую, жизнь.

Заяц еще раз, поглубже, вздохнул. Засиделся. И сейчас спать не хотелось. А вот бывает, когда весна, наступившая уже вроде, опять отступит. Луна, заслоненная облаком, в морозном небе неподвижно застывшим, как будто составленным из ледяных иголок, и вдруг какая-то иголка – как кольнет тебя в сердце!

…Но не было никаких иголок. Кроме той, которую он кинул в ящик.

– Рано не рано, говорит в капкане лиса, а ночевать придется, – заключил Заяц.

И встал.

Он решил сходить во двор, перед тем, как лечь, перед тем как проснуться, через каких-нибудь пять часов, чтоб отправиться в поле2.

Пёс уже тоже не лежал у двери, а стоял, дожидался. Заяц толкнул дверцу печки, чтоб не высыпался уголек, толкнул входную, и они вместе вышли.

Луны не было. Был ветер. В лесу, вверху, сосны скрипят, сучья ломаются, того и гляди угодят по лбу. Вот потому лучше ночью в доме. Когда Заяц вышел из туалетной будки, которая была у него как у всех – в огороде, пёс уже стоял у двери. Заяц приблизился и открыл ее.

Но пёс не вошел.

Он стоял неподвижно, ушами нацелившись в сторону дороги.

Заяц придержал дверь. Но нужно было или входить, пока не вышло из дому всё тепло. – Или дать ей закрыться.

И только дверь дотронулась до косяка, оставляя внутри всё, что было внутри, – пёс, словно того и ждал, стронулся с места. В темноту – и нет его.

Заяц стоял, глядя в ту сторону, куда пёс исчез. У него не было такого слуха, как у пса. Не было у него и таких ног, чтобы его догнать. Нужно было, значит, подождать. Можно было даже в доме подождать. Зато у него было – в доме – кое-что, чего у пса нет и не может быть. Почему он про это вспомнил?.. За все двадцать пять лет оно ему ни разу не понадобилось.

Распахнув вторично, он шагнул, протянул – и сдернул эту штуку с гвоздя. Дверь еще не успела закрыться.

А когда он, вприпрыжку, размахивая свободной рукой, доспешил до дороги, – ветер, сорвавший с него шапку еще возле дома – не было времени ее искать – рванул ввысь от земли до неба.

Тучи распахнулись. Луна, яркая, без ущерба, выкатилась над дорогой. В залившем всё свете Заяц увидел далеко летящего впереди пса – а дальше

у самого

леса

– Э-ге-ге-ге-ге-е-е-е!!! О-о-хохохохо-хо-хо-о-о!

Он кричал, но крик бился, заворачивал у самых ушей, потому что ветер – ветер выбивал слезы из глаз – потому, что было никак не успеть. Он перешел на шаг, потом снова, подскакивая, побежал. Он хромал, больше уже не останавливаясь, и сквозь слезы видел, что пёс добежал.

Слился! И вдруг рассыпалась куча. Люди – куча людей; пёс проскочил ее насквозь. Заяц поскользнулся на замерзшей грязи, упал, едва не выпустив то, что было в руке, а когда поднялся – пёс снова бросался, без единого звука – а те, что рассыпались, обходили его сзади. И тогда, задыхаясь и чувствуя, что всё зря, он размахнулся и, вложив в движение всю силу, послал эту штуку вперед и вместо себя.

– Ура-а-а-а!!! А-а-аа! Попал! – Тот, что замахивался на пса, к Зайцу спиной, повалился в сторону замаха, выпустив свою палку – она улетела далеко прямо в сторону Зайца. Заяц нагнулся за ней – железная! – и перехватив обеими руками за рукоять, завертел над головой, чуть сам на ногах удержавшись. Он добежал! – значит, добежал! Сбоку пес, повалив одного, бросался еще на двоих, и тут перед Зайцем выросла еще пара. То есть, вырос один, а второй, вероятно, вырасти не успел, – по плечо первому, с такой же палкой.

…! Железо сшиблось в воздухе, едва не вырвав Зайцу руки из плеч. В этот момент маленький налетел на большого. Тот отшатнулся, и Заяц успел его хрястнуть плашмя по плечу. Принять еще один удар он бы не смог, и тогда сделал то, что делал в молодости – когда дрался с правой стороной: нырнул головой вниз нападавшему в ноги. Оружие в падении он утратил.

Небо! Земля,

снова небо,

земля,

землянебо!

и снова земля – Заяц встал на четвереньки. Поднялся, шатаясь.

Его противник вскочил. Подхватил с земли палку.

Заяц шагнул назад. Опять назад. Он отступал. Не убегал: куда там.

Словно во сне, он увидел коней. Из темноты, как сгустки темноты, сама ночь, они парили, вставали на дыбы, шарахались в стороны. Без единого звука – видно, он оглох, когда упал – между ними метались две тени: черная – пёс. И еще одна – белая.

В этот момент позади подходящего к Зайцу оказался опять тот, маленький. Он занес из-за спины длинную штуку – и бесконечно долго опускал ее этому на голову.

Тут что-то налетело на Зайца сзади.

Придя в себя, он обнаружил, что сидит на дороге.

Было тихо. Было темно. Одной рукой он упирался в растоптанную грязь. Другой рукой во что-то…

Заяц поднял и приблизил к глазам.

– Мултук, – сказал он.

Слышно было прекрасно. – Хороший был… мултук. – То есть, это была часть от мултука. Приклад.

Пес глядел, как, держа в руке кусок мултука, Заяц подходит к нему, – но сам с места не двигался. Он сторожил. Что?..

Заяц приблизился и остановился. Он молча глядел вниз.

– Дядя Дик, – сказал он. – Нет.

Присев, он одной рукой постучал лежащего по голове.

– Железная.

Опустив мултук, прибавил к ней вторую – и снял рогатую шапку, под которой оказались, как и у всех, волосы. – Ну, – сказал он. – А я думал…

Пес смотрел мимо. Заяц тогда тоже оглянулся.

Отделившись от края дороги, к ним с псом двигались двое. Бросив шлем, Заяц встал.

– Твое, – сказал тот, что повыше. Он протягивал Зайцу ту железную палку.

– Нет, это их. – Заяц услышал свой голос как со стороны.

Тот кивнул. – Теперь твое, хозяин.

Потяжелей топора; поострей косы; подлинней пилы. Зайцу оно было впору – как корове седло. Свой мултук он разломал. А эту штуку, чтоб махать ею в драке, выпустил из рук. Он не он, и не его кон. Это вообще пёс. Он вообще думал – волки. Всего этого не сказал Заяц. Он вообще про это не вспомнил. Он даже туда не смотрел.

Он смотрел на мальчишку, стоящего рядом с этим, едва доставая ему до плеча, – и земля дрогнула и покатилась у него из-под ног, потому что он понял то, о чем следовало догадаться с самого начала: это был не мальчишка.