Читать книгу Паук и Пеппи - Ева Мелоди - Страница 2

Каждый день перед сном меня терзают мысли, несмотря на прием успокоительных. Что же дальше? Как мне жить теперь, одинокой, преданной… Противно осознавать, что я такая размазня, не могу встряхнуться и сразу пойти дальше. Но что поделать – лучше посмотреть правде в глаза и принять себя реальную. Я не вижу перспектив, выхода из создавшейся ситуации. Безумно хочется что-то изменить, взбодриться, но все, что могу – это размышлять о том, что моя жизнь зашла в тупик. Мне почти тридцать, не так много, конечно. Но вряд ли после предательства Олега я смогу снова кому-то поверить. Довериться мужчине. Захотеть мужчину. Притереться к нему. А если и смогу – потребуются годы и длительное лечение. И сколько мне тогда будет лет? Что я смогу начать?

Почти все мои подруги замужем, по уши в пеленках, обедах готовке, уборке. Некоторые, конечно, успели развестись, и сейчас снова в активном поиске. Попыталась с одной из самых близких поболтать, так она мне сразу посоветовала – прости и помирись. Тебе же легче будет. Олег – он ведь лучший. Находка, редкость. Ну подумаешь, оступился один раз. В следующий раз не бросай мужика одного, развлекаясь в Ницце…

Помириться? Вернуть? Да у меня при одной мысли об этом тошнота подступает к горлу. Может, кому-то и комфортно жить такими компромиссами. Но уж точно не мне…

Наверное, я бы еще долго вот так страдала в квартире отца, который, к счастью, не приставал с советами, не лез в душу, а просто поддерживал – даже своим спокойствием и доброжелательным молчанием. Мы всегда понимали друг друга с полуслова. Я сразу расставила все точки над «i» – Олег не виноват, никаких разговоров «по душам» и попыток нас примирить. Папа принял мои условия безоговорочно.

Но меня все равно грызла тоска. Я должна что-то придумать, найти выход, чем-то заняться. Обычно мне помогало рисование – отличная терапия, которую я часто назначаю своим пациентам, некая разновидность метода свободных ассоциаций. Но сейчас я даже рисовать не могла. И вот когда уже совсем отчаялась, решила позвонить Тамаре. Встреча в Ницце была короткой, мы и поговорить толком не успели, я в тот день улетала ночным рейсом домой. Мы лишь договорились созвониться и пересечься в Москве. Произошедшие потом события заставили забыть обо всем. Но сейчас я, не раздумывая, набрала номер тетушки.

***

Несмотря на то, что я считала Тамару тетей, родственниками мы не только не были, скорее, наоборот. После развода она стала врагом для моего отца. Он был очень зол на нее. И слышать не желал больше о моих каникулах в Баку. Мама, окунувшись в светскую жизнь Ниццы, не слишком интересовалась подругой. Любопытно, как они с Тамарой снова нашли друг друга?

На звонок Тамара ответила быстро, она уже вернулась в Москву. Мы встретились в моей любимой кофейне в районе Китай-Города, и наконец смогли наговориться от души. Оказалось, тетушка переживает не лучшие времена. Баку ей пришлось покинуть более десяти лет назад. Муж Тамары, работающий в полиции, погиб при довольно странных обстоятельствах. В пенсии отказали. В Баку становилось небезопасно. И Тамара с сыном перебралась в Россию, обосновавшись в Подмосковье. Денег от продажи квартиры хватило только на хибару, которую тетушка гордо именовала «Графскими развалинами». Удивительно, но все эти десять лет Тамара жила совсем рядом. Мы могли бы встретиться гораздо раньше. Жаль, не сложилось.

Тамара с сыном жили совсем бедно, по моим меркам. По ее – они жили прекрасно. Я совсем забыла об ее сыне, а ведь если считать, что Тамара мне тетя, то его я должна именовать братом… Но отношения с отпрыском у нас не сложились еще тогда, во дворе-колодце. Мальчик был слишком плаксивым и хлипким, ему не нравилось большинство игр, он предпочитал шахматы. О любой нашей выходке он старался наябедничать взрослым. За что однажды я залепила ему прямо в глаз пригоршней влажной после дождя грязи… С тех пор, можно сказать, никаких отношений у нас с Артемом не было. А Тамара в тот день оставила меня без ужина и долго отчитывала.

Зарабатывала сейчас тетушка тем, что ходила по магазинам, предлагая косметику и разные «Бады» БАДы. Как ходят всякие торговцы по метро, электричкам, не знаю, где еще, продают книги, утюги, да что угодно. Или приглашают в сетевые компании. Вот в такую компанию и приглашала Тамара. Каждый день наблюдая за брезгливо сморщенными носами людей, выпроваживающих ее. Но ее эти носы не смущали, она все равно ходила и даже кого-то регистрировала в этих компаниях. Неподалеку от привычного маршрута тетушки, на почте, в отделении Почта банка работал Артем. А она возила ему обеды. Потрясающая женщина. Но это я поняла уже немного позже. А пока я смотрела на Тамару как на диковинное существо. Все время что-то говорит, убеждает, продает. Даже сейчас что-то пытается уговорить меня заказать по каталогу. Но я не сопротивляюсь, заказываю, прекрасно осознавая, что мне эти вещи не нужны.

***

Я с интересом стою на пороге старинного деревянного дома, приехав в гости к Тамаре. Они завораживают, эти полуразрушенные «Графские развалины», где пахнет сыростью, и руки синеют от холода даже в мае, дом до сих пор не прогрелся от солнышка – он на теневой стороне. Наверное, тут хорошо в жару. Но сейчас совсем не жарко.

Почему-то в этих стенах я забываю о своих печалях, хоть и ненадолго. Сравнивая, нахожу положение этой немолодой, но бесконечно позитивной женщины гораздо более сложным, нежели мое. Но Тамара не унывает. И мне ныть в ее присутствии неловко. Хотя именно ей я рассказываю все подробности своей душевной раны.

Мы пьем горячий чай на протяжении более двух часов, забыв о позднем времени, наслаждаемся напитком и беседой. Тамара с легкостью поддерживает любую тему разговора. Мы не виделись много лет, но быстро нашли общий язык. Мне с ней гораздо проще, чем с мамой. Кажется, она способна понять и принять абсолютно все. Любую мысль. Любую позицию. Это подкупает. С ней тепло и не хочется расставаться, даже если с Артемом у нас складывается противоположная ситуация. Он не рад мне. Я ему не нравлюсь. И почему-то кажется, что он ревнует меня к своей матери. В таком возрасте? Хм, странно. Хотя, наверное, я ему кажусь не менее странной. Богатая девочка, которую тянет в трущобы. Нет, Тамара-то свой дом обожает, но по брезгливому выражению лица ее сына легко читается, что он думает о своем доме.

А вот мне тут нравится. Правда, нравится. Может, и не богато, зато уютно. И после разговоров с Тамарой становится легче. Боль, острым колом засевшая в сердце, отступает. Особенно, когда начинаю отвечать на вопросы тетушки.

– Может, тебе просто поговорить с Олегом? – тихо спрашивает она, когда мы остаемся вдвоем на кухне.

– О чем? – фыркаю я. – Что мы теперь можем сказать друг другу?

– Думаю, много, – удивляет меня Тамара. – Ты слишком резко все обрубила. Не выяснив все до конца, ты не сможешь поставить точку. Потом будет болеть, детка. Рана не затянется, станет ныть годами. Поверь, я знаю, что говорю.

– Это я вроде из нас двоих психолог, – пытаюсь шутить, хоть на душе скребут кошки от ее слов.

Тамара грустно улыбается.

– Конечно, я не пытаюсь учить тебя. Только говорю свое мнение. Хочешь, не будем об этом больше? Сдался нам этот Олег. Ты найдешь лучше, гораздо лучше!

Но ее слова прочно застревают в голове. Я осознаю, как она права – мысли, за что он так со мной, мучают, не отпускают.

Может, и правда поговорить с Олегом? По сути, я выгляжу сейчас страусом, засунувшим голову глубоко в песок. Испуганный, жалкий страус. Как же мне стыдно и противно от всего этого…

***

Тамара гостеприимно предлагает пожить у нее, выделив мне комнату под крышей, которую я тут же нарекаю скворечником. Я могу вернуться на ночь к отцу, но ехать через пробки – не радужная перспектива. Дом, хоть и совсем старый, зато находится среди сосен и елей, и прочих кустов – сплошные заросли. Нетронутая частичка природы. Я как-то оживаю здесь, несмотря на то, что «Графские развалины» выглядят так, будто вот-вот развалятся. Улыбаюсь этому мысленному каламбуру. Малочисленные соседи Тамары – в основном супер-любопытные бабушки да сильно пьющие дедушки. Впрочем, детворы тут тоже много, поблизости от дома тетушки находятся еще несколько пятиэтажных хрущевок. Все соседи довольно дружелюбны. И видно, что Тамару тут любят и уважают, величая «знахаркой».

Когда-то «Графские развалины» были общежитием (а до этого и правда принадлежали некому графу – эта история, часто повторяемая тетушкой, ускользает от моего внимания), потом его поделили на четыре части. Площадь Тамаре с сыном досталась приличная, почти сто пятьдесят квадратов. Но отопление было лишь в двух комнатах и небольшой кухне. Остальные помещения были завалены вещами и напоминали сарай.

Тетушка часто болтала о ремонте, но было понятно, что деньги на это нужны приличные, а работая на почте и продавая косметику, на ремонт не соберешь…

***

Наступил июнь, жара, а я все еще обитаю у Тамары. Неотапливаемые метры «Графских развалин» приятно пахнут нагретым на солнце деревом. Я с комфортом обустроила свой «скворечник», купив в «ИКЕА» небольшую кровать, туалетный столик, торшер, зеркало и мольберт. Кисти, краски и прочую атрибутику моего хобби тоже пришлось покупать заново. Как и многие предметы гардероба. Возможно, это поступок избалованного богатыми родителями ребенка, но я ничего не смогла забрать из квартиры, где мы жили с Олегом. Мне было отвратительно все, любая мелочь. Будучи психологом, я понимаю, насколько глубока травма, и последствия, возможно, шлейфом будут преследовать меня все жизнь… Но я забила на психологию. Бросила пациентов, практику. Понимаю, что веду себя как избалованная богатая девочка, а ведь такие особы мне всегда претили, несмотря на то, что я именно из этого круга. Но я не в состоянии сейчас работать. Поэтому целыми днями либо читаю, либо рисую.

Рисовать я люблю с детства. Не то, чтобы подавала надежды, но несколько лет подряд с удовольствием брала уроки у известного в Москве художника. Рисование меня успокаивает, помогает выплеснуть эмоции. Иногда у меня получаются довольно интересные вещи. Что-то я даже продавала на вернисажах несколько лет назад. Но сейчас рисунки выходят мрачные, темные, что красноречиво говорит о моем внутреннем состоянии.

Я понимаю, что долго у Тамары не проживу, да и холодно будет зимой на моем уютном чердаке. Не хочется об этом думать, но все чаще приходят мысли: что же дальше? Я как зависшая над пропастью птица, парю, раскинув крылья. Но долго так не протяну, сорвусь вниз. Мне нужен план действий. Если летом хорошо валяться на зеленой травке, зимой я совсем скисну от скуки…

Но пока я целыми днями прохлаждаюсь на раскладушке, загораю, читая все подряд, что могу найти в доме.

А потом, в один прекрасный день, на пороге «Развалин» возникает Олег. Бессовестный изменник решил вернуть наши отношения. В его руках букет моих любимых орхидей, а на губах – слова сожаления и горечи: «Прости, я был так не прав, я хочу все вернуть, безумно люблю тебя». И так далее, в том же духе. Но я не верю. В интонации его признаний я не чувствую той боли, которая гложет меня. Хотя, конечно, наивно требовать от мужчины ощущать то же самое, что и ты. Мы разные, это доказано вековой историей неоднократно. Мужчины с Марса, женщины с Венеры, и никак иначе. По-другому не бывает.

Меня интересует только один вопрос. Который я и задаю Олегу:

– Почему?

Понимаю, что это глупо. Я же психолог, сама должна знать, что не так в наших отношениях. Должна проанализировать. Но я все упустила. Потому что слепа как курица. Думала, у нас все прекрасно. Идеально. Нет, правда, непроходимая дура.

И все равно спрашиваю, хоть и ненавижу себя за то, как жалко выгляжу. Но извечный женский вопрос «Мой милый, что тебе я сделала?» поневоле рвется с губ.

– Ты не виновата, детка. Это я во всем виноват! – выпаливает отрепетированную фразу Олег.

Ненавижу, когда он называет меня «детка». Так зовет меня отец, ему я прощаю, у папы это выходит нежно и искренне. А у Олега звучит как-то пренебрежительно-пошло, особенно сейчас.

– Или говорим серьезно, или наша беседа окончена! – отрезаю, рассвирепев. От его заученной фразы настроение падает еще ниже. Десять лет с ним прожила! И он все эти годы, получается, считал меня непроходимой идиоткой?

Олег правильно оценивает мое состояние. И больше не юлит. Присаживается устало на скамейку возле дома. Опускает голову, прислоняет ладони к лицу, будто спрятаться хочет.

– Мне было трудно с тобой, детка. Так мало чувств. Иногда мне казалось, я больше брат для тебя, нежели любовник. Мы были очень красивой парой, но на картинке. Ты такая красивая, идеальная, хрупкая… и прикоснуться лишний раз страшно.

– И ты захотел ту, к которой не страшно? – горько вопрошаю.

– Прости. Я люблю тебя, по-настоящему. Не могу без тебя, Полина. Я сделал ужасную ошибку, мне самому дико тошно. Я в тот вечер выпил лишнего. Заскучал. А она приперлась…

– Это, конечно оправдание. – Из моих глаз текут слезы. Вот чисто мужская позиция. Все разрушил, потому что было скучно. Ну хорошо. Теперь моя, чисто женская. Я все разрушу окончательно, до основания, потому что мне БОЛЬНО.

– Ладно, тебе пора, – холодно киваю Олегу и поднимаюсь обратно на крыльцо.

– Это еще не конец, я не отступлюсь от тебя! – запальчиво кричит он мне вслед.

Олег уходит, опустив плечи. А меня охватывает невероятная легкость. Разворачиваюсь и спускаюсь с крыльца. Опускаюсь на оглушающе ароматную траву возле дома. Вцепляюсь пальцами в зеленые дурманящие заросли и смотрю в ослепительно лазурное небо.

– Тебя больше нет для меня, Олег. – Мой шепот уносит ветер.

Принимаю сидячее положение. Срываю одуванчик, безумно красивый, белый и пушистый. Достаточно легкого ветерка – и он разлетится множеством пушинок по миру. Куда, интересно, они полетят со своей неограниченной свободой?

Смотрю на цветок и неожиданно загадываю:

– Я хочу влюбиться. По уши, безбашено, страстно, так, чтобы меня разрывало от этого чувства на части, чтобы оно как раскаленная лава текло по венам. Хочу познать самый сильный, срывающий крышу вариант этого чувства. И чтобы в ответ так же сильно любили меня. До одурения, до одержимости.

Потому что то, что было у нас с Олегом – однозначно не любовь. Любовь не может закончиться так внезапно и так скупо, высохнуть от пары лучей солнца, будто не река была, а жалкий ручеек.

***

Я уже почти решила вернуться к отцу. Там Олег не посмеет доставать меня. Но глубоко в душе я знаю – нужно бежать гораздо дальше. Иначе могу не выстоять. Сломаюсь. Поддамся на уговоры Олега, ведь сердце не железное, и все еще болит… Нет, нельзя. Нужно сбежать, как можно дальше. Во Францию, к матери? Нет…

С тех пор как она узнала, что я рассталась с Олегом, только и живет теперь тем, что подбирает мне мужа. Каждый ее звонок – разговоры лишь об этом. К слову, Олег ей никогда не нравился. Мама уверяла, что для меня он мелковат. Ну конечно, судит по своим аристократам, она давно уверяла, что мне подойдет лишь француз.

Какое-то время размышляю, не отправиться ли и правда в Ниццу. Но я совсем недавно вернулась оттуда, а моя мама в больших дозах – то еще испытание. Нет, я обожаю ее, но мы скорее подруги, нежели мать и дочь. В ней мало тепла, зато много амбиций, иногда я чувствую, что она соперничает со мной. В женственности, красоте. Я, наоборот, не любитель уловок, игр, соревнований за мужское внимание. Меня смущают комплименты, а флирт иногда вызывает желание сбежать, спрятаться. Я стеснительна, да. Знаю за собой этот жалкий порок, но не могу справиться. Пока была с Олегом, чувствовала себя за надежной стеной, укрывающей меня от необходимости общаться с мужчинами в режиме флирта. Но, если окажусь сейчас в Ницце, мама ни за что не позволит мне хандрить в одиночестве, закутавшись в одеяло. Заставит посещать всевозможные рауты и тусовки. Мне сейчас этого просто не вынести.

***

Я долго думала о том, где хотела бы оказаться. Точнее, куда сбежать. Папа мне никогда ни в чем не мог отказать, хотя мое решение ему совсем не нравится. Я приехала к нему в офис и вот уже час убеждаю, что мне необходимо сейчас оказаться подальше от Москвы. Очень трудно убедить, ведь для папы я все еще его маленькая девочка. Страшно отпускать единственную дочь куда-то далеко, еще и без присмотра. Про Тамару я умалчиваю по понятным причинам. Просто объясняю, что со мной поедет подруга.

– И еще пара телохранителей, – безапелляционно добавляет отец.

– Нет, ни за что, это абсолютно лишнее. Я хочу сменить обстановку, отвлечься. Правда, папуль, со мной все будет хорошо. Ведь не маленькая я уже.

– Почему не поехать в Ниццу? – ворчит отец.

– Мама слишком активно ищет мне пару, – хмыкаю, смотря, как сдвигаются брови отца.

– Ну уж нет, ни за что не отдам тебя за лягушатника!

– Вот и хорошо. Я тоже так считаю, папочка. – Крепко целую его в щеку. Вдыхаю такой родной аромат его парфюма. У меня просто замечательный отец. Самый лучший и понимающий. Знаю, как нелегко ему держаться в стороне от моих проблем. Как хочется разобраться с несостоявшимся зятем. «Надавать по ушам» – одно из любимых папиных выражений. Но отец слишком любит меня, чтобы так грубо вмешиваться.

Почему я выбрала именно маленький южный городок на берегу Черного моря? Все просто. Однажды, когда я была совсем маленькой, отдыхала там с родителями. Это был самый чудесный отдых, наполненный солнечными, светлыми днями. Совсем как в Баку. Там я была счастлива, и пообещала себе, что когда-нибудь обязательно вернусь. Вспомнить детство. Поностальгировать. Дала себе слово, что когда-нибудь приеду туда со своей семьей. С любимым. С нашими детьми. Не вышло, но обещания ведь надо выполнять.

Через два дня, пока я все-еще обдумываю свое путешествие, звонит отец и сообщает, что в городке, который я облюбовала, у меня уже имеется своя собственность.

– Вот это скорость, пап! Ты что, купил мне дом?

– Нет, я боюсь, ты тогда вообще в Москву не вернешься, – ворчливо отвечает отец. – Так уж сложилось, по бумагам посмотрел, у меня в этом городе есть половина здания в собственности. Отдали за долги старые партнеры по бизнесу. Я и забыл совсем. Просто чтобы ты в курсе была. Можешь продать это помещение или в аренду сдать, жить там вряд ли возможно. Бумаги я тебе с курьером пришлю.

– Куда пришлешь? – Я и забыла совсем, что соврала отцу, сказав о своем местонахождении, якобы у Светки живу, своей близкой подруги.

– К Светлане.

– Ой, не надо, пап, у нее ребенок маленький, на звонок плохо реагирует, боится.

– Вроде пять пацану. Чего он нервный такой? – недоумевает отец.

А мне и смешно, и стыдно, что вру безбожно родителю, который только и думает о том, как мне жизнь облегчить.

– Я сама заеду, папочка, – быстро сворачиваю разговор о Светке. – Давай пообедаем вместе где-нибудь?

– Ну хорошо, – соглашается он, довольный, что дочурка хочет увидеться.

***

Вечером возвращаюсь в «Графские развалины» и рассказываю Тамаре о своих планах. Очень хочу взять тетушку с собой. Она часто грустит о Баку, о его природе, о теплом Каспийском море.

Рассказываю ей о южном городке, который так полюбила в детстве. О небольшом двухэтажном помещении в центре, которое теперь принадлежит мне и по бумагам сейчас пустует. Это может быть началом. Тамара и сама все чаще повторяет, как надоело ей в Подмосковье. Зимой «Графские развалины» покрываются сосульками, крыльцо разваливается, а дверь разбухает так, что не откроешь. Гораздо приятнее провести зиму в более теплом климате.

Вот только Артем, как быть с сынулей? С собой тащить не слишком хотелось. Но у меня были подозрения, что Тамара не сможет оставить сына. Хоть ему и тридцать. Да и захочет ли он ввязаться в мою авантюру?

Но, вопреки моим ожиданиям, Артем доволен как слон отъездом матери. Может, и не так он плох, а виной всему – чрезмерные любовь и опека Тамары? Артем заверяет нас, что прекрасно справится один, и вообще, у него есть девушка, которая с радостью переедет к нему, раз маман отбывает. Тамара желает срочно познакомиться с возможной невесткой, но сын не спешит воплощать мечты мамы. Уверяет, что девушка хорошая, и готовит прекрасно. Тамара немного успокаивается, все еще ворча что-то про гастрит и гайморит – две главные проблемы любимого сыночка. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться, уж больно комично все это выглядит. Но потом, оставшись с Тамарой наедине, понимаю, что все это не гипертрофированная любовь, а лишь страхи, результат пережитых в Баку несчастий. Оставшись с сыном вдвоем, потеряв абсолютно все, оказавшись буквально на улице, вынужденная бежать в другую страну, эта женщина все равно нашла в себе силы снова встать на ноги. Ради сына. Он смысл ее жизни, и расставаться очень больно. Но тетушка понимает, что так для всех будет лучше.

***

Усевшись в поезд, помахав Артему на прощание платочком, я успокаиваю зареванную тетушку. Плотное облако корвалольного запаха, окутавшее Тамару, мешает мне думать. Итак, мы вдвоем. Отправляемся на Черное море, но не отдыхать, а строить заново свою жизнь. Почему-то рядом с эксцентричной Тамарой мне не так страшно начинать этот чистый лист. Чужой, далекий город я стараюсь воспринимать как приключение. Вызов своим страхам. Мне нужно побыть вдали от привычной среды. Подумать. Понять, кто я и чего хочу. Я даю себе слово, что это мой последний побег от проблем.