Читать книгу Эмеральд - Эван Виттмен - Страница 4

Солнечные лучи нового утра, преломленные прозрачным куполом, начали неспешно отвоевывать городок Мэджикшилд у ночных теней.

Это было обычное начало утра пятницы, и обычным оно и оставалось для всех в городке, кроме…

Кроме – Госпожи Гертруды которая, на подкашивающихся от испуга ногах медленно опустилась на влажную траву в своем дворике, все еще держа на вытянутых руках плачущего младенца.

Конечно, Госпожа была ведьма, само собой она повидала за свою долгую жизнь всякого, и она подсознательно готовилась к чему-то в этом роде, но между «готовится» и «быть готовым» есть огромная разница.

Когда мертвый малыш, которого ты собираешься проводить в последний путь, начинает плакать, это, знаете ли, произведет впечатление на кого угодно.

И сказать, что Госпожа вскрикнула от неожиданности и испуга, это не сказать не чего, но пусть мир рушится, а душа, решив сменить место жительства, переселяется в пятки, хорошая акушерка никогда не выронит младенца из рук.

И хоть сейчас Гертруда и Госпожа, но ее руки также были руками Тетушки Гертруды, а Тетушка была первоклассной акушеркой.

Поэтому, хоть сердце ее еще отплясывало дикую пляску паники в груди, Госпожа Гертруда медленно опустила живого теперь мальчика на землю, а уж потом позволила рукам начать трястись.

Так, выдохнула она и нервно икнула, затем на секунду прикрыв глаза, она резко сорвала с себя черный фартук, расстелила его на траве и молниеносными отточенными за десятки лет практики движениями запеленала в него младенца.

Почему он ожил? Это еще подождет, но теперь ребенок жив, а значит не должен лежать на мокрой траве.

Ведьма вновь взяла малыша на руки и, медленно встав с земли, перебралась на скамейку.

Так они сидели некоторое время в лучах утреннего солнца. И Госпожа Гертруда неожиданно для себя и скорее машинально начала баюкать на руках младенца, и приговаривать всю ту усыпляющую детей несвязную чепуху из слов и отдельных звуков.

По-прежнему мертвенно бледный малыш начал затихать и вскоре сладко зевнув уснул, посасывая свои мертвенно бледный пальчик.

«Ох, вы, боги-то мои. Кто же ты у нас теперь?» – на распев задала риторический вопрос ведьма.

И как будто отвечая ей, в сонных маленьких глазках пробежала зеленоватая тень.

«Ой, да будь я проклята, что же это за дерьмо?», – не меняя баюкающего тембра удивилась дама.

Она в который раз закрыла глаза пытаясь взять себя в руки и, сделав глубокий вдох, прошептала: «Проклятье, мне нужна помощь.»

Маленький сверток в ее руках недовольно запищал.

«Тих-тихо, дорогой, сходим мы сейчас с тобой к одному самодовольному старому прохвосту», – не в рифму закончила она мысль.

Все же сумев убаюкать ребенка, Госпожа Гертруда быстро затушила печь крематория, затем, нырнув в утробу своего домика, вскоре вернулась к мирно спящему свертку из черного фартука, с плетеной корзинкой в руках.

В корзинке предусмотрительно лежало теплое одеяльце.

Бережно чтобы не разбудить Госпожа переложила в нее дитя и убедившись, что одеяльце надежно защищает ценного пассажира корзины от ветра, отошла от нее подальше.

«Город просыпается, пешком лучше не идти, да и медленно это, – бормотала она чуть слышно, – и по воздуху не понесешь, ну что ж.»

Ведьма отошла еще на пару шагов от корзины и широко разведя руки ладонями вниз как птица, что вот-вот вспорхнет, резко одним движением опустила их вниз, и исчезла как будто осыпавшись, одновременно с этим появилось облако черного дыма.

Но уже в следующее мгновенье из черного облака, висевшего на том самом месте, где только что стояла элегантная женщина, вышла крупная, но поджарая и изящная словно лань, черная собака.

Быстрой, но бесшумной иноходью, как-будто ей стребовалась пара секунд, чтоб привыкнуть, что теперь у нее четыре ноги, собака, крепко зажав плетеную ручку корзинки могучими как капкан челюстями, рысью бросилась прочь из дворика, в один прыжок перемахнув не высокий заборчик.

Словно акула почуявшая кровь, фигура могучего зверя как будто плыла в утреннем воздухе городка.

Не многочисленные прохожие поражённо шарахались прочь и хватались за головные уборы, которые чуть не срывал ветер, поднимавшийся, когда та проносилась мимо, словно метеор проносился черный баргест.

Однако, если бы кто-то мог, хотя таковых не нашлось бы, разглядеть при такой бешеной скорости зажатую в зубах бестии корзинку, то наблюдатель поразился бы. Ведь плетёная ноша собаки даже не колебалась, и это при столь дьявольской скорости.

Петляя и поворачивая, пролетая над препятствиями, баргест с корзинкой в зубах неумолимо приближался к стоящей в отдалении от центра городка, мрачной громаде здания, чьи пикообразные купола подобно клыкам устремлялись ввысь, почти касаясь самого магического щита, в честь которого и был назван город.

В нем было величественно все и стеллы, высокие своды, широкие стрельчатые арки, массивные колонны.

Это была цитадель магов.

Приближаясь к цитадели, собака перешла на шаг.

Потом, поставив корзину на мостовую, огляделась по сторонам, как-будто желая убедится, не видит ли кто, потом отбежав назад, резко прыгнула на корзинку.

Но, оказавшись в воздухе, исчезла в клубах черной дымки, и на землю из ее клубов шагнула женская ножка в черной туфельке.

Подобрав корзинку, Госпожа Гертруда проверила ее пассажира, младенец сладко сопел, причмокивая бледным ротиком.

Убедившись, что все в порядке, ведьма посмотрела на высящуюся над ней архитектурную громаду и театрально закатила глаза.

«Боги, готова поклясться, их шарага стала еще больше, с тех пор как я тут была, – прошептала Госпожа, и вновь наклонившись к корзинке, еще тише добавила заговорческим тоном, – Вот увидишь, парень, это все от комплексов», – и быстро зашагала к цитадели.

Подойдя, однако, не к массивным воротам, а к укрытой тенью части кирпичной стены, Госпожа Гертруда, плотно прижав к ней ладонь руки, быстро провела ею по кирпичам, оставляя на поверхности розовый след из искр, сложившийся в замысловатый символ.

Проделав это, она тихо, но твердо произнесла: «Арчибальд Дэроу». Символ вспыхнул и как-будто впитался в кирпичную кладку.

Затем, после секундной паузы, по стене прошла рябь как по водной глади, и на этом же месте как бы проступила деревянная дверь.

«Кто?» – прогремел громоподобный голос.

Ребенок в корзинке захныкал и принялся возится.

«Тише ты, старый дурак!» – зашипела как кошка Госпожа Гертруда и принялась укачивать пищащую корзину.

«Это я, и мне нужна помощь».

В тот же миг дверь отворилась, и за ней возникло старческое круглое обеспокоенное лицо, которое могло помимо возраста и округлых щек еще похвастаться пышной и белой как снег бородой, образовывающей конгломерат с топорщащимися того же цвета усами.

Прежде чем лицо произнесло хоть что-то, Госпожа зашипела на него: «Тссс! Только тихо, а то разбудишь!»

«Э-м, – лицо отрыло рот, лицо закрыло рот, – что случилось Труди?» – наконец вопросило лицо шёпотом.

И вот так всегда во всех мирах и реальностях. Вы можете быть уважаемой старой знахаркой, к которой исключительно уважительно обращаются все от богачей до нищих, и вы же можете быть грозной как шторм и вселяющей в душу трепет Госпожой, к которой и вовсе побоятся обратится кто бы то ни было. Но всегда найдется человек, для которого вы будете просто Труди, и плевать он хотел, насколько вы уважаемы и грозны.

–Да впустишь ты уже меня, не видишь что-ли, у меня ребенок? – гневно зашептала Госпожа Гертруда, и, не дожидаясь ответа, вошла в дверь, предоставив человеку за ней выбор отпрянуть или быть сбитым с ног.

–Эм… поздравляю? – с интонацией человека, проверяющего тот ли провод, на бомбе он сейчас перерезал, произнес старец, отпрянув в сторону перед летящей сквозь него Госпожой.

– Дурак! – повторяя высказанное минуту назад определение собеседника

– Это не мой ребенок, что ты несешь! – снова шептала ведьма, поставив корзинку на стоящий в комнате стол, и повернувшись лицом к пожилому стрику.

Тот пошамкал сухими губами и закрыл дверь, услышав на это очередное приглушенное: «Тссс! Тихо ты!» и баюкающее бормотание Гертруды.

– Это… – начала было Госпожа, убедившись, что тревога пробуждения ребенка оказалось ложной.

– Это … – вдруг она прервалась и, строго посмотрев на старца, сказала, – и прекрати паясничать! Я не могу с тобой серьезно разговаривать, когда ты вот… – она попыталась подобрать слово, указывая на него ладонью, но после непродолжительных попыток сказала «вот такой».

– Эх… – прошамкал старец и пошёл, направляясь к Гертруде, но на ходу преображаясь в высокого атлетичного пожилого мужчину, хотя при определении возраста вы бы растеряли все эпитеты.

На месте бесформенной мантии появились черные туфли, безупречно сидящие дорогие черные брюки, на поясе – широкий кожаный кушак с серебряной пряжкой, белоснежная шёлковая мужская блуза, белизну которой подчёркивал бархатный чёрно-красный жилет с мельчайшими резными узорами на боках.

Аккуратно уложенные и зачёсанные назад волосы цвета свежего снега, и лицо мужественное и загорелое как у морского волка, аккуратная ухоженная бородка и роскошные, чуть залихватски закрученные, усы как небо от земли отличались от того безобразия, что было на лице у открывшего дверь старца.

Одним словом, больше походивший на зимнего бога, к Госпоже Гертруде подходил настоящий боевой маг – Арчибальд Дэроу.

Подойдя ближе, он на ходу смахнул невидимую пылинку с плеча и одернул жилет.

Сама того не желая, ну, хорошо, чуть-чуть желая, Гертруда заметила, как при этих движениях, темной тенью под бархатом сорочки перекатывались мускулы.

И госпожа мысленно отругала себя за это.

Так как встретившись взглядом с глазами снежного барса, взгляд которых мог залить румянцем до макушки любую юную красотку, Госпожа прочитала в них игривое «Я знаю, на что ты смотришь».

«Зараза!»– подумала ведьма.

– Ну? – промурлыкал Арчибальд низким бас-баритоном, – Так лучше?

– Пижон – фыркнула Гертруда.

– Дак, что там с ребенком, Труди? – прошептал маг, подходя к корзинке.

– Я все расскажу, только наложи чары silentium intra1, я не хочу его будить

Когда маг закончил с наложением выше упомянутых чар, они присели в удобные кресла, поставив их так, чтоб оба могли наблюдать за стоящей на столе корзинкой.

Однако, в процессе своего пересказа событий минувшей ночи, Госпожа Гертруда то и дело вскакивала и проверяла спящего младенца, в то время как Арчибальд Дэроу, упершись локтями в колени и сложив ладони домиком, внимательно и молча слушая, мрачнел все больше.

Когда же наконец Госпожа Гертруда закончила рассказ словами «И я пошла к тебе», Арчибальд, матёрый боевой маг, который прежде ни раз противостоял воплощениям зла, поражённо произнес: «Вот дерьмо».

В просторной, роскошно обставленной комнате повисло молчание.

Помолчав, Дэроу глухо сказал: «А ты не думала?» – и вместо продолжения он сжал левый кулак и, повернув внутренней стороной вверх, медленно развел пальцы, образуя из руки подобие чаши, в центре которой возник сгусток колдовского огня.

Он многозначительно посмотрел на гостью.

Та бросила на мага свирепый взгляд, но тут же смягчилась, встретившись со взором Арчибальда

Сейчас в строгих синих глазах не было и тени игривой веселости.

Так в другом мире, должно быть, смотрел айсберг на идущий прямо на него небезызвестный, круизный лайнер.

Дело в том, что между магами и ведьмами много общего, и не в последнюю очередь привычка действовать в ситуациях, когда у других не хватит сил или мужества сделать необходимое.

Труди отвернулась него и, опустив голову, неохотно ответила:

–Честно? Да, проклятье, да думала, в самом начале, когда он первый раз открыл глаза. Помнишь я говорила? Ну при рождении.

Маг не отвечал, было слышно только потрескивание огня в его руке.

– Но, – женщина запнулась, подбирая слова, – Но также нельзя! Это неправильно, я чувствую, что неправильно.

Ведьма, замолчав, вновь повернулась к собеседнику.

– Ну не знаю, Труди, – в полголоса наконец заговорил Арчибальд, -Превентивные меры, сама же понимаешь, это бы сильно все упростило.

Он посмотрел на огонь в своей руке.

– И не обижайся, дорогая, но разве ты сама не … Ну вот сколько ты проводила абортов? И другие такие же как он, – маг кивнул на корзину, – Не нужных, не желанных.

Он замолчал.

– Много Арчи, – грустно ответила Гертруда, но в голосе ее не было обиды, лишь грусть, – Очень много, – они вновь замолчали.

– Тут же есть определённые риски и… – Арчибальд снова замолчал.

– Ладно, – сказал он, спустя какое-то время, в течение которого маг смотрел на смертоносное заклинание в своей руке.

– Ты права, бедняга уже умер один раз за чужие грехи, нечестно убивать его по схожим причинам еще раз, – и легким движением маг повернул кисть, одновременно сжав ее в кулак, огненная сфера с хлопком исчезла.

Арчибальд Дэроу потер ладони друг о друга, как если бы хотел стряхнуть пыль.

–Что мы имеем? – риторически вопросил маг.

Краем глаза он на секунду посмотрел на Гертруду, та улыбалась как девчонка, которую первый раз пригласили на танцы.

«Проклятье, – подумал он, я люблю эту девчушку», – и усмехнулся в усы, и в глазах вновь засветились озорные искры.

И это было чистой правдой, они любили друг друга, но уже давно не так, как это принято у пылких любовников, и не так, как любят друг друга супруги, прожившие вместе жизнь, да и не та это была любовь, что заканчивается браком, но любовь, которая куется в огне войны, битв и сражений, когда они стояли спиной к спине, отбиваясь от врагов и скользя в крови друзей, любовь, что вела его ей на выручку, утопая по грудь в снегу, когда ее сотни лет назад похитил и сделал наложницей злой Шах чародей. Это была та любовь, что давала ей сил в одиночку пробиться к нему в тюрьму gurges в эпоху охотников на ведьм. И были в их любви боль и измены, и жертвы, причем взаимные, были времена, когда меж Арчибальдом и Гертрудой летали молнии, причем в прямом смысле, но человеческая память странная штука, со временем плохое почти стирается, а хорошее сверкает как драгоценности, что бережно хранятся в душе, а уж чего у магов и ведьм в избытке, дак это время.

Дело в том, что маги и ведьмы не стареют, верней, стареют не так как мы.

Магия, струящаяся в их телах, делает такие вещи как физический возраст весьма условными понятиями, и проходит не одна сотня лет, пока законы природы начнут одерживать верх над желанием носителя магии выглядеть так, а не иначе. Существу, которое может усилием воли менять свой морфогенетический код, сложно навязать такие вещи как морщины или седина, и государства рушатся охотней, чем грудь ведьмы начнет уступает силам гравитации. Однако, рано или поздно, а вернее очень поздно, старость возьмёт верх. Вот и Арчибальд, и Гертруда легко могут обратится с стариков или зверей по желанию, но в юношу и девушку уже нет.

Но вернемся назад в покои Арчибальда Дэроу.

– Дак, что мы имеем? Говоришь он точно был мертв? Ну в смысле совсем? Это не летаргия? Не кома? Не amplecti nocte 2или что вроде?

–Нет, уж смерть, знаешь ли, я могу узнать, когда ее вижу, – не без досады ответила Гертруда.

– Да, да, просто мыслю в слух, – поспешил ретироваться Дэроу.

– И дождь впитался в тело?

– В том то и дело что нет, наоборот, капли испарились, как на горячей плите, и даже пар шёл.

– Ага, – маг помолчал, усиленно разминая виски пальцами, затем встал, подошёл к корзинке и внимательно смотрел на бледное личико малыша. Потом снова вернулся на свое место, и снова проделал тот же манёвр.

Несмотря на всю пугающую неясность происходящего, Госпожа Гертруда, на время уступила место Труди, а той, если говорить по правде, нравилось видеть Арчибальда таким, как сейчас.

С магами одна беда: в определенный момент долгих жизней они перестают встречать на своем пути что или кого бы то ни было, представляющее для них угрозу или тайну, лишённые возможности противостоять вызовам, они, как следствие, начинают закисать, отравленные ядом собственного могущества, и не ровен час, могут совсем тронуться рассудком. Например, прийти к выводу, что пытаться захватить мир – отличное хобби для спортсмена и джентльмена.

Темные владыки получаются из могущественных и скучающих магов.

Ведь заметьте, разного рода темные властители обычно ни в чем не нуждаются, ну ни земли, ни пастбища их не волнуют, а рабов у них всегда столько, что и говорить не стоит, золота они тратят на все это больше, чем получат в итоге.

Да и с кем вести торговлю и тратить это золото, когда все и везде уже твое?

Ну вот чем таким будут заниматься темные властители мира, если победят? Решать вопросы внутренней политики, внешней-то политики не осталось?

И что, вся эта рутинная волокита стоила усилий по завоеванию мира? Нет.

Но темные властелины как одержимые пытаются снова и снова.

Хотя вот, посмотри ты на предыдущих пытавшихся. И, казалось бы, очевидно гиблое мероприятие.

Потрать ресурсы и силы на то, чтоб помыть, прибрать свои мрачные земли, организуй в них социальные льготы, построй больницы и школы, рабочие места. Да ты не будешь знать, как отбиваться от желающих тебе служить. Весь мир сам будет рваться под твою пяту. Но такого не происходит.

А все почему? Потому что темный лорд – это скучающий маг, и войну он ведет не ради победы, а из спортивного азарта и нарочно оставляет лазейки для сил «добра», которые обеспечивают ему проигрыш. Потому что в противном случае, ковались бы не волшебные кольца, которые снимаются посредством экстремального маникюра, а волшебные пояса верности с кодовым замком и системой оповещения.

– Дак, говоришь, мать подверглась вероятностной мутации? – спросил маг спустя какое-то время, сосредоточенно ища что-то в манускриптах и свитках, разложенных теперь на полу всей комнаты.

– Да, Арчи. Я уже говорила, у девчонки было свиное рыло на лице. – ответила Ведьма, которая стояла рядом с младенцем.

И тут же она иронично добавила:

–Пятачок как у поросёнка, ну сам-то ты как думаешь?

– Ну мало ли, – задумчиво пробормотал маг себе под нос,

– В лесу за щитом, много чего водится, может мамаша той девчонки, любила … ну экзотику, там сатиры, кентавры, ну, ты меня поняла. И вот вам на лицо свиной пятачок, прости за каламбур.

– О, боги! – закатила глаза ведьма, – Сколько же сотен лет тебе нужно, чтоб повзрослеть? Нет, Арчи, это обычная девочка, дочь мясника, ты бы ее знал, если бы выбирался иногда из этого, – она неопределенно обвела рукой комнату, – могильника.

– Ну хорошо, хорошо. Арчибальд снова посерьезнел.

– Знаешь, это просто глупо в конце концов, – с досадой сказал он спустя какое-то время, отбрасывая очередной испещренный рунами талмуд.

– Мертвенная бледность, зеленое свечение, отторжение природной магии, такой как местный дождь, и это, не говоря о… – он понизил голос до состояния полной секретности, – Самопроизвольном воскрешении.

– Ну а как насчет того парня из пустыни, ну ты помнишь? – невозмутимо прервала его Гертруда.

– Он пришёл на кладбище, встал у могилы приятеля и сказал что-то вроде «Эй, Луи! Встань и иди» и покойный воскрес.

– Ага, – согласился Дэроу, – Как же не помнить отличный мужик, да вот только тогда это была все та же магия что и, – маг кивком указал на корзину.

– Значит это все же – нек… – начала было Гертруда.

–Труди! – закричал маг так, что только наложенные чары тишины не перебудили всех обитателей цитадели.

– Ой, – пискнула Труди и плотно зажала рот руками. В глазах Госпожи Гертруды на мгновенье застыл испуг.

– Ну не в таком же месте произносить подобное! Последствия могут быть не предсказуемыми! – глухо проворчал Арчибальд.

Гертруда, все еще не отрывая ладони от рта, кивнула, оба замерли как-будто прислушиваясь, но все было по-прежнему.

– Ох, Арчи, язык сам хотел произнести это! – посетовала Гертруда, когда они наконец успокоились.

– Похоже обошло… – начал было говорить боевой маг, когда слова его оборвал громкий и жалостливый плач ребенка.

– Чего это он? – встревожился Арчибальд. – Это из-за сказанного?

– Нет, не думаю, малыш просто голоден, – сюсюкающим тоном отозвалась Госпожа Гертруда, извлекая плачущий комочек.

– И кого он собрался тут сожрать? – Еще более взволновавшись, не унимался маг.

– Ему нужно только молоко, ну как минимум пока, только молоко.

В Гертруде сейчас боролись материнские инстинкты Тетушки и холодный рационализм Госпожи.

Тетушка безоговорочно победила, и Ведьма скомандовала:

–Неси молоко, ну же скорей.

– А разве новорождённый кормят не грудью?

– Если хочешь. я могу отвернутся и.… ну, – озадаченно и смущенно пробормотал Арчибальд.

– Боги мои! Когда нужно сражаться с чем бы то ни было, Арчи, ты лучше всех, и я первая это признаю.

– Это правда, – маг просто не понимал такой концепции как скромность.

– Но, когда речь заходит о простых вещах, у тебя мозгов не больше, чем у зрелого кабачка, – продолжила Гертруда.

Могучий воитель поник как маленький мальчик, которому сказали «никакого десерта, пока не доешь брокколи».

– Ну подумай сам, у меня же нет лактации, Арчи. И вообще сколько по-твоему мне лет?

Арчибальд отступил на шаг и окинул гостью оценивающим взором

– Ну я бы сказал, что…

– Только посмей продолжить эту фразу старый дурак! – зашипела Ведьма, -А ну быстро нашёл молоко! Этот парень и так пережил больше, чем полагается в день рождения, чтоб его еще и голодом морить. И не забудь про бутылочку! – уже вдогонку крикнула Госпожа.

Вы наверняка думаете: «ну откуда в таком месте как цитадель возятся детской бутылочке?»

Но Магия – это концентрированная вероятность, поэтому в самом магическом месте найти что-то, чего там быть не могло, гораздо проще, чем то, чему там самое место. Скажем так, с точки зрения магии, вероятность обнаружить детскую бутылочку в цитадели магов была примерно сто процентной, чего не скажешь о мистических артефактах, которые пропадали, стоит вам отвернуться.

Учитывая выше сказанное, Арчибальд вскоре вернулся в свои покои, держа в руках добычу, состоящую из глиняного кувшина с молоком и, да, самой что ни на есть настоящей бутылочкой с соской.

– Подержи его, – передала ребенка ведьма, а сама, взяв в руки кувшин что-то пошептала над ним, и по молочной глади содержимого прошла рябь, и с хлопком поднялось маленькое, малинового оттенка облако.

– А в глазках-то у него и правда изумрудные тени бегают, – сказал маг, неумело трясущий ребенка, пытаясь убаюкивать на манер того, как это делала Гертруда.

– А я что тебе говорила? – ответила Госпожа, разгоняя рукой малиновый пар

– Постой, что ты сделала с молоком? – удивился Дэроу.

– Элементарная трансмутация молекул, дорогой Дэроу. Теперь это не коровье молоко, а человеческое. Новорожденным рано пить коровье, понимаешь, оно для них жирное. – нравоучительно поясняла ведьма, аккуратно переливая часть содержимого кувшина в бутылочку.

– Ну вот, теперь соску и готово! Давай его сюда скорей.

Арчибальд послушно и со страхом, свойственным мужчинам при обращении с маленькими детьми передал плачущего младенца.

– Он выглядит и ведет себя как обычный ребенок, – сказал маг, – Ну за исключением того, что бледный как труп, разумеется

–Ага, – отозвалась на распев Гертруда, скорей обращаясь к жадно сосущему бутылочку младенцу, нежели к Арчибальду.

Маг фыркнул, его всегда обескураживало то похожее на религиозный транс состояние, в которое погружаются женщины, занятые кормлением новорождённых.

– Ну свечение в глазах пройдет, когда его клетки полностью адаптируются к магии.

– Ага, ти мой хаёший, – вновь протянула ведьма, с блаженной улыбкой.

Дэроу покачал головой, точь-в-точь, что говорить с фанатиком на молебне, однако продолжил:

– Я вот что подумал, маги с рожденья имеют склонность к тому или иному аспекту магии так? – и не дожидаясь ответил, – Но сама магия проявляется позже, в основном в период пубертата, когда морфическая матрица и так готова к естественным изменениям, за исключением случаев, когда инстинкт самосохранения вынуждает магию проявится раньше. Однако, тело носителя магии продолжает взрослеть, пока не достигнет физиологического пика, а потом уже старение останавливается.

– Ах, если бы оно останавливалось, – с грустью ответила Гертруда.

И вновь Арчибальд поразился, как его дорогая подруга, несмотря на, по примерным прикидкам пятисотлетний возраст, хотя маг охотней откусил бы язык, чем признался Труди, что подсчитывал, сколько той лет, как и самая обычная женщина огорчалась, когда приходилось напоминать ей, что та не может вечно оставаться юной прелестницей, даже если она была таковой лет эдак двести к ряду.

«Ох уж эти женщины», – подумал Дэроу, неосознанно подчиняясь законам некоего мультивселенского жанра.

– Я это к чему? – продолжал маг, отвлекаясь от раздумий.

– Ума не приложу, – снова на распев ответила Труди

– Тому, что магия проявляется в первый раз спонтанно и невероятно мощно, как-будто лопнул нарыв. Я вот превратил отчима в горящую головешку, когда он в очередной раз избивал до полусмерти мать, а когда она же завопила от ужаса, и на крик прибежала стража, у первых трех, что попытались меня схватить, выкипели глазные яблоки, прежде чем я удрал.

– Ну да, магия разрушения – это твое. – подтвердила Госпожа, – А я первый раз превратилась, когда на меня в лесу напал вервольф. Это потом уже до меня дошло, что нормальная, любящая мать не пошлет дочку одну в лес в полнолуние, да еще нацепив на нее красный плащ, чтоб уж наверняка. – задумчиво и печально произнесла Госпожа, припомнив свое детство.

Поэтому Госпожа, помолчав, вздохнула, прежде чем уйти из деревни в ту же ночь.

– Я собственными руками вспорола брюхо своей суки матери.

Сказав это, Госпожа, на мгновенье отложив бутылочку отвела правую руку от младенца, и из изящных пальчиков дамы выросли длинные черные и тонкие как иглы когти.

Но малыш тут же захныкал, и в одно мгновенье смертоносная лапа, вновь став женской ручкой, взялась за бутылочку с молоком.

А через пару столетий эта история стала сказкой, и в ней появился дровосек, и бабушка, и все тому подобное.

–Ну да, а тех трех стражников сказанья зачем-то превратили в трех слепых мышат. Ей богу, Труди, какой-бы кошмарной ни была правда, дай только пройти сотне-другой лет, и эту же историю люди будут рассказывать детям как добрую сказку, – поддержал Арчибальд.

– Дак, о чем бишь я? Ну да, в твоем случае это магия изменений. Но ни разу нигде не было такого, чтоб так проявлялась, сама понимаешь какая магия, – он много значительно кивнул на ребенка.

– Ей обычно учатся, ей овладевают через обряды и практики, но не владеют от рождения. – подытожил мысль маг.

– Ты хочешь сказать, что он, новый подвид мага? – с недоверием спросила ведьма.

–Нет, не совсем. Ведь эта магия была всегда, что, если просто те маги что, – Дэроу осекся, но сразу продолжил, – что склонны к ней, раньше успевали овладеть иным мистическим искусством, так и не выявив свою предрасположенность, а позже начинали изучать это искусство и, на удивление для всех, моментально становились мастерами этого колдовства? Ведь, возьми хоть нас с тобой, ну как бы «такому» магу пригодилась его природная склонность, в ситуации схожей с твоей?

– А я понимаю, о чем ты, – Ведьма сейчас перекинула ребенка через плечо пыталась помочь ему срыгнуть, – Не возникает того раздражителя чтоб она проявилась.

– И, кроме того, есть один нюанс, – продолжил маг, -Сколько мы уже тут? Ну тут в Мэджикшилде?

– С самого его создания, а это лет сто пятьдесят-двести, а что? – сказала Гертруда.

– И сколько магов или ведьм тут родилось за это время? Дети все время рождаются, не вопрос. А маги? Ты местная повитуха, если кто и может такое знать, то это ты.

– Ни одного, – задумавшись ответила Госпожа Гертруда, – Но мы же уже задавались этим вопросом, верней ты и твои соседи по цитадели. И ты сам объяснял мне, что магический фон Мэджикшилда слишком перенасыщен вероятностью, он агрессивен для того, чтоб тут рождались носители.

–Все верно, – кивнул Арчибальд, – Тогда это кто по-твоему? – он указал на малыша, – Просто внук мясника? Может и так, он же самый что ни на есть маг. Первый и единственный рождённый в Мэджикшилд за двести лет.

–Магия – это как-раз, когда происходит то, чего не может быть, – медленно, как-будто перекатывая слова на языке, подхватила его ведьма, – Например, маг склонный от рождения к, – она посмотрела в глаза Арчибальда. Маг кивнул.

Ведьма продолжила:

– Такой вот невозможный маг, рождается в месте, где магом родится невозможно, похоже на правду, Арчи.

– Ну и что нам теперь со всем этим делать, – говоря это, маг подошёл и нежно кончиком пальцев погладил еще совсем крошечную головку новорождённого чуда.

– Раз мы его не убиваем, значит нужно придумать, где и как ему жить.

– Чур живет с тобой! – хором произнесли маг и ведьма.

– Ну уж нет! – громко сказала Труди, и малыш заплакал, она тут же принялась баюкать ребенка. Хотя понимала, что выстрели она хоть из пушки, ни ребенок, никто бы то ни было кроме Арчибальда этого не услышал бы, чары – silentium intra не позволят.

– Но, Труд!

Госпожу Гертруду всегда раздражало это его прозвище как будто превратить Гертруду в Труди недостаточно коротко, и ее имя нужно обкорнать до жалкого Труд.

Она не раз пыталась сокращать имя Арчибальда, но мальчишке, живущему в душе каждого мужчины, все было как с гуся вода, а коверкать его имя сильнее чем Арчи, Гертруда считала занятием ниже собственного достоинства. Но боги свидетели, если он хотя бы раз уберет из Гертруда еще один звук и превратит ее в «Тру», магу придется искать себе новую вселенную для проживания.

–Вместе со мной в цитадели живет еще одиннадцать магов, не считая прислуги, – настаивал Арчи.

И ведь он серьезно считает, что двенадцать вечно прибывающих в раздумьях стариков это много. Да в громадине цитадели можно роту солдат расквартировать вместе с семьями, и не один из «соседей» Арчибальда этого не узнал бы.

Ох уж эти мужчины! – подумала Госпожа Гертруда, попав под влияния того же закона, что недавно Арчибальд.

– Зато у вас тут мыши в кладовую проходят по пропускам, – шепотом ответила она наконец, – У меня же проходной двор вместо дома, то у них понос, то геморрой, то любовное снадобье им подавай, по сетовала ведьма, то рожают, то чихают. Порой мне кажется, что в городе живет на пару тысяч больше, чем есть на самом деле. Дверь не закрывается от посетителей.

На самом деле, она преувеличивала и при том нещадно, но ведьма не ведьма, если не сумеет добиться своего, пусть даже привирая.

– А что случилось с тем несчастным, что залез к вам в цитадель пару лет назад? Говорят, хотел украсть волшебные драгоценности, – ледяным тоном вопросила Гертруда.

– Да ладно тебе, Труди, забавно же получилось, – Арчибальд безуспешно пытался уклонится от ястребиных глаз ведьмы.

– Забавно?! – свирепо зашептала Труди, стараясь одновременно и звучать грозно и не будить маленького ребенка, – Да части тела бедолаги потом месяц собирали по всему городу, при этом каждый ошметок его тела бормотал: «я больше так не буду, я больше так не буду».

– Ну дак и не будет же! – прыснул Арчибальд Дэроу себе в усы, но поймав на себе убийственный взгляд, тут же добавил, как проштрафившийся школьник перед учительницей, – Это все не я, Труд, честно. Это все Барт.

– Да верю я, верю, – смилостивилась Гертруда и положила задремавшего малыша в корзинку, – Ты хоть и старый дурак со скверным чувством юмора, но не конченый садист как Бартоломью.

– Вот как, «садист», а когда-то ты говорила, что он непосредственный и эксцентричный, – хотелось сказать Арчибальду, живо припоминающему как во времена их молодости, именно к Бартоломью ушла от него Гертруда.

Вместо этого маг сказал: «Да, Барт славный парень, ты же знаешь», нарочито проводя пальцами по виску, где за белоснежными волосами был шрам от шаровой молнии.

Напоминание о ревевшей когда-то дуэли между ним и Бартом, из-за некой знойной красотки, которая теперь стоит тут и умничает.

Труди заметила жест, и поджав губы, голосом, в котором было чуть больше беззаботной невинности, чем того требовала беседа продолжила:

– Я это к тому, что еще лет двадцать народ Мэджикшилда будет икать при одной мысли о цитадели.

–Без сомненья, – ответил маг, все еще мрачный от нахлынувших воспоминаний минувших лет, – Но что я скажу парням?

Они называли себя «славные парни». Двенадцать из тринадцати сильнейших магов и колдунов, живущих здесь, что еще не стали называть себя владыками и не принялись строить черные башни тут и там как раки отшельники. В общем нормальные парни, у и что, что любому из них человека испепелить, что муху прихлопнуть, все нормально, это же «славные парни».

В целом цитадель при всей мрачной готичности, больше напоминала мужское общежитие или студенческое братство, слившегося в симбиозе с домом престарелых, за теми исключениями, что тут не было какого-то ни было руководителя или директора, что мог бы призвать к порядку, да и девушки чирлидерши не лазили по ночам в окна. По той простой причине, что, если маг был в настроении, он вполне мог создать прямо из воздуха вполне материальные иллюзии девушек, в любом количестве и на любой вкус, этот способ досуга зарекомендовал себя в мистических кругах, поскольку с иллюзиями можно не разговаривать или ходить на свидания, а главное начисто отпадал вопрос о контрацепции.

Но в остальном это был дом для престарелых, и погружённых каждый в свой мир мужчин, которые не лезут в дела друг друга и требуют того же от остальных.

– Да эти твои парни и не заметят ребенка, если все правильно разыграть, -продолжила Гертруда

–Ну а почему бы не отдать его какой-нибудь семье в городе? – не сдавался маг.

– Потому что его силы уже активны, сам же сказал, и неизвестно, что будет дальше, – гнула свое Ведьма, – Как начнется ну допустим падеж скота, люди возьмутся за вилы и пойдут за головой мальчика, по той простой причине, что он не такой как все. И не важно падеж начался из-за него или нет, но что будет, когда толпа загонит его в угол? Я имею в виду, что случится с этой толпой?

– Много чего мало приятного, причем быстро, – согласился Дэроу.

–А в цитадели зашитые руны и прочие ваши фокусы, парни твои на худой конец. Все это приглушит его и на время сдержит, пока мы не придумаем, что делать дальше.

–Ну хорошо, – уступил маг.

Таков уж он был, непоколебим и властен, и даже Гертруда не решилась бы спорить с его решением в по-настоящему важных вопросах. Арчибальд легко уступал своей Труди в незначительных вещах.

«К тому же она права, – подумал Дэроу, – пока паренек растёт будет время все проверить.»

– Но не я же буду его растить? Все эти пеленки и распашонки, как ты себе это представляешь?

– Не волнуйся, дорогой мой, я бы не доверила тебе и печеной картошки, не говоря о младенце, – проворковала ведьма, то ли ради малыша, то ли ради Арчибальда, – У вас же тут прорва прислуги, так? Ну немного чар тут, капелька гипноза здесь. И малыша будут любить как родного. Да и парни твои не заметят. Подумаешь у челяди новый головастик или как-то так.

– Я было уже забыл, как ты коварна, – изумился маг.

– Ну, ведьма, я все-таки или нет? – подмигнула ему Труди.

– Дак нам нужна молодая девушка? Ну для, скажем так, усыновления? Ну мы могли бы нанять его мать, как горничную, ребенку же нужно молоко, – размышлял в слух Арчибальд

– Нет, нет. Только не ее. Подумай сам, Арчи, она хотела избавится от него, так или иначе хотела его смерти. И он мог это запомнить, как бы впитать через пуповину, – запротестовала Госпожа Гертруда.

– Я не думаю, что такое может быть, Труди. Это невозможно в конце концов! – изумился маг.

– Да, невозможно, как невозможно, чтобы мертвый, скорее выкидыш, нежели новорожденный, ожил сам по себе. Одним богам известно, на что, – и ведьма снова начала на распев растягивать слова, заглядывая в корзину, – Он спасёбин, а ня стё не спасёбень, да, мались? – риторически закончила ведьма.

–Еще завернет мамашу в бараний рог и поминай как звали. – произнесла Гертруда, обращаясь уже к Арчибальду, – Но мыслишь ты верно, только нужна не одна, а как минимум четыре кормилицы. И один надежный порядочный мужчина, желательно не очень молодой.

– Объясни почему, я заинтригован, – непонимающе сказал маг.

– Смотри, все просто, прислуга работает посменно. Мы найдем четыре девушки-кормилицы и каждой из них внушим, чтобы, как только она заканчивает смену, у нее возникало непреодолимое желание заботиться о «нашем» малыше так, как если бы это был ее собственный ребенок. А выходя на смену это чувство пропадало, и она забывала, что он вообще существует. Две девушки на дневную, две на ночную смену. Так мы сможем обеспечивать круглосуточный уход, а девушки смогут выполнять свои обязанности, не привлекая внимания твоих «парней».

– А мужчина нужен, чтобы мальчик жил у него в комнате, и его мы гипнотизировать не должны, чтобы в случае, если малыш будет вести себя странно, мужчина бежал ко мне, – закончил мысль Арчибальд.

–Ага, а мужчиной он должен быть, чтобы материнский инстинкт не мешал ему в случае чего, да и не будет кривотолков за спиной. Ну добрый одинокий джентльмен на старости приютил малютку.

Вот увидишь, еще сказку придумают, дескать вырезал сынка из полена или это ожившая кукла, что-нибудь в таком духе, – продолжала ведьма.

– Я только не понимаю, почему он не молодой должен быть? – задумчиво спросил Арчибальд.

– Да чтоб девок не попортил, дурья твоя бошка, когда четыре молодых бабы с раздутыми от молока грудями начнут ходить к нему в келью и днем и ночью, – фыркнула Труди.

– Это да, – засмеялся маг, – хоть у себя мальца оставляй, – он подмигнул ведьме.

Затем плавно подойдя к ней сзади, нежно обнял за талию. И положив свой подбородок ей на плечо, посмотрел на крошечного мальчика, что наделал столько хлопот в первый же день своей жизни.

Вопреки ожиданиям мага, Труди не стала вырываться, а плотней прижалась к мужчине.

– Только давай дадим ему имя, Арчи, дадим мы с тобой, а то еще назовут каким не будь Финном, Томом или упаси боги Гарри. Можешь представить, себе мага с именем Гарри? Фу! – Госпожа Гертруда поморщилась.

– Маг Гарри, а надо быть конченым извращенцем, чтоб пойти на такое, – промурлыкал он в ее ушко.

– Как насчет, Белиал или Асмадей, – маг резко развернул ведьму к себе лицом, заставив ту пискнуть кокетливо «ой» и заглянул ей в глаз.

– Ну не знаю у вас у всех такие длинные… имена, – хихикала Труди, – Всю голову забьешь, пока всех упомнишь, – и она ловко выскользнула и объятий, – Как насчет чего-то лаконичного?

– Но сильного и страстного, и мрачного, – голосом барса ответил Арчибальд, – мягко вновь приближаясь к Гертруде, – Что-то такое, что будет говорить за него: «не суйтесь к этому мужику, если не хотите, чтоб из ваших ребер сделали клавесин». Что-то типа Дарт, Дарк …

–А как тебе Дэрэк? – в полголоса смеялась Гертруда, теперь уже вовсе не против снова побыть чуть-чуть Труди.

– Дэрэк хорошо, а что с ним? – пробормотал маг, зарываясь лицом в ее волосы.

– Да нет же, как тебе, если мы назовем его Дэрэк?

Арчибальд, прервавшись, воззрился на свою Труди.

–Дэрэк? Серьезно? И что, Дэрэк лучше, чем Гарри? – он выгнул белую бровь.

– Конечно, глупый, намного, – прошептала Труди в его ухо и нежно поцеловала в щеку.

– Ну боги с ним, Дэрэк, дак Дэрэк, – мысли Арчибальда Дэроу сейчас куда-то плыли на волнах ее нежного и такого близкого аромата.

– Ты только посмотри на нас Труд, прямо молодые родители, выбираем имя сынишки.

– Не говори ерунды, старый козотрах, какие из нас родители? – уже томно бормотала ему Труди

– Да ладно тебе, это было-то всего один раз. И ты сама тогда захотела превратится козой, – напомнил Арчи, и прильнул к ее чуть раскрытым губам.

А время пошло дальше…