Читать книгу Мой друг Камиль Исхаков - Евгений Березин - Страница 8

58

Мама никогда не рассказывала об отце подробно.

Я попросил Камиля поехать к ней, попробовать деликатно расспросить. Итог оказался ошеломляющим. Крепкий парень Камиль вернулся подавленным.

Он привез два старых фото. Мы долго рассматривали их, не находя ничего особенного – такие фотографии лежат практически во всех семейных альбомах нашей большой страны. Но произнести это вслух было невозможно.

На нас в упор смотрела история.

Расстрелянный бухгалтер, в наглухо застегнутой куртке-кителе из дешевой бумазеи – даже в наши с Камилем студенческие годы они висели в магазине «Рабочая одежда» на улице Кирова – сфотографировался с товарищами. Отсидев первый срок, он только что вернулся из ГУЛАГа. За стеклами круглых очков, прикрывавших застывшие глаза, угадывалась тревога, как бы глубоко он ни старался ее запрятать. Такому не до «антисоветской агитации». На другом снимке красивая, спокойная девочка. Скоро она почувствует, что в мире, ее окружающем, сын за отца отвечает, даже если он – дочь. На долгие годы она усвоит, что ее парта последняя, как и место в жизни, и школу менять бесполезно. И двор пустеет, стоит только выйти. И высшее образование не для нее (в семье бухгалтера, а это была не слабая ступень в социальном лифте тех лет, лишь Раузе удалось окончить университет, уже после реабилитации отца). И, вообще, кушать нечего «в связи с потерей кормильца» по формуле умника из райсобеса. Ее детские впечатления оказались настолько сильными, что, даже став уже взрослой, став матерью, она боялась навлечь беду на собственных детей. Поэтому молчала.

Характерная деталь: дед С. А. Губайдуллиной тоже был муллой. Он был одним из организаторов «Общества мусульман-прогрессистов», для этого специально ездил в Петербург, встречался с премьером России С. Ю. Витте. Тогда казённые средства выделялись только русским школам, и новая организация взяла на себя все заботы о финансировании просветительства среди мусульман. После 1917 года почти вся его семья тоже была репрессирована, они долго жили в ссылке на Аральском море. Ида, сестра С. А. Губайдуллиной, так описывает это время: «Детские годы запомнились по страху, в котором постоянно пребывали наши родители. О причинах страха мы могли только догадываться, – в доме о прошлом родителей разговаривать было не принято»59.

Из разговора Камиль понял, что мама ничего не забыла. Он чувствовал – ей тяжело дается их разговор, и уже хотел прервать его. Но мама опередила.

Словно что-то для себя решив, она вдруг прочитала стихи. Наизусть.

Юату60

В памяти моей твой образ дышит

Пламенем горящих карих глаз.

Мне бы «этием»61 хоть раз услышать,

И не плакать, дочка, как сейчас.

Помню, как меня ты обнимала,

Чуть скучая перед каждым сном.

Издали завидев, подбегала,

Когда шел с работы я в наш дом.

Скоро я вернусь, пройдут ненастья.

Захлебнувшись счастьем на бегу,

Ты взлетишь стремглав в мои объятья,

Обниму я сильно, как смогу.

Будет жизнь нам новой милой сказкой.

Братику, сестричке, маме, всем.

Наполняясь радостною краской,

Жизнь веселой станет насовсем.

Ты начнешь учиться очень скоро,

Силу в новых знаньях обретешь.

В них создашь надежную опору

Ты себе, и в жизнь легко пойдешь.

Я приеду, привезу отсюда

Всем гостинцев. В новый туесок

Положу подарки, ягод груду,

Чем богат Путмянский наш лесок.

Ну, пока, пора и мне прощаться.

В срок недолгий здесь я остаюсь.

Мне с делами надо разобраться:

Вот закончу, и домой вернусь.

Помни, дочка, ты не одинока.

Не тревожь печалью сироты

Душу, обнаженную до срока.

Папа жив, он любит так, как ты.

Папа жив, он полон светлых планов,

День и ночь он думает о вас.

Он приедет, поздно или рано…

Только чуть попозже, не сейчас.

Разгони все мысли про несчастье,

Лучше вспомни ситец, что дарил.

Сшей себе из ситца, дочка, платье.

Всем скажи: мой папа так просил.

Знаешь, ты мне снилась в эту ночку.

Лучезарный взгляд развеял тьму,

И увидев маленькую дочку,

Стало легче сердцу моему.

В снах своих дочурку обнимая,

И без снов все мысли лишь о ней,

Сколько дней, томясь, я здесь скучаю

По тебе. О, свет судьбы моей!

Ты сестру Раузу и Сайдаша

В пухленькие щечки расцелуй,

Чтобы жизнь счастливой стала ваша…

Ну, прощай, кызым, и не горюй!

Эти стихи Камиль услышал впервые. Его дед написал их в тюрьме. Он хотел успокоить свою дочь. А девочка не подозревала, что их разделяли 700 метров: от места, где жила семья, до «Черного озера»62, где держали ее отца, – 1400 шагов. Полвека спустя, Исхаков не раз будет в этом здании на Дзержинского, 19 у своего друга Александра Гусева, начальника УФСБ РФ по республике Татарстан.

Среди моих знакомых тоже немало казанских чекистов, на счету которых имеются конкретные результаты, действительно важные для безопасности страны. Но на их плечи давили грехи «стариков». Служебный кабинет одного из них – большого чекистского начальника – располагался там же, где когда-то сидел замнаркома НКВД ТАССР, а потом была следственная часть наркомата. Он искренне рассказывал, что в тех стенах «тени прошлого» ощущались почти реально: 3 декабря 1937 года в этом кабинете во время допроса умер от паралича сердца Шамиль Усманов63. Другой товарищ – «из знающих» – на особом, старо корпоративном сленге так и объяснил: «забили табуреткой». Деда Камиля могли допрашивать там же. От внутренней тюрьмы, где его, скорее всего, расстреляли, осталась дверь одной из камер, обитая железом. В назидание потомкам ее сохранили в ведомственном музее. Уже в 2000-е годы здание бывшего НКВД сгорело. Что повлияло на такой итог, остается догадываться. Есть тут что-то сакральное. Может быть, нам повезло, и тот огонь, пожравший ад, был очистительным? Хотя стены, конечно, ни в чем не виноваты.

Уходя на фронт, Муса Джалиль, памятник которому Исхаков видел из окон своего кабинета в здании городской мэрии на Площади 1-го Мая, тоже оставил своей дочери стихотворение. Как эти два отцовских послания похожи по духу.

Ты прощай, моя умница,

Погрусти обо мне.

Перейду через улицу,

Окажусь на войне.

Если пуля достанется,

Тогда не до встреч.

Ну, а песня останется,

Постарайся сберечь.

Наверное, неслучайно сам Камиль, унаследовав пристрастие деда Абдуллина Газиза Гарифовича к стихам, любил Джалиля. Ну, а песню, которая осталась «маленькому Вдохновению» от ее отца, она тоже постаралась сберечь. Теперь ее будут знать все Исхаковы.