Читать книгу Мой любимый пират. Повести - Евгений Кремнёв - Страница 7

…Когда впечатления от кино рассеялись, к Инге вновь вернулись злость и досада на Ивана, нелепой выходкой испортившего их почти интеллигентное расставание и поставившей ее в дурацкое положение перед новым кавалером.

Она шла, опершись на Олегову руку, изредка поглядывая на него – мачо с перебитым носом, полную противоположность субтильному Ивану. Так поглядывая, она решила сегодня же, а не завтра, как положено порядочной девушке, отдаться ему. Именно – сегодня, в сей час назло маме (точнее – Ивану) Инга решила отморозить уши.

…Она сидела на разобранной кровати и, прихватив жемчужными зубками пепельно-русую прядь, поглядывала на раздевающегося Олега; заметила перхоть на своем плече атласной кожи, сдула её. Олег прекратил раздеваться и сказал, что ему что-то попало в глаз. Инга сказала, чтобы он был мужчиной и не обращал внимания – глаз проморгается.

Затренькал телефон.

– Давай отключим, – предложил Олег, и потянулся к вилке. – Не надо! – остановила его Инга, решив проверить настойчивость абонента, имя которого, как она полагала, Иван. Телефон не унимался, и Инга сняла трубку, намереваясь нанести последний удар бывшему любовнику и известить его о том, что она сейчас… Тут она задумалась о романтическом эквиваленте слова «трахнется». Ну да ладно – трахнется!

– Да, я!

Инга слушала, потом внезапно побледнела. – Разбился?! Насмерть?! – Инга несколько раз стукнула трубку об стол. Опять переспросила. В трубке подтвердили: «Да, разбился насмерть! Тачка всмятку – восстановлению не подлежит!». Инга закричала, что ей по фиг тачка, ведь человек погиб!

Она медленно положила трубку мимо рычага. Пищит. Она опять положила и опять мимо. Да, пофиг!

– Какой бред! Он погиб в семь! – пробормотала красавица. – В семь мы чуть не уписались от смеха в кино!

– Кто разбился? Этот психопат? Он собак задавил.

Ингу передернуло. – При чём здесь собаки! Они гадят на газонах! И людей смущают своим бесстыдным поведением!

Она закурила и уставилась в окно. – Ты, Олежа, одевай штаны и иди домой.

– Может, вдвоем как-нибудь это переживем? У меня – стояк?

– Он сказал: я от тебя никогда не отвяжусь, – не слышит Инга. – А, взял и отвязался… навсегда.

Олег обнял девушку сзади. – Он обозвал тебя сукой три раза!

– Четыре, – поправила она его. – Я думала, ты уже одет. Когда будешь уходить, вынеси ведро с мусором. Если тебе не трудно.

– Кончай Инга!

– Никаких «кончай»! Уходи!.. – она повернулась. – Ты помнишь, что он тебе сказал?

– Я помню, что он чуть не сбил тебя и переехал собак, пусть они и гадят на газонах! – повысил голос Олег.

– Он сказал: красотки еще никому просто так не доставались. Он оказался прав.

– Ты в этом уверена?

Он задрал ее халат – трусиков не было – и повалил на кровать. Инга отчаянно сопротивлялась, но под напором тренированного тела обмякла.

– Подожди!.. Идиот!.. Я – сама!.. Идиот!.. Я уже хочу!..

…Она лежала, бесстыдно развалившись, и курила. Олег, вернувшийся из ванной, разморенно улыбался, стоя над ней. – Ты – бесстыдная и красивая! Адская смесь!

Инга поставила ногу на его живот, погладила и неожиданно толкнула.

– А, теперь убирайся! Попробовал Ингу и мотай!

– Ты что, офигела?

– Не уйдешь?.. Тогда не поворачивайся ко мне спиной, потому что я разобью тебе голову. За изнасилование!..

Олег демонстративно повернулся и сказал. – Давай!

Инга взяла тяжелую хрустальную вазу и ударила его по голове. Боксер упал.

…Инга долго просматривала альбом, отбирая фотографии, где они были с Иваном вдвоем, иногда толкала ногой Олега – не очнулся ли? Потом положила фотографии в отдельный пакет и всплакнула над ними.

Боксер пришел в себя, она хотела ударить его ещё раз, но передумала – ваза была красивая. Инга вызвала Скорую помощь, сказала, что её кавалер споткнулся и упал с высоты своего роста. Ей поверили и Олега увезли.

Она стояла на балконе, вглядываясь в темь уснувшего города; слушала шум деревьев и урчанье голодного желудка – сегодня у нее была плановая диета; курила, глотая дым вперемежку со слезами. Ей чудилось: где-то в этих деревьях, под которыми он год назад первый раз овладел ею (мама была дома, а им было невтерпеж) бесприютно томится Иванова душа.

Что-то холодное коснулось ее уха. Инга охнула и отшатнулась. Но ничего не было кругом. «Может коты чудят?» – подумала она, но тут же отбросила это предположение, как очень странное. Она плотно закрыла балконную дверь и укрылась одеялом под самый подбородок, свет не выключала, потому что как-то страшно стало. Ей почудилась неясная тень, скользнувшая на балконе. Качнулись шторы на окне и …в закрытую балконную дверь вбежал дворовый кот Барсик. Как же так – сквозь дверь?! Действительно, коты чудят?! Домашнее животное вспрыгнуло на грудь и лизнуло Ингины глаза.

И свет померк.

Инга тут же вскочила, сбросив кота. Балконная дверь была открыта настежь, и сильной струей воздуха туда всасывало тюль занавески и комплект трусиков «Неделька», лежавших после стирки на стуле. Кот прыгнул в черный прямоугольник двери и исчез в мгновенном сиянии. Инга ринулась за ним. На кой – она сама не поняла?..

Она вбежала… в гулкий зал со сводчатыми потолками. В его центре стояло ложе с зеркальными боками, сверху покрытое сияющим покрывалом. Инга не чувствовала ни страха, ни удивления, ни холода каменных плит под босыми ногами. Она подошла к ложу, развязывая тесьму на сорочке, гладя груди и дыша все глубже и глубже; медленно стянула серебряное покрывало. Под ним оказалось покрывало с золотым шитьем. Инга так же осторожно сняла и его. Открылось покрывало, усыпанное алмазами так густо, что больно было глазам. «Боже, сколько ювелирки!» – подумала она и отвернула край последнего покрывала.

В ссохшейся голове мумии, похожей на резиновую маску, она узнала лицо Ивана. Инга сдернула покрывало, и ее глазам предстало усохшее тело бывшего любовника. Она дотронулась ладонью до лба, живота и ног трупа. Они были холодные как перемороженная рыба.

Вдруг, одна из плит, совсем у ног Инги, со скрежетом раздвинулась, и сильнейший поток воздуха, снизу – вверх, бесстыдно задрал сорочку, пытаясь сорвать её. Инга инстинктивно загасила подол и увидела свое отражение в зеркальной грани постамента – Мэрлин Монро ловить было нечего! Совсем нечего! Она в очередной раз возликовала от своей невозможной красоты, подняла руки, помогая ветру свершить задуманное, и сорочку унесло вверх.

Девушка положила ладонь на усохшее мужское естество мумии и стала ждать. Через некоторое время под ладонью потеплело и еле уловимо запульсировала кровь. Она не сомневалась: этот женский прием – вечен и безотказен. Естество зашевелилось расправляющимся червем и вот, из-под ладони, твердея и горячея, выползла детородная мужская тычина. Инга прильнула к ней, а потом вскочила на мумию.

Она работала наездницей и с каждой секундой чувствовала, что ее раскаленные ягодицы бьются не о кости, покрытые мертвой кожей, а об упругую и теплую плоть. Сквозь туман острейшего наслаждения, застилавший глаза, сквозь звон в ушах и свербление в причинном месте, она видела, как грудь, плечи, голова мумии разглаживаются, розовеют, и труп превращается в живого Ивана. Грудь его вздымалась все выше и выше. Потом он понял наездницу низом тела и стал помогать ей в яростных поисках глубины. Он подбрасывал её так высоко, что она кончиками взлетавших волос касалась сводчатого потолка, но «причленялась» именно туда, куда нужно, получался охуеннейший батут ужаса и наслаждения.

Бывшая мумия долгим стоном – так что задрожали стены – отметила заключительную точку экстаза. Инга, содрогаясь на горячем столбике, умасленном мужским семенем, не заметила, как изо рта бывшей мумии вместе с кровавой пеной выскочила черная клипса.

Не открывая глаз, мертвец схватил клипсу и всунул в Ингину ладонь. Девушка, добегавшая последние метры сумасшедшей любовной скачки, не заметила этого.

…Освободившись от обмякшей мужской плоти, она в изнеможении склонилась на Иванову грудь, выдохнула бессмертную шекспировскую (или гётевскую?) фразу «Дас ист фантастиш!» и после секундного отдыха подняла глаза.

Иван лежал со смеженными веками, мерно дышала грудь, в уголках рта запеклась кровь. Он вытянул руку, отстраняя ее, и приподнялся, не открывая глаз. Осторожно столкнул Ингу с ложа и махнул рукой, мол, свали! Она обернулась и увидела в проеме между каменных плит, освещенный прямоугольник балконной двери.

…У самого выхода девушка оглянулась. Иван сидел все в том же положении, но тело и голова на глазах истончались и желтели. Слегка воняло мертвечиной.

Войдя в спальню, она оглянулась еще раз. Но таинственная зала исчезла. За балконной дверью шумели тополя, и сереющее небо предвещало близкий рассвет.

Инга совершила интимный туалет и в изнеможении рухнула в кровать, унося в провал сна мысль о новой олимпийской дисциплине – порнобатуте.