Читать книгу Педагогический декамерон - Евгений Ямбург - Страница 12

Людям старшего поколения нет необходимости объяснять, сколь много в нашей прошлой жизни значил пресловутый пятый пункт. Молодежи стоит напомнить, что за пятой графой в анкете скрывалась национальность. В единой дружной семье советских народов все нации и народности были, разумеется, равны, но, как справедливо заметил еще Оруэлл, некоторые были равнее других. Пятый пункт мог открыть или, в зависимости от национальной принадлежности, закрыть путь в науку, искусство, влиял на допуск к информации, гарантировал или сдерживал карьерный рост. О да, он тогда значил для успеха в жизни человека несравненно больше, нежели членство в партии. Если даже Б. Пастернак, по свидетельству современников, доходя в ответах на вопросы анкеты до пятого пункта, немедленно запинался и отвечал смущенно: «Национальность?.. Словом, неправильная».

Поэтому пожилые люди, испытавшие на себе все прелести такого пролетарского интернационализма, склонны фиксировать внимание на унизительных ограничениях, явная причина которых никогда не произносилась вслух. Она постоянно негласно подразумевалась, как теми, кто озвучивал отказ, например в приеме на интересную работу, ссылаясь на отсутствие вакансий, так и теми, кто его смиренно принимал, заведомо зная, что вакансия, конечно, есть, но не про нашу честь. На мой взгляд, жертвы той советской дискриминации не вполне правы в своих оценках. И дело не только в том, что открытая межнациональная вражда, пролившая потоки крови, оказалась намного страшнее по своим чудовищным проявлениям, нежели фальшивое и лицемерное единство. Рискую заметить, что в обществе, в котором процветает ложь и фарисейство, где главным условием успеха и благополучия является полная покорность властям и обязательное публичное участие в аморальных акциях, карьерные и прочие ограничения благотворно влияют на личность. Лишают избыточных иллюзий, гасят чрезмерное тщеславие, уберегают от того состояния души руководителя, которое М. Е. Салтыков-Щедрин именовал административным ражем. Другими словами, как пелось в известном фильме «Айболит‑66»: «Это очень хорошо, что пока нам плохо». В справедливости этой утешительной мысли мне довелось убедиться в самом начале директорской карьеры.

Образование всегда было пятым колесом в телеге Советского государства. (Четвертым – сельское хозяйство.) Не космос, не оборонка, не госбезопасность, сферы, где должны были работать люди, облеченные особым доверием, а всего-навсего обучение детей. Поэтому в образовательной отрасли допускались определенные кадровые послабления: должности руководителей школ тогда часто занимали способные люди «неправильной» национальности. Осознавая всю шаткость своего положения, они, вне зависимости от личных убеждений, в идеологических вопросах обязаны были быть святее папы римского. (Неукоснительно выполнять все предписания, безоговорочно воспроизводить положенные ритуальные формы жизни и т. п.)

В один из дней я, тогда молодой, перспективный директор, был приглашен для беседы в высокую партийную инстанцию. С тяжелым сердцем ехал я в казенный дом на площади, по дороге напряженно перебирая в памяти все свои вольные и невольные прегрешения. Но прием оказался неожиданно радушным. Рослый функционер с открытым лицом секретаря райкома из хрестоматийного советского фильма улыбнулся и затряс мою ладонь в энергичном партийном рукопожатии. Несколько общих вопросов о делах в школе, ответы на которые были выслушаны с неподдельным вниманием. А затем его лицо приобрело выражение особой значительности. «Вам, молодому руководителю, оказана невиданная честь, – он выдержал паузу. – Есть мнение, что вы уже дозрели до того, чтобы в числе известных педагогов подписать новый почин партии в области образования». В ту же минуту я содрогнулся от сделанного предложения и судорожно стал искать предлог, дабы обоснованно, не наживая себе и школе могучих врагов, уклониться от такой чести. На размышление было отведено меньше минуты – пауза, когда хозяин кабинета мог любоваться моим замешательством, относя его к состоянию потрясения, вызванного оказанным высоким доверием. Для молодых здесь необходимо сделать еще одно пояснение. В те годы партия для поддержания народного энтузиазма периодически выдвигала разные почины, содержавшие не столько новые идеи, отвечавшие меняющимся задачам развития страны, сколько звонкие бессодержательные лозунги, реализовать которые на деле не представлялось никакой возможности. Например: «Каждого школьника научить учиться, жить и работать по-коммунистически!» Изготавливались подобные документы на идеологической кухне ЦК КПСС, но представлялись они широкой общественности как плод размышлений и зов сердца самого народа в лице его лучших представителей: известных ученых, знатных рабочих, именитых деятелей культуры. Подпись под почином, опубликованным в «Правде», свидетельствовала о неограниченном кредите доверия власти, открывала возможности для стремительного карьерного роста. Между тем к началу семидесятых в стране, порядком уставшей от демагогии и фальши официальной пропаганды, к починам уже сложилось ироническое и раздраженное отношение. Предписанная необходимость откликнуться на почин оформлением бессмысленных стендов и плакатов, тоннами пустых отчетов действовала на нервы, вызывала досаду за бездарно растраченное время, которого всегда не хватало на решение действительно важных, насущных вопросов. Люди, поставившие свою подпись под подобным документом, выглядели либо идеологически зомбированными глупцами, либо циниками и беспринципными карьеристами. Страшно не хотелось пополнять их список. И я, наконец, решился:

– Безмерно благодарен за высокое доверие, но… (он в удивлении вскинул глаза). Но неужели не нашлось человека с русской фамилией?

Теперь настало время изумиться хозяину кабинета. Тяжелым взглядом властного человека, не привыкшего получать отказ, он смерил молодого субтильного директора. А затем в его глазах запрыгали чертики. По-простонародному, как и положено кадровому партийцу, он хлопнул себя ладонью по лбу и, вскочив из-за стола, выпалил:

– А, черт! Как же мы это сами не сообразили?!

Соблюдая этикет, поднялся и я. А он, в свою очередь, сделав решительный шаг навстречу, второй раз за время аудиенции затряс мои руки в восхищении и благодарности:

– Спасибо. Признаться, не ожидал. Большую зрелость проявили и полное понимание специфики как внутренней, так и международной обстановки. Мы вам этого не забудем, можете всегда рассчитывать на поддержку.

С облегчением покидая кабинет, я возблагодарил судьбу, даровавшую от рождения пресловутый пятый пункт, а также очень своевременное обострение кризиса на Ближнем Востоке. На этот раз пронесло, как гласит поговорка, удалось «и невинность соблюсти и капитал приобрести». Параллельно ехидная память подсказала еще одно народное присловье: «сколько веревочке ни виться…» Действительно, если уж тяготеть к фольклору, то сколь долго удастся вести авантюрное существование свежеиспеченному директору, этакому румяному Колобку, уходя по очереди то от бабушки, то от дедушки, рискуя рано или поздно попасть в лисью пасть? Такие, прямо скажем, невеселые мысли одолевали меня на обратном пути в школу. Главное, решил я, не терять бдительности и постоянно быть готовым к любым неожиданностям.

И новый сюрприз не заставил себя ждать. Он появился на пороге кабинета, спустя месяц, в обличье седовласого благообразного старика, грудь которого украшали ордена и медали.

– Мой внук потерял аттестат зрелости. Помогите получить дубликат.

– Нет проблем. Пусть парень напишет заявление в милицию об утере документа, получит соответствующую справку, а затем…

– Есть проблема, – прервал меня пожилой человек, – он не может написать заявление в милицию.

– ?

– Он с родителями переехал на постоянное место жительства в Израиль. Очень прошу, помогите! Документ потерялся при переезде, а без него внук не может поступить в университет. Я, как видите, не только инвалид войны, но и пятого пункта.

Последнее уточнение было произнесено с грустным юмором.

Я немедленно связался со спецотделом своего ведомства, от которого получил соответствующее внушение: «Порядок одинаков для всех. Без справки из милиции вы не имеете права выдавать дубликат аттестата, а мы – предоставить вам чистый бланк документа строгой отчетности. Тем более документ собираются переправлять в страну, с которой у нас нет дипломатических отношений».

– Но что же делать? Дед – заслуженный человек, ветеран войны.

– У нас нет соответствующих инструкций. По столь серьезному вопросу советуем обратиться в партийные органы.

Делать нечего, пришлось ехать в райком партии. Инструктор, выслушав меня с подчеркнуто отстраненным лицом, поставил вопрос ребром:

– Вы понимаете, что будет, если наш документ попадет в чужую страну?

– Откровенно говоря, не очень. Это же не чертеж подводной лодки.

– Аполитично рассуждаете. Впрочем, это не наш вопрос, решайте его в своем ведомстве.

– Но они послали меня к вам.

– Не послали, а рекомендовали посоветоваться. Улавливаете разницу?

Что я прекрасно уловил, так это нежелание функционеров брать на себя ответственность в решении столь сложного вопроса исключительной политической важности. Как же прорвать этот замкнутый круг? И я посоветовал деду написать на меня жалобы во все мыслимые и немыслимые инстанции. Так, мол, и так, бюрократ директор, вдобавок явный антисемит категорически отказывает ветерану войны в решении элементарного вопроса, проявляя формализм, черствость и т. п. Ровно через две недели (предельный срок, отведенный на рассмотрение жалоб населения) на меня обрушился шквал звонков. Последовавшие телефонные переговоры не отличались разнообразием и проходили по одной схеме:

– Почему вы не решаете вопрос?

– Но я же обращался в ваше учреждение и получил отказ.

– Вы руководитель и должны решать проблемы самостоятельно.

– Научите как. Ведь не могу же я самостоятельно изготовить бланк государственного документа.

– Надо было как-то успокоить деда, отговорить его от этой глупой затеи.

– Его затея продиктована естественным желанием внука поступать в университет.

– Пишите объяснения. Мы обязаны закрыть жалобу.

– Моими объяснениями?

– Не умничайте. (Короткие телефонные звонки на том конце провода.)

Решение вопроса пришло из неожиданной инстанции. Дело в том, что хитроумный дед обратился с жалобами на меня не только в советские и партийные органы. В пылу борьбы с системой он направил копии своих заявлений на западные радиостанции. И когда один из вражьих голосов поведал миру об этой трагикомической, достойной пера писателя Войновича истории, разразился международный скандал. Впрочем, с благоприятным для всех заинтересованных сторон исходом. Дед в мгновение ока получил желанный документ, я – сочувствие властей (в качестве жертвы западных клеветников), мировое сообщество – подтверждение кадровой политики партии, назначающей на должности руководителей школ махровых антисемитов.