Читать книгу Когда умирает ведьма - Евгения Чеширская - Страница 5

Есть вещи, которые никогда не должны случаться ни с кем из живущих. Есть ошибки, которые приводят в ужас даже бывалых скептиков. А есть то, что случилось с нами. У меня до сих пор мурашки по коже, когда я вспоминаю весь тот кошмар…

Моя младшая сестренка всегда отличалась довольно живой, но альтернативной фантазией. Она не любила фей или драконов, не играла в принцесс, не пыталась быть милой и даже никогда не приближалась к кукольным чаепитиям, как другие девочки ее возраста. Все то время, пока она росла, мы с родителями судорожно пытались понять, насколько это вообще нормально – торжественно хоронить любимого плюшевого мишку по три-пять раз в сутки.

Да, Машка была той еще готической куклой. Похороны были ее любимой игрой, черный цвет – лучшим в одежде, а мрачные интерьеры похоронного бюро – тайной мечтой дизайнерской мысли. Когда в девять лет Машка притащила откуда-то венок, забранный траурной, к счастью безымянной, лентой, мы уже даже как-то смирились. Ага, толерантность, чтоб ее. Ну, вот такая она у нас. Не по годам серьезная, мрачная, тяготеющая к готике и смерти. Вернее…

Это я поняла уже позже, когда Машка научилась формулировать свои мысли нормально, то есть примерно в ее счастливые 14. Она не тяготела к смерти, она… Боялась ее? Пыталась отпугнуть? Задобрить? В общем, у меня так и не получилось до конца понять ее взаимоотношения с той барышней в стильном балахоне.

А когда ей пришло время выпорхнуть из родительского гнезда, началось и вовсе что-то жутковатое, даже по Машкиным меркам. К тому времени я уже три года как осваивала прелести институтской жизни, и родители в надежде сэкономить на съемном жилье, подкинули этого мрачного птенчика в мою скромную обитель.

Нет, мы с Машкой всегда хорошо ладили, и никакие родственные связи или разные интересы не были нам помехой. Сложность была в другом. Машка, которая и раньше не страдала отсутствием оригинальности, внезапно стала вести себя странно даже для нее самой. Все то время, когда мы оказывались с ней на одной территории, она крепко держала меня за руку или таскалась за мной следом по комнатам мелким бледным привидением, и все повторяла, что я должна быть очень внимательной. Буквально, так и просила, «Лер, ты, пожалуйста, будь внимательнее, очень прошу. Проследи, проверь» … Что именно я должна была проверять, Машка так и не сказала.

А потом был тот совсем уж безумный разговор. Машка была еще бледнее, чем обычно, куталась в свой старый домашний свитер, как в одеяло, и таскалась за мной по пятам, след в след, даже в туалете сидела под дверью. И только лежа в кровати заговорила.

– Лер, знаешь, мне страшно… Нет, молчи, просто пообещай мне кое-что. Когда придет время, ты только не спеши меня хоронить. Пожалуйста. Не спеши. Дай мне три дня, и если…

Тогда я не стала дослушивать это пугающее откровение, кинув в сестру подушкой и пообещав лично придушить ее, если она не перестанет. Я любила свою сестру, я, как любой нормальный человек, не очень понимала все эти разговоры о смерти, и, если честно, те слова, сказанные тихим, каким-то обреченным голосом, меня пугали до мурашек.

Машки не стало как-то очень внезапно, спустя три дня после ночных откровений. Утром мы как обычно разошлись по универам, вечером я задержалась в библиотеке, вернулась домой и… Она уже не дышала. Лежала на своей кровати, прижав руки к груди, какая-то восковая, с застывшей улыбкой и закатившимися глазами. Приехавшие врачи зафиксировали ее смерть. Остановка сердца, что-то такое, не помню. Я тогда была совсем невменяемой.

Потом была такая родная сердцу Машки суматоха. Красивый гроб, венки, место на кладбище под осиной, толпа родственников. Хоронили ее спустя сутки после диагностики смерти. Про странную последнюю просьбу подождать три дня я, разумеется, благополучно забыла.

Единственное, до чего додумался мой измученный болью мозг – сунуть в гроб Машкин мобильник в смешном розовом чехле с поросятами, такой выбивающийся, жутко контрастирующий со всем остальным ее обликом. Почему-то в тот момент мне вдруг вспомнилось, что именно такие мелкие детали сама Машка часто использовала в своих играх про похороны – клала куклам в коробки-гробы телефоны, зеркала, колокольчики…

Звонок, разбивающий грустный одинокий вечер, раздался на второй день после похорон. Абонент «Машка», принять, отклонить. В панике, да что там – в ужасе – я нажала отбой и отшвырнула от себя телефон с такой силой, что треснул экран.

Телефон звонил еще пять раз за вечер и ночь. А под утро мне позвонила мама, в такой же, как и у меня, истерике, и призналась, что Машка звонила им с отцом почти всю ночь, и что они так и не решились взять трубку. Если честно, ни одной цензурной мысли в моей голове в тот момент не было. Родители и вовсе молились не переставая, искренне считая, что их младшая дочь пытается связаться с ними с того света.

Логику в звонках я заметила только спустя сутки. Вернее, просто вспомнила. «Лер, ты только проверь, не спеши, дай три дня…». А что, если?..

О том, как я ругалась со всеми, начиная с родителей и заканчивая полицией, как кидалась с кулаками на священника, который был категорически против осквернения могилы, как отбивалась от обвинений в нарушении субординации и правил приличия – это когда мои родители пытались закрыть меня в психушку, а я активно сопротивлялась – рассказывать можно долго, но бессмысленно.

По итогу мне все же удалось сделать то, что я планировала. Могилу сестры я разорила и раскопала до самого пафосного гроба. Собственно, он-то и спас нас обеих.

Покупая гроб любимой младшей дочери родители не стали экономить, а взяли тот вариант, что подороже. Модный, если можно так сказать про гроб. С какими-то системами вентиляции и фильтрации воздуха, вроде как для лучшего разложения. Именно эта маленькая особенность и позволила моей сестренке продержаться в гробу неполных четверо суток.

Да, когда крышку гроба все же сняли, наша Машка была более чем жива и относительно здорова, правда пахла далеко не розами… Это был шок полнейший. Священник, который еще сутки назад обещал лично сжечь меня на костре, бормотал что-то про чудо и Божье благословение, спешно вызванные медики орали и рвали на себе волосы, мама молча икала, стискивая бедную мою Машку в объятиях с такой силой, что выступили синяки…

В общем, все закончилось хорошо. Все живы, все здоровы. Но свои первые седые волосы я именно тогда и заработала. А Машка… после пережитого она совсем отказалась от своих прежних привычек и научилась радоваться каждому дню. Мы не говорили с ней об этом, никогда даже не вспоминали тот эпизод, дружно решив, что молчание – это то, что нам нужно, но мне лично кажется что то, что мучало ее всю жизнь, наконец ушло прочь.