Читать книгу Наблюдатель. Женщина-Vamp: вампирская трилогия - Евгения Микулина - Страница 10

Самая сложная задача, которая передо мной стоит: как-то собрать мозги в кучу.

Звучит просто, но сделать практически невозможно. Всем нам знакомо чувство, когда ты пьяный, в клубе, отчетливо понимаешь, что еще глоток – и будет катастрофа, в голове туман, лица окружающих плывут и превращаются в хари, и ты вот-вот начнешь видеть динозавров на ковре, как лысый Депп в «Страхе и ненависти в Лас-Вегасе», и в этот момент ты пытаешься встряхнуться и как-то привести мысли в порядок, чтобы хоть таксисту свой адрес без ошибок назвать. В этой ситуации, со всех сторон противной, есть один несомненный плюс: ты знаешь, даже в момент острого кризиса, обнимая унитаз, что утром все закончится. Ну не совсем, будет еще сушняк и другие прелести похмелья, но в целом – закончится: ощущение утери контроля над своей жизнью, которое ты испытывал в шуме дискотеки среди мерцания разноцветных огней, пройдет. Это был всего один вечер, он прошел, и теперь ты снова сам себе хозяин.

То, что происходит с моей жизнью сейчас, очень похоже на такой вот пьяный вечер, и я регулярно встряхиваю головой и принимаю всякие разумные решения насчет того, что надо бы все исправить. Только все гораздо хуже и сложнее, и оно не заканчивается. Потому что вовлеченность в мир вампиров – это вам не лишний коктейль. Это многоплановая проблема, затрагивающая, как говорят официальные люди по телевизору, «разные пласты нашего общества». В смысле они, конечно, не о вампирах говорят, но понятно же, о чем я.

Я – мы с Мариной – живем двойной жизнью. В нашей нормальной, официальной жизни между прочим и так есть масса нормальных, официальных занятий и проблем. Надо делать журнал – мы так погрузились в свои личные дела, что чуточку об этом забыли. А меж тем имеются съемки, которые надо планировать, рекламодатели, которых надо ублажать, макеты, которые надо верстать (практически одному: мои дизайнеры, Паша и Маша, все-таки завели роман, и теперь Паша разводится, и оба они в истерике и работают не очень старательно). Фотографии, которые никогда не приходят вовремя, бюджет, за который мы вываливаемся (конечно, Грант смотрит на это сквозь пальцы, по-семейному, но все равно неприятно, потому что непрофессионально, а я не люблю чувствовать, что «не дотянул»). Типография, в которую нужно успеть сдаться, и еще тысяча приятных мелочей. Нормальным людям всего этого, вообще говоря, и так хватает для того, чтобы голова пухла. Мы же добавили к обычной нагрузке еще и постороннюю деятельность с треклятым балетом – да, собственно в постановке мы не очень задействованы, но зато журнал из-за поддержки этой затеи чуток перекосило: мы лихорадочно ищем журнальное место и эффектные темы для нашей «балетной» модной съемки на сцене и за кулисами, Стас Чепраков торопливо отшивает нужные модели и, конечно же, советуется с нами по всякому поводу, а это значит – дополнительные встречи и время, время, время…

И это все – только «парадная», открытая, так сказать, миру сторона нашей жизни. Но есть еще вампирская составляющая. Которая означает, что конец рабочего дня – это не конец проблем. О том, чтобы расслабиться дома и, например, банально выспаться, и речи нет. Выспаться в одной квартире с вампиром в принципе проблематично. Нет, естественно, Марина никогда в жизни не станет меня лишать нужного мне, человеку, количества сна. Наоборот, она всячески настроена на то, чтобы оберегать мой покой. Но мне самому стремно спать, когда она рядом – не хочется тратить на сон время, которое я могу проводить с ней. И даже когда я все-таки вырубаюсь, то сплю тревожно – во-первых, все время чувствую движение и прочие признаки ее самостоятельной жизни, сквозь сон слышу, как она ходит по квартире, делает там чего-то свое, сидит за компьютером, выходит на террасу, чтобы вести там приглушенные телефонные разговоры, – в общем, суетится. Во-вторых, спится мне плохо потому, что я пока не совсем освоился на новом месте – квартира Марины, которую я, казалось бы, успел за год нашего романа изучить во всех подробностях, мне по-настоящему ДОМОМ не кажется, мне все еще не уютно. Отчасти, может быть, потому, что я не очень знаю, куда она подевала мои вещи. Я был уверен, что их некуда будет пристроить. Я ошибался – Марина их так отлично пристроила, что их и не видать. Как там было сказано в старом анекдоте: «Раньше мои вещи были разбросаны по своим местам по всей квартире. Теперь у меня появилась девушка, и они аккуратно уложены неизвестно где». Что-то в этом роде.

То, что я приобрел идиотскую привычку иллюстрировать свои мысли старыми анекдотами, – тоже симптом, между прочим. Симптом того, что в моей жизни многовато вампиров. Если бы речь шла только о Марине, я бы не пикнул – я бы с радостью вообще перестал спать, потому что мне вообще в жизни ничего, кроме нее, по-настоящему не нужно. Но фигли – если бы мое время делилось между Мариной и работой, это было бы слишком хорошо. Мне в нагрузку выданы ее родственники, особенно любезный Серхио со своими анекдотами, и я от него ими явно заразился. Он появляется на Покровке едва ли не через день, часто со своим подопечным Левой, который, кстати, прогрессирует не по дням, а по часам. Серхио доволен учеником – Тихомиров быстро привыкает к новой жизни, обретает уверенность и уже неплохо владеет собой: за месяц вообще ни на кого не нападал, даже не пытался. Ну по крайней мере они так говорят, и у меня нет причин думать, что об этом Серхио стал бы Марине врать: тут они заинтересованы в максимальной откровенности. Но так или иначе – они заявляются часто и сидят, шушукаясь, подолгу, и я не могу их упрекнуть. У них есть основания для постоянных «военных советов», ибо дела на вампирском фронте как-то не слишком хороши. У «семьи» есть проблемы.

Деликатный вопрос по поводу оповещения Старших о новом и таинственном обращении решился относительно легко. Марина и Серхио отчитались перед Грантом Хэмилтоном – древний шотландец не только владеет нашим издательством, но и является по совместительству главой вампирского начальства по Москве. Меня, кстати, умиляет их дивное бюрократическое устройство, с этим «советом старейшин» и «главами управ». Интересно, президент у них есть какой-нибудь, чтобы их назначать, или они выборы устраивают? Грант был не в восторге от того, что ему рассказали. В смысле, идея Серхио взять Леву Тихомирова под свое крыло прошла на ура – по-моему, Грант даже рад был, что тот проявил инициативу и избавил его от решения проблемы. Но – и это главная сложность, над которой они ломают свои бессмертные головы, – вся ситуация с безответственным обращением Хэмилтону категорически не понравилась. Даже мне, стороннему наблюдателю, понятно почему. Создать вампира – это вам не младенца подбросить, масштабы проблемы несколько другие. Если это чья-то шалость, то глупая и опасная. А если часть какого-то нехорошего плана?.. Еще хуже – потому что к необходимости выявить злоумышленника прибавляется тревога: нужно ж сообразить, кто этот план затеял и в чем он вообще заключается.

Не то чтобы мои вампиры мне все свои соображения вот так взяли и рассказали – они, конечно, скрытничают, как обычно. Как всегда назидательно говорит мне Марина: «То, чего ты не знаешь, не может причинить тебе боль». Меньше знаешь – лучше спишь, иными словами. Но я не согласен. Мы это уже проходили на заре наших отношений – и словили в результате разных проблем, вызванных недоговоренностями и взаимным непониманием. Напоминать об этом Марине бесполезно – она со мной, конечно, формально согласна, но очень ловко все мысленно устроила, и теперь считает, что правило про взаимную откровенность относится только к нашим с ней личным отношениям, а не к вампирской жизни в целом. Очень удобно, потому что мы с ней, в общем, обо всем договорились, у нас все хорошо, и особенно откровенничать причин нет. А насчет прочих обстоятельств она может загадочно молчать и держать меня в тумане – ради моей же пользы. Но я теперь тоже умный и действую по принципу «знание – сила». Мне, кстати, всегда казалось, что это не совсем правильный перевод. Там по-английски сказано: «Knowledge is power», то есть на самом деле речь идет о власти, а не о силе. А если учесть, что Фрэнсис Бэкон был не только ученым, но и серьезным политиком, то, по-моему, он имел в виду, что знание дает власть, из серии «предупрежден – значит, вооружен».

Короче, я теперь решил жить по-новому. Я слишком много времени потратил на инфантильную тоску и обиды на то, что «они мне ничего не рассказывают». В этом было что-то детское – ну как ребенок на взрослых обижается за то, что с ним не говорят серьезно. Неправильная позиция: я им не ребенок, и это в принципе нездоровая ситуация, когда про любимую женщину думаешь как про скрытную маму. Я не ребенок, и они не такие взрослые – у них тоже случаются и проколы, и растерянность. Да, задавать им вопросы бесполезно – и обижаться, когда они не отвечают, тоже. Значит, надо действовать с умом. Надо просто внимательно смотреть и слушать и складывать два и два. Полезные выводы не заставят себя ждать.

И я не буду думать о том, что это решение тоже довольно детское – из серии «а не спрятаться ли мне в родительской спальне, чтобы узнать наконец, почему от меня дверь на ночь запирают». Мной же не простое любопытство движет, а искреннее желание помочь. Я уверен, что чем-то помочь могу, какой бы я ни был смертный и слабый.

Ничего я не могу поделать с тем, что они – все они, теперь даже новенький Лева в своих нелепых черных майках в обтяжку, с балетным сленгом и мальчишеским шармом, который на глазах превращается в вампирскую харизму, делая этого богемного гуляку положительно неотразимым… (Надо видеть, как к нему липнут в «Детях ночи» желающие обоих полов и как он их с сожалением стряхивает, – потому что Серхио ему пока не давал добро расслабляться.) В общем, все они, мои вампиры, мне дороги – они мне все будто родные. И, может, потому что я искренне к ним привязан и привык, я как-то избавился от мысли об их безусловном превосходстве. Да, они быстрые, красивые, и бессмертные. Но все это само по себе не делает их ни какими-то особенно сильными – внутренне, – ни умными, ни априорно правыми. На их стороне годы опыта и знание жизни, но это знание ограничено свойствами их природы: натура их эгоистична, они прежде всего думают о себе и редко ставят себя на место другого (неважно, человека или вампира), чтобы его понять. А это значит, что их опыт не всегда применим к жизни. Они могут ошибаться, и ошибаются – знание прошлого автоматически в дар предвидения не превращается. Им кажется, что они все знают наперед. Но это такая иллюзия, такой наивный, в сущности, самообман. Они такие слабые в своей силе.

И мне кажется, очень часто, что я для того и попал к ним, чтобы… помочь. У них, по-моему, редко так бывает, чтобы кто-то был с ними рядом, сочувствовал им, знал о них много всего, но не становился одним из них и не приобретал всего букета связанных с этим проблем. И я не могу отделаться от ощущения, что их мир – мой мир. Сколько бы я ни напоминал себе, что я с ними не навсегда, что в конце концов я постарею и помру, а они останутся, что я никогда не буду настоящей ЧАСТЬЮ этого мира… Все равно. Я все равно «мысленно с ними». Я ведь люблю одну из них. Она – смысл моего существования, и хотя бы поэтому все, что касается ее, становится частью меня. Если я буду сам себя воспринимать как временное явление в ее мире – как мне тогда с ума-то не сойти?

Мне гораздо проще существовать, веря, что я могу принести им какую-то пользу.

Им я, конечно, ничего этого не говорю – Серхио сочтет, что у меня мания величия, и будет изощренно издеваться, Марина запаникует, решив, что я опять размечтался об обращении. Нет мне нужды тревожить «взрослых» моими размышлениями и выводами. Я их, эти выводы, делаю для себя. И живу соответственно – слушаю, смотрю и смекаю.

Именно так, слушая обрывки фраз и перехватывая взгляды я понял, что ситуация приобретает по-настоящему тревожащий их характер. После обращения Тихомирова наш испанский гранд Серхио стал держать ухо востро и следить за всеми ненормальными событиями в городе: их мир, каким бы тайным они ни старались его сохранять, все время, конечно, выплескивается в мир людей какими-то спорадическими, но красноречивыми вещами из области криминальных сводок. Нестандартное, небытовое, хотя бы чуточку необъяснимое убийство для вампиров уже признак того, что надо «разобраться».

В общем, Серхио стал присматриваться и усмотрел много тревожного. Судя по всему, количество тел, не вписывающихся в «нормальную» статистику, перевалило за какую-то невидимую грань, и испанец отправился разбираться. Понял я это потому, что он в какой-то из вечеров оставил Леву на наше с Мариной попечение – мы волшебно провели время, кстати, бухая и слушая саркастические комментарии нашего новенького по поводу состояния дел в области современного танца. Язва он, надо сказать, поразительная, несмотря на свой выразительный взгляд, в котором плещется «вся скорбь балетного народа». Вечер был приятный, но ясно: если Серхио оставил подопечного с нами, значит, у него есть важные дела. И на следующий день, прочитав в интернете новости о том, что сгорел заброшенный склад на окраине города, я сделал смелый вывод. Думаю, Серхио нашел еще одного новообращенного, о котором не захотел так пристально, как о Леве, заботиться, – и «решил проблему». Это они с Мариной думают, что я не знаю, как они друг друга убивают, если все-таки решаются на это. Но я знаю – понял по некоторым Марининым оговоркам, – что они все-таки горят в огне. И я уверен, что этот пожар, по официальным данным обошедшийся без жертв, на самом деле испепелил чье-то тело, которое без столь радикальных мер непременно возродилось бы.

Вот так я складываю два и два. Не могу сказать, что это доставляет мне какое-то особенное удовольствие, но все же. Скажем так – это доставляет мне УДОВЛЕТВОРЕНИЕ. Приятно сознавать, что ты не вовсе идиот и способен на какое-то самостоятельное мышление. Что ты не вовсе наивен и бесполезен. Что ты не маленький ребенок, короче.

В общем ясно, что собирание мозгов в кучу – задача актуальная, но решается не с места в карьер. Очень много противоречивых обстоятельств. Слишком много сложностей.

Слишком много вампиров.

Кстати, это и правда так – я уже и забыл, когда в последний раз проводил время с людьми. Ну исключая семейные дни рождения, но это все-таки бывает не каждую неделю и даже не каждый месяц – семья у меня большая, но не настолько, чтобы дни рождения обеспечивали подлинно регулярные встречи.

Кстати о днях рождения – мне есть о чем с Серхио посоветоваться. Есть у меня одно… наблюдение, которым мне нужно с ним поделиться.

Мы сидим в том баре на «Красном Октябре», что за прошедшее лето завоевал сердца всех примодненных москвичей. И было чем понравиться: интеллектуальная атмосфера (как-никак, не просто питейное заведение, а часть «института дизайна», основанного одним из наших олигархов видимо для очистки совести – как раньше в России купцы церкви строили для замаливания грехов, так теперь олигархи культурные институты финансируют), дивная терраса с видом на реку, щадящий порядок цен, все время что-то интересное во дворе происходит – то кино показывают, то концерт устраивают, и оформлено все с приятной непринужденностью в стиле 1960-х годов, эдакий «Лондон на Москве-реке». Сидим необычной компанией: Марины нет, она пошла на охоту, за мной присматривает Серхио, а мы с ним оба присматриваем за Левой.

Сидим мы уже давно и успели чуток исчерпать темы для бесед. В принципе, Марина собиралась потом к нам присоединиться, так что есть надежда, что наш мальчишник скоро перестанет быть таковым. Но передо мной стоит задача: пока Марина не вернулась, и несмотря на обилие красного, выкроить момент, когда с Серхио можно будет переговорить… хотел сказать «по-человечески», но этот вариант в принципе не рассматривается. Короче, поговорить по-нормальному. Момент предоставляется, когда Лева уходит плеснуть себе воды в лицо – даже вампирам бывает иногда нужно слегка освежиться, особенно если они пьянствуют так сосредоточенно, как мы сегодня. Лева заслуживает уже такого доверия со стороны своего учителя, что тот его отпускает одного в туалет – а в этом заведении туалет, кстати, далеко от общего зала, по дороге туда много всего может случиться, так что доверие проявлено серьезное. Мы с Серхио остаемся за столом одни. Оба курим, оба задумчиво смотрим в окно на темную реку, в которой отражается огромный и бесформенный, как монстр из ночного кошмара, храм Христа Спасителя и много красивых огоньков. По реке проходит пароходик – странно, что они еще плавают, вроде бы уже навигация закрыта. Но с другой стороны, столько сейчас народу, который может себе заказать пароходик – они теперь даже зимой плавают с мини-ледоколами, что какой-то там сезон или время навигации больше уже не актуальны. Любой каприз за ваши деньги, как сказал мне однажды один телеведущий на вечеринке. Кстати, и правда довольно продажный.

Мне трудно найти слова, чтобы начать, – то, что я собираюсь сказать, сразу даст хитромудрому вампиру понять, что я много лишнего думаю и знаю об их делах. Но тем не менее начать надо – меня серьезно тревожит то, что я ненароком обнаружил.

– Мм… Серхио. Я хотел тебя спросить.

Он едва заметно – на пол-градуса – поворачивает голову в мою сторону, не отводя взгляда от вида за окном. Видимо, это должно означать, что он слушает. Я продолжаю:

– Вернее, рассказать. Я так понимаю, что нас всех сейчас несколько беспокоит то, что в городе стало многовато… вашего брата.

Звучит это крайне невнятно, и может означать все что угодно – например, обилие экспатов или гомосексуалистов. Но Серхио, конечно, понимает, о чем я. Он поднимает бровь – это значит «хм, интересно, откуда ты знаешь?». Потом, после краткой паузы, чуточку склоняет голову – в смысле «ты прав, говори». Милостиво разрешил, однако. Честное слово, я хотел бы знать, как он выжил в XVI веке. Как его на дуэль никто не вызвал за наглость его невозможную?

Сделав скидку на слабости человеческой и нечеловеческой природы, говорю мирно:

– И я подумал: тебе, наверное, интересно узнать, что я тут тоже одну вещь заметил.

Он оборачивается наконец ко мне и смотрит в глаза.

Я объясняю – снова начав издалека:

– Не знаю, в курсе ли ты, но у Марины скоро день рождения. Ее настоящий, человеческий день рождения, я имею в виду – она мне как-то нехотя сообщила дату. И я собирался сделать ей подарок. Ей не так легко подобрать подарок – хочется чего-нибудь необыкновенного, ей под стать… – Серхио нетерпеливо вздыхает, его раздражает мой дальний заход. Ну и фиг с ним – пусть потерпит. Как он любит говорить, у него впереди целая вечность, может и подождать, пока смертный оформляет мысль в слова. – Короче, я когда-то купил ей в одном маленьком антикварном в районе Трубной площади подвеску с гранатом, и она ей вроде понравилась. Я решил туда зайти опять, может, найти что-то похожее. Я думал сначала о серьгах, но это не для нее – она не может ведь проколоть уши, они сразу зарастают. Побочный эффект вашего неуязвимого… здоровья. Кольцо бы подошло, но это может быть воспринято как что-то типа помолвки, а я не настолько уверен в себе. – Серхио начинает хмурится и, кажется, скрипит зубами. Я внутренне ухмыляюсь – как приятно его дразнить, оказывается! – В общем, я рассчитывал что-то найти – может, браслет. И пошел опять в эту лавку. Там такой приятный мужчина работает – не знаю, продавец или хозяин, но я его запомнил еще с прошлого раза, очень он мне помог с той подвеской. Как будто инстинктивно знал, что мне нужно, – ну бывает так, что в магазинах реально работают профессиональные люди. Короче, я пошел туда. И… ну я не знаю. Надо иметь в виду, что, когда я там был прошлый раз, я еще ничего про Марину не знал. Про то, какая она на самом деле. Может, поэтому не обратил внимания…

Серхио смотрит на меня так, что мне реально становится страшно: его глаза совершенно неподвижны, и они потемнели до черноты. Только зря он сердится – на этот раз я не дразнюсь, мне действительно трудно подобрать слова, чтобы описать то, что мне показалось. Я думал, что хорошо помню того продавца – приятный парень, совсем еще молодой, особенно для торговца антиквариатом, они почему-то всегда представляются гнусными старичками или бородатыми энтузиастами с крошками на свитере – ну такими, знаете: «Взгляните только на эти резные подлокотники!» Этому было точно не больше тридцати, и бороды у него не было, и крошек на свитере тоже. Наоборот, он был одет с какой-то педантичной элегантностью, чуточку старомодно – в светлую водолазку и темный пиджак, что в сочетании с зачесанной набок темной челкой делало его похожим на героя какого-нибудь фильма 1970-х годов. Я арт-директор журнала о мужской моде, мне положено замечать такие вещи. Он был очень серьезен, говорил негромко, и он реально помог мне с подарком – поэтому я и запомнил его так хорошо. Ну и еще потому, что вся эта сценка в его магазине была какой-то… странной, будто тоже случилась в кино: пасмурная влажная Москва, снег и серость, и вежливый человек с грустным голосом и бледной физиономией – он словно всю жизнь просидел в сумраке своей лавки, не видя солнечного света, и был тоже какой-то серый, как небо в тот день.

Под испепеляющим взглядом Серхио я собираюсь с мыслями и быстро заканчиваю:

– Короче, я ничего тогда не знал о вашей семье. И не умел вас узнавать. Поэтому я не знаю – может, он и раньше был таким. Но что он ТЕПЕРЬ такой, я знаю точно. Он из ваших. Я ни с чем не спутаю ни эту температуру рук, ни этот оттенок глаз – ну ты знаешь, вишнево-красный. И еще эту вашу способность… зависать чуток во время самых обычных разговоров. Словно вы на все смотрите со стороны или свысока.

Между нами повисает неловкая пауза. В баре шумно – галдят люди, играет музыка. Грейс Джонс, «I’ve seen this face before». Пошлее ничего придумать нельзя – почему в барах ее всегда заводят? Может, где-то есть такой специальный список, лоховской плей-лист: «Самые банальные песни для питейных заведений. Зе бест оф».

Серхио молчит несколько невыносимо долгих секунд, а потом спрашивает:

– Купил что-нибудь?

– В смысле?

– В смысле – подобрал ли ты что-нибудь Марине на день рождения? Помог ли тебе этот тип и во второй раз?

Я киваю:

– Да. Собственно, у него нашелся гранатовый браслет. Вроде как у Куприна. – Серхио отвечает мне непонимающим взглядом, и я думаю: может быть, он и не читал Куприна. Он не обязан знать всю русскую классическую литературу только потому, что обосновался здесь на век-полтора. – Браслет, короче. Тонкий. Старый. Словно родной брат той подвески. Может, так и есть – оправа уж больно похожа.

Серхио задумчиво стучит пальцем по пачке с сигаретами – он курит Gitanes, и я очень надеюсь, что не из-за рекламного слогана про «вечную свободу».

– Он у тебя случайно не с собой?

– Чисто случайно с собой. – Я лезу в сумку и достаю оттуда длинную узкую коробочку, на бархатном дне которой лежит моя покупка. Я не нарочно ее с собой таскаю – я просто только вчера ее купил и не успел выложить, отчасти потому, что не придумал, куда эту штуку до поры до времени в квартире у Марины спрятать. Она же инстинктивно вынюхивает новые незнакомые вещи, из-за чего сюрприз ей преподнести нелегко.

Серхио быстрым движением забирает у меня футляр и подносит к лицу, словно это музыкальная шкатулка с очень тихой мелодией, к которой он прислушивается. Он даже прикрывает глаза. Мне знакомо это выражение – я видел его и у Серхио, и у Марины. Он не прислушивается. Он принюхивается. Вампиры могут чувствовать и отличать запах себе подобных. Серхио пытается понять, держал ли эту коробочку в руках вампир.

Он открывает крышку. Красные камни на розовом бархатном фоне блестят в красном же свете барного светильника. Серхио подносит коробку еще ближе к лицу – едва ли не нос в нее сует.

И внезапно на его лице отражается шок.

Его глаза распахиваются, он вскидывает на меня взгляд, и в нем, пусть всего секунду, прежде чем он успевает взять эмоцию под контроль, читается страх.

Он, конечно, быстро берет себя в руки, но я не мог ошибиться.

Значит, я прав. Мой любезный продавец и правда вампир.

Вопрос только – был ли он вампиром раньше или стал им недавно, как наш Лева?

Лева – легок на помине – как раз в эту секунду возвращается за стол и плюхается на кожаный диванчик рядом со мной. Я бросаю на него быстрый проверочный взгляд: лицо спокойное, нервической веселости нет, глаза не краснее обычного. Значит, во время своего путешествия в глубины клуба он не сорвался и никого не покусал. Лева вытаскивает из пачки Серхио сигарету и спрашивает:

– Официант не пробегал? По-моему, надо еще вина заказать.

Я киваю, но при этом продолжаю смотреть на Серхио.

С ним происходит что-то странное.

Он все еще держит коробочку с браслетом в руках, но теперь к ней больше не принюхивается. Вместо этого он бросает на Леву короткий, растерянный взгляд – словно видит его впервые. Белки его глаз блестят в полумраке бара, словно Серхио – дикое животное и слушает тревожные звуки леса. Он только что ушами не прядает, как вспугнутый олень из «Бэмби». Его лицо сейчас как никогда похоже на лица со старинных портретов – драматическими тенями, белизной глазных яблок, чернотой расширенных зрачков. Он пристально смотрит на Леву, а потом делает уже и вовсе странную вещь.

Он склоняется к руке своего подопечного – Лева, как обычно, одет в черную майку с коротким рукавом – и проводит носом вплотную к коже, впитывая запах, стараясь, видимо, разнюхать его почетче, очистив от примеси табачного дыма и винных паров.

Лева смотрит на него изумленно:

– Ты чего, Серега? – Он все никак не привыкнет называть его Серхио, он как знал его музыкальным критиком Сергеем Холодовым, так и продолжает мысленно считать таковым. – Ты чего? Решил сменить ориентацию и приударить за мной?

Серхио, которого я знаю, за подобную шуточку мог бы и голову свернуть. Ну уж точно ответить чем-то настолько обидным, что лучше бы бритовкой полоснул.

Сегодняшний странный Серхио не делает ничего подобного. Он замирает, прикрыв на мгновение глаза, и предпринимает явное усилие, чтобы успокоиться. Потом захлопывает коробочку и передает мне, отмечая с тенью своей обычной вальяжности – я всегда так раздражаюсь на его апломб, что теперь отчетливо вижу, что это лишь тень, и точно знаю, как испанец на самом деле далек от спокойствия:

– Ты прав. – Он делает паузу и встречается со мной взглядом, чтобы быть уверенным – я понимаю, о чем он. Я понимаю, и надеюсь, по моим глазам это видно. Серхио продолжает: – Ты прав, отличная вещица. Надо мне будет тоже в этот магазинчик заглянуть – люблю такие штуки. Дашь мне потом адрес?

Я киваю.

Возле нашего стола вырастает официант, и Лева, который отчаялся понять, что творится с его наставником, обрадованно заказывает еще бутылку вина. Честно говоря, я бы предпочел уже на кофе перейти, но мужская солидарность – великое дело.

Мы продолжаем сидеть в баре и пить.

Я отчаянно скучаю по Марине.

И мне первый раз за довольно долгое время вдруг становится страшно.

Я привык, конечно, издеваться над всегдашней невозмутимостью и снисходительным отношением Серхио ко всему на свете. Но я также привык и к тому, что его непоколебимая уверенность в себе… ну непоколебима. Что его ничто не может вывести из равновесия или потрясти.

Но сегодня я видел в глазах пятисотлетнего вампира шок. Я видел в них страх.

Дураком надо быть, чтобы в такой ситуации не испугаться самому.

Что-то нехорошее происходит в нашем городе.