Читать книгу Наблюдатель. Женщина-Vamp: вампирская трилогия - Евгения Микулина - Страница 9

Смеяться сейчас совершенно некстати – нам всем не до смеха. Но мы выглядим так нелепо, что сдержать нервный смешок я не могу.

Растрепанные, расхристанные, усталые, глаза красные и лица бледные у всех – и у нас с Серхио, вампиров, и у Влада, человека. Усталость и напряжение стерли разницу между нами – мы выглядим одинаково. Одной семейкой – так нас, вроде бы, обычно называет Влад, «семейкой»? Нам, всем троим, пришлось сегодня нелегко. И самое гнусное, что наши проблемы, похоже, только-только начинаются.

Я протягиваю руку в сторону Серхио и говорю:

– Дай бутылку, а?

Мой старый друг, сидящий сейчас на парапете террасы при квартире на Покровке в полурасстегнутой рубашке, со свисающим с шеи развязанным галстуком, оперев один локоть на согнутое колено и запустив пальцы в рыжие волосы, свободной рукой безмолвно протягивает мне бутылку темного Bacardi. Бог знает, почему из всех напитков моего мини-бара мы остановились на роме. Даже Влад, который крепкое спиртное не любит, возражать не стал. Чувствует, наверное, что наши трудности обычным вином не зальешь.

Ром хорош, он не просто крепок, он вкусен, и его терпкая сладость на секунду позволяет отвлечься от металлического привкуса страха, который не покидает меня уже давно – с той секунды, как мы обнаружили в подвале Большого театра новообращенного вампира и тело его жертвы.

Несколько секунд мы стояли оцепенев, все трое. Влад стремительно побледнел – я видела это краем глаза, но ему удалось сдержать очевидно возникший у него позыв к рвоте. Неудивительно – он видит уже не первый труп. Неудивительно, но страшно и неправильно… Обнаружение трупов не должно входить у него в привычку. Но, похоже, войдет. Таково неизбежное следствие близости ко мне.

Влад побледнел, но промолчал. Я тоже – как ни неуместно, как раз в этот момент я чувствовала себя как никогда живой, слабой и растерянной, и мне просто нечего было сказать. Серхио, обычно отличающийся снобистской невозмутимостью, слегка ее подрастерял – он хмурился и что-то бормотал себе под нос. Подозреваю, что замысловатые старинные испанские проклятья.

Облегчив душу, он обернулся ко мне и сказал подчеркнуто спокойно:

– Душа моя, есть несколько вариантов того, как нам поступить. Мы в принципе можем уйти отсюда и сделать вид, что ничего не знаем.

Он приподнял бровь, ожидая ответа, но вместо меня ответил бедный Тихомиров:

– Господи, нет! Умоляю, не бросайте меня… Я не знаю, что мне делать!..

Я кивнула:

– Он прав. Это неприемлемо. Допустить, чтобы его поймали с поличным, слишком опасно. Должна же хоть какая-то секретность сохраняться.

– Знал, что ты так скажешь. – Серхио обращался только ко мне, игнорируя до поры до времени сам факт присутствия Левы. – Второй вариант: мы звоним нашему чудесному брату из прокуратуры – тому, с кем так дружен Грант. Думаю, что он не откажет в помощи, – в конце концов дело сохранения секретности для нас общее, верно? У нас ведь есть его телефон? Скажи мне, ради бога, что есть, querida.

Ох уж эта его ирония!

– Есть.

– Отлично! Мелочь, но приятно. Итак, мы звоним ему. Но что мы ему говорим? Что нашли труп и убийцу в подвале главного театра страны? Подобный план меня как-то не вдохновляет. Мы только что заключили чудесное соглашение о сотрудничестве с этим театром. Нам совсем не нужно, чтобы у театра были неприятности, верно?

Влад, который безмолвно переводил взгляд с меня на Серхио и обратно, прочистил горло и спросил – все равно хрипло:

– Что ты предлагаешь? Закопать ее где-нибудь по-быстрому? Боюсь, тут уже не осталось открытых котлованов – все фундаменты засыпали.

Серхио улыбнулся – его радуют проявления здоровой иронии и крепости духа со стороны Влада:

– Нет, у меня есть идея получше. Хотя, возможно, тебе, смертный, она не понравится. Что такое сейчас представляет собой Большой? Большую… стройку. А что такое стройка? Это множество рабочих-гастарбайтеров. По-моему, у нас есть решение проблемы.

Предложение Серхио заставило вздрогнуть даже меня:

– Ты хочешь подбросить труп невинным людям?

Он пожал плечами:

– Это лучше, чем подставиться самим.

– Господи, Серхио, у тебя вообще совесть есть?! – Голос Влада звучал возмущенно, но как-то… устало. Словно он мысленно уже – заранее? – смирился с тем, что спорить с нами в общем-то бесполезно.

Серхио с секунду смотрел на него пристально и спокойно, как будто серьезно обдумывал его вопрос, а потом ответил:

– Совести у меня, возможно, нет. Зато со здравым смыслом все в порядке. Что такого ужасного я предлагаю? Я не собираюсь подбрасывать кому-то из этих несчастных таджиков кровавые тряпки под матрас или измазывать им, спящим, руки кровью… – Он снова задумался, и выражение его лица стало тревожно мечтательным, словно мысль и правда показалась ему соблазнительной, но потом встряхнулся и продолжил: – Нет, мы просто уберем тело из опасного для всех нас места и положим его там, где… Где нашему другу из прокуратуры будет легче объяснить его появление. И легче будет замять дело. Не думаю, что кто-то при этом пострадает. Хотя даже если так… Как там в анекдоте про медведя, который хвастается перед волком, охранявшим отару и уволенным за кражу овец, что работает сторожем на стройке? «А мне хорошо – таджиков никто не считает!»

Одна из вещей, которые не перестают меня поражать в моем старом друге – его способность в самые напряженные моменты отвлекаться на какую-то ерунду. Ну кто еще, кроме Серхио, решил бы сейчас припомнить дурацкий анекдот? Думаю, Влад тоже подумал о чем-то подобном – он развел руками, признавая, что с ТАКОЙ логикой не поспоришь. Серхио удовлетворенно кивнул – он любит, когда окружающие признают его правоту. И, надо заметить, часто бывает доволен, ибо часто оказывается прав. Согласовав с нами свое очевидно давно – сразу – принятое решение и уладив таким образом «формальности», он обратил свой взор к Леве Тихомирову, который продолжал сидеть на бетонном полу, сгорбившись и обхватив руками колени:

– Перенос трупа даст нам еще одно преимущество. А именно – время для того, чтобы побеседовать с нашим новым братом. Мне о многом надо расспросить его. И я бы предпочел заниматься этим в спокойной обстановке, без сопровождающей всякое следствие суеты.

Влад, конечно, подумал в этот момент, что Серхио говорит об обычном милицейском расследовании, и бог свидетель, это и правда занятие суетливое. Но я знаю, что на самом деле имел в виду мой друг.

Появление нового вампира – нерядовой случай в распорядке существования моей семьи, и обстоятельства каждого обращения тщательно изучаются Старшими – если не всеми вместе, то хотя бы неофициальными главами «территорий». Это более значительное событие, чем даже неосторожное убийство. Обычный труп можно спрятать, или замять дело. Обращение – это не просто исчезновение человека, но очень часто еще и его последующее появление в новом качестве. Мало кто из молодых вампиров оказывается в силах сразу уйти в тень, оторваться от прежней жизни, не навестив своих близких, свою семью. Уходить все равно, конечно, приходится – мы не можем допустить, чтобы люди замечали нашу вечную молодость, изменения внешности, привычек и поведения, и потому с теми, кто знал нас при жизни лучше всего и может эти перемены заметить, мы прежде всего и расстаемся. Но иногда новообращенному удается хотя бы некоторое время жить своей прошлой, человеческой жизнью, не выдавая себя. Гораздо чаще, однако, более опытным вампирам приходится перевозить новичка в другое место, скрывая от прежних знакомых, – эта операция чем-то похожа на программу по защите свидетелей. В любом случае Старшие должны быть уведомлены об обращении – каждый неопытный вампир представляет угрозу общему благополучию и безопасности: он может нас выдать, привлечь к семье ненужное внимание. Обращения не могут происходить бесконтрольно: нас не должно быть слишком много, чтобы конкуренция за пищу и территорию не обострялась сверх меры, как это иногда бывало в Средних веках – в Восточной Европе, например. Тогда вампиров в тех местах стало такое множество, что люди начали говорить о нас и оставлять подробные свидетельства, что не принесло семье никакой пользы. Пришлось заметать следы, придумывать разные нелепости, чтобы правда затерялась в них и перестала выглядеть убедительной. Это было нелегко, но нам это удалось – то, что болгары и румыны в XVI веке знали доподлинно, теперь признано фольклорным вымыслом. Но то, что можно было еще хоть как-то контролировать в XVI веке, совершенно неприемлемо в ХХI. Шепоток невежественных крестьян – одно. Фотографии и посты в Twitter или Facebook – совсем другое. Страшно даже представить, что будет, если доказательства нашего существования появятся теперь, в эпоху всеобщей информированности и, главное, мгновенного распространения информации.

Чтобы предотвратить неприятности, за новичком нужно присматривать. И обычно за тем, чтобы новый вампир не натворил дел, следит его создатель. Он же должен и объяснить Старшим, что заставило его совершить обращение. Обычно такое разбирательство – простая формальность. Но в нашем случае дело сразу осложнилось тем, что Лева Тихомиров совершил заметное убийство… Это было плохо. Ни один серьезный создатель не должен был допускать такого. Даже Этьен долго муштровал меня, прежде чем выпустить к людям, – даже у этого беспринципного монстра хватило разума обучить меня самоконтролю, чтобы я ненароком не выдала семью.

Создатель всегда обязан заботиться о своем «ребенке». И то, что его – кто бы он ни был – не было сегодня рядом с неопытным Тихомировым, казалось весьма странным. Именно на это намекал Серхио, говоря о том, что ему нужно расспросить Леву. И желание сделать это в спокойной обстановке мне тоже было понятно: Серхио еще не Старший, до этого ему далеко и по возрасту, и по опыту, но он пользуется их уважением, и я знаю, что он претендует на контроль над Москвой (формально это территория Гранта, но он часто отвлекается на Лондон, и у Серхио есть возможность утвердиться здесь в его отсутствие). Конечно, Серхио хотелось разобраться с неприятностями в нашем городе самому. И ему нужно было время – очевидно, расспрашивать Леву о том, что с ним случилось, сидя над свежим трупом, было нелепо.

Итак, нам нужно было перенести труп на стройплощадку и увести Леву в безопасное место – ко мне домой, как мы и собирались с самого начала. Но принять эти здравые решения – одно, а осуществить – совсем другое. Последующий час дался нам дорого. Если бы вампиры могли покрываться от ужаса или волнения холодным потом, мы с Серхио, вероятно, облились бы им, как водой в душе. Сидеть в подвале и ждать, пока уйдут последние гости с приема и театр опустеет, было невозможно – в любую минуту нас могли обнаружить. Значит, нужно было найти способ вынести мертвое тело из здания и незаметно перенести его в сумерках за строительный забор. Эту увлекательную задачу взял на себя Серхио. Выполнил он ее с присущим ему хладнокровием: сначала пробежался, не скрывая нашей естественной скорости, по всем коридорам. Обнаружил выход – выезд из гаража. Взломал замок на нем (нам повезло – каким-то чудом охранника у этого выхода не оказалось, возможно, он просто отлучился – ушел курить, например). Вернулся за трупом и, бесцеремонно толкнув ногой несчастного Леву, чтобы он отодвинулся в сторону, подхватил тело под мышки.

Зрелище мужчины в смокинге, волочащего по подвалу окровавленный труп, кого угодно может вывести из равновесия – настолько это абсурдно. Но надо отдать должное моему другу – он умудрился и в этом положении сохранить известную элегантность. А когда он поднял тело на руки и обернулся к нам, прежде чем устремиться в полутемный коридор (молясь, чтобы он все еще был пуст), я поймала себя на том, что любуюсь им – и одновременно он меня несколько пугает. Серхио намного старше меня, и в его жизни были вещи, о которых я ничего не знаю – не решалась спрашивать, а он сам никогда ничего не расскажет. Я знаю, что до встречи со мной он вел довольно… жестокий образ жизни. И глядя на него в тот момент – ироничного, сосредоточенного, собранного и держащего на руках бездыханную девушку, я подумала: кто знает, сколько раз он уже носил так тела – скольким девушкам стоила жизни встреча в полумраке с этим грациозным существом?

На самом деле времени на размышления у нас с Владом было не много. Когда Серхио унесся со своей ношей в глубину коридора, мы занялись Левой – и следами его преступления. На полу было порядочно крови – ее пришлось замыть, благо туалет был совсем рядом с местом происшествия. Поднос и разбитые бокалы я собрала в пластиковый пакет для мусора – его мы извлекли из урны в том же туалете. Тут у меня возникла проблема: я могла бы быстро сбегать и выбросить мешок за пределами театра, но не хотела – естественно! – оставлять Влада наедине с Тихомировым. Я уже видела, на что способен этот новичок, как плохо он себя контролирует. Влад, конечно, понял мою дилемму, и несколько секунд мы ожесточенно препирались. Влад, как обычно, считал, что я перестраховываюсь. «Он ведь уже поел!» – с этим аргументом было трудно спорить, но я все равно не хотела рисковать. Положение спас Серхио: он вернулся, с одного взгляда на нас оценил подоплеку мизансцены, закатил глаза, фыркнул, взял у меня пакет и снова исчез. Нам оставалось только умыть нашего подопечного и, постаравшись придать себе скучающий и равнодушный вид, выйти через зал, в котором все еще толпились люди, на улицу. Сквозь толпу мы с Владом вели Тихомирова, как под конвоем – он в середине, мы по сторонам… Я держала его за локоть – ненавязчиво, но крепко. Влад улыбался и кивал людям, раздавая направо и налево дежурные «до свидания».

От Алекса Пападакиса, который, видимо, поджидал меня и Тихомирова, чтобы поговорить о постановке, нам пришлось спасаться едва ли не бегством. Ужасно надоедливый тип и, что особенно противно, почему-то уверенный в своей мужской привлекательности… Только его страстных взглядов мне и не хватало для полноты счастья!

Наконец мы оказались на улице. Серхио ждал нас у входа, невозмутимо раскуривая сигарету.

Мы отошли от театра на безопасное расстояние, и я позвонила полковнику прокуратуры Соколову, нашему брату, которого Грант в свое время – лет, кажется, пятьдесят назад – обратил специально, чтобы у нас был надежный контакт в московской милиции. С тех пор он перемещается с поста на пост, изредка «погибая», чтобы не светиться на одном месте слишком долго, а потом, слегка изменив внешность, снова дослуживается до высоких чинов. Соколова не обрадовал ни мой звонок, ни мой рассказ, тем более скомканный, что мы сами еще толком ничего не успели выяснить. Но он, естественно, пообещал сделать все, что может – сохранение тайны нашего рода для него так же важно, как и для всех нас.

А потом мы наконец добрались до моей квартиры. Серхио, задумчивый и сосредоточенный. Я, взбудораженная и раздерганная. Влад, ошарашенный всем произошедшим. И Лева, дрожащий от ужаса, потрясенный и растерянный.

На его месте кто угодно трясся бы от страха. Само превращение – уже тяжкое испытание: невозможно вкратце описать, как много оно меняет, какой шквал чувств наваливается на молодого вампира и как болезненно непривычное богатство ощущений, обилие цветов и запахов, избыток сил, обостренность восприятия, которые должны бы казаться признаками новой жизни, смешивается с полной опустошенностью – с ощущением потери себя. Ты должен бы радоваться обновлению – но на самом деле ты четко осознаешь, что жизнь кончена. Тебя, прежнего, уже нет. Ты умер, и все, что будет дальше, будет уже не с тобой – не с тем человеком, которым ты был еще вчера. На то, чтобы вновь обрести себя, поверить, что твоя личность не изменилась, что в измененном теле функционирует тот же мозг, та же… душа, что и раньше – на это у многих вампиров уходят годы. И это самые тяжкие годы нашей вечной жизни – время, когда нет никакого ориентира, ни внешнего, ни внутреннего. Время, когда в жизни нет смысла. В обычной-то жизни не видеть смысла тяжело. Не видеть его в вечной жизни может быть просто невыносимо… И именно с этим сейчас приходится разбираться Леве – и я могу себе представить, как ему тяжело: у него, по-моему, и в человеческой ипостаси были некоторые проблемы с самоопределением, он всегда был довольно дерганным и каким-то, несмотря на весь свой богемный лоск, внутренне печальным.

А к этой потере себя нужно еще прибавить жажду крови – странную, непривычную и на первых порах пугающую.

А к жажде крови и дезориентации надо еще прибавить переплет, в котором Лева оказался, – убийство, которого он явно не хотел и которое его потрясло, и теперь путешествие в неизвестность в компании старых знакомых, которые оказались вампирами и которые непонятно что собираются с ним делать.

Дома я постаралась взять себя в руки. Как-никак, у меня были гости, хотя и странные. Я всех рассадила. Я налила всем выпить: нам – крови, Владу – вина. Постаралась создать приятную обстановку, чтобы все чуть-чуть успокоились и расспросы Серхио увенчались успехом.

И вот тут выяснилось наконец самое странное.

Лева понятия не имеет, кто его обратил.

Он был на какой-то вечеринке – начали в «Детях ночи», потом поехали к кому-то на квартиру, он не помнит, потому что был очень пьян. Он столько всего пил, что не знает – среди десятка непонятных коктейлей вполне могла быть чья-то кровь. Он с кем-то целовался – с разными людьми, там были и мужчины, и женщины, Лева никогда не отказывал ни тем, ни другим. Возможно, кто-то из них мог прокусить ему губу… Он ничего не помнит наверняка – все эти допущения он выдавил из себя под градом настойчивых расспросов Серхио, которому пришлось напрячь всю свою шпионскую логику, чтобы восстановить вероятную картину событий по отрывочным признаниям Левы… Наверняка Лева помнит только, что отключился, потому что почувствовал себя очень, очень больным. Это понятно и логично – обращение может происходить по-разному, но в целом похоже на тяжелый грипп.

Очнулся Лева у себя в квартире, один. Он не знает, сколько прошло времени. Не знает, как попал домой. Он знает только, что пришел в себя измененным, зная, что с ним случилось что-то непоправимое, но понятия не имея, что именно.

На тумбочке возле кровати его ждал пакет с донорской кровью и записка: «Не выходи на открытое солнце. Все остальное – миф». Он понятия не имеет, кто оставил ему записку – почерк был незнакомый.

Он выпил кровь, потому что сопротивляться жажде было невозможно. Думал, что его стошнит, но вместо этого почувствовал огромную радость – словно жизнь вернулась к нему. Жизнь, про которую он еще даже не успел понять, что она окончена.

С недопитым пакетом крови в руках Лева случайно бросил на себя взгляд в зеркало – и увидел красные глаза и клыки. И снова потерял сознание – на этот раз просто от страха.

Когда он в следующий раз пришел в себя, была уже ночь. Лева решился выйти на улицу, потому что был очень голоден. Он поймал на помойке бродячую собаку. Он никогда в жизни не чувствовал себя так странно и так мерзко, но кровь оказалась вкусная.

Потом он забился обратно в квартиру и сидел там, дрожа от страха и не понимая, что с ним происходит.

Так он провел несколько дней. Он никого не убивал – только животных. Он решил, что у него хватит сил выйти к людям – попробовать хоть что-то из своей разрушенной жизни собрать воедино.

Едва дотронувшись до руки Серхио, он понял: они одинаковые. Существа одной физической природы.

Я знаю, о чем он: мы в самом деле определяем «своих» по одному прикосновению.

Дальнейшее мы знали: он прошел в зал, и там самообладание покинуло его. Он даже не заметил, как убил девушку – все произошло будто само собой.

В этом месте Серхио, который вертелся на диване со все возрастающим раздражением, куря сигареты одну за другой, хмыкнул и сказал:

– Кстати, твое первое убийство о многом говорит. Например о том, что ты в глубине души никогда не был настоящим геем. Мы не можем устоять только перед тем, чего действительно хотим. Был бы ты геем – убил бы какого-нибудь парня.

Влад, слушавший их беседу сидя в кресле у окна, в этот момент бросил на Серхио взгляд из тех, что теоретически могли бы убивать. Я хорошо его понимаю – иногда мой старый друг переходит все границы в своем цинизме.

Лева посмотрел на Серхио глазами влажными и печальными, как будто хотел намекнуть, что сексуальная ориентация теперь – самая малая из его проблем.

А потом спросил едва слышно:

– Что со мной теперь будет? Вы убьете меня?

Я поспешила вмешаться, перед тем как Серхио успел сказать еще что-нибудь ободряющее и тактичное:

– Конечно, нет. За что? Если ты не заметил, мы много усилий потратили, чтобы скрыть твое преступление.

Серхио добавил с досадой:

– Кроме того, кретин, тебя нельзя теперь убить.

Мне показалось, или он сделал странную паузу – словно заминку – в этой фразе?

Мне показалось, или Влад настороженно поднял голову, услышав эту фразу?

Наверное, показалось.

Я знаю, что Серхио лжет – убить одного из нас можно, мы с ним убивали себе подобных… Одного из нас. И я знаю, что Владу это тоже известно. Но я также знаю, что Серхио не мог всерьез об этом думать, – и знаю, что Влад понятия не имеет, в чем способ заключается. Но с чего бы моему возлюбленному интересоваться этим? Его не должны касаться все эти ужасы…

Серхио меж тем сделал над собой усилие и подавил раздражение. Он с минуту оценивающе смотрел на Леву, который уныло созерцал мой пушистый светло-серый ковер, и произнес раздумчиво:

– Что с тобой теперь будет – вопрос… Мне совершенно не нравится история с твоим обращением – в ней есть что-то некрасивое, непорядочное и… злонамеренное. По-хорошему, тебя надо отправить к Старшим – да, у нашего народа тоже есть некоторое начальство, – чтобы они решили твою судьбу. Но мне не хочется этого делать. Они ребята равнодушные и не смогут тебе помочь. А тебе нужна помощь, потому что тебя, как мне кажется, подставили. Ты мне всегда был симпатичен. Ты нужен нам для работы – эту дурацкую затею с балетом никто не отменял… К черту Старших – я сам о тебе позабочусь. Тебе нужен учитель, если уж твой создатель бросил тебя на произвол судьбы. Я тебя обучу, а там разберемся, что дальше делать.

Я знаю, что вампиры могут плакать – сама научилась этому, когда едва не потеряла Влада. Но Лева еще не знает этого. Если бы знал – думаю, заплакал бы, настолько его проняла неожиданная доброта Серхио. Меня она тоже глубоко тронула – я забываю иногда, на какие широкие жесты способен мой друг. Все-таки испанский гранд – не пустое понятие. Интересно, случалось ли ему сражаться с ветряными мельницами?

Страх отпустил Тихомирова, он явно расслабился, и сразу стало очевидно, насколько он устал – он буквально еле сидел. Я отправила его спать в гостевую комнату.

Когда он стоял на пороге, Серхио неожиданно окликнул его и сказал, указывая глазами на Влада, – сказал так тихо, что смертные уши не могли бы разобрать слов:

– Урок номер один. Ты видишь с нами Влада. Он смертный, но он знает нашу тайну и принят в наш круг. Он – свой, и мы защищаем его. Если ты его тронешь, она, – Серхио кивнул в мою сторону, – оторвет тебе голову, а я – остальные конечности. Ясно? Держи себя в руках. Еще раз сорвешься – лишишься моей защиты.

Лева склонил голову и поплелся в отведенную ему комнату.

А мы – все трое, два вампира и смертный, – не сговариваясь, извлекли из бара бутылку рома и отправились на террасу.

Где и сидим теперь, в предрассветной мгле, пьяные, усталые и растерянные.

Серхио жестом показывает мне, что хотел бы получить обратно бутылку. Влад, который сидит у его ног на полу, прислонясь спиной к парапету террасы и утомленно откинув голову, перехватывает бутылку, делает глоток, и лишь потом передает ее Серхио.

Испанец шутливо толкает его в плечо:

– Совсем обнаглел, смертный!..

Влад вскидывает на него глаза:

– Молчи уж… нянька вампирская.

Я вздыхаю:

– Мальчики, не ссорьтесь. И без вас тошно.

Серхио ловит мой взгляд – глаза его серьезны, но спокойны:

– Не переживай и не волнуйся. Что, в сущности, произошло? Какой-то кретин пошалил в нашем городе. Пока что нет причин для беспокойства – нет оснований думать, что за этим кроется что-то важное.

Я молча качаю головой. Понимаю, что он хочет меня успокоить, но получается у него не очень. Потому что мы оба знаем, как болезненно я отношусь к обращениям и как тревожно на самом деле произошедшее. Если в Москве объявился какой-то отморозок, который шутки ради обращает людей, а потом бросает на произвол судьбы, – это плохо. Это очень опасно – для нашей тайны, для безопасности семьи… И для безопасности Влада, о которой я, конечно, думаю в первую очередь. Серхио это знает, и Влад тоже, и именно поэтому оба они теперь хотели бы меня отвлечь от панических мыслей. Что если неизвестный создатель не остановится? Что если следующим ему попадется Влад?

Что если все это не случайно?

Лева Тихомиров – не чужой нам. Он был нам близок и до обращения. Как я могу не думать о том, что нам угрожают – или пытаются послать некое сообщение о намерениях?

Лицемерно-бодрые взгляды возлюбленного и старого друга мне не особенно помогают. Ром – куда лучшее успокоительное.

Слава богу, что завтра – ну уже сегодня вообще-то – суббота! Не надо идти на работу. Можно будет весь день провести, отдыхая и пытаясь собраться с мыслями.

Серхио устало проводит рукой по лицу, протирает глаза:

– Надо бы, наверное, все-таки поспать. Столько дел впереди…

Мы допиваем бутылку и возвращаемся в комнату. Не раздеваясь, я падаю на кровать. Влад, с утомленным вздохом, ложится рядом со мной.

Серхио, широко улыбаясь, жестом показывает, чтобы мы подвинулись – он собирается устроиться с нами, по другую сторону от меня.

Влад приподнимается на локте и говорит, с пьяной бравадой изогнув бровь:

– И куда это ты, Серега, намылился? Это взрослая кровать. У тебя подопечный есть – тебе надо к нему. Вдруг он опять чего-нибудь учудит?

На долю секунды Серхио замирает, глядя на Влада со смесью недоумения и недоверия, а потом тихонько смеется:

– Да, наш юный друг определенно обнаглел. И совсем, совсем освоился в нашем мире. Верно, Марина?

Он совершенно невыносим.

Я бросаю в него подушку.

Он, конечно, легко ловит ее и удаляется в направлении гостевой спальни. Возможно, он и в самом деле решил последовать шутливому совету Влада и присмотреть за Левой.

Мы с Владом остаемся одни в комнате – лежим одетые вдвоем на нашей кровати.

Мне ужасно страшно.

Рука Влада – теплая, живая, любимая рука – находит в сумраке мои пальцы, и нежно сжимает их. Он хочет подбодрить меня, успокоить. Сказать, что он рядом.

Нет слов, чтобы передать, как это важно, как нелепо и одновременно трогательно – то, что он, смертный и уязвимый, все время пытается позаботиться обо мне – защитить меня. Как я восхищаюсь им за это, и как я ему благодарна.

Вот так, держа его за руку, чувствуя тепло его ладони, я могу спокойно заснуть.