Читать книгу В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3 - Евгения Владон - Страница 3

Не даром говорят, что это не судья подписывает смертный приговор осужденному, а сам преступник. Ведь ответчик прекрасно знал, что пошёл против закона и воспитавшего его социума, нарушив идеальный уклад жизни цивилизованного общества, которое ещё до его рождения продержалось и выстояло на своих моральных устоях и высокодуховных ценностях не одну тысячу лет. Ему же сызмальства твердили, что хорошо, а что плохо, что считается правильным, а что нет! И он не мог не понимать, во что ему могут вылиться его пагубные желания и пристрастия. Закон один для всех (или в подавляющем большинстве для тех, для кого они создаются!). Тогда почему он его нарушает? Что его толкает совершить этот проступок, практически не задумываясь о последствиях или наивно полагая, что ему это каким-то образом сойдёт с рук? Где для него заканчивается та самая черта между добром и злом, и когда он теряет ту связующую с реальностью нить, что делала его все эти годы в глазах окружающих людей правильным человеком? Когда он решает, что есть вещи, которые он обязан и должен совершить, не считая свой поступок вопиющим уголовным преступлением? Что его на это толкает, почему он себя оправдывает, почему однажды перестаёт считать себя виновным?

Как там ещё принято говорить? Настоящая власть не у тех, кто печатает деньги, а у тех, кто придумывает законы? Выигрывает всегда тот, кто сам создаёт правила игры?

Я проиграла тебе изначально, потому что попала именно на твою территорию, в твоё Чёрно-Красное Зазеркалье – в оживший кошмар вывернутой на изнанку Страны Чудес, где правит один единственный человек Дэниэл Мэндэлл-младший. Твой Кровавый Эдем – бесконечный лабиринт из искаженных зеркальных порталов, твой мир, твоя реальность… Твоя Вселенная! И очутилась я в нём не по собственной воле, хотя и побежала за собственным белым кроликом своими ножками, наивно полагая, что меня ждут сказочные чудеса и волшебные открытия в одной из твоих кроличьих нор. И да, они меня там и поджидали, разве что в абсолютно ином ракурсе и представлении о красивых историях. А на что я ещё могла рассчитывать с моими-то нестандартными вкусами и мрачными фантазиями? Конечно, я бы никогда в здравом уме и в трезвой памяти не зашла за дверь с надписью Сайлент-Хилл или Улица Вязов, но я как-то это сделала, тебе удалось меня туда заманить… при чём с самого начала ты ничего мне не обещал, даже пряничного домика с Чудесным Садом (десять миллионов фунтов в год – не в счёт). Я сделала это сама. Сама открыла эту дверь, сама зашла в чёрный за нею коридор и… провалилась в твою чёрную дыру… Сама?

Нельзя найти выход, если не знаешь, где был вход… да и был ли он вообще? А если ты ещё и не понимаешь, куда он тебя на самом деле приведёт и будет ли он тем, что поможет тебе (и не только тебе)… Станет ли он вашим обоюдным спасением? Потому что тебе одной он и на хрен не сдался! Ты скорее затеряешься и сдохнешь в этих бесконечных переходах ваших слитых кошмаров и оголенной до костей смертельной боли, чем сбежишь отсюда сама и бросишь его одного. Ты не уйдешь отсюда без него… Ты не оставишь его ЗДЕСЬ! Только не здесь, не в этой тьме и не в его обреченной безысходности… Он итак прожил тут в полной изоляции от тебя целых десять лет и настолько уверовал в то, что это и есть его дом, источник его божественного чёрного бессмертия, что успел позабыть каково это – верить в свет, верить в вашу любовь и в собственное спасение…

Может раньше мне и хватило смелости с силами уйти от тебя, сбежать, возможно даже спрятаться, но только не сейчас. Я осознаю свою ошибку лишь теперь, любуясь бескрайними масштабами её последствий со своего нынешнего положения – преступника, сознавшегося в вине свершенного им преступления с полным осмыслением случившегося и происходящего. И если мне суждено принять за него наказание из твоих рук – от рук моего любимого Чёрного Палача, значит, так тому и быть. Я должна через это пройти! Должна прочувствовать через всю подаренную мне тобою боль, твою ненависть и твою священную месть, какой силы была твоя любовь! Всё, что ты пережил за эти годы сам! Всё, что тебя наполняло, чем ты дышал, чем существовал… Если я не могу узнать, что такое быть любимой тобой, чтож… тогда я загляну в бездну её обратной изнанки – увижу и пропущу через себя силу её несоизмеримой боли… И если ты считаешь, что только так я сумею покаяться и расплатиться за все свои смертные грехи, может ты и прав. Но не думай, что я позволю затянуть меня в эту тьму вместе с тобой. Как и не сбегу снова… без тебя…

Наверное только теперь я начала понимать в полную меру всех тех "безумцев", которые жертвовали своей жизнью за свои идеалы и священные цели (включая даже тебя!). Ту же Жанну Д'Арк, сносившую бесконечные пытки с допросами от святой инквизиции – девятнадцатилетнюю девочку сожженную за живо из-за чужих страхов перед силой её веры, перед силой морального духа, который она успела вложить в целую нацию всего за год своей величайшей исторической миссии. Так что, откровенно говоря, на фоне подобных национальных героев моё ответное безумие твоим пробудившимся демонам – это попросту жалкое ничто!

Да, я виновата перед тобой, перед собой, перед нами обоими, и нет страшнее наказания, чем осознания факта, что нашей первой, самой чистой, самой откровенной и светлой любви не удалось дожить до этих дней. Что благодаря лишь моим стараниям она превратилась в твоём и с твоим сердцем в нечто чудовищное, отталкивающее и пугающее до смерти. И что по всем канонам жанра классической драмы я должна была теперь либо сбежать от тебя, либо сойти с ума, или броситься под поезд. Твоя изначальная вина состояла в том, что ты пытался выжить с ней, а она пыталась выжить в тебе, и эта борьба едва не убила вас обоих. Но ты нашёл выход – тебе больше не надо копить эту боль и свою смертельную одержимость в себе. Ты откармливаешь ими своих демонов, своего изголодавшегося за эти годы внутреннего зверя, чтобы спускать их впоследствии на меня и кормить их мной, моей более сладкой и дурманящей тебя кровью – воскрешающим противоядием твоему чёрному вирусу. Только так ты чувствуешь себя живым и цельным, только так твоя собственная священная миссия выглядит для тебя оправданной – когда твои вены и плоть насыщаются чистейшей энергией моей боли, моими страхами и моими смертями.

Думаешь, я не пойму, не увижу и не рассмотрю в твоей жуткой тьме того, что за нею прячется? Не для того ли и говорят, что чтобы побороть свои страхи надо взглянуть им в глаза и принять на себя самый сильный удар. Переступить через себя, пройтись босиком по раскаленным осколкам битых зеркал, протянуть свои пустые ладони рычащему зверю, обнажившего клыки в бешеном оскале, в позе готовящегося к смертельному прыжку хищника. В данном случае у меня не самый большой выбор – либо забиться в угол своей клетки, либо пойти навстречу своему палачу и убийце. И не важно, что при любом раскладе страх будет одинаков, как и сила полученной боли. Я отдам тебе их все до самой последней капли, вместе со своей кровью и тем, что от меня осталось. Я накормлю твоих демонов до сыта и буду кормить их собой до тех пор, пока у них не скрутит кишечник, они не устанут рвать меня… и тебя самого не начнёт мутить от передоза твоей ненависти и мести! Пока ты не скажешь сам себе "Стоп! Хватит!"…

Пока кто-нибудь из нас или не умрет по-настоящему или не сойдёт с ума!.. Пока жива твоя кроваво-огненная Вселенная, сытясь моей болью и твоей кроваво-чёрной любовью!..

…Не знаю, как это назвать – просветлением или полным затмением воспаленного рассудка. Открыть на следующий день глаза в постели своей спальни в твоей квартире на Мейпл-авеню и позволить новому безумию всего за считанные мгновения поглотить меня с головой. Вспомнить вчерашний вечер… вернее, снова ощутить на коже – в миллиардах нервных окончаниях фантомную пульсацию твоих прикосновений, силу и скольжение твоих рук – ладоней, пальцев… глубокое осязание твоей окутывающей близости. Боже правый, ты не покидал меня ни на секунду даже во сне. Твоя тень постоянно и везде находилась подле, нависала надо мной, заползала в моё спящее сознание, стимулировала и растирала до болезненных ожогов все рецепторы и нейроны. Ты следил за мной!

Я давно догадалась, что ты наблюдал за тем, что здесь происходит по скрытым видеокамерам. Единственное, что я старалась не делать – не показывать, что знаю об этом, не выискивать пристальным взглядом возможные точки их местонахождения. Может просто, как бы "не задумываясь" и "неосознанно" время от времени скользила отсутствующим взором по стенам и потолку, каждый раз думая о том, что в эти самые секунды ты смотришь на меня, наблюдаешь и… терпеливо ждёшь… Ждёшь…

Поэтому ты всегда появлялся в моей спальне по утрам буквально через две-три минуты, стоило мне только открыть глаза и показать, что я проснулась. Или как вчера, поздно вечером, пока я не доплакалась до головной боли и не извела себя слезами до болезненной слабости.

Вчера мне было снова больно и страшно, впервые, за весь пошедший месяц я испугалась едва не до смерти… ты напугал меня практически до остановки сердца и полной отключки внутренних тормозов. И чем? Всего лишь выгнав меня из своего кабинета? Чтобы потом прийти, прижать к своей груди, как маленькую девочку, погладить по головке, поцеловать в лобик и на руках отнести в ванную (поскольку своими ногами я бы точно туда не дошла)? Сделать слабой и беспомощной всего за какие-то пару часов изоляции от твоего милостивого внимания, практически разбив в дребезги и вернув в изначальное состояние безвольной куклы. Как будто никакого психофизического восстановления и не было за все эти недели. Я опять превратилась в пластичный моделин в твоих сильных и знающих пальцах, ты снова манипулировал моими чувствами, сознанием и желаниями словно мягком воском практически без каких-либо усилий и напряжения.

"Разве мне можно уже принимать ванную?" – "Я звонил доктору Воглеру, он сказал, что уже можно…" – господи… я ловила тогда любую возможность, чтобы прижаться к тебе, как можно крепче, вдохнуть твой запах… сойти с ума от ощущения твоего сильного тела и рук; слушать твой звучный бархатный баритон снова и снова… Прочувствовать твои пальцы на коже, везде, где только можно и нельзя! Возбудиться до сумасшедшей режущей боли в животе и в вагине, в опухших складках заскулившей киски, онемевшей от мощного притока крови и аритмичных ударов остервенелой похоти в вульву и клитор буквально за один несдержанный вздох-всхлип. Едва не кончить, как только твоя ладонь накрыла мой лобок, скользнув по половым губам и между бёдер почти по всей промежности, когда ты всего лишь попытался намылить меня гелем для интимной гигиены. Осторожно и невыносимо нежно. "Тебе надо сделать эпиляцию" – я чуть не застонала в голос и не затряслась в тот момент, едва не выдав в ответ нечто безумное вроде – Мне надо кончить, прямо сейчас, и чтобы до этого меня довел именно ты! Но я лишь скривила губы в страдальческой улыбке, заливаясь краской блаженного стыда и нескрываемой радости. Ведь для меня тогда это значило только одно – ты не просто это сказал и впервые за те дни, когда я временно перестала следить за ростом волос на своей киске, ты напрямую говорил о том, что очень скоро мы вернемся к нашей совместной интимной жизни. Очень и очень скоро!

Казалось, мне с лихвой и даже в переизбытке хватило этих слов, чтобы снять с моего тела и разума неподъемные оковы пережитых до этого страхов и физической немощи. Я была готова забыть обо всём, смеяться и танцевать, в наименьшем случае плескаться в этой ванной, подобно всё той же маленькой девочке. Но я как-то пересилила распирающую меня изнутри вспышку инфантильного безумства, сдержавшись из оставшихся сил от возможных последствий зародившегося сладкого предвкушения. Я вновь подчинилась твоему решению и твоей воле, словно боялась спугнуть этот момент и тебя. Согласилась с собственной совестью переждать или дождаться своей очереди, не торопить событий и не доставать тебя по каждому поводу и без. Всё равно при любых обстоятельствах право выбора и последнего слова всегда оставалось за тобой. Что такое день (или два) невыносимого ожидания после целого месяца вынужденного воздержания? Я готова потерпеть ещё немного, самую малость… может лишь совсем чуть-чуть.

Да, была готова. Вчера. Когда ты уложил меня вымытую твоими руками в постельку, закутал в одеялко и помог принять лекарство перед сном. Была и думала, что готова, когда засыпала под согревающей близостью твоего недосягаемого тела и оплетающих моё засыпающее сознание гибких и неразрывных прутьев твоей ментальной клетки. Была уверена, всего несколько часов назад, несколько часов глубокого и эмоционального сна… пока не открыла только что глаз и через три минуты так и не дождалась твоего прихода.

А потом меня накрыло этим сумасшедшим откровением. Ты ведь не пришёл и не появился весь такой идеальный и совершенный в открытом проеме входных дверей напротив моей кровати.

Четвёртая минута, пятая…

Я могла думать в эти секунды о чём угодно, но меня крыло и захлестывало раз за разом моими свихнувшимися эмоциями, страхами и новым сортом боли, которая вливала в мои мышцы, кровь и нервы запредельные дозы животного адреналина, вынуждая дрожать от их высоковольтных разрядов едва не с каждым срывающимся вздохом и гулким ударом сердца о гланды, виски и полуослепшие глаза.

Шестая, седьмая!..

А что мне ещё оставалось делать? Ты же так и не пришёл, не сбил своим появлением её растущую волну, не загасил всего парой фраз и сминающим взглядом её лихорадочный ток в моих венах и в свихнувшемся рассудке.

Я только и могла, что изумленно оглядывать комнату (почти в открытую искать видеокамеры на потолке, стенах и кованой решетке балдахина кровати), едва ли пытаясь угадать, который сейчас час и что тебя могло так долго задержать.

Восьмая, девятая…

Может с тобой что-то случилось? Сомнительно, чтобы ты сейчас спал. Мне вообще всегда казалось, что ты никогда не спишь. Такие люди, как ты не умеют спать, им не ведомы человеческие слабости, иначе они не смогут постоянно контролировать ситуацию и держать на пульсе происходящих событий своих сильных пальцев. Ты бы не оставил меня одну так долго после моего пробуждения в этой комнате, когда находишься всего в нескольких шагах от этих дверей.

Но ты оставил… ты не пришёл!

ДЕСЯТАЯ!

Она толкнула меня в спину, ударила по позвоночнику и болевым точкам внутренней отдачей всесметающего взрыва. Заставила подскочить с подушек, выжигая ослепляющим напалмом разум, мысли и большую часть чувств. Мне и не надо было раздумывать, я просто откинула одеяло и уже меньше, чем через две секунды неслась в сторону выхода не чувствуя под ногами пола. В голове пульсировала и давила изнутри на виски лишь одна навязчивая идея-фикс – если дверь будет заперта, у меня точно начнётся истерика.

Только чтоб она была не закрыта! Только чтоб не закрыта!..

Из горла вырвался несдержанный стон то ли облегчения, то ли радостного ликования. Она всё-таки оказалась не закрытой! Ты опять меня не запер!

И я действительно не понимала зачем и что творю. Почему открываю двери, выглядываю в коридор и… не останавливаюсь. Некому и нечему меня останавливать! Потому что меня продолжает толкать вперёд мой обезумевший страх и взбесившееся сердце. Я даже не могу напрячь слух, потому что ни черта не слышу кроме собственного сердцебиения и шипящей в ушах крови. Я просто это делаю – иду к дверям твоего кабинета, бесшумно ступая босыми ногами по тёплому ковролину и не имея никакого представления, что собираюсь делать дальше. Только чувствую острую потребность с непреодолимой тягой увидеть тебя. Причём не понятно для чего и зачем. Чтобы успокоиться или что-то другое? Узнать, что с тобой всё в порядке? Да неужели?

Твой кабинет тоже оказался не запертым, хотя сомнительно, чтобы ты беспокоился о возможном проникновении на твою личную территорию в твоей же квартире. Я же никогда ничего подобного до этого не совершала, не покидала своей комнаты и не исследовала соседние помещения без твоего на то ведома и разрешения. Тогда что же такого изменилось сегодня? Что заставляло меня идти дальше, пересекая знакомые границы огромного домашнего кабинета с уже знакомыми мне вещами, мебелью и зонами для работы и отдыха? Лакированный стол из натурального дерева, глубокое чёрное кресло, книжный шкаф у одной стены и огромный плазменный экран на другой – твоё рабочее место, куда я обычно никогда не заходила, поскольку ты обычно всегда принимал меня во второй части комнаты, у шикарного секционного мягкого уголка из классических кожаных кресел и дивана в окружении высоченных книжных стеллажей и большого почти с человеческий рост гранитного камина, облицованного готическими изразцами. Этот кабинет и большую в нём часть предметов я успела изучить за последние дни почти наизусть. А вот дальше, что находилось за ним и за дверью смежного помещения… Ты никогда не пускал меня туда. Но ведь и тебя самого сейчас здесь не было, чтобы мне это запретить. Тем более, остановиться я уже не могла. Для этого было слишком поздно. Чем дальше я шла, тем больше во мне просыпалось уверенности, сил и желания увидеть тебя во что бы то ни стало. И не важно, как ты отреагируешь. Важно, чего хотела я от тебя в эти свихнувшиеся мгновения.

Я вообще не заметила, как пересекла всё расстояние до вторых дверей. Просто сделала это, быстро, как на импульсной волне, несущей моё практически невесомое тело мимо камина, дивана, журнального столика (у которого ты обычно всегда сидел) и твоего любимого кресла (у которого обычно сидела я в твоих ногах). Дверная ручка поддалась без каких-либо сюрпризов с первого же нажатия. Казалось, стиснутые на ней пальцы дернулись сами по себе, или их подтолкнул мощный удар сердца. Тихий щелчок внутреннего замка по перетянутым нервам, обостренному слуху, и массивная панель из тяжёлого дерева практически сама, бесшумно открылась внутрь.

Я и не думала делать это слишком осторожно или намеренно тихо, не говоря уже о том, что я не представляла, о чём вообще говорить, если увижу тебя сейчас. Может потому, что я и не собиралась ничего не говорить? А вежливо стучаться и ожидать разрешения войти – не поздновато ли?..

Но на какое-то время я всё же замерла в открытом проёме, почти испуганно всматриваясь в полусумрачное помещение, которое я ещё ни разу до этого не видела и не имела никакого представления, что в нём могло находиться.

Тайная комната Синей Бороды? Действительно? В твоей квартире есть что-то пострашнее твоей сессионной галереи (которую я, кстати, тоже ещё и не видела со скрытой части)?

Но я уже делала первые шаги внутрь под навязчивым давлением импульсных толчков собственного тела. Взгляд жадно и немного испуганно выхватывал из не менее огромного замкнутого пространства совершенно незнакомые мне вещи, цвета, фактурные тени и новую мебель. Конечно же в первую очередь я пыталась отыскать тебя и даже не понимала, хочу ли увидеть тебя именно здесь и сейчас, а, главное, каким? Но никакого намека на чьё-то осязаемое движение и тем более на глубокое ощущение твоей близости. Я словно заранее знала и чувствовала, что не увижу тебя здесь, хотя лёгкая дымка твоего недавнего присутствия казалось и вправду пульсировала, тлела и отражалась буквально повсюду и от многих вещей.

Твоя личная спальня, как я до этого и предвидела своим брыкающимся подсознанием. Никакого криминала и подобия жутких предметов. Разве что твоя кровать, которая выглядела для меня слишком уж огромной, намного большей моей: со смятым постельным бельем серо-бирюзового цвета, под стать холодным оттенкам и цветам окружающего интерьера – синим атласным обоям со светло-серыми мазками абстрактного рисунка, антрацитовому ковру с толстым и высоким ворсом и нескольким пуфам и скамьям, обитых сизо-серой замшей. Почти самая "обычная" спальня, какую возможно увидеть только в брэндовых каталогах luxury segment. Единственная главная и самая значимая поправка к общему знаменателю – это была ТВОЯ спальня! И именно последнее не давало мне спокойно дышать и как ни в чём ни бывало рассматривать окружающие вещи. Ведь они были твоими, ты сам их выбирал и использовал только по личному усмотрению! Они были пропитаны твоей энергетикой… твоей живой тенью – твоей тьмой!..

Не удивительно, что в первую очередь, я, как тот изголодавшийся энергетический вамир-эмпат, потянулась именно к твоей кровати. Что я хотела на ней увидеть или почувствовать? Твои следы? Подтверждения тому, что это ты на ней спал и только ты один? Ощутить ладонями оставленное в складках дорогого постельного белья тепло твоего тела, запах твоей обнаженной кожи, волос и… моего прежнего Дэнни? И даже если я что-то там и ощутила (как мне могло просто показаться), даже если и нащупала, подобно слепцу с обостренными чувствами осязания, буквально вдыхая тонкий аромат горькой полыни, исходящий со смятой подушки… Что мне это дало? Лишь твёрдое убеждение, что это твоя постель, твои метки и ты спал в ней до этого совершенно один? А сама я при этом не выглядела в собственных глазах немного странной (или далеко не немного!)?

Что дальше, Эллис? Куда на этот раз тебя потянет и заведет твой внутренний компас непреодолимого притяжения? Может пора уже возвращаться обратно в свою комнату, пока не слишком поздно? Или останешься здесь, заберешься в эту постельку и будешь ждать возвращение своего любимого Хозяина? Не удивительно, что ты с такой жадностью всматриваешься в эти смятые сугробы, как тот одержимый маньяк…

Нет! Я не буду ничего такого делать. Я не хочу этого… или хочу, но не сейчас и не в таком состоянии. Мне нужно сейчас абсолютно другое! Я должна найти тебя, а не ждать! Первая! В коем-то веке! Да! Должна!

Мне и не надо искать каких-то подсказок в окружающих предметах. Я поднимаю голову и оборачиваюсь в определенную сторону, где до этого видела в противоположной от окна стене глубокую нишу под ещё одни двери смежного прохода. Ещё один портал – кроличья нора в твоём почти запутанном лабиринте? Логарифмический ориентир уже сбился с четкой координации внутренней планировки комнат, стоило мне только войти в эту спальню. Но разве меня могло что-то остановить, даже если это что-то мне совершенно не знакомо и я понятия не имела, куда оно могло меня завести? Мне с избытком хватало одной ведомой причины. Я знала, где ты мог сейчас находиться и я хотела тебя найти! Этого не вполне достаточно?

Остальное – дело нескольких шагов и более-менее уверенного направления в ещё одно из твоих измерений. На этот раз дверь оказалась даже слегка приоткрытой. И открыв её практически нараспашку (и так же бесшумно, как и предыдущую) я почти не удивилась представшему перед моим взором длинному коридору из выстроенных в два параллельных ряда гардеробных шкафов с внутренней подсветкой в каждом секционном отделении. Два очень длинных ряда очень длинного коридора с уже знакомой для меня планировкой поворотов и цветовой гаммы деревянных блоков. Может конкретно в этом вещевом "тоннеле" я и не была, но я знала, куда он мог меня привести в конечном счёте. Все местные "дороги и пути" ведут к тебе? К Дэниэлу Мэндэллу-младшему?

Я и не собиралась останавливаться, ни на секунду и уж особенно теперь! Пусть взгляд постоянно и цеплялся за головокружительное количество окружающих с обеих сторон коридора твоих личных вещей с пометкой – дико дорогая брэндовая одежда и дополнительные к ней аксессуары. Но отвлекаться на временные остановки, чтобы рассмотреть какой-нибудь подсвеченный шкафчик с экспонатами на угловых полках-подставках в виде шикарных, начищенных до блеска кожаных туфель или аккуратно свернутых ремней, меня сейчас не слишком-то и тянуло. Хотя вру! Тянуло, да ещё и как. Просто я старалась не думать о них, как о чём-то первостепенно важном. Главное, я уже знала, где нахожусь и куда меня должен вывести данный портал. Если будет угодно случаю, быть может я ещё сюда вернусь, снова, но по другой причине и уже тогда…

Слух уловил шум льющейся воды где-то совсем рядом. Новый знак – звуковой ориентир твоего безошибочного местонахождения. Остальное забывается тут же и мгновенно, остальное уже не важно, кроме одной единственной цели – Тебя! Несколько поспешных едва не бегущих шагов по мягкому бежевому ковролину до границы стеклянных дверей к уже знакомому чёрному мрамору с белёсым рисунком ломанных линий на полу, стенах, ступенях и бортах центрального резервуара огромной ванной комнаты. Сердце заходится в груди и по всему телу бешеной трехмерной чечеткой, выбивая с первого же удара способность дышать, думать и анализировать. Разум и спящие до этого чувства активировались высоковольтным разрядом в ведущий центр нервной системы, резанув "забытыми" воспоминаниями и молниеносной реакцией на них об этом самом месте. Здесь я впервые за столько времени и лет увидела тебя абсолютно обнаженным. Тот единственный раз, которым ты меня откровенно подразнил и в последствии дал понять, что это всё, на что я заслуживаю и большего мне уже никогда не светит.

Но разве ты мог когда-нибудь предположить, что однажды я ослушаюсь всех установленных тобою правил и сделаю это сама? Приду в твои комнаты лично, без приглашения, пройду через один из коридоров твоей гардеробной в твою ванную и найду тебя сама! Увижу совершенно нагим там же, где увидела тебя здесь в самый первый раз – в просторной и открытой "кабинке" душевой, спиной ко мне… полностью мокрого, с блестящей от горячей воды гладкой кожей, столь же идеального, недосягаемого и… уязвимого!

Какие там мысли? Какие рациональные действия и разумные желания? Я толкнула стеклянную дверь из гардеробной практически не чувствуя и не осознавая, что делаю. Не ощущая, как продолжаю идти, пусть и очень медленно, как позволяю собственным внутренним демонам брать верх над моим здравым сознанием и обнаженными наизнанку чувствами, совершенно не сопротивляясь и разрешая им заковывать мою немощную сущность в неразрывные цепи порочной одержимости… Как смотрю на тебя, только на тебя, вижу здесь единственного ТЕБЯ и чувствую ТОЛЬКО ТЕБЯ!

Игра воображения или твоей чёрно-бело-красной реальности? Игра цвета, света и теней – миллиардов оттенков твоей тьмы на одном живом здесь совершенном создании – на твоём теле. Мой бессмертный бог и дьявол!.. Неописуемо сильный, неуязвимый, без единого изъяна извне и изнутри.

Зрение, слух, память и мозг фиксируют каждый "отснятый" мною кадр очень долгой и замедленной десятимерной съемки. Нет, они не просто тебя снимают, они сканируют, прощупывают и прочувствывают всеми сенсорами своих нервных окончаний любое проделанное тобою движение, каждый вздох-выдох, равномерный удар сердца… беспрестанно бегущие змейки воды по твоей глянцевой коже и фактурному рельефу переминающихся мышц. Я и представить себе не могла, какой же ты огромный… пугающе мощный и особенно, когда полностью обнажен. А ещё… насколько безумно и сильно я хотела тебя и именно в эти невообразимо замедленные секунды моего свихнувшегося восприятия реальности. Как едва не вздрагивала и не глотала спасительные порции твоего чистого кислорода, когда под моей собственной оголенной коже, по натянутым нервам и раскрытым эрогенным рецепторам циркулировали разряды сладчайшей истомы и греховного вожделения. Как едва не задыхалась и не теряла ориентации в пространстве при каждой острейшей отдаче пульсирующих сжатий, обжигающих судорог и глубоких внутренних ударов в вагину и клитор, стоило тебе лишь что-то сделать – пошевелиться или сменить позу… или новой струе чистой воды сбежать по твоей мускулистой спине, прокаченным ягодицам (бесстыдными дорожками пытаясь проскользнуть в промежность) и бицепсам бёдер.

Fuck! Бл*дь! Сто тысяч раз FUCK!

На вряд ли я вообще соображала и могла определить сейчас, сколько мне оставалось проделать до тебя футов и шагов. Я даже не думала, что собираюсь вытворить, как только их преодолею… Ты всё решил за меня сам, сам того не ведая. Вначале приостановился, потом замер на несколько мгновений, слегка повернув голову немного вправо (но не оборачиваясь полностью), будто и вправду вслушиваясь в беззвучное дыхание и бешеное сердцебиение за твоей спиной… а может пытаясь уловить всесметающий поток моих бессвязных мыслей, чувств и желаний? Или и вправду ощутил, как твою спину накрыла моя собственная тень моей пробудившейся тьмы?

Всего несколько ничтожных мгновений…

– Эллис… ты в своём уме?.. Кто тебе разре…

Остальное я уже не слышала! Нет!.. Я не дала тебе договорить, оборвав твой голос стремительным движением-рывком вперёд – на тебя! Хватаясь за тебя, обвивая трясущимися руками твой мощный торс со спины, накрывая собой и своей тенью, сливаясь нашей кожей болезненным трением до сладких ожогов… дурея, тупея, теряя разум, рассудок и всё, что ещё оставалось во мне от Алисии Людвидж. Её больше не было! Только я! Эллис Льюис – напуганная до смерти своей собственной одержимостью ТВОЯ малышка Эллис, вскрытая до основания чёрными скальпелями твоей ненависти твоя столь любимая жертва и игрушка! Но только не безвольная! Нет! Не сегодня! Не сейчас! Не в эти мгновения наших слившихся при столкновении сильнейшего притяжения во времени и в пространствах двух чёрных дыр… двух суперновых!.. Наших тел и сущностей… Наших вселенных!

Боже, я не знаю, как ЭТО описать словами! Как не умереть от разрыва сердца и собственных страхов, сорвавшихся с тормозов… Чувствовать тебя, впервые, за столько времени, вживую, напрямую… обнаженным, осязаемым и настоящим! Бояться ослабить хватку и вздохнуть полной грудью, чтобы, не дай бог, не разжать пальцев и не упустить эти редчайшие мгновения, воплотившиеся в реальность моими самыми дичайшими желаниями. Неосознанно царапать твою кожу и окаменевшие под ней мускулы, ощущать их – ТЕБЯ! Осознавать с полной ясностью удерживающегося на честном слове рассудка, что это не сон. Я не сплю! Мы не спим! И я действительно тебя держу! ДЕРЖУ! В своих руках! У своего сердца!

Слышу не только бешеную пульсацию в своей оглушённой голове, в висках и во всём теле, я пропускаю через себя удары твоего собственного сердцебиения, вбирая их мощные и такие сильные толчки через свои ладони, рецепторы и бегущую по моим коронарным артериям кровь. Господи, я пью их буквально своими изголодавшимися губами, неосознанно прижимаясь горячим вакуумом своего жадного рта к твоей спине у левой лопатки, словно и вправду хочу добраться до твоего сердца, поцеловать его каменные рубцы по настоящему, в живую! – коснуться его оголенных нервов собственными ранами… осторожно прижать к своему…

Это безумие не остановить. Не остановить меня! Всё что чувствую, хочу прочувствовать и что не позволю отнять у себя, что бы сейчас не случилось и что бы ты не предпринял в ответ. Я больше не боюсь того, что ты можешь сотворить со мной. Я боюсь то, что могу не успеть… Не успеть насытиться и напитаться этими ощущениями – твоей физической близостью, ТОБОЙ, моим Дэнни! Ведь что бы ты сейчас не думал и не захотел сделать, ты не сумеешь переубедить меня в том, что я только что испытала и продолжаю испытывать, вжимаясь в тебя, цепляясь за тебя из "последних" сил, как тот обреченный утопающий посреди бушующего шторма за свой единственный спасительный буй.

И только не говори, что ты не чувствуешь того же! И ты замер на месте вовсе не из любопытства или чего-нибудь столь же нелепого… Я всё ощущаю, Дэнни. Всё! Твою легкую дрожь перенапряженного тела, твою гладкую кожу, сводящую до полного помрачения рассудка своим живым и столь необычно нежным осязанием. Её трение и упругий рельеф, скользящий по мне при самом незначительном движении, воспаляя за считанные мгновения мириады наших слившихся нервных окончаний. Запуская тончайшие иглы своего эрогенного тока в каждую пору и рецептор наших абсолютно нагих тел и сущностей…

Ты это осознаешь, милый? Я ведь это чувствую! Чувствую твою наготу! Жадно хватаюсь за неё и пью, как тот наркоман, дорвавшийся после десяти лет добровольного воздержания до своего самого любимого и смертельного наркотика. Разве не эти же ощущения проходят и через тебя, парализуя и сковывая твои мышцы сладчайшим дурманом нашего общего безумия? Разве не из-за них ты и не останавливаешь меня, позволяя делать, то, что запрещал мне больше месяца? Обнимать и целовать тебя! Да! Скользить ладонями по упругим мышцам твоей груди, рёбрам и стальному прессу живота, неминуемо приближаясь жадными пальчиками к твоему напряженному гладкому лобку, пока мои губы и язык оставляют свои горячие метки на твоей спине, пересчитывая каждый позвонок и снимая отпечатки твоего вкуса, шелковой фактуры кожи и головокружительного изгиба когда-то столь неприступного тела Дэниэла Мэндэлла-младшего. Дуреть от соприкосновения собственных интимных зон с твоими и осязать, насколько ты чувствуешь это сам и как воспринимаешь, едва моя грудь с затвердевшими сосками, вжимаясь в тебя, соскальзывает по ягодицам на крутой рельеф твоих бёдер, уступая место моему ненасытному рту. Сходить с ума ещё сильнее только от совершаемых мною манипуляций – от того, что я боялась сделать менее двенадцати часов назад, а теперь буквально упиваясь каждым мгновением, каждым проделанным действием, твоей ответной реакцией и тобой. Беззастенчиво оплетая пальцами твой эрегированный член и тяжелую мошонку, зажимая в ладошке твердую вершину головки вместе с крайней плотью, перед тем как оттянуть и растянуть её подвижную кожу по всей длине упругого ствола до самого основания. Боже, держать в руках и на собственных нервных окончаниях доказательство твоего возбуждения, чувствовать и пропускать по собственной ноющей киске любую его судорогу и движение, реагирующее только на мои ласки, на мой последующий поцелуй, легкий прикус и похотливое слизывание языка по твоим ягодицам у скрытой линии промежности…

Думаешь, я соображала, что творю и что собираюсь вытворить? Или в твоей голове оказалось куда больше места для трезвого осмысления происходящим, чем в моей? Хотя да, я хотела большего и знала, что собираюсь сделать. Но ты мне дал… Лишил нас обоих этих блаженных секунд. Не позволил спуститься моим губам и слишком смелому язычку к чувствительной линии между ягодиц и исследовать её скрытые контуры.

Я даже не успела от удивления выдохнуть или жалобно всхлипнуть. Я сама не поняла, как это произошло. Как ты перехватил мои руки, грубо разжимая мне пальцы на своем члене и совершая последующий резкий поворот. Как накрыл своей удушливой тенью за доли секунды, перебивая и поглощая мою собственную собой – затягивая в себя, вырывая из реальности одним нещадным ударом. Мир не просто перевернулся своим искаженным пространством чёрных зеркал, ломаясь на тысячи белых и красных трещин. Ты полностью заслонил его собой – ты и стал этим миром, впечатав меня в него спиной и затылком чуть ли не со всей силы, нависнув сверху, перекрыв мне кислород и любые пути к отступлению… насадив и пронзив насквозь чёрными клинками своих смертельных скальпелей. Разве что забыл об одной весьма немаловажной детали… Ведь ты обрезал все пути к отходу и для себя тоже!

Да, Дэнни! Ты только что это сделал! Забрал нас обоих! Совершил то, чего столько времени избегал и так боялся. Сделал это САМ! Припечатал собой, вскрыл мою кожу новыми метками своего оголенного тела и обнажившихся желаний! Поглотив полностью и продолжая поедать сорвавшейся с цепей одержимостью, растлевая и растягивая всеми ранами, уязвимыми точками и свихнувшейся болью на своём живом распятье. И, нет, совершенно не думая останавливаться хотя бы на передышку, хоть на один спасительный глоток чистого воздуха. Падая ниц, разбиваясь вдребезги перед всесминающей необратимостью в раскаленные недра ликующего фатума. Падая передо мной!..

Я его чувствую… слышу… ВИЖУ! В твоих глазах, практически ослепивших мои своей чёрной кислотой, в твоих расширенных зрачках, пронзивших мои мощным ударом тотального поглощения. Его вибрирующее рычание, его первобытную ярость, животное бешенство… вскрытую уязвимость. Он опаливает своим звериным "хрипом" моё лицо, губы, пока твои пальцы сдавливают мои скулы, подбородок и горло, парализуя все части тела в неподвижном оцепенении и вжимая затылком в мраморную стену душевой.

Думаешь, мне не страшно и я его не боюсь? Ещё как боюсь! Бл*дь, до потери рассудка, до панического приступа завизжать во всю глотку, потому что я знаю, на что он способен и… вижу! Вижу, чего он жаждет на самом деле и от этого желания его ничего не отделяет и не останавливает, кроме тебя… кроме твоих пальцев, твоего тела и… твоей слабости.

Ну же! Сделай это! Или убей или… позволь мне закончить этот шаг самой… дойти до заветной грани, переступив запретную черту…

Да…

…протянув дрожащие пальцы к его оскаленной пасти, едва осознавая, что делаю…

…как в полубреду, запустив сомлевшую ладонь в жесткую щетину и вставшую дыбом шерсть…

…вбирая кожей, костями и воспаленными нервами глубокую вибрацию его беззвучного рычания…

…дотронуться до самой уязвимой точки на сердце…

…включить цепную реакцию всесжигающей боли…

…увидеть её смертельную вспышку в вязкой черноте твоих глаз…

…вздрогнуть от сильнейшей отдачи и ответного разряда по собственным открытым ранам и болевым узлам…

…не удержаться… сорваться и упасть…

…Упасть в тебя… в твою бездну… в твою сладкую боль и отравленную чёрную любовь…

Дёрнуться всем телом, от соприкосновения с оголёнными проводами твоих высоковольтных эмоций и сминающих движений, с острыми лезвиями твоей ненасытной тьмы… Едва не застонать и не закричать, не в состоянии поверить случившемуся и пережитому. Едва не скончаться от смертельной инъекции твоего чистейшего наркотика прямо в сердце… Умереть и воскреснуть за одно мгновение, за один сокрушительный удар твоего внутреннего зверя (за один бешеный рывок из тьмы на свою обомлевшую жертву), разорвавшего в одночасье тугие волокна жесткой реальности и нашей переплетенной боли. Почти потерять сознание от твоих губ, накрывших мои сокрушительным вторжением сумасшедшего поцелуя. Упасть, разбиться на тысячи осколков, чтобы тут же возродиться из чёрного пепла твоей бездны кем-то мне ранее неведомой – абсолютно нагой, беспомощной и… пугающе сильной. Обновленной, обезумевшей, сгорающей вживую в первородном огне одержимой похоти – в удушающей клетке твоей наготы, в тебе!

Быть собой и одновременно не узнавать себя, превращаясь в продолжение твоих возбуждающих манипуляций, растворяясь стремительным погружением в твоём поцелуе – в нашей общей агонии первозданного откровения. Боже всемилостивый!.. практически уже не понимать и не чувствовать себя, слившись кожей, эмоциями и сознанием с каждым растлевающим движением твоего тела на мне. И я никак не могла им насытиться и напитаться, как и тобой, твоими губами и языком, атакующими ненасытный вакуум моего рта своими нещадными толчками насилующего совокупления. Ты не просто целовал меня, ты врывался в мою истерзанную долгими ожиданиями обитель, подобно единственному, неоспоримому и законному владельцу. И я впервые открывалась навстречу твоим подчиняющим ударам без страха, паники и безвольной истерики, потому что сама хотела этого… потому что ты делал это со мной из-за меня – ты делал то, чего желала я!

И я была готова умереть в любую секунду и именно от твоих рук. Я больше не боялась твоего зверя, ибо в эти минуты он всецело был моим союзником, даже когда вонзал в мою плоть и в затянувшиеся раны свои ментальные клыки и когти, даже когда рвал и терзал меня твоими ликующими демонами. Я принимала все его наказания и пытки с блаженством покаявшейся грешницы, раскрываясь всё больше и глубже, обнажаясь практически до костей. Я словно и вправду ждала смерти, будто знала, чем всё это вскоре закончиться, поэтому и не могла остановиться. Спешила, как могла, хваталась за эти ускользающие мгновения, как суицидник за последние вспышки угасающего сознания, захлебываясь твоим безумием и твоей всепоглощающей тьмой, как единственными спасительными глотками чистого кислорода. Цеплялась за эти тонкие красные нити переплетённых связей между жизнью и смертью… между мной и тобой… между нашей болью и любовью…

Только в этот раз они стали единым целым, слившись в одно, став нами. Да простят меня вселенские боги, ибо тогда я подверглась одержимости лишь одного уязвимого смертного и его вырвавшимися на свободу демонами – тобой! И в те минуты я бы не подпустила к себе ни одного экзорциста… кроме тебя… Ты и был для меня теперь всем! Моим воздухом, отравленной твоим чёрным вирусом кровью, продолжением меня во всём – моим богом и Дьяволом! Вечной жаждой, неизлечимой слабостью и источником моей жизни – моей ненасытной похотью и главным смертным грехом.

Да, я готова была умереть, лишь бы не терять этих неописуемых ощущений, не терять тебя, твоего тела, нашего бесстыдного соития и не только физического. И чем глубже я тонула и захлебывалась в нём (в тебе!), тем острее впивались в мою воспаленную плоть и в нервные окончания раскаленные лезвия нашего болезненного вожделения. Ты словно сдирал с меня кожу живьем или выворачивал наизнанку самыми чувствительными зонами моего перевозбуждения. Я даже не могла понять, где сильнее всего осязала толчки твоего языка, пока ты терзал мои губы своим прошивающим насквозь поцелуем. Он трахал и насиловал мой рот или я явственно ощущала, как ты растирал им опухшие складки моей вульвы и клитора, вонзая нещадным клинком его анестезирующей боли в пульсирующие стенки моего влагалища? Казалось он был на мне и во мне везде, где только можно и не возможно, как и ощущение твоей оголенной кожи на моей, твоих рук и пальцев, которые впивались в меня сверхпрочными тисками и оковами по всему телу: царапали мой нежный эпидермис, стягивали на затылке волосы, распинали и расписывали пылающими метками своего любимого Хозяина.

У меня больше не оставалось сил даже на то, чтобы немощно стонать в твой рот, вздрагивать и всхлипывать на каждый удар и сладкий "порез" твоего языка по моему. Я просто хотела умирать в этой блаженной агонии целую вечность, окончательно потеряв связь с реальностью и с собственным здравым разумом, но только не с тобой и не с теми ощущениями, которыми ты вскрывал меня до основания, резал, плавил и перепрошивал по всему телу и сущности самыми крепкими красными нитями. Я даже не могла отличить запредельные вспышки болезненного возбуждения от множественного оргазма. А может это и был сплошной оргазм бесконечной эйфории, накрывший меня своим смертельным цунами в тот самый момент, когда я обняла тебя первой со спины? Просто теперь ты усиливал и раскалял его в моих костях, крови и в нервных окончаниях до тех критических пределов, от которых должна была последовать либо мгновенная смерть либо…

Очередная вспышка боли, и в этот раз я все-таки жалобно застонала в голос, не поверив тому, что ты сделал. Прервал свой насилующий поцелуй и опять первым, когда я уже находилась на грани термоядерного взрыва и готова была потерять сознание окончательно. Я не хотела этого буквально до слёз, никогда и ни за что! Как и сводящего с ума разрыва между нашими телами, между нашей оголенной болью. Ты словно и в самом деле сорвал с меня свою же кожу сросшуюся с моей, лишая меня возможности чувствовать тебя всего, льнуть к тебе, вжиматься в тебя, тереться животом и распухшими половыми губами о твою мошонку и каменный член.

Я уже готова была закричать, а то и вцепиться со всей дури всеми трясущимися пальцами в твои волосы, сделать хоть что-то, чтобы тебя остановить. Но ты сам заставил меня совершить это, когда скользнул по мне вниз, меньше, чем через секунду накрыв вершину возбужденного соска моей левой грудки обжигающим вакуумом своего рта, а правое полушарие смяв влажной ладонью и сильными фалангами не менее болезненной лаской. Вот когда я застонала по настоящему, теряя голос и последние остатки самообладания (как будто всё это время я обращала на него внимание). И я действительно это сделала – сжала дрожащие пальчики в твоих мокрых волосах у самых корней, абсолютно не понимая, чем меня на самом деле так выбивает (буквально до потери сознания!), стягивая судорожными спазмами остервенелой похоти в глубинах влагалища и в едва не кончающем клиторе – твоими откровенными ласками, твоими пальцами, языком и даже зубами, скользящими, прикусывающими и массирующими чувствительные соски моих грудей или ощущением твоих натянутых прядей в моих кулачках? А может всего сразу, включая и тебя?

Это была слишком невыносимая пытка, чтобы так долго её терпеть и не сойти с ума раньше времени. Ведь я не знала, чего хочу больше всего в эти мгновения: чтобы ты продолжал, не прерываясь ни на секунду, или разорвал на хрен? – убил и прикончил до того, как я сама сползу на мокрый пол душевой на колени и начну тебя умолять со слезами и истеричными припадками сделать это со мной…

Но ты и не думал останавливаться, как и не думал запрещать мне что-то совершать в ответ. Твой горячий рот и язык уже оставляли свои порочные метки на моих рёбрах и животе, когда на моих сосках уже не осталось ни одного живого места – растертых до пурпурных засосов, опухолей и укусов и ноющих сладкой болью во всех твоих расписанных ранах. Когда меня трясло, выжигая изнутри твоим чёрным током по костям и эрогенным каналам, и я уже буквально кричала срывающимся голосом, до сих пор не соображая от чего – от приступов ненормального возбуждения или от оргазма?

Я не смогла понять этого даже когда клинок твоего "вспарывающего" языка "прорезал" чувствительную дорожку по центру моего лобка вплоть до вершины схождения налитых кровью долек половых губ. Я просто потеряла в эти сумасшедшие секунды и голос, и сознание, и себя… особенно себя во всём этом огромном, удушающем, беспрестанно вибрирующем коконе нашего чистого и наэлектризованного безумия. А когда обжигающая змейка проскользнула между влажными складками вульвы, прямо поверх опухшего клитора, выписывая откровенные иероглифы невыносимого вторжения, а более жаркий вакуум рта накрыл большую часть воспаленных больших и малых губ… я не упала и не потеряла сознание наверное только потому, что продолжала крепко цепляться за твои волосы и голову. Но пол и окружающий массивный мрамор твоего Чёрного Зазеркалья всё же дрогнул и едва не перевернулся вместе со мной, если бы твои ладони вовремя не обхватили меня за бедра под косточками таза, крепко вжавшись пальцами в ягодицы. И кажется я снова кончила… или мне это снова почудилось? По крайней мере оно было настолько сильным и выбивающим на раз одним мощным ударом по всем уязвимым точкам сразу, что у меня попросту затряслись коленки, помутнело в глазах, в голове и уже практически вынесло за пределы агонизирующего сознания.

Нет, господи, нет!.. Как бы безумно сладко это не было, и как бы моё тело не рвалось покинуть пределы твоего мира, я не хотела разрывать с ним этой умопомрачительной связи – связи с тобой! Терять хотя бы несколько бесценных мгновений, наблюдая за тобой с высоты, дурея только от этой ирреальной картины и не в силах поверить, что это не сон, и ты действительно стоишь передо мной на коленях и насилуешь мою киску своим ртом и языком. Смотреть и чувствовать всё это одновременно, теряя рассудок и себя, превращаясь с каждой пройденной минутой в кого-то ещё более обезумевшего и одержимого, чем я была до этого. В кого? Боже правый…

И неужели это на самом деле ты? ТЫ! Твои руки, твое абсолютно нагое тело!.. И это твои губы и твой язык растирают мой клитор с нежными створками вульвы вплоть до вагинальной щелочки, то усиливая, то ослабляя давление своих толчков и опаливающих засосов. И они заполняли своими порочными ласками не только мою киску снаружи, их фантомные и не менее всесжигающие приливы проникали в самые глубины влагалища, стягивая тугими кольцами аритмичных сжатий каждую перевозбужденную мышцу и узел, тут же выбивая более сумасшедшей отдачей по всему телу и прямо в голову. Как я вообще могла определить, что это – оргазм или нечто большее?

Или какая разница, что это, чем меня топит и во что превращает. Пока это делаешь со мной ты, пока открываешься и позволяешь чувствовать больше, чем давал ещё совсем недавно – всё остальное выглядело бессмысленным и второстепенным, стираясь в абсолютное ничто на фоне нашего нового воссоединения и перерождения. Ведь это был ты! ТЫ!!! Мой Дэнни! Мой единственный и только МОЙ – любимый, такой безумный и едва сдерживаемый зверь… Тот, к кому я могу прикасаться, обнимать, целовать и ощущать, как никогда и никого другого! Тот, кто даже в порыве дикого бешенства не сможет причинить мне вреда и сделать очень больно…

Поэтому я теперь и не боюсь, и мне практически всё равно, до чего ты способен сейчас зайти. После того, что мне пришлось пережить с тобой, после всего, что ты уже со мной сделал… Господи, да ради подобных минут я была готова теперь пройтись по настоящим битым стеклам и горящим углям босиком. Ты и сам не понимал, что мне давал сейчас и чем наполнял. Это была больше, чем надежда, а может даже и больше, чем любовь!..

Падение или полет? Или и то и другое вместе? Тьма и свет? Или тьма и алые вспышки животворящего пламени? Я снова горю в его ласкающих языках, как когда-то, десять лет назад и не чувствую никакой угрозы и смертельных ожогов, ведь они поднимаются от тебя, от твоих рук, от того, что ты делаешь мне и со мной. Горю и сгораю живьем прямо в тебе… В твоём собственном безумии, в неконтролируемых порывах твоих желаний и нашего общего десятилетнего голода. Мне даже не надо подстраиваться и прислушиваться к тебе, я всё равно сейчас подобна невесомой и бездумной пушинке, которую ты держишь в своих ладонях на кончиках пальцев, я и есть продолжение всех твоих действий, твоих нервных окончаний, открытых импульсов и осязаний. Я никто, ничто и одновременно всё! И тебе ничего не стоит вознести меня к небу и сбросить обратно к своим ногам, стирая в пыль, по которой ты ступаешь каждый божий день.

Просто сделай это… вернись ко мне (господи!), вернись навсегда!

Мир снова качнулся, будто ты услышал меня или почувствовал застрявший в моей глотке крик. Очередной вымеренный рывок зверя, и он уже накрывает меня твоей чёрной тенью, растягивая моё тело на твоём живом распятье. Перекручивает конечности, изгибы рук и даже ноги прочными фиксаторами своей тьмы и пульсирующей бездны. Я практически не соображаю, что происходит и что ты делаешь, но прекрасно ощущаю, как каждое из твоих прикосновений и действий проходит высоковольтными разрядами по моим раскрытым нервам и уязвимым точкам, заставляя при каждом очередном ударе неосознанно вздрагивать, всхлипывать и хотеть ещё. Но в этот раз ты проделал нечто большее, равноценное твоему недавнему поцелую, такое же забытое и заново обновленное в своём первозданном перерождении, то, что всегда было только нашим, а теперь неожиданно воскресшим через твои руки и сминающие движения.

Я едва поняла, что произошло и как это произошло, только запомнила, как перевернулись стены и на несколько секунд я потеряла твоё лицо, но не осязание тебя. Наоборот, ты был опять и снова и везде где только можно и нельзя, словно и вправду пытался втянуть в себя, слиться нашими телами буквально в одно целое (словно этого уже не случилось целую вечность назад). Не удивительно, что я застонала, интуитивно выгибаясь под тобой (да! Именно под тобой! Под одной сплошной фактурной мышцей ожившей тьмы и смертельного безумия!), практически теряя сознание и способность анализировать происходящее. Мне этого и не нужно было, мне с лихвой хватало и того, что ты контролировал всё, что со мной творил – контролировал себя и меня, удерживая на гранях допустимого и невозможного. Большего мне и не требовалось, только чувствовать, как ты вжимаешься в мою спину, ягодицы и ноги, покрывая собой буквально с головой, распиная на себе и на мраморной стене душевой. Иного сейчас я и не хочу, только сходить с ума, задыхаться от молебных стонов, прогибаясь ещё сильнее, когда твоя ладонь оплетает моё горло вторым ошейником, запрокидывая голову затылком на себя… Когда остается меньше секунды, чтобы успеть понять, что ты собираешься сделать со мной… Нет… не успеть, а уже принять, интуитивно толкаясь на встречу, взрываясь за эти считанные мгновения необратимой реакцией на твой мощный и почти смертельный удар. Я даже не поняла, закричала ли или мои связки приказали долго жить. Но то, что мой стон утонул в глубинах твоего рта, накрывшего мои задыхающиеся губки, было настолько же очевидным и гиперосязаемым, как и толчок твоего члена, вошедшего на всю длину и на всю возможную глубину в мою вагину почти одновременно с твоим языком в мой ротик. И в этот раз я как-то сумела определить, что это был всё-таки оргазм. Мои онемевшие половые губы и клитор, которые, казалось, больше опухли от трений твоего языка, попросту не смогли выдержать последней, самой нереальной пытки – внутреннего удара фаллоса по перевозбужденным стенкам влагалища и болезненного вжатия тугой мошонки в воспаленную поверхность киски. Бл*дь, я спускала и текла, как самая настоящая сучка на твой член и яйца, ощущая это буквально при каждом твоём грубом, сильном и нещадном проникновении, растирающем и растягивающем мою вагину вбивающимися фрикциями животного совокупления. И он продолжался всё это невыносимо долгое и запредельно сладкое время (FUCK!). Я кончала и стонала в твой рот, пока ты банально трахал меня, жёстко вбивался каменным пенисом в пережатые тиски моего кончающего влагалища. Меня выгибало и тянуло на тебя невообразимой мощью остервенелой похоти и пугающей гравитацией собственной одержимости. Я словно сама жаждала слиться с тобой, вобрать в себя твой член как можно глубже, высосать его до основания, позволив тебе в ответ разорвать меня изнутри.

И даже этого было невыносимо и ничтожно мало! Чувствовать тебя, захлебываться твоим сминающим поцелуем, тонуть в тисках твоего вжимающегося тела и кончать на твой член снова и снова. Стоило тебе лишь усилить удары и увеличить их скорость до более нестерпимых толчков, как меня тут же накрывало новой и более мощной волной блаженной агонии, до разрывающих грудную клетку криков и барабанной аритмии взбесившегося сердца. И в эти свихнувшиеся минуты мне наивно казалось, что этого было более, чем достаточно: просто ощущать тебя, просто сходить с ума внутри твоей смертельной клетки и просто принимать твои вторжения, как за высшую благодать моей ничтожной жизни в твоих руках. Если бы было можно пустить эти секунды на замкнутый повтор, раствориться в этом сладком осязании твоей кожи на моей, пропуская в бесконечных циклах плавящей пульсации глубокое трение твоего фаллоса по скользким стенкам моей вагины… Разве я хотела так много? Только отключить разум и окончательно слиться с твоим телом и тьмой. Навсегда, до скончания вечности… до самой смерти!

Умоляю! Не останавливайся! Делай со мной всё, что хочешь, только не останавливайся и не лишай меня всего этого! Трахай, рви, насилуй, обзывай кем и чем угодно, но только будь собой! Будь моим Дэнни!

"Ты итак это знаешь и всегда знала… Бл*дь!.. Ты вообще соображаешь, что натворила и до чего все это может дойти? Ты хоть понимаешь, каких мне стоит усилий не разорвать тебя прямо сейчас и не убить на месте голыми руками?.." – Знаю, милый, и понимаю! И, да, хочу! Если другого выхода нет, тогда лучше убей! Только не отбирай у нас всё это, не отбирай нас! Ты же сам к этому тянешься и жаждешь не меньше моего! Позволь ему случиться, позволь возродиться и стать тем, чем всегда было и жило в нашей памяти… стать НАМИ! – "Fuckin' shit!.. Если бы всё было так просто…" – Это и есть всё просто. Проще не бывает!.. – "Ты сама не понимаешь, о чем просишь и чего хочешь!" – Того же, что и ты! – "Нет! Нет!.. Если бы это было так просто, я бы сделал это ещё десять лет назад! ТЫ бы САМА это сделала десять лет назад!.."

Наверное, в такие минуты лучше и вправду упасть и разбиться на смерть, чем умирать целую вечность в собственном самообмане, но разве у меня тогда был выбор? Разве ты уже не убивал меня своим отравляющим поцелуем, не рвал на части мой рассудок и тело грубым захватом своих изголодавшихся демонов? Ты впервые не говорил мне ни слова, сдерживая собственные стоны и утробное рычание внутреннего зверя, но я всё равно считывала их вибрацию и вбирала их перетянутыми струнами моих эмоций так глубоко и настолько осязаемо, насколько это вообще было возможно. И они сливались во мне с ударами твоего члена самыми шокирующими в моей жизни ощущениями, которые я ещё никогда и ни с кем не испытывала и не переживала.

Как я могла отказаться от того, чего хотела сама, в чём тонула добровольно, по собственному желанию? Ведь это же был ты, вашу мать! ТЫ!

…Новая вспышка всеразрушающего взрыва с зарождением нового Абсолюта, тотального опустошения и окончательного воссоединения!..

Похоже я опять ослепла, вместе с тобой, потерявшись в пространстве нашей вселенной, в её глухом и совершенно чёрном мраке (ведь в нём нет ни верха ни низа, ни лева, ни права!)… потерявшись в тебе, в твоих ревностных объятиях, в безграничной глубине твоей бездны. И меня трясло, плавило нейроны и выгибало в костях вовсе не от моего оргазма, меня расщепляло на атомы мощным экстазом от твоей выжигающей всё на хрен волновой отдачи.

Более крепкий захват стальной клетки рук и пальцев, более сильные толчки члена; более сбитое дыхание с более насилующим давлением губ и языка на моих. Это было невозможным, но я действительно пропускала через себя твой оргазм, я кончала с тобой и физически и ментально.

Сколько нужно времени, чтобы вернуться на грешную землю, вырваться из томного забвения твоей тьмы в серую реальность пустой действительности? Сколько раз нужно умереть и воскреснуть, чтобы навечно остаться в твоём проклятом Эдеме?

Я не хочу снова падать, хотя и делаю это не по собственной воле. Но в этот раз падение оказалось невыносимо сладким – мягким парением в твоих руках на скользкое отражение твоих чёрных зеркал. Ты сам опустил меня на их твёрдую поверхность, на время разорвав наше слияние, но всё ещё удерживая в недосягаемых измерениях своего скрытого от всех мира. А я смотрела в твоё лицо, в чёрную дыру твоих потемневших глаз и никак не могла понять, где я – над тобой или под, и где ты. Я стою или лежу? А может застыла в невесомости, беспомощно цепляясь в тебя, вздрагивая и едва не поскуливая, то ли от обжигающих разрядов пережитой агонии, то ли от страха, что ты сейчас бросишь меня, окончательно разорвав наше соитие.

И ты действительно это сделал, разжав руки и соскользнув пальцами с моего затылка и спины. А я лежала то ли на потолке и смотрела на тебя сверху вниз, то ли на стене или полу и пыталась определиться в вывернутом на изнанку пространстве, что происходит – что со мной и почему ты обходишь меня, почему всё перевернуто и искажено?

Ты же не собираешься меня бросать, тем более так и в таком состоянии? Ты бы не стал так на меня смотреть, если бы решил уйти и тем более демонстративно натягивать пальцами на своём члене влажную от наших соков кожу до самой мошонки, возвращаясь к центру ствола и к пурпурной головке фаллоса весьма откровенными движениями. Мне хватает нескольких мучительно долгих секунд, чтобы понять, что ты делаешь, что собираешься сделать и что же было не так в моём восприятии окружающей реальности.

Очередной острый спазм выбивающего возбуждения резанул растертую вагину прямо по воспаленной мышце и её самой чувствительной точке изнутри, когда до меня дошло, зачем ты массируешь свой пенис, усиливая приток крови по всей его длине. Едва не задыхаюсь от столь шокирующего приступа чистой похоти и нескрываемого желания, моментально краснея, ещё шире раскрывая глаза и сдерживаясь от не менее выламывающего приступа выгнуться и потянуться к тебе. Не делаю этого лишь потому, что у меня банально нет на это сил. Меня впечатало в пол обратным притяжением, а нависшая сверху картинка из самого захватывающего для меня сейчас образа, казалось ещё сильнее вдавила меня в мокрый мрамор непреодолимой гравитацией. Смотреть во все глаза на тебя, на моего совершенного и абсолютно нагого Дэнни, как на склоненный и перевернутый надо мной живой лик моего персонального бога и Дьявола и не сходить при этом с ума?.. Ещё и неотрывно наблюдать, как ты тяжело дышишь после недавнего оргазма (и всего, что было до него) и откровенно онанируешь, чтобы сохранить прежнюю упругость и без того эрегированному члену, глядя при этом прямо мне в лицо!.. Как после подобной игры моего свихнувшегося разума, помутневшего взора и реальных кадров из твоих переминающихся движений (света, цвета и контрастных теней на каждом напряженном мускуле и идеально прочерченном рельефе твоего обнаженного тела) не протянуть собственную руку с дрожащими пальчиками к своей ноющей и распухшей киске?

Что меня вообще могло сейчас остановить от этих импульсов и остервенелых желаний, если я готова была принять не только тебя, но и твоего рвущегося на свободу зверя? Наоборот, меня тянуло дразнить и доводить его до бешенства буквально. Показательно громко всхлипывать, закатывать глазки, прогибаясь в спине, закусывать до боли край нижней губы и неподдельно дуреть от прикосновений собственных пальцев к очень влажным складкам моей растертой твоим же ртом и членом вульве. И при этом совершенно не чувствовать себя униженной у твоих ног, рассматривающего меня с высоты своего положения, подобно насильнику, растлевшего свою жертву прямо на земле и теперь любующегося делом рук своих.

Мне было мало даже этого безумия. Если ты не сделаешь что-нибудь в ближайшие секунды, клянусь, я сделаю это снова и сама! Если понадобиться вцеплюсь руками в твои ноги… боже, да ты итак уже встал надо мной и над моим лицом в таком головокружительном для меня ракурсе, что меня чуть снова не лишило сознания новым разрядом сумасшедшего возбуждения.

Ещё пара секунд, и ты не спеша опускаешься на колени (господи всевышний!), прямо перпендикулярно моими плечам с обеих сторон, приседая над моей головой в ещё более откровенной позе. Теперь твой член нависал над моими распахнутыми во всю ширь восхищенными глазками подобно дразнящей приманке, до которой было подать рукой, только протяни к ней жадную ладошку. Я точно чокнулась и окончательно спятила, если с такой ненасытной похотью смотрю на его упругий ствол, инкрустированный восхитительной "росписью" из венозных змеек по всей длине и венчающий блестящей разбухшей головкой, на кончике которой застыла полупрозрачная капля то ли смазки, то ли спермы.

Бл*дь, что ты со мной сделал и во что превратил? Сходить с ума от вида твоего эрегированного фаллоса всего в нескольких дюймах над моим лицом и уже практически терять сознание от желания коснуться его языком, вобрать в свой рот, прочувствовать весь его рельеф и вызывающие судороги едва ли не в самой глотке. Так ты ещё и умудряешься добивать меня своими выбивающими прикосновениями, обхватывая и оплетая чувствительными тисками ладоней мои щеки, скулы и шею. Контрольная ласка из твоего осязаемого взгляда по моим глазам и не менее нежный росчерк по пульсирующему контуру моих приоткрытых губ бархатными подушечками твоих больших пальцев. И меня выносит за пределы бессмысленной реальности и собственного бренного тела, вскрывая лишь одни оголенные нервы, инстинкты и вывернутые наизнанку эмоции.

Я больше не соображаю! Только хочу! Хочу тебя! Дрожу, трясусь, как от смертельной лихорадки и не впиваюсь в твои запястья своими руками только потому что жду, "терпеливо" жду или позволяю тебе делать это со мной. Всего каких-то несколько ничтожных секунд, а я уже готова молить тебя стонами и более откровенными движениями своего гибкого тела прямо на этом мокром полу лишь бы ты дал мне то, чего я от тебя хочу. Открыть по шире губы и поймать ими один из твоих больших пальцев. Жадно втянуть его твёрдую фалангу влажным вакуумом своего изголодавшегося ротика. Неосознанно застонать от острого вкуса и аромата наших смешанных соков, резанувших по рецепторам моего извивающегося язычка и более глубокого обоняния обжигающими гранулами нашего первозданного греха. Тут же выгнуться и задохнуться под движением твоей второй ладони. Почти успеть забыть, что мои пальчики демонстративно растирают и размазывают по поверхности мокрой киски эти самые соки, притягивая к онемевшим складкам вульвы и клитору новые приливы эрогенного тока.

Я просто погружаюсь в эту приторную и вязкую магму нашей обоюдной похоти, потому что не хочу и даже мысли не допускаю, что её можно как-то остановить. Она растекается по мне и во мне моими собственными извращенными желаниями, вырисовывая твоими пальцами свои порочные ласки по моей шее и ноющей груди. Она растёт и усиливается, вместе с ненормальной тряской в теле и в сомлевших суставах… Выжигает в сознании подчистую тлеющие искры здравого рассудка, пока твоя ладонь скользит по моему дрожащему животику, оставляя гиперчувствительный след фантомного "ожога" на слишком нежной коже, и в конечном счете накрывает мою руку поверх лобка и воспаленной киски.

Меня ослепляет, топит и выламывает по всем костям и позвоночнику, когда новый разряд ненормального возбуждения окончательно накрывает меня с головой ТОБОЙ, всего несколькими твоими движениями и манипуляциями. И снова я не соображаю, что это – пульсирующая волна растущего психофизического наслаждения или невыносимо долгий оргазм – очень долгий и нереально сильный.

Последний контрольный? Нет… Ещё нет. Ибо это был бы не ты и не твой ликующий зверь, который не способен наслаждаться своей добычей слишком быстрыми и поспешными играми. Даже в состоянии полной потери контроля над ситуацией и собственными врожденными рефлексами, ты умудрялся сдерживать свою животную сущность практически на честном слове, каким-то чудом балансируя на острых гранях между здравым рассудком и окончательной потерей себя. А может мне это просто так казалось? Может сейчас ты сам сгорал живьём в нашем свихнувшемся сумасшествии, едва понимая, кто ты, что творишь и почему не останавливаешься.

Я ведь за всё это время не произнесла не единого слова (по крайней мере, я была в этом уверена процентов на пятьдесят), но ты словно читал мои мысли… Хотя сколько уже можно себя обманывать? Ты давно умел их и читать и манипулировать ими, как и всеми моими эмоциями, реакцией моего тела и мной вцелом всего лишь кончиками своих пальцев и языка, если при этом молчал сам, как сейчас (или мне казалось, что молчал?).

Полусон-полуявь, глубокий транс или слишком контрастная реальность твоего чёрно-белого измерения? Я не желаю просыпаться, пока ты держишь меня в своих руках и внутри живой клетки своего тела и пока твои прикосновения сводят с ума, контролируя каждый мой порывистый вздох, стон, чувственную дрожь и греховное вожделение. Пока я изгибаюсь от безумных приступов нашей порочной одержимости и принимаю в себя всех твоих демонов, пуская их под кожу, в собственную кровь, в сердце и в его бешеную аритмию. Я не просто открываюсь и принимаю инъекцию за инъекцией твоего чистого наркотика, я хочу и тянусь за тобой и ними сама! Как и сейчас, с трудом различая сквозь пульсирующий сумрак красной пелены, что ты делаешь и через что меня снова ведёшь. И мне до одури хочется плакать, потому что мне дико мало просто чувствовать, я хочу видеть всё это – везде, сразу и одновременно! Видеть, как ты вынимаешь из моего жалобно выдохнувшего ротика свой палец, чтобы заменить его упругой головкой своего члена. Как ведёшь его гладкой поверхностью по моим губам и размазываешь по моей онемевшей кожице ароматную каплю своего семени прежде чем разомкнуть податливые створки сминающим нажимом и скользнуть по жадному язычку в жаркую глубину моего раскрывшегося рта всего лишь третьей частью возбужденного фаллоса. Всего лишь?..

Я едва не задохнулась от столь желанного, почти грубого проникновения, но совсем не от рвотного рефлекса. Ты прекрасно знал допустимый предел, вовремя остановившись и позволив мне самой обхватить дрожащей ладошкой ствол члена у его основания над мошонкой.

Fuck! Меня снова выбивает и глушит практически до лихорадочной тряски, до нестерпимого порыва стиснуть бёдра вместе с твоей рукой на моей киске, сжать что силы эрегированную мышцу в своём кулачке… Боже, сделать хоть что-нибудь запредельное и сверх безумное, или лучше сразу, лишиться сознания и здравого разума, чтобы больше никогда не возвращаться в тот ничтожный мир за твоими зеркальными стенами.

Но ты не даешь мне перейти грань между своей реальностью и полной потерей осмысления наших действий. Вначале делаешь несколько плавных толчков членом у меня во рту, чтобы дать мне подстроиться к темпу и глубине его проникновений, разрешая самой отмерять и регулировать каждое из его сводящих с ума погружений. И впервые ты не указываешь, что мне делать, как вести себя и как тебя хотеть. Я всё делаю практически сама, без страха, без неуверенности и тем более без какого-либо смущения. Наоборот, я буквально до истерики желаю, чтобы ты прочувствовал всё моё безумие и маниакальную одержимость тобой именно через мою страсть, через моё открытое рвение, показать тебе насколько сильно я тебя хочу и буду хотеть даже когда у меня не останется для этого никаких сил.

Ведь ты не можешь этого не ощущать? Я же тебя чувствую, каждую исходящую от твоего тела мощную волну чистой эйфории, безошибочно считывая твою дрожь, очередную сладкую судорогу или мышечный спазм нарастающего возбуждения. Ведь меня топит не только моим наслаждением со вседозволенностью и уж тем более возможностью самой, по личному желанию ласкать твой член обоими руками и ртом. Да, я расписываю его каменный ствол языком, снимая с него наш смешавшийся вкус, без каких-либо предубеждений добираясь до мошонки и не менее жадно вылизывая яички, затягивая каждое поочередно во влажную помпу своего ротика. И мне кажется недостаточным даже эта показательная откровенность и полное бесстыдство! Ласкать твой фаллос, обволакивая вздутую головку губами, скользить бесстыжим язычком по всей её чувствительной поверхности, уздечке и упругому венчику, растирая пальчиками вместе с подвижной кожей по всему стволу свою слюну – мне мало даже этого! Я хотела вобрать его полностью, ощущая его ускоряющиеся удары везде, где только можно, как и сейчас, в усилившихся сокращениях напряженных мышц моего влагалища, в участившейся пульсации воспаленного клитора и по всей вульве… буквально взорвавшихся жидким током поверху и изнутри, как только твой рот и язык накрыли их своим опаливающим вакуумом.

Как я ещё не забилась об пол, не выгнулась и не закричала? Наверное, это было не менее сильным, чем все испытанные ранее оргазмы. И меня всё же вынесло или ещё глубже засосало чёрной бездной твоей ненасытной реальности, в бесконечные порталы десятимерного лабиринта наших свихнувшихся и изголодавшихся чувств, запредельных ощущений и больных желаний.

Я не знаю, как можно хотеть ещё больше, безумней и одержимей и не испытывать кроющих приливов наших ответных эмоций, захлестывающих десятибалльными цунами высоковольтной отдачи наших оголенных импульсов – врожденных, условных, вживленных под кожу сложнейшим генетическим кодом неизлечимого вируса. Мы не просто сливались, сплетались и прошивались спаянными красными нитями в одно целое в этом откровенном и извращенном сумасшествии, мы и были им, погружаясь и растворяясь во Вселенной нашего абсолютно нового перерождения, поглощая её бескрайние галактики нашей собственной кровью и миллиардами нервных окончаний обоих тел.

И чем глубже меня топило в этом, топило в тебе, в твоих изощренных ласках, под тобой, под твоим членом, трахающим мой рот в такт твоим губам и языку, расписывающих греховными рунами мои интимные мышцы снаружи и изнутри, тем больше я хотела, тем дальше меня тянуло зайти и никогда уже не возвращаться обратно… Никогда, ни за что и не по каким иным веским причинам!

В какой-то момент я даже было наивно решила, что чем дольше я не буду кончать, то эту обоюдную пытку можно продолжать до бесконечности. Пока мои губы и язык окончательно не онемеют от трений твоего члена, и я не перестану вообще чувствовать его, но только не нарастающее от его толчков наслаждение, передаваемое через твой психофизический шторм ментальных ударов. И уж конечно не твои вульгарные ответы твоего сверх красноречивого языка, занятого изучением моей киски и её реакцией на все твои похотливые вторжения. В какие-то моменты я в буквальном смысле теряла четкие границы между переживаемыми ощущениями, переставая понимать и различать где я, что именно чувствую и живая ли я вообще. Сверху я, или снизу? Твой член до сих пор трахает мой рот или он уже как целую вечность вбивается до самой шейки матки (или до сердца через горло) в моё влагалище? Это твои пальцы или все-таки язык погружаются в мою вагину, в анус и распухшие створки моих губ, растирая всё вместе и сразу до сладкого болезненного онемения?

И мне действительно казалось, что всего этого для меня было куда более, чем достаточно, чтобы зависнуть в этом блаженном экстазе на целую вечность. Зачем прерывать действие самого сильного и зависимого в мире наркотика, если можно тонуть в его вязком забвении всю оставшуюся жизнь? Тонуть в тебе, растворяться в твоей ненасытной тьме, сливаться с твоей кожей, венами, нервами и порочным вожделением. Потеряться в тебе окончательно без возможности вернуться, без права думать, вспоминать и быть кем-то ещё.

Только я забыла (в который уже раз!), что это не я решаю, пусть и пытаюсь сейчас противостоять всем твоим Протоколам! Что моё тело в твоих руках никогда мне не подчинялось, ты мог вытворять с ним всё, что тебе заблагорассудится и доводить до таких крайностей и критических пределов, что о самоконтроле и попытке сдержать приближающийся оргазм не могло идти и речи. И уж тем более в те моменты, когда твой фаллос уже несколько минут насиловал мою киску, пальцы растирали мой клитор и очень влажные (от твоей слюны, моих соков и твоей спермы) складки вульвы, а я никак не могла вспомнить, где я, кто я и когда мы вернулись в Эшвилль в уютную квартирку моего любимого Дэнни.

Ведь я сейчас лежала на тебе, прямо как тогда в нашу последнюю безумную встречу, спиной на твоей груди и животе и ты вбивался, как и тогда в моё влагалище быстрыми и очень жёсткими ударами, от которых у другой бы уже давно разорвало всё в кровь до глубоких ран. Но я не чувствую никакой боли и разрывов, может только едва заметную и слишком сладкую, чтобы воспринимать её за что-то неприятное и противоестественное, особенно, когда мне её дарят твои руки и твой член.

"Попроси… просто попроси, если ты так сильно этого хочешь. Это же совсем не сложно и тем более сейчас…" – мне не могло это послышаться, твой напряженный голос и сиплый шёпот я узнаю из сотен тысяч других, пусть ты и не произнесёшь этих слов вслух.

Может я что-то и успела запомнить из того, как мы оказались именно в этом положении, как ты меня перевернул и снова вошёл в меня, заключив в неразрывные прутья своей защитной клетки, но я определенно не хотела напрягать свою память. Мне с лихвой хватало и того, что происходило сейчас – умирать и воскрешать с каждым мощным толчком твоего каменного члена в вагине и фиксирующим сжатием пальцев на моём горле. Дуреть от опаляющего дыхания в моих волосах у шеи и скулы, сходить с ума от гиперосязаемого ощущения твоих рельефных мускулов и влажной от воды и испарины кожи, вжимающихся в мою спину и ягодицы своей первозданной наготой. Господи… совсем как тогда… больше десяти лет назад. Может я нашла лазейку во времени и у меня теперь появился шанс все исправить? Только как?

Я же ни черта не соображаю! Мне только хочется ещё сильнее вцепиться в тебя, ещё откровеннее подмахивать и наседать на твой член, задыхаясь от стонов и окончательно теряя рассудок от наивысшего исступления. А ещё умолять, со слезами и истерикой, чтобы ты сделал это… Да, именно как тогда…

– Пожалуйста… прошу!.. – и в конечном счёте, как-то простонать, едва понимая, что это говорю я. – Ударь!.. Я ХОЧУ… ЧТОБЫ ТЫ… МЕНЯ… УДАРИЛ!

Нет, ты не остановился и не замер, удары твоего члена не сбились с прежнего ритма и силы проникновения. Зато я почувствовала, как напряглись твои руки и пальцы и как захрипел твой внутренний зверь от срывающегося рычания… Как меня саму накрыло ослепляющей вспышкой твоей обезумевшей реакции за несколько мгновений до того, как ты приподнял ладонь над моей раскрытой киской и вбивающимся в неё фаллосом.

– Бл*дь, Эллис… я когда-нибудь тебя убью… реально! – я даже не поняла, прохрипел ли ты это вслух мне в щеку, сжимая крепче пальцы второй руки на шее под скулами или выстрелил выжигающим напалмом прямо в мозг под черепную коробку.

Последовавший громкий хлопок ладони по клитору и половым губам, и меня тут же обожгло щемящим "ожогом" самого острого и нереально сладкого разряда эротической боли. Я не закричала только потому, что мою глотку пережало внутренним удушьем, стянуло сухой пленкой иссушающих стонов и едва не разорвало вместе с сердцем сокрушительным взрывом очередного ненормального оргазма. А ты и не думал останавливаться. Продолжал добивать меня и своим членом и пальцами, усиливая финальные спазмы почти смертельного апогея их скользящим трением по моей скулящей киске. И в конечном итоге едва не прикончив самой последней атакой – фатальным ударом твоей собственной ментальной агонии. Меня топило мощными волнами твоего ответного оргазма не менее сильно, чем если бы я пережила ещё один физический (хотя, кто сказал, что он не был физическим?).

И кто мне скажет, почему я не умерла в эти секунды, самые блаженные, ирреальные, практически летальные? Я же снова была в эпицентре нашей воскресшей вселенной, я и была этим эпицентром – пульсирующим сгустком чистой энергии наших слившихся сущностей, мыслей и чувств. И ты тоже там был – во мне, надо мной, везде, вспыхивая мириадами живых искр под кожей и натягивая свои прочные нити впритык к своим пальцам – к своему сердцу… Почему не лишилась хотя бы сознания, ведь я удерживалась на этой грани всего в один глубокий вздох или в одно неосторожное движение? Может я сама это не хотела, боялась потерять эти ускользающие мгновения, разжать пальцы и выпустить самые желанные ощущения? Так остро и глубоко осязать тебя, твое любимое тело, твою сводящую с ума близость, перекрывшую собой целый мир, прошлое, настоящее и даже будущее. Когда ещё мне мог выпасть подобный и самый исключительный шанс – обнимать тебя, смотреть в твоё лицо, обхватывать его дрожащими пальчиками, жадно погружаясь в густые локоны мокрых волос, и безвольно тонуть в янтарной глубине твоих бездонных глаз? Когда за последнее десятилетие и уж тем более за прожитые рядом с тобой дни я делала подобное? И когда могла целовать тебя в губы САМА, с полной отдачей и одержимостью искреннего исступления? Прижиматься и вжиматься в тебя с такой неистовой силой и лихорадочной дрожью, будто это были последние мгновения моей никчемной, давно растворившейся в твоих ладонях бренной жизни.

Почему я не прошептала тогда в твои губы, что так хотела?.. Или всё-таки прошептала… мысленно? Ты же не мог не услышать этого… не мог…

– Ты ведь осознаешь, что только что сделала?

Я же не закрывала в эти секунды собственных глаз, поскольку боялась потерять любой бесценный миг и возможное изменение в твоём взгляде, пропустить хотя бы незначительное и самое ожидаемое просветление в твоей застывшей маске неуязвимого божества. После всего, что между нами здесь и сейчас произошло… ты же не мог… Я ведь чувствовала, все эти минуты! ЧУВСТВОВАЛА!

– Мы сделали это оба, Дэн…

Я не успела договорить и не потому, что твои пальцы сжались с болезненной силой в моих волосах и едва не сорвали натянутые пряди с моей головы вместе со скальпом. За полсекунды до этого мне пришлось пережить самое страшное в моей жизни – увидеть чудовищную метаморфозу с твоим лицом, как его накрыло чёрной тенью, исказившую за считанные микромгновения твои чеканные и совершенные черты более контрастными "тенями" опустошающего бездушия. Никогда ещё моё сердце не останавливалось и не леденело от столь шокирующего ужаса буквально в одном ударе от летального разрыва… И никогда ещё я не боялась ТАК того, что заметила в твоих почерневших глазах, в их смертельной глубине, затянувшейся ещё более ослепляющей чернотой абсолютного мрака и убивающей на раз вымораживающим бездушием.

Вот что такое умереть по настоящему и осознать это в полную меру – прочувствовать, пережить… практически уже остаться на той стороне без единого шанса на возврат…

Но разве ты позволишь мне это сделать? Твои руки успеют вырвать меня даже с того света, потому что это тоже часть твоего мира, твоих демонов и твоей возликовавшей тьмы.

– Кто тебе позволил называть меня по имени? – слишком безупречные, идеально вымеренные в каждом отчеканенном слоге и произнесенные совершенно ровным тоном беспристрастного киллера. Они вонзались мне в глаза, в лицо и даже в округлившиеся губки острейшими лезвиями твоих чёрных скальпелей и резали по настоящему, физически и на живую: кожу, мышцы, нервы, кость!

Лучше бы я ослепла и оглохла или сразу скончалась, ибо нет ничего страшнее умирать так долго и мучительно от самых свежих и глубоких порезов, медленно, бесконечную вечность истекая кровью. И если бы только истекая кровью (ты ведь предусмотрел и это! Будешь делать мне переливание каждый раз, когда я начну загибаться и терять сознание?)…

– Ты, бл*дь, вообще хоть немного соображаешь? Или за последний месяц тебе вконец снесло крышу от вседозволенности? – уже и не знаю, что хуже и страшнее, и от чего хочется потерять сознание прямо сейчас (до того, как будет оглашен весь вердикт)… когда ты срываешься в крик или вычитываешь свои приговоры пугающе спокойным голосом бесчувственного палача? – Что, Эллис?!.. что я должен такое сделать, чтобы ты поняла и до конца осознала всю реальность происходящего? За кого ты меня принимаешь? За озабоченного переростка, которому достаточно подрачить пальчиками и дать взглянуть на твои трусики?..

– Я вовсе не…

– Я разве разрешал тебе открывать свой бл**ский рот?..

Последующие кадры и действия прошлись по памяти, глазному нерву и оцепеневшему сознанию слишком смазанными и ирреальными царапинами кровоточащих порезов. Парализованный мозг едва успевал улавливать и фиксировать хотя бы тридцать процентов из общей картины. Казалось, он старательно пытался вырваться из этой авангардной ловушки чистого сумасшествия всеми доступными ему способами. Но с таким же успехом я могла просто царапать по полу пальцами или по спаянным пластинам из тугоплавкой стали твоего защитного панциря. Я даже не могла закрыть глаза, пошевелиться или хотя бы подумать. Меня сковало по всем мышцам, суставам и сухожилиям собственными страхами и более прочными удавками откровенного шока.

Ещё только-только и буквально вот-вот, всего в один полувздох назад, я тонула в твоих объятиях, вжималась в твоё обнаженное тело, держалась за тебя, как утопающий за свою единственную спасительную соломинку… И ВСЁ?

Как? Почему? Что? Каким образом и когда ты вообще успел это сделать?

Вначале оглушил отрезвляющей болью и даже не знаю, какой самой острой и сильной: физической? – рывком твоих пальцев в моих волосах; или моральной? – каждым взвешенным и идеально отмеренным ударом твоих бьющих точно на поражение слов. Я не смогла ни зашипеть, ни вскрикнуть, только до смерти напугаться и интуитивно, как тот слепой котенок, брошенный плашмя на холодный пол, скользить по мокрому мрамору трясущимися ладонями и не понимать, как я тут очутилась и что только что произошло.

Я не успела даже разрыдаться от того же ужаса и выбивающего испуга. Моя голова пылала от боли, сердце отчаянно выламывало ребра грудной клетки и одновременно разрывало мне глотку своей хаотичной аритмией, словно пыталось задушить изнутри или довести до критической точки предсмертных судорог. Несколько секунд я не просто ничего не видела, не слышала и уже практически не чувствовала саму себя, я вообще не нигде не была и уж тем более никем.

Падение, удар о землю и полный мрак? Разве я падала?..

Слишком быстро, резко и стремительно… Так не падают… Так только режут и пронзают насквозь со всех сторон длинными осколками твоих чёрных зеркал.

Слишком холодно, мокро и страшно… Как будто я уже лежу в луже своей крови и впервые осознаю, насколько я сейчас обнажена и беззащитна. И не важно, что на моём палаче одежды не больше, чем на мне. Звери тоже не носят одежд, как и твой собственный хищник, их защищает и прикрывает шерсть или грубая щетина, а то и целый хитиновый панцирь… в твоём случае – титановая броня из окаменевших шрамов и рубцов. Ты больше не наг и не раздет, каким был несколько минут назад передо мною и в моих руках, потому что я совершенно этого не ощущаю!.. Больше не вижу и не ощущаю…

– Поза номер три!.. ЭЛЛИС… ТЫ МЕНЯ СЛЫШАЛА? ПОЗА-НОМЕР-ТРИ! Разрешаю только держаться руками за пол и ВСЁ!

Эллис, ты хорошо расслышала? Никаких поблажек! Никаких попыток выиграть для себя нескольких секунд бессмысленной отсрочки…

– Я сказал лицом в пол и задницей вверх! И ждать!

Что это было, твой режущий голос, твои вспарывающие кожу слова или твои пальцы стянувшие новым рывком мои волосы под затылком и до боли сжавшие шею?

Я даже не поняла, что ты сделал со мной на самом деле, только почувствовала очередную вспышку обжигающей боли на голове и сильный толчок – насильственное давление твоих пальцев. Но куда? Вперёд? Вверх или вниз?

Если бы не руки, упирающиеся в скользкий пол ванной зоны, я бы точно распласталась по мрамору и не исключено, что разбила бы лицо. Хотя, кто его знает?.. Я же не ударилась лбом. Даже в таком состоянии ты умудряешься контролировать все свои действия и острейшие, как бритва слова. Из твоего рта не вылетает бессвязного потока истошных воплей с отборной бранью и твоя ладонь совершенно не дрожит…

– Встала на колени и подняла повыше свою задницу! И не заставляй меня повторять сколько бы то ни было. За каждое вынужденное и ненужное напоминание, я буду начислять по пять дополнительных ударов. Ты меня хорошо расслышала? ПО ПЯТЬ!

Слишком громко шумит в голове и слишком сильно выбивает по опорным сухожилиям собственной паникой и одуревшими эмоциями. Мне проще упасть, сжаться беспомощным комочком и заткнуть ладонями уши, только лишь бы не слышать и не ощущать тебя. Пожалуйста! Не сейчас, не после того, что между нами было. Я не могу пропускать через свое сброшенное на землю тело, разум и только что вскрытые тобою нервы всё, что ты говоришь, чем уже бьешь и как это делаешь.

Этого не может быть. Я не могу поверить. Мой рассудок отказывается принимать происходящее и особенно запоминать. Кажется даже мозг отключается с большей частью рецепторов и нервных окончаний, а может их глушит моя внутренняя костная лихорадка, добравшаяся по позвоночнику к связям нейронов, отвечающих за восприятие и физическое осязание. Может меня попросту поглотила моя собственная боль?..

Да… слишком больно… Настолько больно, что перестаешь уже практически её ощущать – её, себя, окружающее пространство, холод, ноющую резь на голове, пульсирующие следы от твоих пальцев. Практически всё и вся, но только не тебя!

Не знаю, как и почему, но я прекрасно чувствую и считываю все твои передвижения – каждый твой беззвучный шаг с неспешными действиями очень сосредоточенного и сконцентрированного зверя. Нет… не зверя. Палача!

Зверь не будет так долго раздумывать перед открывшейся возможностью напасть и переломить хребет своей жертве одним идеально выверенным прыжком и ударом. И уж конечно не станет успокаивать себя и морально готовиться к предстоящей казни всеми известными ему методами. Его выбор недолгий и вполне расчетливый, может быть даже несколько банальный и предсказуемый. Но не станешь же ты идти сейчас голышом в другой конец квартиры, чтобы принести сюда более подходящий девайс из своей профессиональной коллекции. Хотя, кто сказал, что ты на самом деле не решишь проделать это сейчас. Ты ведь мог зайти в одну из секций гардеробной как раз для того, чтобы одеться. Да и что тебе стоит заставить меня ждать в этой унизительной и с трудом удерживаемой позе час, два, а то и три? И когда я успела принять её?..

Я не помню… честное слово! Не помню! Потому что ни черта не чувствую и не запоминаю из всего, что делала или неосознанно пытаюсь сделать. Наверное, это все рефлексы, прошитые тобою уже бог знает сколько времени. Они же и удерживают моё дрожащее тело на трясущихся коленках и изгибах локтей, каким-то чудом не давая мне упасть или завалиться на бок (хотя пол подо мной постоянно кренился и едва не ходил ходуном при каждом надрывном ударе моего сердца). И кажется я плакала, и кто знает, как – рефлекторно или потому что хотела.

Разве я могла в подобном состоянии что-то хотеть и соображать?!

– Помнишь десять лет назад я как-то разговорился с тобой о методах воспитания детей с помощью ремня? В тот наш последний день… в который мы в последний раз занимались любовью… – твой голос не приближался и не усиливался с твоими надвигающимися на меня шагами, здесь было достаточно звучной акустики, чтобы я могла слышать твои четко выговариваемые слова, как если бы ты произносил их над самым ухом. И я-таки их слышала и именно в данном формате, буквально фактурном и осязаемом, врезающихся не только в черепную кость и в защищенный под нею мозг, но и в каждый уголок моего немощного тела, где отражался каждый гулкий отзвук от мощных ударов моего сердца.

И конечно же ты специально сделал ударение на последнем словосочетании. Ты бы не смог ошибиться после нескольких минут своего "отсутствия" за моей спиной и во всей зоне ванной комнаты. Ты успел продумать и выбрать подходящую тему своего предстоящего нравоучения как раз за всё это почти недолгое время. И ты хотел сказать именно "в последний раз занимались любовью!", а не "трахались" или же "сношались". Иначе это был бы не ты и не полная мера наказания от Дэниэла Мэндэлла-младшего. Ты уже начал меня бить и самыми болезненными приемами, свойственными лишь твоей изощренной методике.

– Я сказал тебе тогда, что достаточно только раз и как следует выпороть ребенка ремнем, чтобы у того выработался условный рефлекс к данному виду наказания. Единственное, о чём я не договорил, то что это были не мои слова и не мой метод воспитания. Можешь мне не верить, но к своему сыну за все годы его недолгой жизни я и пальцем не притронулся, даже когда был в стельку пьян. В действительности же это "благое" учение принадлежало Дэниэлу Мэндэллу-старшему. Это он был убеждён, что можно выдрессировать любого ребенка с помощью кнута и пряника, а в частности его единственного сына. И, надо сказать, в своё время он немало в этом преуспел…

Ты настолько сейчас уверен, что твои слова должны возыметь надо мной какое-то желанное для тебя воздействие? Если честно, я и половины не слышу (вернее, не пропускаю в свой остекленевший рассудок) из всего, что ты сейчас говоришь. Меня впервые топит на самой недостижимой глубине именно твоя близость, твои приближающиеся шаги, то, как я вбираю своей пылающей кожей хаотичную вибрацию твоих движений и хлесткие удары отчеканенных в полной тишине ванной слов (я даже не помню когда и в какой из прошедших моментов ты выключил в душевой воду!). И я вздрагиваю, панически дергаюсь всем телом и едва не вскрикиваю от мощных вспышек атакующего ужаса как раз от твоих неожиданных действий – бесшумных рывков по воздуху и над моей головой скользящих крыльев или липкого облака удушливой тени. Она накрывает меня и обволакивает своей слизкой пустотой за полсекунды до прикосновения твоих рук. Я и пытаюсь отшатнуться до того, как твои ладони перехватят мои кисти за запястья, и ты сам затянешь меня в клетку своей проклятой тьмы окончательно и безвозвратно.

Но куда мне в моём состоянии сопротивляться твоему активировавшемуся безумию? Только немощно скулить и всхлипывать, беспомощно напрягаться и не особо правдоподобно вырываться из твоих сильных пальцев?..

– Эллис, ты мало меня сегодня расстроила? – Я НЕ ЗНАЮ! Я не слышу этого в твоем голосе!

Лучше бы накричал, ударил рукой, ногой, выдрал нахрен все волосы! Бл*дь, прикончил бы сразу, как тебе сейчас больше всего и хочется, а не так!.. не контролируя и не разыгрывая из себя хладнокровного Ганибала Лектера.

– Расслабь руки и прекращай сопротивляться! Не вынуждай меня применять силу и увеличивать количество ударов…

Думаешь, меня и вправду волнует, чем и как долго ты начнешь расписывать моё тело? Как будто я смогу ощутить что-то более болезненное физически, чем меня режет уже сейчас, наживую, без ножей и реальных скальпелей!

Ты разве не понимаешь? Меня убивает не то, что ты собираешься со мной сделать, а за что и с каким отношением ко всему происходящему – с отношением ко мне! Каким ты сам будешь при этом, что почувствуешь, а что нет… Что будешь чувствовать ко мне!

Нет… Это просто не вероятно! Ты же не можешь… не после того, что с нами только что было… Я же ощущала тебя, ты был моим! Моим Дэнни!

– Это всего лишь выработка определенного рефлекса, через физическую боль. Когда не возможно донести до сознания нужную информацию иными, более цивилизованными способами, приходиться прошивать её на мышечном уровне, буквально вбивая. И особенно, когда человек не осознаёт всего масштаба своей вины за содеянное. Если он не получит соответствующую меру наказания за то, что натворил, чувство безнаказанности повлечет за собой ещё более вопиющие проступки и нездоровый аппетит к недопустимому поведению!

Я уже вообще ни хрена не слышу! И на вряд ли даже вижу, хоть и смотрю во все глаза на то, как твои пальцы спокойно, ровно и с безупречным профессионализмом накидывают на мои запястья черную восьмерку из кожаной полосы мужского ремня для брюк! Нет, мне не страшно, ЧТО ты делаешь! Меня рубит шокирующим осмыслением КАК ты это делаешь – с каким невозмутимым спокойствием и непоколебимой верой в свои слова и убеждения. Ты собирался меня наказывать, потому что только так я якобы осознаю, что натворила и что более не посмею повторить без твоего не то разрешения? И не важно, что мне сейчас до рвоты дурно, меня постоянно шатает и я держусь на честном слове благодаря лишь немыслимому чуду. Как я могла забыть о твоей исключительной черте изощренного пси-садиста и палача эстета? Ты же упивался происходящим и ловил свой обособленный и ни для кого не понятный кайф. Поэтому я и не могу заставить себя поднять голову, посмотреть на тебя и не дай бог снова увидеть твоё бесчувственное лицо, убивающий на раз своей бездушной пустотой взгляд и твою каменную эрекцию! И кто из нас в действительности заслуженный извращенец?

– Это надо сделать, Эллис, иначе ты так и не поймёшь разницы между настоящим наказанием и тем, что якобы можно перетерпеть для своих дальнейших излюбленных сюрпризов. Я помню – эффект неожиданности твоя главная фишка!

Резкий рывок за другой конец ремня. Я лишь успеваю интуитивно всхлипнуть и дернуться, то ли от боли, то ли от неожиданности. И ты без явного проявления нежной заботы тянешь меня в сторону ближайшей трубы из нержавеющей стали. Твои дальнейшие действия можно не расписывать, не говоря уже о том, что большую их часть бесследно засосало чёрной дырой моей закоротившей памяти. Понятное дело, что ты привязал меня к этой перекладине и заставил вернуться к прежней позе парочкой "ласковых" приказов и нажимов в нужных местах. Какое могло быть сопротивление с моей стороны или же мысли о показательной истерике? Я думала только о том, где взять сил, чтобы не упасть, чтобы выдержать и выстоять не смотря ни на что. Дать тебе вдоволь насытиться тем, к чему тебя так страстно сейчас тянуло. Позволить твоему зверю и демонам вонзить в мою глотку свои клыки и когти. Признать своё очередное поражение перед твоей ликующей тьмой. Закрыть глаза и позволить тебе снова меня убить… в который уже раз…

– Если бьешь часто, а то и постоянно со всей дури, необдуманно и только ради того, чтобы бить, в конечном счете это входит в лишенную всякого смысла привычку для обеих сторон. Мой отец был уверен, что наказание действенно лишь в одном случае, когда его применяют всего раз, по его прямому назначению и только при правильном подходе. Никакой ярости, гнева и тем более неконтролируемого состояния аффекта, иначе порка превратиться в хаотичное выбивание пыли с бесцельной растратой сил и нервов. Каждый удар тщательно взвешивают, как и выбирают идеальное место для его нанесения. В целом это и будет тем самым единственным, но самым эффектным наказанием, которое не надо будет больше повторять в будущем. Достаточно только произнести в слух "Неси ремень" и данная команда сделает тебя шелковым на подсознательном рефлексе. Всего один раз, но зато на всю жизнь… как сорвать одним резким рывком сросшийся с кожей лейкопластырь.

Ты даже заранее не предупредил, что уже давно рассчитал и наметил свой первый удар практически во время своего монолога, а я так и не успела понять, стоит ли мне ждать и готовиться к чему-то более ужасному, что мне уже пришлось пережить – к куда более смертельной и мгновенно убивающей боли, чем меня уже кромсало твоими словами и шокирующими откровениями.

Никакого свиста, рассекающего воздух, никакой остановки времени, но скольжение твоей тени по моей спине я успела уловить до того, как поняла, что это было…

Непредвиденный момент истины? Ты расписывал во всех деталях и тонкостях технику физического наказания от Дэниэла Мэндэлла-старшего, а перед моими глазами всплывали абсолютно иные картинки включившегося самого по себе воображения.

Залитая солнечным светом огромная комната… маленький мальчик, смиренно стоящий на трясущихся коленках у кровати или дивана – то и дело сжимается в ожидании очередного болезненного для тела и детской психики удара – и стоящий над ним высокий, раз в десять больше собственного сына, его совершенно спокойный отец. И конечно зажатый в кулаке этого человека ремень… в точь-точь, как у тебя сейчас за моей спиной…

Ты собирался использовать чужой метод на мне, как когда-то применял его по пьяни с незнакомыми тебе людьми. Только сейчас всё было иначе.

Намеренно или вернее неосознанно, ты вытащил на свет одну из самых глубоких травм своего детства. Я даже не успела это осознать, скорее подсознательно почувствовала, словно случайно прикоснулась к ментальному потоку твоих воспоминаний, отложившихся в твоей памяти саднящим клеймом прошлого.

Ты же никогда не рассказывал о себе настолько личного и уж тем более не подпускал так близко, чтобы я могла увидеть и ощутить в тебе что-то большее, чем уже было между нами – приблизиться буквально впритык до полного слияния и окончательного растворения. Те самые ничтожные шаги навстречу другу к другу, которые мы так и не сделали десять лет назад, когда могли и имели для этого все возможности!

Может шок от только что и едва осознанного перекрыл большую часть физической боли? Да и пережитое до этого ещё не ослабило действия своих анестезирующих инъекций в нервных окончаниях ничем не защищенного от тебя тела и сознания.

Не буду врать, это было нереально больно, хоть и вскрывало обнаженную кожу стягивающими ожогами не сразу и не в момент нанесения самого удара. Но сравнивать эту боль с тем, чем ты когда-то бил меня куда сильнее и намного эффективнее, было просто смешно. И да, в какой-то момент самые первые и буквально вспарывающие захлёсты по слишком чувствительной коже ягодиц (с последующим глубинным жжением в сокращающиеся мышцы и кости), казалось, увеличивали нанесенные тобою до этого психические раны до нестерпимых масштабов. Они словно переплетались в один неразрывный жгут оголенных нервов и начинали резать изнутри и снаружи до реальных ожогов.

Слезы заливали лицо, крики или хриплое подобие скуления разрывали легкие и трахею, а я с трудом понимала, из-за чего вообще рыдаю, задыхаюсь и почему так боюсь следующего удара. Ведь ничего ужасного в происходящем я не чувствовала и не видела, хотя и должна была.

Больно? Да! Несправедливо? Да! Но не настолько, чтобы шокировать меня до истеричного срыва. Желания устроить показательные выступления с воплями, умоляющими завываниями и конвульсиями об пол совершенно не возникало. Ты ведь и бил меня далеко не из чистой прихоти и каких-то там своих особых садистских пристрастий. В том-то и дело, ты наказывал меня, а не проводил очередную тематическую сессию. И данное наказание не должно было принести удовлетворения никому из нас. Поэтому оно так и называлось, поэтому ты его и выбрал из сотни иных возможных вариантов. То, что воспринималось и было болезненным в первую очередь для тебя, и из чего я должна была вынести свой последующий урок. То, что, в конечном счете и раскрыло во мне совершенно новое и абсолютно неожиданное ощущение происходящего.

Один… три… десять?.. Нет, я даже не старалась считать, мой мозг отключил данную функцию ещё в самом начале. Острая боль превратилась в сплошной пульсирующий ожог, покрывший мои ягодицы живой, зудящей резью чего-то инородного. И она обжигала то ли жаром, то ли сухим льдом сотни тысяч онемевших клеток кожи, лопающихся в ней сосудов и рецепторов. Чем сильнее или глубже ты бил меня, тем холоднее и горячее резало по предыдущим ранам её вспарывающими "царапинами", разливаясь по телу и стреляя в голову оглушающей шрапнелью полуобморочного затмения. И ты не оставил ни одного нетронутого участка ни на одной ягодице, не попав дважды по одному месту с одинаковой силой тщательно взвешенного удара.

Короткие интервалы, долгие перерывы, неожиданные захлесты с самыми болезненными "порезами"… Толчок в одну сторону, в другую, дрожащий пол и стены подо мной и вокруг меня. Мертвая тишина, которую пыталась заглушить моё нестабильное дыхание, шипение кровяного давления и гулкие толчки сердца о клетку ожившего безумия…

Меня то резко отпускало, то снова затягивало в закручивающуюся спираль удушающего холода, угрожая остановить или разорвать сердце в агонизирующие клочья в свой следующий фатальный прилив. А возможно меня просто контузило. Потому что в какой-то момент она стала мной, задавив окончательно то, что еще совсем недавно убивало меня изнутри. Одна сплошная физическая боль и не только в ягодицах – в перенапряженных мускулах, в костях и в позвоночнике. И ты продолжал полосовать меня ею методично, чётко, без перерывов на пятиминутный "перекур". Хотя времени на тот момент для меня уже не существовало, как возможно и для тебя. Может прошло всего-то не больше минуты или двух, зато мне казалось, что мой пульс отмерил не меньше часа и на мне не осталось ни дюйма живого места, даже там, где ты вообще ко мне не прикасался.

Не знаю, считал ли ты сам или просто ждал, когда у самого заболит рука и твой внутренний зверь наконец-то вдоволь пресытиться твоим безумием и моей болью. Но то, что ты и слова не произнес за всё это время, наверное, сказало куда больше, всех твоих красноречивых монологов вместе взятых. Ты впервые молчал и впервые я понимала, почему. Как бы банально это не звучало, но ты просто не мог. Тебе было тяжело…

Тяжело делать то, чего так боялся когда-то совершить со мной, а в последствии и со своим сыном. Переступить черту, которая отделала тебя в твоих представлениях от человека и тупого животного, делала тебя не похожим на твоего отца и того, кем ты становился в минуты алкогольного опьянения. Ты ломал сейчас не меня и наказывал далеко не моё тело, потому что в конечном счёте именно эта боль и освободила меня, позволив увидеть разницу между мной вчерашней и сегодняшней, между тем, кем ты был всегда и кем боялся стать.

Десять, двадцать… тридцать? Я не знаю, как долго это длилось и сколько я простояла на коленях в столь унизительно-развратной позе под ударами твоего ремня. Но последнее, что мелькнуло в моем сознании, срывающимся в красный мрак твоей бездны, – не менее сумасшедшая мысль почти детской радости. Я выдержала! Я сумела! Впервые меня не убило на смерть и не разорвало на атомы необратимого опустошения!..

Может сегодня вечером или завтра утром, когда я очнусь и открою глаза, всё будет восприниматься и выглядеть в абсолютно иных тонах и свете, но только не сейчас. Сейчас же я свято верила, что в этот раз победила я, сделав нечто невообразимое. Заставила тебя совершить данный шаг, вынудив сорваться и переступить через самого себя. И чем больнее ты наносил физические удары, сжимал и натягивал в кулаке мои волосы и шею, впиваясь клыками своего свихнувшегося зверя в мою глотку и в сердце, тем откровеннее я раскрывалась на встречу и принимала твоё наказание с фанатичным рвением добровольного мученика.

Можешь пить меня, есть, резать настоящими скальпелями без анестезии, ломать кости и плести из моих нервов ажурные шибари сколько угодно и хоть до скончания вечности, но это не изменит самого главного… Я дотянулась до тебя! Я знаю и чувствую… ТЫ ЕСТЬ! Всегда был и всегда останешься только моим!..

Мы живы! Наша вселенная не умерла!