Читать книгу В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3 - Евгения Владон - Страница 4
ТОМ ТРЕТИЙ
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
ОглавлениеЧто это было? Нежданный срыв? Непредвиденное падение на бешеной скорости в разверзнувшуюся бездну собственного самоуничтожения? Совершенно новый сорт безумия всесжирающего страха с ощущением безвыходного тупика и фатальной необратимости?
Нечто схожее он уже испытывал, если не прожил в этом вязком мраке липкого забвения несколько лет подобия своего жалкого существования. Только тогда он цеплялся за эти вспышки почти неконтролируемого помрачения рассудка, как за единственное, что позволяло ему чувствовать себя хотя бы частично живым, пусть и далеким от понятия – разумным. Тогда ему и вправду казалось, что чувства ярости, искренней ненависти и священного негодования на какое-то время (на несколько минут или часов) вытесняли из него эту высасывающую пустоту с отвратным отчаяньем, наполняя выпотрошенную до основания сущность данным суррогатом токсичного стероида. В те моменты он едва не с жадностью тянулся за этой возможностью, как тот изведенный недельными ломками вынужденного воздержания алкоголик, который вместо паленой водки хватается за первый попавшийся на глаза флакон с одеколоном. Не важно, что у тебя на тот момент пустой желудок и тебя вскоре скрутит в три погибели от отвратного вкуса и сожжённого на хрен изнутри пищевода с желудком. Главное эти несколько мгновений, когда тебе чудится, будто тебя и вправду попустило, ударив в голову блаженной контузией, и разлилось по трясущимся мышцам согревающими приливами выедающей кислоты. Спасительный адреналин, тысяча новых игл-спиц-кинжалов, пронзивших за раз все точки и узлы нервной системы, обрезая доступ к здравому рассудку и толкая импульсным рывком к самому краю, к летальной грани, из-за которой ты можешь уже больше не вернуться (а разве не о последнем он и мечтал пять лет жизни без тебя?)…
Тогда это ощущалось и воспринималось совершенно иначе. Тогда казалось, что ему хоть как-то легче становилось дышать, а сердцу не настолько больно биться в новых рубцах и порезах. Пусть несколько минут, пусть его потом будет выворачивать на изнанку и размазывать меж гранитными жерновами усиленной десятикратно нечеловеческой боли, но разве он не заслужил несколько жалких секунд мнимого воскрешения? И ведь тогда он действительно считал, что в том была не только его вина.
О существовании его зверя знали многие, не говоря уже о близких и знакомых, не говоря о самой Реджине Спаркс, которая прекрасно осознавала в чье логово добровольно шла, игнорируя в упор угрожающее рычание и оскаленную пасть. Неужели она и вправду наивно надеялась, что бешеного хищника можно как-то укротить или хотя бы слегка успокоить? Реально? После всего, что он ей в своё время наговорил и сделал?
Ему даже не надо было поводов и причин, чтобы так срываться. Она и была для него сплошным ходячим поводом и напоминанием о всех свершенных им ошибках. А этот её так ничем не заглушаемый запах луковой шелухи, от которого к горлу мгновенно подкатывал комок рвотного спазма, а здравый рассудок тут же разрывало в клочья под мощным волновым ударом кровавого мрака (учитывая, что обоняние в момент жесткого похмелья обострялось чуть ли не в десятки раз). Он слышал её вонь даже из другого конца номера-люкса для новобрачных, даже после изрядного количества марочного виски, развалившись в одном из кресел у стеклянного экрана панорамного окна, окружавшего как минимум две трети всей комнаты захватывающей диорамой ночного города с наружной террасой и каскадным бассейном. И, да простят его все мёртвые и выжившие боги, но вид миниатюрной Реджины в тончайшем кружеве дорогущего и соответствующе роскошного нижнего белья ослепительно белого цвета (хорошо, что хоть подвенечное платье умудрилась выбрать менее яркого оттенка), не вызвал в нём ничего, кроме ослепляющей вспышки закипающего бешенства.
А ведь он практически ничего не испытывал почти все предыдущие часы добровольного забвения, отключив большую часть эмоций с помощью утренней дозы алкоголя и каких-то транквилизаторов (как раз, принял с самого утра, чтобы избавиться от похмелья и болезненной ломоты в костях). И, хвала всем святым, впервые многие эпизоды из прошедшего дня выпали из памяти под чистую, не успев зацепиться и обосноваться там хотя бы размытыми картинками. Он даже сейчас не верил, что это реальность и меньше часа назад они покинули поместье Спарксов на свадебном лимузине, а затем сменили салон представительского авто на борт частного самолета Мэндэллов. Всего получасовой полет до восточного побережья, и вот они уже в заранее забронированном номере этого гребаного отеля, якобы ожидают утренней посадки на какой-то там круизный мегалайнер (то ли Queen Elizabeth, то ли Queen Mary 2), который должен стать отправной точкой в их свадебном путешествии.
Вот именно… Должен был… Ведь он ни разу на принимал участия в планировании данного мероприятия, включая прошедшее венчание, свадьбу и предстоящую семейную жизнь с Реджи. Ему откровенно было по херу. Разве можно всерьёз воспринимать весь этот показательный фарс и особенно Реджину Спаркс, от которой его тошнило уже бог весть знает сколько лет? Или она на самом деле уверовала, что это по-настоящему? Достаточно расписаться в свидетельстве о браке и всё сразу же измениться под стать её наивным представлениям об идеальном замужестве? Какая-то роспись в каком-то бумажном бланке обязана перекроить до основания его сущность и всю его жизнь? Это не шутка? И он должен что-то к этому испытывать? Некий благоговейный трепет и исцеляющее просветление? Да он и половины не помнит из того, как здесь очутился и почему теперь смотрит на полуголую Реджи налитыми кровью пьяными глазами, пытаясь определиться – не сон ли это.
"Почему ты до сих пор сидишь в темноте? Может включить свет?" – ещё и выжимает из себя улыбку скромной девственницы. Его точно сейчас стошнит… и гарантированно вырвет, если она приблизиться к нему хотя бы на несколько шагов. Он не хочет слышать этот треклятый запах луковой шелухи!
"Не стоит! Мне прекрасно бьет по глазам твоим нижним бельем. Оно что, с неоновой подсветкой?" – это сарказм, Реджи! Натянуто хихикать не обязательно. Он и не думал шутить, как и вызывать в ней приступа идиотского веселья.
"Не думаю, это же белый. Он отражает свет, а не поглощает…" – "Я понял, физику в спецшколе ты учила. Что дальше? Неужели предложишь мне снять его с себя? Или это не обязательно? Данный ритуал соблазнения направлен лишь на то, чтобы запустить во мне какие-то особенные механизмы осмысления с нужным восприятием происходящего? Дай угадаю… Ты начнешь танцевать для меня стриптиз, я тут же заведусь и, о боже!, захочу тебя трахнуть? Даже в таком состоянии – упитый и обдолбанный, потому что во мне уже не осталось никакого намека на здравый рассудок?" – пришлось даже подпереть голову пальцами свободной руки показательным жестом, чтобы она наглядно увидела, как ему сложно сконцентрировать свой расплывающийся взгляд на её зажатой у дверей ванной комнаты фигурке. – "Реджи, вот честно… ты действительно этого хочешь? Хочешь, чтобы я отодрал тебя как какую-то прожжённую бл*дь? Извини меня, конечно (хотя мне откровенно на это насрать!), но с чего ты решила, что у меня встанет на тебя? Откуда такая… непосредственность и убеждение о силе первой брачной ночи? Тебе было мало наших с тобой не совсем удачных экспериментов? И разве не в самый последний раз я так и не сумел кончить? Что же должно измениться сейчас? С чего ты взяла, что что-то вообще изменилось?"
"Мы же поженились и я… очень-очень люблю тебя! Дэн… Господи! Клянусь! Я сделаю всё от меня зависящее, возможное и нереальное, чтобы сделать тебя счастливым, чтобы и ты наконец-то смог меня полюбить! Мне плевать на твоё прошлое, на твои вкусы и привычки, я не боюсь ничего, ни демонов прошлого, ни твоих собственных бесов!" – она что, отрепетировала этот экспрессивный монолог заранее? Готовила его вместе с клятвой верности? Все эти драматические позы, жесты и взгляды? Этот стремительный рывок через комнату в его сторону…
Бл*дь, Реджи! Почему ты никогда не думаешь головой, когда совершаешь подобные ошибки, настолько вопиющие и абсурдные, что невольно начинаешь сомневаться о наличии в твоей голове здравого рассудка. Ты часто бросалась в океан, кишащий голодными акулами, или в реку переполненную трехметровыми аллигаторами? Нет? Тогда какого хрена вытворяешь это сейчас?
Подбегает к нему, как какая-то бездарная актрисулька из мыльной оперы, кидается на колени к его ногам, ревностно хватаясь липкими от пота ладошками за его руку и бедро. И смотрит так преданно, такими чистыми, молящими и кристально честными щенячьими глазенками снизу в его отмороженное лицо, будто уже знает наперед просчитанный ею исход всего своего отчаянного идиотизма.
Ей бы заткнуться и бежать отсюда сломя голову пока ещё не слишком поздно…
Неужели она не понимала, что все эти месяцы он пытался хоть как-то задавить своего зверя, держал его на анестетиках в полуосознанном состоянии, искал все возможные и невозможные способы его придушить, контузить, посадить на цепь и перетянуть намордником… Да! – Пытался! Да! – Наивно верил, что это скоро пройдёт! Ведь у других как-то проходит, другие умудряются забывать, вычищать свою память и чувства, заменяя их новыми и более близкими к своей реальности и уровню жизни вещами. Он просто ждал… Наивно ждал и надеялся, что так и будет. Не важно как, не важно с кем, но (БЛ*ДЬ!!!), только не с этой дурой! Не с Реджиной Спаркс!
Может он поспешил? Год – слишком мало, чтобы окончательно переломать то, что ещё якобы оставалось от его жизни и него самого. Он явно был не готов… Ты ещё сидела в его сердце, сжимала его своими ласковыми пальчиками, прошивая изнутри и снаружи ажурными узорами новых порезов, выискивая с микроскопической дотошностью те места, где ещё не успела пройтись иглами/ножами/скальпелями своих болезненных меток. Или заново вскрывала затянувшиеся шрамы и рубцы. Прямо как сейчас, когда он совершенно этого не ждал. Не думал, что задохнется от острейшего болевого шока, едва не потеряв сознания и не закричав срывающимся хрипом от столь пронзительного удара.
"Я не брошу тебя! Никогда в жизни! Я не совершу того, что сделала Она! Боже, да у меня и в мыслях никогда такого не возникало. Я скорее умру, чем решусь хотя бы подумать об этом! Дэн… Дэнни…" – мало того, что эта идиотка не останавливает свой словесный понос, так ещё и начинает ласково гладить и тереть ладошками по его бедрам, то ли в попытке его замаслить, то ли добраться до абсолютно вялого детородного органа.
Она и вправду не видела, что с ним? Как ослепли его глаза, как его тело парализовало, сковав все мышцы и суставы болезненным напряжением, до дрожи, до дикого желания заорать во всю глотку?..
"Обещаю! Клянусь всем, что мне дорого, я никогда от тебя не уйду! Ничто и никто не заставит меня это сделать, даже Она! Ты мне веришь? Дэн?.."
Он не помнил этого, поскольку не ощущал, что в тот момент вытворяло его собственное тело – его дрожащие руки, пальцы… Он просто пытался хоть как-то заглушить этот невыносимый разряд адской боли, пронзивший глубокой инъекцией смертельной дозы адреналина прямо в сердце. Схватиться за что-то, вцепиться что дури в это зубами. Сжаться в невидимый атом, чтобы ни хрена больше не видеть, не слышать и не чувствовать! Не включать свою память и не пропускать перед шокированным внутренним взором видеоряд из ещё столь свежих фотоснимков, показанных его отцом месяц или два назад, и от которых он так старательно пытался вычистить свой мозг все эти последние недели.
Всего несколько совершенно необдуманных слов, вылетевших из размалеванного рта этой имбицилки, и он опять видит их перед собой, так же чётко и ясно, как в тот день, как в самый первый раз. Твои последние фотографии… Нет… Сделанные не твоей рукой, а профессиональным частным детективом, запечатлевшие тебя в какой-то кафешке в компании твоих новых друзей и… твоего нового хахаля. Дэн-Большой рассказал тогда весьма достоверную историю. Ему удалось без особого напряжения убедить единственного сына, что этот смазливый красавчик то и дело обнимающий тебя за плечи, за талию или пристально заглядывавший в твоё сияющее ответной улыбкой личико никто иной, как твой жених. Что ты встречаешься с ним уже не меньше полгода и работаешь на его отца в их семейной фотомастерской с большими видами на весьма перспективное будущее. Ты не просто сбежала, ты умудрилась поймать за хвост более доступную жертву… Ты получила то, что хотела всегда – любимую работу и обеспеченного парня, не пьющего, не злоупотребляющего и не принимающего иные виды наркотических препаратов.
"Он кристально чист, Джуниор! Ему не надо лечиться, не надо кормить ложными надеждами и несбыточными обещаниями близких ему людей, а, главное, он абсолютно свободен от каких-либо обязательств перед своей семьёй! Подумай сам. Ну что ты мог ей дать? Думаешь, её бы устроил статус любовницы? С её-то аппетитами?"
"Думаешь, я бы не женился на ней?"
"И что дальше? Разочаровался бы через полгода, когда бы она стала искать на стороне более трезвого и надежного любовника? Ты такой участи хотел бы для себя? Привести в дом неизвестно кого и буквально с улицы… Насколько хорошо ты вообще её знал? Да и что можно узнать о человеке всего за несколько встреч? Твоя мать не хочет беседовать с тобой на эту тему только потому, что она для неё слишком болезненна и крайне неприятна."
"А жениться на Реджине Спаркс – это, значит, самый подходящий и приемлемый для всех вариант, в том числе и для бедняжки Реджи?"
"Это самый надежный и идеальный для ТЕБЯ вариант, Дэнни. Она из нашего круга, она выросла и воспитана в приемлемых для таких людей, как мы, рамках и условиях, и она никогда не позволит себе лишнего. Даже если вы друг другу станете со временем безынтересны, это ни в коей мере не повлияет на ваши семейные отношения. Ты можешь с ней хоть неделями не видеться, она тебе никогда не поставит этого в укор, не предъявит каких-либо счетов и не потребует немедленных объяснений. Да этой твоей… Льюис до подобного уровня, как до статуса королевы страны! Она никогда не станет одной из нас и наши взгляды с нашим стилем жизни не будут ей понятны ни при каких ракурсах и глубоких инструктажах. Что такое несколько дней встреч? Вы даже не успели как следует присмотреться к друг другу, узнать поближе. Да она сбежала от тебя, как только узнала, что ты хронический алкоголик. Или ты настолько уверен, что она не сделала бы этого, если бы ты сам всё о себе рассказал, и первая пелена сладкого забвения не сошла бы с её наивных глазок под напором трезвой реальности? Может вам и стоило ещё какое-то время повстречаться, чтобы успеть прозреть и в итоге разбежаться менее драматичным способом. Но, увы, уже поздно перекручивать видеопленку на начало. Фильм давно закончился."
Так утверждал Большой Дэн и наивно полагал, что именно эти слова повлияли на дальнейшее решение его сына. Но это было не так… Всё изначально было не так, поскольку насквозь пропиталось ядовитой ложью и в конечном итоге через несколько лет рассыпалось в трухлявую кучку давно изжившей себя гнили.
Думаешь, он слушал тогда своего отца или воспринял всё сказанное им всерьёз? Нет… Его убедило совершенно иное и более правдоподобное на тот момент доказательство – твои фотоснимки. И, наверное, не те, где тот любвеобильный недоносок то и дело пытался тебя облапать и добраться до главного приза (и который, как выяснилось в последствии, оказался всего лишь твоим сокурсником с ваших совместных курсов по фотографии – каким-то жалким ловеласом, липнувшим ко всему, что имело женскую грудь и стройные ножки). Его накрыло с головой всего несколькими кадрами. И нет, не там, где вы могли бы целоваться (а ведь он даже не обратил внимания на то, что таких снимков вообще не присутствовало). Его припечатало к месту и едва не размазало неподъемным прессом абсолютно иной смертельной волной – пережитым в те секунды парализующим шоком.
Снимки, где ты всего-то фотографировала того ублюдка с помощью небольшого старого Кодека. Именно эти фото… Ты смотрела на этого ушлепка через объектив своей фотокамеры, как когда-то смотрела на НЕГО, а этот… дегенерат пялился и лыбился туда, куда просто не имел никакого права даже вскользь заглядывать!
Ты не могла такого сделать… Это же был только ваш ритуал… Ваша неприкосновенная территория – запретный для всех и каждого плод!..
"НИКОГДА… НЕ-СМЕЙ… БОЛЬШЕ… ГОВОРИТЬ-О-НЕЙ, ЕБ*НАЯ ТВАРЬ! ТЫ МЕНЯ ХОРОШО СЛЫШИШЬ?!" – его даже не привел в чувство собственный хриплый голос и неожиданная боль в дрожащих пальцах, при чем сразу в обеих руках. Что уже говорить об испуганном крике Реджины и её выпученных от нереального ужаса глазенках. Но она и не думала отбиваться, хотя он с такой дурью рванул волосы на её затылке своим перенапряжённым кулаком, что у неё буквально всю кожу на лице натянуло по мышцам и черепу.
Только ни хера он не видел и не испытывал к тому, на что смотрели его глаза и что чувствовали трясущиеся руки. Его выворачивало, выкручивало и дробило на составляющие совершенно от иного осознания и въевшихся в глазную сетчатку картинок. Пережитая несколько месяцев боль твоего предательства раскрылась во всей своей смертельной красе в ничем неизмеримом масштабе. Он попросту растворился в ней, как в безбрежном и бездонном океане абсолютного мрака и пустоты. Только в этот раз её засасывающая жижа была пропитана в каждой своей молекуле высоковольтным разрядом чистейшей боли и неминуемой безысходности. Он ничего не мог с ней сделать! НИ-ЧЕ-ГО! Она рубила его, резала и кромсала, душила и выжигала прямо изнутри. А он не знал, как её остановить. Хотя бы приглушить, хотя бы процентов на десять…
Просто вцепись этой бл*ди в глотку! Убей на х*й! Сделай то, что так давно мечтал сотворить с этой вонючей сукой! Она это заслужила… только за свою беспросветную тупость! Разорви! Не оставь ни одного живого места! Она же так об этом мечтала!..
"Значит ничто и никто не заставит тебя передумать, да, бл*дь? Ты настолько уверена в своих силах? Настолько хорошо меня знаешь и на что я действительно способен?" – кричал ли он или просто хрипел ей в глаза, "ласково" вдавливая пальцами второй руки в нижнюю часть её лица и практически не замечая, как размазывает по выбеленным щекам и скулам неровные следы-отпечатки от собственной крови. Он не чувствовал абсолютно никакой физической боли от порезов стекла на ладони и скрюченных фалангах. Его тогда топило совершенно иной, ни с чем не сопоставимой агонией. И лучше бы она его тогда прикончила, а не позволила его внутреннему зверю-таки вырваться на свободу.
"Не уйдешь от меня по собственной воле, да?" – господи всевышний… он это сделал! Ударил её… Пусть и не кулаком, пусть только увесистой пощечиной по её перекошенной от страха и боли жалкой физиономии, не позволив даже отшатнуться или попытаться хоть как-то себя защитить. Но он на самом деле это сделал! Впервые в жизни поднял руку на женщину! И не остановился!
"Действительно, сука?" – наверное, было уже слишком поздно. Зверь получил свою желанную жертву или хотя бы суррогат её подобия. Втянул запах свежей и горячей крови, проткнул клыками кожу с тугими волокнами живой плоти. И всё! Недавнюю боль перекрыло более мощным потоком чёрного анестетика – всесжирающего бешенства, окончательно ослепляя и оглушая опасной для жизни дозой адреналина, превращая в нечто нечеловеческое, неуправляемое и совершенно бесконтрольное. Триумфальное ликование чистого безумия. Долгожданное "облегчение" – раскрывшаяся сверхспособность убить собственную боль чужой!
"Хочешь незабываемой первой брачной ночи? Кто знает, может она окажется для тебя самой последней!"
"Дэн… господи… что ты делаешь?" – судя по всему, до неё ещё не дошло. Адреналин смягчил удар пощечины и нестерпимую боль в коже на голове. Но это только лишь на первое время. Как и страх, выкрутивший наизнанку большую часть воспринятого и пережитого и запустивший те самые защитные блоки, что не дали включить на все сто инстинкт самосохранения. Да и вряд ли бы он ей позволил что-либо совершить в ответ. Слишком крепко держал за волосы и лицо. У неё не было не единого шанса. Разве что убиться сразу о своего палача.
О, да, она не верила! Смотрела во все слезящиеся глазища прямо в его чёрную бездну и не верила тому, что там видела.
А вот это напрасно, милая…
"Что я делаю, дура?" – вторая пощечина прошлась более жестким ударом тыльной стороной ладони по другой щеке, на которой тоже под пятнами его собственной крови вскоре распустился багровый цветок авангардного отпечатка. Красное на белом…
От второго глотка уже не так тошнит и не так обжигает пищевод. Наверное, организм уже привыкает… адаптируется. Он же столько месяцев выл голодным волком от этой ломки. Неужели никто этого не замечал?
В этот раз она даже вскрикнула и возможно не заметила, как начала рыдать. Но едва ли от боли.
"А как ты думаешь, грёбаная бл*дь, что я сейчас с тобой делаю и что собираюсь сделать? Или рассчитывала на океан нежности и коленопреклонённых клятв в вечной любви? Еб*нутая на всю голову идиотка!" – этого не ожидал даже он сам! Как плюнет ей в лицо, целясь прямо в глаза, и как она задохнется от ответного шока. – "Готова вытерпеть всё, да? И насколько же тебя хватит?"
В третий удар он вложился уже основательно. Зверь рвал и метал, захлебываясь фонтанирующими потоками артериальной крови.
Прелюдия завершена последующим рывком за волосы. Он отбросил её практически не напрягаясь резким разворотом – лицом в пол. Реджи лишь успела на несколько секунд прогнуться в спине и то, подчиняясь тлеющим искрам агонизирующего самосохранения, боясь шевельнуть головой в его руке. Но последнее было уже лишним. Он разжал пальцы, и сила гравитации закончила за него абсолютно не просчитанный бросок.
Её растянуло по плюшевому ворсу белоснежного ковра прямо перед ступенями мраморного подиума, у края брачного ложа. Можно сказать, она каким-то чудом не разбила об облицовочный камень не только лоб, но и всё лицо.
Каких-либо возможных попыток встать, как и немощных потуг куда-нибудь отползти, так и не последовало. Похоже, страх сожрал в её трясущемся тельце все недавние страсти и жизненные силы. А может она и не пыталась… Просто рыдала и просто тупо озиралась по сторонам, совершенно не соображая, что происходит и почему она валяется плашмя на полу. Почему совершенно ни хрена не делает, чтобы спастись?!
"Это настолько просто, что даже зевать хочется от скуки! Мне придётся дрочить себе не меньше часа, чтобы у меня хоть как-то встал, но на вряд ли на твою костлявую задницу!"
Он даже не торопился, тем более в том состоянии, которое сейчас им управляло и вытворяло с ним бог весть знает что. И конечно же он лгал.
Его выколачивало изнутри собственным безумием, резало по венам и сердечной мышце разрядами оголенных проводов в сто тысяч вольт. Казалось мозг в голове и в позвоночнике буквально плавился от этой ликующей агонии добровольного самоуничтожения. Он бы и не сумел вскочить с кресла подобно разгоряченному хищнику, загнавшего свою добычу в собственное логово. Сил едва хватало удерживать координацию движений при подъеме и последующих шагах.
Будь Реджина чуть посообразительней, уже давно бы и убежала, и быть может даже нашла какой-нибудь способ его остановить. Но, видимо, мозгов у этой овцы сейчас оставалось ещё меньше, чем у её пьяного в дрызг новоиспеченного муженька. ОНА ПРОСТО ЖДАЛА В ТОЙ ПОЗЕ И НА ТОМ МЕСТЕ, КУДА ОН ЕЁ ОТБРОСИЛ! И это не сколько шокировало и изумляло, а скорее доводило до наивысшей степени рвотного отвращения и неконтролируемого бешенства. Слушать её скуление, всхлипы, какое-то бессвязное бормотание… Ей самой от себя в эти минуты не было противно?
Так и тянуло заткнуть ей глотку хоть чем-нибудь!
Почему он стащил с кровати белое атласное покрывало? Какие внутренние демоны заставили его упитый мозг сделать именно это совершенно неосознанное решение? И какого чёрта она не закричала?
Это мало чем походило на реальность. Скорее на очередной кошмар. Кровь пульсировала в висках, жгла выедающей кислотой дрожащие мышцы, перетянутые нервы, глаза… Большая часть картины размывалась в алых всполохах нестабильных образов и их форм. Переминалась, стиралась, перебивалась отвратным ароматом луковой шелухи.
"Так ты этого ждала? Так не терпелось выйти за меня замуж, чтобы наконец-то узнать, до какой степени я тебя ненавижу и презираю? ВАМ ВСЕМ ЭТОГО ХОТЕЛОСЬ, ДА? Увидеть доказательство вашей правоты? Всё сразу же измениться, я стану шёлковым и образцово идеальным мужем и все ваши мечты воплотятся в реальность. Ну, конечно, это же всё так просто. Устроить свадьбу и никаких проблем!.. Заткнись, дура! У меня уши вянут от твоего скуления. ЗАТКНИ СВОЁ ГРЕБАНОЕ ЕБ*ЛО!"
Если бы он принялся её резать, ломать руки-ноги, она бы и тогда, наверное, сопротивлялась с наименьшим запалом. Тряпичная кукла с заржавевшими шарнирами, которую легко перетаскивать с места на место, но придать ей желаемую позу с первого раза так же проблематично, как и до омерзения противно к ней вообще прикасаться.
Он никогда не помнил, чтобы при драках с абсолютно незнакомыми ему "соперниками" он испытывал что-то близкое к чистоплотной брезгливости. Когда твой мозг на 99% находиться под воздействием алкогольных паров, тебе определённо не до каких-то размышлений о соблюдении банальных норм гигиены в общественных местах. Тогда почему именно в эту минуту ему стрельнуло в голову тщательно вытереть после этой дуры руки, а то и вовсе надеть на них перчатки? Нежданно проснувшийся "рефлекс" из не такого уж и далекого прошлого? Он делал подобное только в закрытых клубах для особо "избранных", куда его затянул Алекс под прикрытием благотворительной физиотерапии безнадежно пропащему другу. Там подобное проявление действий было связано даже не с самой Темой и обязательным соблюдением сессионых ритуалов в качестве ролевого антуража. Ему действительно (к тому же на трезвую голову) было крайне неприятно прикасаться к совершенно незнакомым ему женщинам, да ещё и проституткам.
Вот и сейчас его вдруг так непреодолимо засвербило натянуть на ладони перчатки, при чём настолько сильно и буквально до нездоровой мании, будто это казалось куда важнее того, что он уже успел тут вытворить за всё прошедшее здесь время.
И больше всего поражала его собственная неспешность – размеренная, едва не методичная, словно он прекрасно знал, чего хочет и что намеревается сделать. А, главное, он был настолько "спокоен" и уверен в своих деяниях, как если бы уже заранее их распланировал и предвидел будущий исход при любом возможном раскладе.
"Боюсь, ваши проблемы только начинаются!.."
Почему память запечатлела именно концовку того дня, а не то, что происходило до неё? Или он сам желал это запомнить? Для чего? Чтобы однажды это дерьмо всплыло в его сознании и затопило своим омерзительным смрадом без того шокированный рассудок с подрезанными нервами? Он пытается найти схожие параллели между прошлым и настоящим? Между тем, кем он был и кем являлся сейчас? Или он хочет отыскать хоть какое-то мнимое различие – убедить себя, что сейчас всё иначе и по другому? Ведь тогда он не испытывал никакого чувства вины, да и когда бы? Он же не просыхал сутками и настолько ненавидел Реджину за её бесхребетность и инфантильное безрассудство, что его скорее бесило и раздражало, а не вызывало сочувствия то, с какой самоотдачей она терпела весь их больной брак.
Так в чем же разница? Ведь эти случаи несопоставимы! Их нельзя сравнивать!
Что он тогда сделал с Реджи? Накинул ей на голову то покрывало, перетащив лицом в кровать и коленями на ступени подиума? Откуда в нём тогда вообще взялась эта нездоровая мания, которая не проявлялась у него даже в тематических клубах? Острое желание причинить своей ненавистной жертве такую нестерпимую боль, прокатить мордой о такие омерзительные унижения, чтобы у неё в будущем даже мысли никогда не возникало рискнуть подойти к нему ближе, чем на сто ярдов.
Реверсивная психология? Одержимое желание доказать ей, что её слова не стоят и пяти центов, и он может выбить всю её показательную преданность буквально, даже не напрягаясь! Всего один раз и как следует, прописав в памяти и на теле условным рефлексом на всю оставшуюся жизнь. Чтобы этот страх преследовал её в ночных кошмарах и в реальности с одним лишь упоминанием его имени всуе.
Они все хотя бы раз задумывались, во что обрекали этим браком их обоих?
Хотя, кого он пытался обмануть тогда и сейчас? Связывая Реджину в покрывало и ремнем (едва не вывихнув ей оба плеча, когда заломил ей руки за спину) он же не просто пытался заблокировать доступ к её испорченной причёске и обнаженной коже, якобы смягчая исходящий от неё запах. Он не хотел видеть именно её тёмные волосы, её голову и лицо. И уж тем более слышать её голос! А про то, чтобы её трахать – не было ни речи, ни каких-либо допустимых об этом мыслей. У него действительно тогда не стоял. И он сильно сомневался, что после пережитого в том номере, у него вообще когда-нибудь возникнет подобное желание с естественной потребностью. Алкоголь творит с людьми жуткие вещи, атрофируя большую часть природных функций и способностей. Но он не ожидал, что вид запеленатой им в белое покрывало Реджины Спаркс переключит в его голове какие-то слетевшие до этого напрочь контакты.
Именно сильное опьянение и сыграло с ним данную злую шутку. Бешенство, боль… так не вовремя проснувшееся воображение… или окончательное помрачение рассудка…
…Да, Эллис, тогда в случившемся я отчасти винил тебя, потому что на тот момент я хотел наказать тебя куда сильнее, чем Реджи. И это напугало меня не меньше, как и сделало совершенно не управляемым. Где-то на недосягаемых окраинах тлеющего здравого разума я понимал, что это не ты, и я не имею никакого права переходить эту черту. Меня ничто не оправдает, ни опьянение, ни состояние аффекта, ни что-либо другое. Я не должен был идти дальше, не должен был позволять внутреннему зверю ликовать и наслаждаться всем этим безумием. Но я это сделал. И у меня встал и только потому, что я смотрел не на выпяченный зад Реджины со связанными над ним руками моим же ремнем… я видел Тебя! Или мне так сильно этого хотелось, что я уверовал в подобную возможность. Может после я и сходил с ума, понимая, что скорее бы убил самого себя, чем если бы совершил с тобой весь этот кошмар, но на тот момент я уже практически не осознавал, кто или что я и почему всё это творю… делаю это с тобой!
Я насиловал её не меньше часа. Сложно кончить в подобном состоянии, да ещё и с таким животным бешенством, едва не истеричным. Как я её ещё тогда не убил. Наверное, её спасла моя же потеря чувства реальности, подмена вас обеих между собой. Я бил её уже не настолько сильно, как до этого, иногда даже останавливаясь и смягчая толчки члена. Хотя последнее было ни к чему. Никакого ответного возбуждения, естественно, не последовало. Надо сказать, в этом плане Реджине не повезло втройне. Она была прирожденной моральной жертвой, но только не мазохисткой. Физическую боль терпеть она могла и даже благополучно потерять от неё сознание, но получать удовольствие от подобных унижений и уж тем более от подобного скотского изнасилования… Думаю, на её месте не выдержала бы ни одна профессиональная нижняя даже с самым огромным стажем в Теме с пометкой СМ.
И особенно ей не повезло с моим размером, хотя, когда от внутренних разрывов пошла кровь, ощутимо увлажнив совершенно сухое до этого влагалище, можно сказать это ненамного, но все-таки хоть как-то облегчило задачу нам обоим. Правда, не хочу расписываться за саму Реджи, поскольку разрывы были очень сильные. Кровь не останавливалась, даже когда приехала скорая. Дело дошло до срочной госпитализации и хирургического вмешательства. Пришлось накладывать швы. Так что, ни о каком запланированном медовом месяце и свадебном круизе никто больше не заикался и ни разу не вспоминал. А после того, как отец Реджины набросился на меня с кулаками, я уж было наивно решил, что это была не только моя первая, но и последняя в моей жизни брачная ночь.
Поверь, я не стал бы ему сопротивляться, как и защищаться. Наоборот. Я безумно хотел, чтобы он меня прибил, и не менее сильно другого искреннего желания, чтобы эта история наконец-то закончилась. По ходу, я и вправду решил, что это всё. Ссора между Мэндэллами и Спарксами неизбежна. Но кто знал, что кроме родственных чувств и элементарных законов чести существуют так называемые лазейки из коммерческих соглашений и обязательств. И кто знал, что когда, Реджина очнется в вип-палате от наркоза, то начнет всё отрицать. А ещё месяца через полтора, она сама примет окончательное решение вернуться ко мне и якобы попытаться спасти то, что так и не смогло прижиться в абсолютно не пригодной для этого почве (как и пустить там свои немощные корни).
Её отец настаивал на нашем разводе (и видит бог, он мечтает об этом и по сей день). Возможно ему даже удалось на какое-то время прогнуть под себя единственную (и явно неотошедшую после изнасилования) дочь, хотя мои родители и миссис Спаркс вели долгую и весьма продуктивную дипломатическую агитацию в защиту нашего с Реджи бессмысленного брака. Промыть мозги пытались даже мне, правда, не особенно успешно. Да и против них не помогал ни один из моих собственных контрдоводов и угроз. Я не обещал исправиться, взяться за ум и всё такое. Ложиться в реабилитационную клинику тоже не горел желанием, как и записываться на курсы психотерапии с консультациями к семейному мозгоправу. Меня больше поражало, что никто из них не верил, что когда-нибудь я вновь смогу повторить подобное. Мало того, вся эта троица в один голос твердила, что я не такой, я просто перенервничал. Всякое случается и куда похуже (ещё бы! Ведь никто не умер, никого до инвалидной коляски не покалечили и не убили!)! Это пройдёт! Виновных нет! Главное жить дальше и верить, что у нас всё впереди – всё только самое хорошее и исключительно лучшее.
Кто знает, может мы тогда бы и развелись, если бы эта злосчастная брачная ночь не посеяла более конкретных семян в более плодородную "почву". Единственный плод, которым мог гордиться наш суррогатный брак и который "спас" нас тогда от обоюдного решения развестись. Правда, когда Реджи пришла ко мне с этой столь радостной для всех новостью, я не испытал никакого ответного ажиотажа и бурного веселья. Наверное, я единственный, кто отреагировал на своё скорое отцовство весьма нестандартной реакцией.
"Ты вконец еб*нулась? Ты хоть соображаешь, от кого и при каких обстоятельствах ты залетела?.. Даже не думай его оставлять! Прислушайся хотя бы раз в своей жизни к реальным фактам и банальным доводам. На что ты обрекаешь этого ребенка? Если в твоей голове осталось хоть капля здравой логики и ума (надеюсь, я не всё там у тебя отбил?), аборт – самое лучшее и единственно правильное решение, какое ты вообще способна совершить в данном случае. Как только ты его примешь и воплотишь в реальность, только тогда и сумеешь избавить всех нас от связанных с этим проблем и неисправимых ошибок в будущем. Реджи… даже если каким-то чудом этому ребенку и суждено будет родиться здоровым и нормальным, я не привяжусь к тебе, не полюблю и уж тем более никогда не изменю своего мнения и отношения! Я уже молчу о том факте, что я понятия не имею, какой из меня получится отец. Где ты видела, чтобы хреновые мужья-алкоголиками считались лучшими родителями в мире? Если тебе плевать на себя, то подумай хотя бы об этом ребенке, что его ждёт и что я могу ему дать!"
Конечно речь далеко не о моём сыне. Хотя я и был отвратительным отцом и после его рождения, и в ближайшие годы его столь хрупкой и уже такой обреченной жизни. Нет… я никогда не поднимал на него руки, не повышал голоса; всеми способами – правдами и неправдами – старался избегать любых с ним контактов, если снова срывался в очередной запой. И всё же я лишал его здоровой отцовской любви и родительского внимания. Я слишком много наломал дров. Наворотил столько, что уже ничем не выправишь и не имплантируешь на новое. Слишком много слабости там, где сейчас я бы никогда не позволил себе оступиться или проигнорировать в упор какую-либо серьезную проблему.
Я учился самоконтролю, я продержался последние годы на такой нечеловеческой выдержке, какой тебе и за всю свою оставшуюся жизнь не достичь! Но именно ТЫ, бл*дь!.. Ты первая, кто за всё это время вынудил меня сорваться! Вынудил совершить это бесконтрольное безумие! ОПЯТЬ!
Что я по-твоему сейчас должен сделать? Притащить из гостиной кресло, поставить его напротив тебя в паре ярдах и молча любоваться делом рук своих?
А ты знаешь, подобная мысль и в самом деле мелькала в моём съехавшем с катушек воображении. Не исключено, что я бы получил при этом сверх эстетическое удовольствие и ни с чем не соизмеримый кайф! Я действительно этого хотел! Мой окончательно проснувшийся и укушавшийся твоей агонией зверь жаждал испробовать полное меню.
Только мне так и не хватило для этого необходимых сил. Всё, что я сумел сделать – это вернуться в свою спальню и проторчать там несколько минут тупого выжидания.
Выжидания чего?.. Своего так называемого ответного наказания? Будто двадцать ударов ремнем было для тебя недостаточно.
Опять эти гребаные десятки – по одной на обе твои ягодицы.
Чем дольше я бил и сдерживал нарастающий аппетит, тем сильнее хотел реальной крови – разорвать тебя по-настоящему, вспороть кожу до мяса, а то и костей, сотворить одно из тех кошмарных и извращенных безумств, которые я периодически рисовал в своей голове на протяжении стольких лет. Сам не знаю и не понимаю, что же меня остановило и удержало. Что вынудило одернуть руку и наконец-то отступить (если не отшатнуться и не сбежать из комнаты). То, что я на самом деле этого хотел и даже мог сделать, или моя реакция на собственные деяния с желаниями? Моё возбуждение – острое, буквально болезненное и настолько сильное, что хватило бы всего нескольких твоих невесомых прикосновений, чтобы головка звенящего члена взорвалась мощной эякуляцией…
Скорее всего я и проторчал в своей спальне столько времени, чтобы отдышаться и кое-как сбить эту подкожную лихорадку, затопившую меня изнутри своей выедающей ртутью одержимого вожделения. Пальцы то и дело сжимались в кулаки, кожа пылала так, словно её сожгло под солнцем, а твои фантомные пальчики и губы скользили по ней исцеляющими отпечатками, будто пытались снять своими прохладными ласками эту нездоровую дрожь и ломоту в костях. А я тупо стоял перед комодом с зеркалом, опираясь трясущимися руками о лакированную полку, и не открывал глаз. Хотя не знаю, что хуже – смотреть в собственное отражение напротив или продолжать видеть в пульсирующих пятнах живой тьмы твой настолько чёткий и нереально осязаемый образ. Мне даже не надо было тянуть к нему своих пальцев, я ощущал тебя в своей коже и на млеющих нервных окончаниях так глубоко и невообразимо сильно, как если бы касался тебя физически прямо сейчас. Но вместе с этим, ладони продолжало резать импульсными сжатиями каждого свершенного мною удара, с каждым последующим за ним машинальным сокращением мускулов и мышечным рефлексом сделать очередной взмах и захлёст.
Это было сильнее меня! Ты довела моё больное безумие до критической точки с возможным летальным исходом! Последняя грань? Предел? Ясное осознание того, что однажды, я действительно не сумею остановиться и тогда… Боже правый!..
Ты хоть можешь себе вообразить по какой опасной территории ты пыталась только что пройтись своими несколькими беспечными шажочками?
Когда ты уже наконец-то это поймешь и осознаешь, Эллис? Это не игра! И здесь задействованы лишь мои правила! Любая попытка их обойти, изменить и уж тем более переписать под себя, чреваты куда серьёзными последствиями, чем сегодняшние. У любого срыва есть лишь одна опасная сторона – его неконтролируемая неадекватность. Но когда страсти сходят на нет, мозг остывает вместе с эмоциями – расчётливый разум включает режим безапелляционного критического мышления. И тогда тебе остается только молиться и ждать. Прямо как сейчас. Ждать его возвращения и вынесенного им тебе вердикта с последующим исполнением окончательного приговора…
…Он специально не считал и не смотрел на часы. Он просто тупо ждал, когда успокоится, хотя бы процентов на тридцать – учитывая масштабы и причины случившегося, даже этого было невообразимо много. Он не мог, да и не имел никакого морального права возвращаться в подобном состоянии. Иначе он за себя не ручается, и тогда уже летальный конец попросту необратим.
Главное, не спешить! Даже если свербит под кожей и тянет со страшной силой преодолеть всё это грёбаное (специально проложенное им между вами) расстояние до тебя в несколько стремительных шагов.
Нет. Конечно же он вернется и обязательно сделает это очень медленно, не спеша и только с той расчётливой размеренностью, с которой воплощал в жизнь все свои действия и решения. Вначале заставит себя сесть в ближайшее кресло, пусть при этом его не будут слушаться ни ноги, ни всё перенапряженное до лихорадочной тряски тело. Просидит там столько, сколько понадобится для того, чтобы выровнять сбитое дыхание, нормализовать бешеное сердцебиение и свести на нет ту же дрожь. И только после этого (плюс пять-десять минут сверху), он медленно встанет и так же медленно пройдёт в гардеробную. Подберет себе одежду и обувь на это утро, концентрируя внимание с ясностью мышления именно на данных вещах и ни в коем случае не отвлекаясь на иные неугодные мысли. Неторопливо оденется и обуется, как обычно всегда и проводил данный ритуал наедине с самим собой. А уже тогда вернётся в зону ванной комнаты, чтобы закончить с остальной частью своего утреннего распорядка дня. Пройдет к столешнице с ванными шкафчиками и умывальниками, аккуратно причешется, наденет на основания пальцев левой руки оставленные им с вечера на бронзовой подставке кольца (обручальное на безымянный, перстень-печатку на мизинец) и наручные часы на запястье. Всё так же размеренно и не спеша откроет один из шкафчиков, чтобы достать с полки идеально сложенное банное полотенце из белого и очень мягкого гипоаллергенного льна. И лишь затем повернется к тебе и окинет с высоты своего положения то, что ты сейчас из себя представляла.
На его лице не дрогнет ни один мускул, в заблокированном взгляде не скользнет ни тени эмоционального всплеска, даже если ты и не успеешь увидеть там что-либо вообще, торопливо опустив глаза и голову обратно к полу.
Молча, медленно подойдет к тебе, развяжет на дрожащих руках затянутые наручи кожаного ремня, не обращая никакого внимания на то, как тебя трясет (и едва ли от холода). И уже тогда развернет полотенце, накидывая мягкую ткань на твою выгнутую спину и исполосованные красными полосами ягодицы.
– Подняться сможешь? – не вполне уместный вопрос, на который он и сам прекрасно знал ответ. Хотя ты и попыталась убедить себя, что сможешь сейчас всё, даже чечётку станцевать. На деле же, не хватило сил даже на то, чтобы ответить или выдавить из горла нечто похожее на звук.
Разомкнуть дрожащие губки и стиснутые от боли челюсти, у тебя так и не получилось. Зато из глаз брызнули непроизвольные слёзы. Ответный рефлекс на мощный поток захлеснувших по самую макушку нежданных чувств и воскресшей с десятикратной силой боли (нет, далеко не физической).
– В туалет хочешь? Пить? Есть?
У тебя даже не было сил покачать головой. Вернее, ты ею и качала, вот только не совсем чётко и не понятно как – отрицая или же соглашаясь.
– Разберёмся потом. Когда сможешь говорить.
Всё это было и ни к чему. Он слишком хорошо знал тебя, чего ты на самом деле хочешь, чего ждёшь и на что надеешься.
Моя наивная, глупая девочка, перепуганная и притихшая в тёплых ладонях своего любимого птицелова ласточка. Что ты всем этим пыталась доказать и чего добиться? Что?
Дотянуться своими жадными пальчиками до его сердца, нащупать там что-то ещё, кроме каменных рубцов и огрубевших шрамов? А теперь плачешь, потому что оцарапалась до крови и загнала кучу заноз под ногти и в кожу? И кто же тебе в этом виноват? Прийти в логово голодного зверя без оружия, голой, беззащитной. Думала, он подпустит тебя к себе ближе, чем на выстрел из револьвера?
Откуда в тебе вообще взялась такая беспечная инфантильность? Забыть о чувстве самосохранения, забыть обо всех и вся, только ради импульсного порыва под давлением сорвавшего с тормозов безумия? Поставить на карту едва не собственную жизнь и ради чего? Чтобы оказаться вновь загнанной в угол? Там же, куда тебя изначально и определили?
Благодари бога, что твой Хозяин не оставил тебя в этом жалком положении ещё на несколько часов, а то и на полдня. Что он пришел за тобой сам, завернул в полотенце, взял на руки, прижал к груди, а не заставил ползти на четвереньках всё расстояние до твоей комнаты. Он бы сделал и это, даже не смотря на твоё состояние, как и ты бы выполнила его приказ и проползла каждый дюйм с футом оскальзываясь, спотыкаясь и постоянно падая на трясущихся руках и коленках. Считай это незаслуженным поощрением и щедрым смягчением его наказания.
– П-пр… прошу… пожалуйста… простите… Этого больше… никогда… не повторится! Я не знаю… ч-что на меня… нашло…
Поздно, Эллис. Слишком поздно. И то что он позволяет тебе сейчас к нему так доверчиво льнуть и жаться, опасливо и сверхосторожно цепляясь негнущимися пальчиками за ткань его рубаки под воротником, вовсе не означает, что у тебя появилась ложная лазейка как-то выкрутиться из всего того, что ты уже успела наворотить.
– Когда я захочу поговорить с тобой на эту тему, я лично поставлю тебя об этом в известность. А сейчас… Будь добра, отвечай только на мои вопросы и когда я сам тебе разрешу говорить.
– П-простите… Хозяин…
Всего на несколько мгновений в его голове опять что-то переключилось и перемкнуло. Очередная и совершенно нежданная вспышка вырвавшейся на волю и насильно задавленной слабости. Глубокая инъекция первосортной одержимости, резанувшая по костям, мышцам и нервам высоковольтным разрядом оголенной боли.
Как он удержался, не качнулся и не остановился? А, главное, каким чудом не поддался этой всесметающей волне неуправляемого соблазна – схватить тебя за волосы, одернуть голову назад, лицом вверх и впиться в твой растертый алый ротик своими ещё пульсирующими от ваших последних поцелуев губами? А потом после этого или придушить или вырвать твоё сердце голыми руками…
– Эллис! Ещё одно слово без моего разрешения… и вместо недельного наказания, придется устроить ещё один месяц принудительного воздержания. Ты этого добиваешься?
Какой-то нечленораздельный звук в ответ с попыткой шевельнуть головой. Не похоже, чтобы ты сильнее задрожала именно от страха и воздействия его угроз, интуитивно и ещё плотнее вжавшись лбом в его плечо. Может поэтому его так непреодолимо тянуло оттащить твою голову за волосы от своего плеча и заставить посмотреть себе в лицо?
– Я не расслышал твоего ответа!
– Нет!.. Простите! – по крайней мере он услышал в её жалобном голосочке сдавленные нотки сдерживаемого плача.
– Боюсь, одними "простите" ты уже не отделаешься.
Куда сложнее было подавить в себе собственную дрожь и так не вовремя вернувшуюся слабость. Слишком много ударов за одно утро, включая непрошенные воспоминания из давно забытого прошлого. Будто твои пальчики наобум набрали нужную комбинацию зашифрованного кода и с такой же наивной непосредственностью разворошили захороненные за этой дверью чёрт знает когда умершие чувства и страхи.
Оставлять подобное без внимания и должного наказания – это было бы наивысшей глупостью для вас обоих!
– Вот эта душевая – единственное в всей квартире место, где ты можешь принимать душ. Только здесь! Ни за пределами своих комнат, ни уж тем более где-либо ещё. ТОЛЬКО-В-ЭТОМ-МЕСТЕ!
Он решил подолгу не раскачиваться и не откладывать начало воспитательной лекции до лучших времен. Первым делом внёс тебя прямо в твою ванную комнату, пронеся через твою спальню, и поставил ногами на пол открытой кабинки душевой. Для более доходчивого разъяснения даже хлопнул ладонью по стенке, рядом с твоей головой, и конечно же удерживая твои широко распахнутые глазки на острие клинков своего непримиримого взгляда.
Только попробуй отвести их в сторону или опустить долу. И хлопок ладони по противоударному стеклу (так напомнивший тебе щемящий захлест ремня о нежную кожу твоих ягодиц) – это лишь мягкое предупреждение о возможных последствиях.
Стоять на своих ножках ты можешь уже без чьей-либо помощи, хоть какие-то силы к тебе вернулись, значит, выдержишь и всё остальное! И пока ещё никто не умирал от громких звуков и чьих-то нравоучительных монологов. Несколько раз дернешься, зажмешься и попустит. Ты же не побоялась устроить себе персональную экскурсию по его комнатам, вплоть до его душевой? Значит, найдешь в себе силы пережить и это.
– Так ты воспользовалась моей завышенной заботой к тебе и предоставленной свободой действий? Напомни мне пожалуйста, поскольку я что-то никак не могу вспомнить, когда и при каких обстоятельствах я разрешал тебе САМОЙ, по собственной прихоти и без моего на то приглашения заявляться в мои комнаты, ходить там, как у себя дома и вытворять бог весть что вздумается? В какой из последних дней, в наших с тобой беседах, я делал подобные поправки в Протоколе? Или какая из неведомых мне причин натолкнула тебя на подобные умозаключения? Хотя можешь не отвечать. Наверное, вся вина за случившееся всецело лежит только на мне. Я не должен был давать тебе никаких поблажек и послаблений. Не отпускать поводка и не показывать, насколько мне не безразлично твоё здоровье и самочувствие. Судя по твоей реакции, я не только тебя разбаловал, но и умудрился прозевать тот самый момент, когда тебя накрыло чувством мнимой вседозволенности… Повернись спиной! И бога ради, постарайся обойтись без этого своего театрального драматизма. От нескольких ударов ремнем по заднице ещё никто не умирал! И я не собираюсь бить тебя сейчас. Только ополосну душем и смажу ягодицы! Расставь ноги и обопрись о стенку, раз тебя так трясет. И сделай мне сегодня великое одолжение, не заставляй меня просить тебя дважды!
Похоже любой его приказ теперь воспринимался тобой подобно хлесткому удару более нещадного девайса. Ты не успела развернуться к нему спиной, а тебя уже трясло так, словно через твоё тело пропустили циклическим зарядом в тысячу вольт. И судя по всему, именно данная картина вызвала в нём ещё один приступ всеразрушающего негодования.
– Прийти ко мне, в МОИ комнаты без моего разрешения ты не побоялась, а подставить спину под душ и под мою руку, так тебя уже колотит, как на электрическом стуле? Можешь успокоиться, сегодняшний лимит своего наказания ты уже исчерпала. Но это не означает, что на этом всё и закончится. Нет, моя дорогая. Всё только начинается. И с этой минуты можешь смело забывать о всех тех поощрительных бонусах, которыми я так расточительно разбрасывался весь последний месяц, и о моём чрезмерном внимании, которым ты явно злоупотребила, восприняв его как за нечто само собой разумеющееся и ни к чему тебя не обязывающее. Пора уже вводить новые правила, напомнить о старых и ужесточить большую часть санкций касательно твоего положения в этой квартире. Думаю, ты и сама прекрасно догадалась, что больше из этой комнаты по собственной инициативе ты никуда уже не выйдешь. Остальные комнаты я тоже закрою на ключ, как и урежу часы твоей работы в сети и разговоры по телефону. То же касается и твоего молчания. Никаких ко мне обращений и вопросов, пока я сам тебя не спрошу и не дам соответствующего разрешения что-либо сказать мне в ответ. И уж тем более, больше никаких вольных прогулок по квартире и в особенности посещений моего кабинета. Будешь ждать, когда Я лично разрешу тебе выходить отсюда и только в моём присутствии и под моим наблюдением! Лафа закончилась, Эллис. Всё что можно было испортить, ты не только испортила, но и довела до крайней точки маразма. Считай, свой рождественский подарок ты уже заработала благодаря всем своим последним стараниям.
Бить физически уже не имело смысла, и ты тоже прекрасно об этом знала. Одного раза всегда более, чем достаточно. Иначе это попросту перейдёт в бессмысленную привычку для обоих. Сносить телесные наказания и побои всегда легче и даже предпочтительней, чем беспрестанно трястись под ударами уничижающих слов своего неумолимого палача. Они всегда вспарывали тебя намного глубже и нещадней, доставая до таких уязвимых точек и ничем незащищенных ран, что не хватило бы никаких и самых сильнодействующих анестетиков с болеутоляющими, чтобы хоть как-то приглушить эту сводящую с ума какофонию выкручивающей наизнанку агонии. Что уже говорить о твоей непроизвольной реакции на всё остальное? О том, как тебя стягивает снаружи и изнутри тугими кольцами двойной спирали – удушающего кошмара и вспарывающей боли. Ожившая тьма и её сотни тысяч игл, впившиеся в твоё сознание сквозь черепную кость опаливающим теплом его звучного голоса. И это не остановить, это сильнее любого вспарывающего удара плетью. Да тебя бы и в жизни так не трясло под ней, как под его ладонью и ласковыми пальцами любимого убийцы, окольцевавшими твоё горло поверх кожаной полосы ошейника. Как и под его бархатной тенью и бесчувственным баритоном, накрывших тебя со спины с головой смертельной волной осязаемого сумасшествия – твоего воскресшего безумия, остервеневшей агонии и чёрно-красной боли. Раскаленным кровавым мраком бескрайней вселенной твоего персонального чёрного бога и Дьявола…
Помнишь, Эллис? Мы заслуживаем только то, за что боролись и как за это боролись.
– Если у тебя и был какой-то шанс, то ты явно сегодня его упустила. – прямо в твоё горящее алым цветом красивое ушко, витиеватым росчерком чёрного скальпеля по памяти. Новая пожизненная метка от твоего единоличного владельца, пользователя и Хозяина…
Помни, Эллис, помни! И никогда не смей забывать, кто ты и кому принадлежишь!
* * *
Безумие никогда не опиралось на разумные доводы и уж тем более никогда не возникало на пустом месте. И чаще всего, как раз оно и является главным источником зарождающейся ненависти и прочих вытекающих из этого последствий. Желание отомстить, как правило, бьет по мозгам в момент неуправляемой ярости и одержимого бешенства. Когда собственное бессилие и разрывающая изнутри боль доводят тебя до точки возможного и безвозвратного срыва. Именно в этот момент ты вдруг четко осознаешь, что окончательное решение с правом выбора лежат теперь только на тебе. Или – или! Либо отпустить, забыть, как-то стереть из памяти и вырвать вместе с сердцем из груди, либо сделать это ведущим смыслом всей своей жизни и ранее бесцельного существования.
Поверь, Эллис, я пытался. И видит бог я сделал все невозможное и даже противозаконное, чтобы попробовать тебя забыть.
Говорят, что если просто в этом тлеть, позволить ему самому скончаться тихо и без стимулирующих встрясок, то максимум где-то через два года любовь умирает и человек переключается на новый объект интереса. Может я и поспешил, когда по пьяни поддался давлению с уговорами своих родителей и женился на Реджине, но не думаю, что целью была надежда забыть тебя с ней. Скорей инфантильный взбрык, наивная попытка не самого удачного примера отомстить. Будто я этим пытался ударить тебя издалека за то, что ты сделала и "собиралась" сделать.
Ударить? Смешно звучит, учитывая, что на тот момент я практически не верил, что ты вообще что-то ко мне чувствовала…
Я бы никогда не полюбил Реджи и прекрасно об этом знал. Почему именно она, а не кто-то другой, хотя бы похожий на тебя внешне? Думаю, это был вполне осознанный и в своём роде расчетливый выбор. Сказать, что я её презирал (и чуть ли не с самого детства) – не сказать ровным счетом ничего! Она была мне противна физически, морально, аморально и каждый раз при встрече вызывала одну лишь бурю отрицательных эмоций. Не исключено, что как раз этот букет диких противоречий и стал решающим доводом в моём выборе. Я ЗНАЛ, ЧТО НИКОГДА ЕЁ НЕ ПОЛЮБЛЮ! Какие ещё требуются объяснения? Это же равносильно тому, чтобы каждый божий день питаться экскрементами вместо нормальной еды! И я добровольно пошёл на это. Для меня это и являлось чистейшим наказанием против себя самого! И если говорить языком заумных мозгоправов, то выходит я попросту искал возможность сохранить свои чувства к ТЕБЕ!
Жить с ненавистной мне женщиной, видеть её рядом вместо тебя каждый божий день, слышать ее раздражающий голос, её тошнотворный запах, ясно понимая, насколько бы всё было по другому, если бы на её месте была ты, и не иметь никакой возможности это как-то изменить! На что это похоже со стороны? Или со стороны это вообще ни на что не похоже, поскольку никто не видит, что на самом деле происходит за этой красочной ширмой и неоновыми буковками с лейблом Lexury Life?
Когда человек подписывает собственной рукой собственный приговор на жизнь в личном аду на ближайшие десять лет – что же он в действительности со всего этого получает? Желание очиститься от всех своих грехов, неизлечимой боли и получить призрачный шанс на спасение? Серьёзно? Или таким образом он наказывает себя и как минимум несколько близких ему людей?
Конечно, ни о какой мести тогда и речи быть не могло. Если я и мстил, то только себе! За свою слабость, за страхи, за то, что не смог ничего сделать. Я не имел права на счастье, пусть и ложного. Какое к чёрту счастье без тебя? С кем? С тем, кто никогда не станет тобой ни при каких обстоятельствах? Это же нонсенс! Всё равно, что вместо кислорода начать дышать аммиаком, убедив себя, что я на нём протяну хотя бы пару дней. Кем и чем тебя вообще можно заменить? Я в жизни бы никогда больше не рискнул подойти ни к одной блондинке. Любое сказанное ими слово, исходящий от них аромат, улыбки, смех и взгляды – это бы превратилось в манию постоянного поиска сходства или меня бы типало от того, что все они подделки. В них ничего не будет от тебя, даже если кто-то сделает себе пластическую операцию и полностью перенимет твою внешность с манерой поведения. Заменить тебя? Полюбить другую?
Как бы странно это не звучало, до и после женитьбы на Реджи я и думать не думал, что могу найти кого-то на стороне, с кем-то попробовать встречаться, а то и вовсе переспать. Бл*дь, с кем и когда? Когда я сутками не просыхал от алкогольных запоев или когда в более менее осознанном состоянии ловил себя на том, что выискиваю в общественных местах знакомую фигурку, цвет волос и особый оттенок глаз?
Я не хотел, не собирался и не ставил перед собой никаких задач кого-то себе искать. Для меня это было нелепо и сверх абсурдно. Даже если это якобы и помогло бы тебя забыть. Наверное, я наивно считал, что это возможно с помощью чего-то другого. Вот только чего?
Рождение сына тоже не изменило моего состояния ни на йоту. Боль не притуплялась, время летело с такой головокружительной скоростью, что я едва осмысливал своё сосуществование в этом бешеном потоке постоянной смены дней, ночей и времён года. Вроде кто-то и что-то даже менялся-менялись. Подрастал Дэнни, Реджина тоже на первый взгляд набиралась "ума" и старалась избегать при редких общениях со мной острых тем и прочих неосторожных "телодвижений". Не менялся только я. А если и менялся, то явно не в ту сторону.
Любовь к тебе тоже претерпела массу жутких метаморфоз и деформаций. До чистой ненависти было ещё далеко, но уже так близко к краю этой всепоглощающей бездны. Ад разрастался и заражал мою кровь замедленным ядом своего мутирующего вируса, перестраивал до основания код ДНК, въедался в нервные и костные ткани. Сам того не ведая, он готовил почву для будущих семян и их первых всходов.
Да, желание отомстить всегда зарождается в моменты наивысшего пика боли или выстраданной безысходности – если ты конечно сумеешь после всего этого как-то выжить. Но чёткое осознание того, что это возможно, реально и имеет все стопроцентные шансы быть воплощенным в жизнь – спаивает эту когда-то столь хрупкую цепочку шокирующих идей вполне прочным швом несокрушимой уверенности.
Увы, забыть не получилось; вырвать из сердца, чувств и сознания – тоже. Отпустить? Если бы мне подсказали как… Хотя… едва ли существуют какие-либо действенные методы, кроме лоботомии и шоковой терапии. Я вообще не представлял себе, как можно было пережить ещё один день, не закончив или не начав его с просмотра твоих фотографий? Я продолжал держаться за тебя все эти годы всеми правдами и неправдами, специально, неосознанно, подсознательно – но от этого нельзя было уже избавиться лишь по одному желанию и тем более спустя ПЯТЬ ЛЕТ! Как можно излечить того, кого уже практически насквозь сожрал его собственный генетический вирус?
Был ли вообще из всего этого хоть какой-то иной выход? Я не знаю. Честно. Я ничего не видел, кроме того, что происходило на моих глазах, и кроме того, на что толкало моё собственное неуемное воображение. В то время, как меня перекручивало меж жерновами моего личного чистилища и ада, ты продолжала жить, как ни в чём не бывало. Строила свою карьеру, встречалась и трахалась с мудаками, чей статус был не ниже уровня celebrity – ты добилась всего, о чём когда-то мечтала, взлетев так высоко, что даже мне на какой-то миг показалось, что я не сумею тебя там достать…
Когда в один прекрасный день у тебя наконец-то открываются глаза, и ты с такой ясностью и чёткостью видишь всё происходящее, происходившее и то, чему лишь предстоит случиться – перед тобой предстаёт лишь один выбор… Либо – либо!..
Месть – это не мгновенный продукт ударившей тебя ни с того ни с сего идеи сделать именно так, а не иначе. Это долгая и принудительная подготовка, многолетняя выдержка и проверка на прочность временем и ситуациями собственных чувств и желаний. Это самая конкретная и сверхчёткая цель, которую ты обязан достичь и выполнить до конца, чего бы тебе не стоило и чем бы всё это не завершилось. Без цели ты никто! Без полученного прямо в руки желанного продукта своих бессонных ночей и просчитанных стратегий – ты лишь обычный неудачник, Джуниор Мэндэлл, размазня и хронический алкоголик, от которого сбежала даже его любимая девушка. Ведь он и представить себе когда-то не мог (а то и вовсе шарахался от подобных мыслей), те же десять лет назад, что однажды Ты на самом деле окажешься прямо в его ладонях, такая хрупкая, уязвимая и беззащитная! И, что самое невероятное, только от его решения будет зависеть твоя дальнейшая жизнь! Это обернётся настолько неправдоподобной действительностью (скорее фантастической нежели реальной!), что полностью осмыслить и поверить до конца в её свершившийся факт будет невообразимо трудно даже по истечении нескольких недель и месяцев. А чтобы я допустил подобные фантазии десять лет назад – всё равно что признать себя конченным психом.
Но разве оно того не стоило, а, Джуниор? Разве достигнутая цель не оправдала все вложенные в неё средства и ожидания? Самая ценная и единственная в этом мире жизнь теперь находилась в моих руках!
Я держу твоё сердце, отмеряю частоту и силу ударов его пульсации, наматываю на кончики своих пальцев невидимую паутину твоего невесомого дыхания и ясно вижу то, что никогда не будет дано увидеть, прочувствовать и пережить ни одному жалкому смертному на этой треклятой планете. Это больше чем любовь, это страшнее, чем ненависть – это то, что делает меня бессмертным, но ещё более зависимым и ненасытным! Вбирать нервными окончаниями тепло и ответную реакцию твоего тела, ментальные импульсы твоего сознания и сущности, прикасаться к таким точками и скрытым от всего мира глубинам, о которых не известно даже всемогущим богам!
Да, я одержимый психопат, больной на всю голову монстр, морально изуродованное чудовище! Я посмел присвоить себе чужую жизнь, взял то, что итак по праву принадлежало мне одному все это время и всегда. Мне не перед кем и не за что оправдываться! Я заплатил за это достаточно высокую цену и уж конечно я не буду просить прощения за те методы и способы, которыми я воспользовался и продолжаю пользоваться по сей день.
Хотел ли я именно этого? У кого-то могут возникнут по этому поводу вопросы?
Хотел, хочу до сих пор и буду хотеть!
Мечтаете ли вы о глотке воды, после долгой жажды, чистого воздуха – после смрадного помещения или о куске хлеба – после принудительного голода? Как долго без всего этого вы сумеете протянуть? Или что такого должно произойти, чтобы однажды ваше тело отказалось всё это принимать? Можно ли вообще всем этим когда-нибудь пресытиться и перенасытиться? Или я похож на неадекватного чревоугодника, который не знает меры и гребет всё под себя и в себя, пока не потеряет сознания или же не отдаст богу душу?
В том-то и дело. Я умею дозировать и ценить каждую секунду полученного удовольствия, смаковать каждую каплю твоей крови, боли и физического наслаждения! У меня нет никаких причин и поводов растрачивать столь драгоценный ресурс, как твоя жизнь, как и требовать от тебя незамедлительной платы с погашением полного долга за потерянные годы. Ты и являешься главной валютой данного долга! Как там говорилось в одном небезызвестном фильме – "Время не имеет значения – важна только жизнь!" Да, Эллис, твоя жизнь и ты сама!
Само понимание, что ты моя – вся, без остатка, до последней мысли и микроскопической молекулы своего тела! И ты тоже это прекрасно понимаешь, чувствуешь и осязаешь! У тебя больше нет и не осталось ни одного веского довода, чтобы вновь сбежать от меня – это всё равно что добровольно лишить себя прямого доступа к жизненноважному источнику своего существования. Уж если кто имеет полное право перерезать тебе кислород или сонную артерию, то только я. И теперь об этом знаю не я один, так ведь, Эллис?
От себя не уйдешь и не сбежишь. Эти нити ничем не разрубишь и не разорвёшь. Ты уже без этого никто и ничто. ТЫ БЕЗ МЕНЯ НИКТО! И в этом вся ценность данного союза. Мы имеем то, что никто не сумеет понять и оценить, и чего никогда не будет у других…
* * *
– Вы меня вызывали, господин… Мэндэлл?
Небольшая пауза (смотря для кого небольшая) в несколько очень медленных практически ленивых шагов от панорамного окна, мимо горки сквозного стеллажа к рабочему столу и креслу. Перед этим он как раз заканчивал разговор по телефону, а ты уже, как минимум минут пять стояла впритык у дверей его президентского кабинета, боясь сделать хотя бы ещё парочку неуверенных движений вглубь огромного помещения, и терпеливо ждала, когда же на тебя обратят внимание, а быть может что-то даже скажут сделать.
– Ну раз ты в моём кабинете и тебя пропустили сюда через мою приёмную, выходит, именно я тебя сюда и вызвал.
С той же ленивой (если не показательной) "грацией" садится в кресло, откидываясь ровной осанкой на высокую спинку, но так и не удосужив вниманием своих совершенно не заинтересованных твоим присутствием глаз.
Сказать с твёрдой уверенностью, что это одна из его ежедневных игр, практически согласиться с тем, что и до этого он игрался с тобой. Правда, ты уже и не знаешь, что для тебя было бы лучшим и чего бы ты хотела на самом деле. Чтобы это и вправду оказалось всего лишь игрой или всё-таки его истинным и далеко не наигранным поведением?
Он продолжает смотреть на дисплей своего чёрного айфона где-то ещё секунд пять (достаточно долгих, чтобы вызвать в тебе очередной всплеск неприятного волнения с предсказуемым желанием опереться о массивную панель двери за твоей спиной, а то и вовсе куда-нибудь забиться, как можно подальше, чтобы никому не удалось выковырять тебя оттуда). Потом ненадолго откладывает мобильный на поверхность столешницы, и ты тут же начинаешь жалеть, что столько времени ждала, когда же он соизволит поднять на тебя свой милостивый взор. Предыдущий вариант оказался намного приемлемей его прямо нацеленного взгляда. Всё равно, что дождаться того неизбежного момента, когда твой палач наконец-то загонит несколько раскаленных игл тебе под ногти. Ощущения, надо сказать, равноценные. Мышцы непроизвольно сокращаются до срывающейся дрожи, в интуитивной попытке хоть как-то, пусть и до смешного немного, но загасить самый первый и самый острый приступ боли, а всё тело под одеждой мгновенно покрывается липкой испариной. Про остальное можно и не говорить.
Ступор? Оцепенение? Нестерпимое желание (не дай бог!) закрыть глаза и больше их не открывать (по крайней мере, ни в этом месте). В голове шумит и пульсирует обжигающими накатами отупляющей пустоты и усилившегося страха. Тебе всё труднее стоять на слабеющих ногах, как и сдерживать учащенное дыхание с острым желанием обнять себя за плечи защитным жестом. Но самое шокирующее из всего происходящего – он прекрасно видит и понимает, что с тобой сейчас происходит. Возможно даже что-то и чувствует, только ни черта не говорит, что тебе делать, как и не торопится облегчать твоё состояние хотя бы предложением куда-нибудь сесть.
Несколько минут в его головокружительно огромном кабинете, а тебе уже не терпится незамедлительно скончаться или, на крайний случай, впасть в глубокую кому.
Ты не видела его уже почти двое суток. Да ты и не думала, что вообще увидишь его на этой неделе (а то и в этом году). И что самое нелепое, ты никак не могла понять, что же было хуже в данном случае. Что его наказание будет заключаться в его открытом к тебе игнорировании, он перекроет для тебя все пути и доступы к себе, заставит мучиться в неведенье и сходить с ума от одержимой мании увидеть его хотя бы на несколько мгновений? Или что это окажется ещё более изощренным и не имеющим никаких аналогов сортом пытки от рук единственного в своём роде палача – Чёрного хирурга и таксидермиста мистера Дэниэла Мэндэлла-младшего?
– Эвелин, будьте добры, в течении ближайшего часа не беспокоить меня никакими звонками и сообщениями, даже если всё здание кто-то заминирует или подожжёт.
Он сделал это одновременно с нажатием кнопки на панели конференц-телефона одной рукой и вялым движением кисти другой. Продолжая говорить по внутренней связи с секретаршей, он скользил пустым почти изучающим взглядом по зажатой фигурке своей загнанной в углу жертвы.
Ей не могло показаться даже с такого расстояния – этот жест ни с чем не спутаешь. И он бы не стал его делать не продумав заранее, да ещё и столь чётким (пусть и не резким) движением над крышкой стола – вначале направив на тебя указательным пальцем ("Ты!"), а потом четырьмя ткнув в столешницу ("На колени!"). И никакого сопроводительного изменения на лице, кивка головой или хотя бы самого мимолетного, но конкретного чувства во взгляде, обращенного в твою сторону.
– Как скажите, господин Мэндэлл. Вам больше ничего сейчас не потребуется?
– Нет. Ждите, когда я сам с вами свяжусь. И если Броудеры ещё на линии, у меня как раз появилась лишняя минута с ними переговорить.
– Они ещё на линии, сэр. Ждут, когда вы подключитесь.
– Прекрасно. Перенаправляйте звонок.
У тебя окончательно путаются мысли или то, что от них осталось. Скорей всего, ты просто не ожидала подобного разворота событий, и тем более здесь, сейчас, после стольких невыносимо долгих часов его намеренного молчания с невозможностью увидеться и встретиться. Ты вообще шла сюда, наивно полагая, что он всего лишь захотел с тобой поговорить. Вы же раньше в этом кабинете только тем и занимались, что разговаривали. Ничего более! Но этот слишком конкретный жест не мог значить что-то ещё, кроме того, что значил до, сейчас и всегда! Он действительно приказывал тебе встать на колени! И теперь тебя глушило, качало и накрывало мощными волнами так не кстати проснувшейся паники, страха и (с ума сойти!) похотливого вожделения. Ты до сих пор не могла поверить, как ещё не пошатнулась и не рухнула на пол далеко не танцевальным па. Как и в то, что он смотрит на тебя и терпеливо ждёт, пусть и говорит при этом по телефону с кем-то другим.
А чего ты там вообще себе успела надумать после того, что устроила два дня назад в его квартире и до чего вынудила его опуститься? Он же тебя сразу предупредил – всё только начинается. Так что, кончай строить из себя ничего не понимающую дурочку и живо на колени. И то, что он не говорит с тобой сейчас, не означает, что заговорит потом, а уж тогда, пеняй на себя.
Ты ведь смотрела фильм "Секретарша"? Помнишь, как самозабвенно и с какой самоотдачей героиня Джилленхол выполняла все приказы своего босса, не будучи при этом его секс-партнером? Конечно, тот факт, что она страдала небольшим умственным отклонением в коей-то мере оправдывает большую часть её поведения (да и к боссу она неровно дышала ещё с их первого знакомства). Но и ты уже достаточно далеко за пределами такого понятия, как нормальная. В тебе уже давно не осталось ничего нормального и естественного для окружающего тебя мира. И ты здесь именно поэтому! На данный момент это и является твоей новой реальностью – тем самым единственным местом скрытого от других смертных измерения, где только ты одна и способна теперь жить. Только здесь, только рядом и возле него – дышать, существовать и чувствовать себя чем-то большим и не имеющим никаких аналогов в обыденном мире. Продолжением его пальцев и жестов, высоковольтных эмоций и извращенных фантазий – эластичным воском в руках своего гениального мастера и пластического хирурга.
И то что он до сих пор не потянул за нити и не вынудил тебя насильно опуститься на колени – говорит только об одном! Он ждёт, что ты впервые сделаешь это САМА, без голосового и ментального напоминания с его стороны!
Время идёт, Эллис. Часики тикают, дополнительные штрафы наматывают свои счетчики с каждым гулким ударом твоего взволнованного сердечка. Ты же хочешь этого не меньше и уже течешь от мысли, как он возбудится, увидев тебя в этой позе перед собой. Так какого хрена зависаешь, тупишь и не делаешь того, чего от тебя ждут? НА КОЛЕНИ! ЖИВО!
Наверное, тебе было бы куда проще, если бы он сейчас преодолел всё расстояние между вами за несколько стремительных шагов уже готового к смертельному прыжку хищника, схватил тебя за волосы и грубым рывком (лицом в пол!) бросил на толстый ворс ковролина, совершенно не заботясь о чувствительности твоих коленок и нежности кожи. Быть может подобные мысли даже мелькали в его сознании и каким-то образом царапнули своим острым разрядом твоё собственное шокированное воображение. И именно от них по всему телу, через позвоночник и дрожащие суставы, ударило взрывной волной ментолового озноба, рвануло выбивающим потоком по всем открытым и скрытым сенсорам, тут же забившись остервенелой пульсацией в вагине, в клиторе и в опухших складках занывшей вульвы.
На самом деле ты банально боялась упасть, а не вовсе не подчиняться его приказу. Но даже ты прекрасно осознавала, во что могли вылиться несколько минут твоего затянувшегося промедления. Они уже накрутили несколько витков на твоё горло, осталось только его пальцам ласково потянуть и…
И ты наконец-то это сделала! Пусть перед глазами всё плыло, а слух едва улавливал деловой тон идеально поставленного голоса любимого Хозяина (разговаривавшего сейчас по телефону с отсутствующим в этой реальности собеседником), ты всё-таки нашла в себе силы заставить себя опуститься на пол. Пусть далеко не изящно, но разве так уже не легче?
Ещё один достаточно красноречивый и контрастный жест, снова свободной рукой и одними пальцами: "Не опускать головы и смотреть на него! В его глаза!" – наблюдать и ждать, когда он подаст следующий приказ!
Вытянутые руки трясутся под стать коленкам из-за невозможности заставить себя расслабиться и успокоиться. Теперь уже слишком поздно. Сознание пытается отключиться от только что принятого и осмысленного факта – тебя вынудили стать на четвереньки в кабинете президента Глобал-Вижн не сказав при этом ни слова! И ты это сделала! Молча и безропотно выполнила приказ, не получив какого-либо поощрительного ответа или же объяснения. Тебя уже давно ни о чём не спрашивают – только приказывают!
Ну что, Эллис? Оно того стоило? Ты действительно готова накормить всех его демонов и превратиться в безвольную тень под его ногами? В нём хоть что-то изменилось? В его взгляде, кроме защитных шор из ледяных лезвий чёрных бритв появилось хоть что-то ещё? Его лицо смягчилось? Его черты отражают едва уловимые рефлексы хотя бы отдаленно забытой ими мимики и чувств из недосягаемого прошлого? Он стал похож хотя бы на полпроцента на твоего так когда-то любимого Дэнни? Или ты надеешься, что ещё не вечер и у тебя всё впереди? Уверена, что тебе хватит сил и того, что осталось от Эллис Льюис, чтобы суметь выдержать ближайший час?
Пять минут? Десять? А может в десять раз больше? Время потеряло свой счёт ещё где-то на первой минуте попыток сконцентрироваться на чём-то менее прессующем, хотя бы на его голосе и смысле слов, сказанных им кому-то на другом конце связи. Держать позу изящной кошечки с лёгким прогибом в спине и высоко поднятой головой тоже оказалось не менее тяжёлым и эмоционально гнетущим, чем просто стоять у дверей по стойке смирно и ждать… Да, ждать! Когда же он уже наговорится и обратит на тебя свой королевский взор.
Зато теперь ты оценила весьма ощутимую разницу между тем, как выполнять подобные физические упражнения абсолютно голой и полностью одетой с головы до ног в далеко не пригодную для этого одежду – стрейчевые брюки (слава богу, что именно стрейчевые!), чёрную блузу из натурального шёлка и замшевые ботильоны на высоком каблуке. Недавний прилив горячей испарины теперь казался щадящим бризом охлаждающего ветерка. Вот когда тебя по-настоящему прошибло обжигающим потом, продолжая и дальше методично душить кроющими накатами липкой влаги. Если бы ты ещё сама при этом так не волновалась и не тряслась. Ещё несколько секунд в этой позе, и ты не только перестанешь ощущать своё тело с сомлевшими мышцами и суставами, ты и подняться не сможешь без чужой помощи.
Или он хочет, чтобы ты так простояла целый час? Это и есть его обещанное наказание за прошедшие два дня?
Резкий хлопок резанул взрывной отдачей по барабанным перепонкам, завибрировав царапающей дрожью в натянутых нервах и заставив тебя передернуться всем телом. Как ты ещё не вскрикнула и не рухнула лицом в пол? Зато хоть прочувствовала скручивающую боль в напряженных мускулах и наконец-то увидела в упор то, на что всё это время смотрели твои глаза. Вернее, на кого.
Неужели ты успела отключиться и перестала воспринимать происходящее полностью оцепеневшим сознанием? Глядеть на своего обожаемоего мучителя и не замечать, что он делает? Вот ему и пришлось хлопнуть ладонью по столешнице, чтобы вновь запустить твоё внимание и привлечь к его безмолвным жестам.
(-…Мы подкорректировали те пункты договора, на которых вы сделали свои поправки и ждём от вас ответного жеста на наши замечания… Да, конечно… – сдержанный смешок с ленивой улыбкой, но не для тебя!)
Просто удивительно, как он умудрялся говорить по телефону, следить за темой разговора и одновременно отдавать тебе приказы лежащей на столе свободной рукой: "Ты!.. Подползи к моему столу!" – или пройдись на четвереньках по прочерченной им в воздухе указательным пальцем линии до точки, на которой он остановился. И теперь хрен чем отвертишься, поскольку в этот раз он знает, что ты всё увидела, поняла, а, значит, обязана это сделать!
И теперь он не стал отводить глаз в сторону, как и давать неограниченного времени на "собраться с духом и с силами". Удерживал твой взгляд на острие своего достаточно воздействующим прессингом.
Господи, ему и в самом деле не надо было ничего говорить вслух. Ты понимала его даже без ментальных приказов, даже без лёгкого натяжения связывающих вас нитей в новых швах твоего сердца. И это во истину было пугающе страшным и завораживающе чудовищным. Смотреть в глаза своего убийцы, подобно безмозглому мотыльку, очарованного ярким пламенем свечи, и без единого намека хотя бы на слабое сопротивление ползти к нему. Прекрасно осознавать, что в подзывающих руках твоего персонального палача тебя там ждёт лишь твоя собственная смерть и всё равно ползти! Слушать свое сбившееся дыхание, пульсирующий шум крови в голове и в распухших перепонках, едва переставляя и подтягивая трясущиеся ладони с коленками по цепляющемуся ворсу ковролина – и не смотря на всё это безумие с упрямством фанатика-камикадзе продолжать преодолевать это расстояние (в десять лет вашей потерянной жизни!) на честном слове своего чуть живого рассудка.
Ты действительно думаешь, что сможешь? Насколько тебя вообще хватит?!
Всего два дня без него, без его близости и его когда-то столь щедрых ласк, а тебя уже ломает на осколки, рвет по швам и выкручивает на изнанку от этого ничем не убиваемого голода. И ты нисколько не удивишься тому факту, что он тоже всё это видит и знает! Более того, сам специально и устроил этот долбанный "перерыв" в два дня, без звонков, вызовов и предупреждений на ближайшее будущее. Чтобы ты думать больше ни о чём не могла, не в состоянии сосредоточится на любимой работе и на чём-либо другом! И каждый раз подскакивала на месте, как только твой телефон начинал выдавать резкие звуки поставленного на входящие звонки рингтона.
Условный рефлекс, Эллис?
Даже зная наперёд, что ничего хорошего тебе не светит, и твоё нездоровое возбуждение от его жестов, скользящего по тебе взгляда и вибрирующего в нервах под кожей бархатного баритона, не отведут от твоего горла острых клинков приближающегося фатума. Ты всё равно не могла остановиться. Слишком поздно. Он уже давно перекодировал твою сущность и буквально вжился во все клетки твоего тела, полностью перенастроив под себя. Кажется, даже сердце билось лишь под прямым массажем его пальцев.