Читать книгу Первые славянские монархии на северо-западе Европы - Федор Иванович Успенский - Страница 8

II. Великая Моравия
Стремление к церковной самостоятельности. Деятельность св. Кирилла и Мефодия[61]. 862–872 гг.

Оглавление

Ростислав поставил себе определенную цель – возвысить Моравию в положение самостоятельного государства. Посредством дружественных договоров с соседними родственными народами, пользуясь раздорами и слабостью детей и внуков Людовика Благочестивого, он мог устранить влияние маркграфов и сделаться полновластным правителем страны. Но, еще недавно принявшие христианскую веру, мораване находились в церковной зависимости от пасовского епископа, а известно, что проповедь христианства и новообращенной страны была тогда важнейшим средством к полному ее подчинению. Моравскому государю, желавшему дать своей стране политическую самостоятельность и оградить ее от влияния немцев, весьма естественно было желать, чтобы ни пасовский епископ, ни немецкое духовенство не предъявляли более притязаний на духовное владычество в Моравии. Ближайшим и более верным средством к этому было просить для Моравии проповедников либо у папы, либо у патриарха Цареградского.

К концу 862 г. Ростислав вместе со своим племянником Святополком отправили в Царьград посольство с просьбой прислать в Моравию учителя веры. Просьба моравских князей с сочувствием была принята тогдашним императором Михаилом III. Он поручил дело церковного устроения Моравии лицам, уже приготовленным к подобной деятельности, братьям Константину и Мефодию.

Святые братья родились и получили первоначальное воспитание в Солуни; этот город представлял смесь населения эллинского и славянского, поблизости от него расположено было множество славянских селений. Солунь имела тогда важное значение в политическом и церковном отношении, здесь продолжали еще изучаться науки и искусства, отсюда выходили ученые люди, сочинения которых, сохранившиеся до сих пор, свидетельствуют о высоком образовании их авторов[62]. Живое обращение со славянами было для Константина и Мефодия весьма хорошим средством для ознакомления со славянским языком и народными обычаями, а должность правителя славянской областью, которую получил Мефодий, поставила его в непосредственные и ближайшие отношения с ними. По смерти отца, занимавшего важное место в греческой службе[63], Константин взят был ко двору и воспитывался вместе с будущим императором Михаилом III, под руководством Фотия, впоследствии патриарха Царьградского[64]. С этим последним, превосходившим ученостью всех своих современников, Константин соединен был тесной дружбой, которой и пользовался для своего образования. С раннего детства одушевленный любовью к просвещению, он предпочитал уединение и скромную жизнь придворной должности и высоким почестям, к которым имел свободный доступ по своим связям и образованию. Его манила к себе монашеская созерцательная жизнь, вдали от больших городов; но, удержанный в Царьграде, он принял священнический сан, должность патриаршего библиотекаря и потом преподавателя философии, откуда, может быть, и удержалось за ним имя философа. По предложению императора Константин держал публичный диспут с низверженным патриархом, иконоборцем Аннием[65], и 24 лет от роду, т. е. около 851 г., в сопровождении Георгия Полата, предпринимал путешествие к сарацинам с целью проповеди христианства между магометанами. Возвратившись из этого путешествия, Константин удалился в монастырь на Олимпе, где нашел и брата своего Мефодия, который, оставив славянское княжение, решился быть монахом[66]. С этих пор святые братья действуют вместе и никогда не разлучаются. Монашеские труды их были прерваны поручением императора, отзывавшим их на общественную деятельность. Властитель хазар, народа финско-турецкого племени, владения которого обнимали обширные степи по Дону и Волге до Кавказа, просил византийского императора прислать к нему ученого мужа, который бы доказал, какая вера истинная – магометанская, еврейская или христианская. Константин принял на себя это дело, изучил в Херсоне хазарский язык, победоносно выдержал спор с еврейскими учеными и сделал то, что каган, сам убедившись в истинности христианской веры, позволил креститься своим подданным. В Херсоне Константин обрел мощи святого Климента, папы римского. По возвращении из этой миссии он остался в Царьграде, а Мефодий, отказавшись от епископского сана, который был предложен ему, избрал своим местопребыванием монастырь Полихрон.

В это время явились в византийскую столицу послы моравского князя Ростислава. Понятно, что император Михаил не мог колебаться в выборе лиц для проповеди христианства в Моравии: Константин и Мефодий знакомы были со славанским языком, дали неоднократный опыт ревности к вере и просвещению, были уже известны, как способные проповедники. Святые братья согласились, по предложению императора, принять на себя дело проповеди Евангелия у славян моравских. За Константином Философом удержалось до сих пор имя изобретателя славянских письмен. Были ли до него у славян какие-либо письменные знаки, изобрел ли он, т. е. выдумал ли сполна всю азбуку или воспользовался уже существовавшими письменными знаками и только дополнил и приспособил их к требованиям того славянского наречия, на которое ему нужно было сделать перевод священных книг, решительно сказать об этом ничего нельзя. Но, по некоторым соображениям и признакам, вероятнее предполагать, что Константин дал жизнь, приспособление и широкое распространение уже существовавшим у славян письменным знакам[67].


Святые Кирилл и Мефодий (барельеф памятника в честь 1000-летия Крещения Руси)


С новосоставленной для славян азбукой, с мощами Климента, папы римского, богато одаренные императором, отправились Константин и Мефодий в Моравию. В 863 г. они были уже в столице Ростислава; князь моравский принял их с большим почетом, жители Велеграда выходили навстречу и радостно приветствовали их. Деятельность святых братьев в Моравии началась приготовлением молодых мораван к совершению обычных церковных служб, обучением их славянской азбуке и чтению: если князь задумал устранить всех латинско-немецких проповедников, то нужно было позаботиться о том, кем заменить их. Вместе с тем начался перевод священных книг на славянский язык и отправление богослужения на народном языке.

Ко времени прибытия в Моравию греческих проповедников латинское духовенство не могло сделать здесь больших успехов. Этому, с одной стороны, препятствовало нерасположение князя, а вероятно, и народа, к немецкому духовенству, с другой – самая задача, которую имели в виду проповедники, облагая новообращенных данями и десятинами. Прочного церковного устройства Моравия не могла получить ни при Моймире, ни при Ростиславе; при последнем еще менее, так как он очень ясно сознавал необходимость освободиться от церковного подчинения немецкому духовенству, чтобы дать своей стране самостоятельное политическое положение. Ходили по Моравии проповедники разных наций: латинские, немецкие и греческие; ими, вероятно, не управляла одна власть, потому что они подали повод жаловаться на разность в вероучении; в народе были разные суеверные толки, вероятно, отпрыски какой-нибудь ереси; приносились жертвы идолам; браки заключались по произволу; оставляя одну жену, всякий считал себя вправе жить с другой. Все это приписывалось дурным проповедникам и, конечно, возбуждало неудовольствия. Будь сильно в Моравии немецкое духовенство, оно бы не допустило греческих проповедников встать близко к князю и иметь на него влияние, и Ростислав не мог бы жаловаться на недостаток хороших проповедников. Весь промежуток времени от 855 до 864 г. Моравия представляет неприятельский стан по отношению к немцам, куда стекаются все недовольные немецким правительством; во всех интригах и волнениях даже королевского семейства замешано имя Ростислава.


Князь Ростислав Великий на монете в 100 евро словацкой чеканки


Тем не менее Моравия причислялась к церковному округу пасовского епископа, и немецкое духовенство должно было здесь иметь численное превосходство перед проповедниками других наций. Еще могли при взаимных уступках ужиться в одной стране немецкие и латинские проповедники; но всегда возникали вражда, раздражительность и низкая клевета, если сталкивались на одном поприще греческие и латинские или немецкие проповедники. Во взаимной вражде по церковным делам уже тогда выражалась разность культур – западной и восточной, – неодинаковость целей, преследуемых греческой и римской церковью. Пасовское духовенство не могло равнодушно смотреть, как мораване, оставляя прежних проповедников без дела и доходов, толпами шли в церкви, где раздавались песнопения и молитвы на родном им языке: оно указывало Константину на незаконность употребления им славянского языка в богослужении, утверждая, что только на еврейском, греческом и римском прилично и законно славить Бога. Константину приходилось опровергать эти доводы и, при всех затруднениях, продолжать начатое дело. Сначала столкновения были местные, так сказать, домашние, потом они перешли в вопрос о правах римской и греческой церкви на проповедь христианства в Моравии. Святые братья были простые проповедники, они не имели высшего духовного сана и не могли употребить никакого оружия, кроме слова, против своих соперников; со своей стороны, пасовский епископ должен был принять решительные меры против греческих проповедников. При таких обстоятельствах в 867 г. папа Николай I приглашает к себе Константина и Мефодия[68].

После почти трехлетней с лишком проповеди по разным местам Моравии[69] святые братья предпринимают путешествие в Рим. Они взяли с собой лучших учеников, приготовленных для занятия церковных должностей, перевод священных книг и мощи св. Климента. Путь их лежал через Паннонию, где они провели некоторое время у князя Коцела. Узнав о славянском письме и переводе священных книг на славянский язык и желая распространить в своей области это изобретение, Коцел дал святым братьям для обучения 50 учеников из своих подданных, предложил богатые дары; но Константин и Мефодий от даров отказались, а ходатайствовали за пленных, которых и освобождено было до 900 человек. Проходя Венецию, Константин должен был выдержать горячий спор с латинским духовенством из-за богослужения на славянском языке и перевода Библии. Он приводил тексты Священного Писания, в которых прямо позволяется славить Бога на всяком языке, указывал на пример армян, готов, персов, сирийцев, которые все употребляют свой родной язык для славословия Бога. Какой прием ожидал святых братьев в Риме? Им не привелось увидеть папу Николая I: среди разнообразных приготовлений и широких замыслов он умер 13 ноября 867 г.; преемником его был Адриан II, избранный 14 декабря того же года.

В то время, когда Кирилл и Мефодий боролись в Моравии с немецким духовенством, противники их выставляли им возражения, сущность которых сводится к одному, что греческие проповедники незаконно ввели новый язык в богослужение; через некоторое время Мефодию пришлось защищаться против другого обвинения, что он не имеет права на проповедь в чужой епархии; далее – папа, во имя незыблемых прав святого Петра, устранив притязания пасовского епископа на церковное обладание Моравией, стремится подчинить своей власти Паннонию и Моравию как области, в которых некогда сеял семена христианского учения апостол Андроник. Деятельность греческих проповедников стала, таким образом, центром, в котором встретились разнородные, взаимно себя отталкивающие силы. Вопрос осложнился еще тем, что рядом с Моравией, в Болгарии, открывалось тогда для Востока и Запада обширное поле проповеднической деятельности и мирских выгод: кому владеть Моравией и Болгарией – Риму или Византии?

Обитавшие на Дону болгары[70] в 678 г. разделились на несколько орд и отправились к западу. Одна из них перешла Дунай, завоевала славянский народ, живший в Мизии и Фракии, и дала ему свое имя. Другая орда овладела областями по реке Тиссе и Мароше в древней Паннонии. При Круме, в начале IX века, болгары тисские и дунайские образовали одно государство. С тех пор со стороны греческого духовенства начинаются попытки к обращению болгар в христианство. При императоре Михаиле III эти попытки увенчались полным успехом[71]: князь Богорис и болгарский народ приняли христианскую веру греческого обряда в конце 864 или начале 865 г.[72] Богорис, названный в крещении Михаилом, вступил в тесную дружбу с Царьградом, приобрел от императора спорную область Загорье; патриарх Фотий наппсал для него поучение, в котором излагал обязанности государя и определял отношение новой церкви к ее метрополии – Царьграду (865). Но для болгар так же нежелательна была церковная зависимость от Византии, как для мораван зависимость от немецких епископов: в том и другом случае соседство с государством, из которого идут проповедники с известными национальными стремлениями, казалось опасным для политического существования новообращенной страны. По тем же побуждениям, по каким Ростислав Моравский просил проповедников из Греции, Михаил Болгарский в 866 г. обратился с просьбой к папе и Людовику Немецкому[73]. Болгарские послы прибыли в Рим в августе, главным образом они просили себе епископа, но вместе с тем предложили папе целый ряд церковных вопросов, на которые просили его разъяснения. В ноябре того же 866 г. отправились в Болгарию, по поручению папы, епископы Павел Популонский и Формоз Портуанский; с ними, вероятно, было много низшего духовенства: мы знаем, что в 867 г. Болгария была наполнена римскими проповедниками. Папские легаты начали в Болгарии распространять христианство католического обряда: заставляли читать Символ с прибавлением filioque, крещеных греческими проповедниками снова помазывали миром. Михаил изгнал из Болгарии греческое духовенство и послал в Рим во второй раз послов, с просьбой посвятить в архиепископы для Болгарии Формоза и прислать еще священников. Зная честолюбивый характер своего легата и предвидя в просьбе князя намерение поставить Болгарию в независимое положение по церковным делам, Николай I не согласился назначить Формоза в архиепископы, а послал вместо него двух епископов, Доминика и Гримоальда, и с ними большое число священников. Получив отказ в Формозе, Богорис отправил в Рим третье посольство во второй половине 869 г.; во главе посольства был родственник князя, боярин Петр; ему поручено было просить у папы в архиепископы диакона Марина или кого другого из кардиналов римских. Но Адриан не мог удовлетворить желание Богориса; за отсутствием Марина[74] он послал в Болгарию иподиакона Сильвестра. Подобная медлительность и неуступчивость должна была наскучить наконец болгарскому князю. Притом и греки, без сомнения, употребляли все средства, чтобы возвратить Болгарию в свою церковь.

Обращаясь от Царьграда к Риму, болгарский князь мог ожидать больших выгод и уступок для своей церкви; оттого-то так настоятельны и часты были его посольства в Рим. В это время отношения Западной и Восточной церквей были довольно натянутые. Низвержение Игнатия в декабре 857 г. и возведение на патриарший престол, непосредственно из мирян, Фотия повело к разным нестроениям в церкви константинопольской и подало повод к обнаружению честолюбивых притязаний со стороны представителя римской церкви. Пока дело не выходило из круга толкования церковных правил, касающихся только поспешного и незаконного возведения в патриархи Фотия, обе стороны надеялись еще на взаимное примирение и прочный церковный союз; но когда вместе с этим оказалась разность в догматическом учении и практике церковной, личный спор представителей двух церквей перешел в вероисповедный (867) и послужил началом к разделению церквей. А когда греческая и римская церкви столкнулись на одном и том же поприще проповеди христианства у болгар и мораван, обе стороны вышли из спокойной, богословской борьбы и с целью унизить противную сторону обратили внимание на увеличение своих церковных областей. Щедрые подарки, обещание политических выгод со стороны византийского правительства, нерешительность папы поколебали наконец намерение болгарского князя получить архиепископа из Рима. Тот же самый боярин Петр, который был посылаем в Рим во главе блистательного посольства, отправился в начале 870 г. в Царьград, где и совершилось присоединение Болгарии к Восточной церкви. Патриарх Царьградский назначил в Болгарию архиепископа и епископов, а Богорис изгнал из страны латинское духовенство.

Потеряв Болгарию, папа мог еще надеяться вознаградить себя обширной провинцией, лежащей на север от Дуная, где также греческие проповедники бросили первые семена христианского учения. Просветители славян моравских Константин и Мефодий были приглашены в Рим папой Николаем I. Но святым братьям не пришлось увидеть Николая, они прибыли в Рим при преемнике его, папе Адриане II. Прием, сделанный в Риме Констатину и Мефодию, был торжественным. В пышной процессии, сопровождаемый духовенством и гражданами столицы, вышел папа за город навстречу им. Все недоумения и по поводу проповеди в чужой епархии, и по поводу богослужения на славянском языке, и перевода Библии были устранены папой, и сделано все по желанию святых братьев. Славянские книги не только были одобрены первосвященником, но сам он положил их на алтарь и отслужил над ними литургию. Епископам Формозу и Гаудерику приказано было посвятить Мефодия[75] и учеников его в священный сан; несколько дней сряду служили литургию на славянском языке в главных храмах римских, в служении принимали участие епископ Арсений и библиотекарь Анастасий[76]. Когда некоторые из римского духовенства снова стали было высказываться против славянского языка в богослужении, папа Адриан проклял их, защищая дело святых братьев.

Константину Философу не суждено было продолжить свою благочестивую деятельность между славянами; неусыпно работая на пользу ближних, не давая себе отдыха даже и в папской столице, принужденный часто входить в жаркие состязания, он расстроил свое здоровье и почувствовал упадок сил. За 50 дней до смерти принял иноческое пострижение и имя Кирилл; смерть его последовала 17 февраля 869 г.[77] Папа велел римскому и греческому духовенству собраться на погребение его и похоронить его с той же честью, как самого первосвященника. Мефодий просил было позволить ему перевезти труп брата, согласно завещанию матери, в монастырь на Олимпе, где оба брата некоторое время жили вместе; но, уступая желанию римского духовенства – не выпускать Кирилла из Рима, Адриан не согласился на просьбу Мефодия. Кирилла похоронили в церкви Св. Климента, мощи которого усопший обрел и принес в Рим.

По смерти брата св. Мефодий оставался еще некоторое время в Риме. Припомним, что около этого времени (866–869) папу много занимали дела болгарские, что своей подозрительностью и нежеланием дать Михаилу болгарскому архиепископа, Адриан оттолкнул от себя болгар и заставил их обратиться к Царьграду. Нужно иметь это в виду, чтобы правильно оценить дальнейшее влияние папства как на судьбу славянских стран, лежащих к северу от Дуная, так и на деятельность св. Мефодия. Прямым и последовательным делом папы Адриана было бы, одобрив славянский язык в богослужении, перевод Священного Писания и проповедническую деятельность св. братьев, – облечь их в сан, который дает право совершать все священные службы и требы в новообращенной стране, как это и было в практике церковной всех времен (Винфрид, апостол германский); но, сделав половину дела, над другой папа Адриан задумывается. С полгода, может быть, по смерти брата Мефодий без всякой цели должен был оставаться в Риме.

Короткое пребывание св. братьев в области паннонского князя Коцели не осталось бесследным. Желая ввести в своей стране богослужение на родном языке, Коцел отправил в Рим в 869 г. посольство, с просьбой прислать к нему Мефодия. Папа нашел удобным удовлетворить пожелание и отпустил Мефодия с напутственным письмом, уполномочивавшим его на проповедническую деятельность во всей Моравии и Паннонии[78]. В этом письме Мефодий называется мужем совершенным и правоверным, ему дается право продолжать дело св. Кирилла, т. е. переводить Евангелие и богослужебные книги и отправлять церковные службы на славянском языке. Оговорка сделана только относительно чтения Евангелия: сначала должен быть читан на литургии латинский текст, а потом славянский перевод его. Коцел с честью принял проповедника, но не был доволен, что папа не дал ему высшего духовного сана. Князю паннонскому, как и Михаилу Болгарскому, очевидно, желательно было иметь духовное лицо с авторитетом, облеченное и внешним достоинством, чтобы оно с успехом могло бороться с проповедниками из других стран. Поэтому он скоро послал Мефодия опять в Рим и достиг того, что Мефодий посвящен был в архиепископы Моравии и Паннонии в 870–871 гг. Учреждением славянской архиепископии, объединявшей под собой всех южных славян единством веры, церковного языка и власти, папа Адриан II сделал великое дело для славянского мира; но этим нарушал он церковные права немецкого духовенства и наносил жестокий удар политическим стремлениям восточной линии франкских королей. Несомненно, что уступчивость папы славянам вызвана была современным описываемому событию печальным для латинской церкви обращением болгар к Востоку.


Папа римский Адриан II. Портрет из базилики Св. Петра за стенами в Риме


Посвященный в архиепископы Моравии и Паннонии, Мефодий начал свою деятельность в области Коцела устроением церковного чина и введением славянского богослужения. Ближайшим следствием этого было то, что архипресвитер Рихбальд, которому зальцбургский архиепископ Адальвин поручил управление церковными делами в этой области, в 871 г. удалился в Зальцбург, чтобы там заявить жалобу на нововведения и нарушение прав своих. Зальцбургский архиепископ не мог согласиться без борьбы на уступку обширной провинции, значительно сокращавшую его доходы; король немецкий, как светский глава баварской церкви, тоже не мог быть доволен самовольным вмешательством папы в церковные дела его области. А потому зимой 872 г. приглашен был Мефодий в качестве ответчика на собор немецкого духовенства, чтобы дать отчет, по какому праву он пользуется епископскими привилегиями в чужой епархии. Мефодий говорил, что он проповедует в области св. Петра, а не зальцбургского епископа, что напрасно отцы из-за жадности и скупости ставят преграду доброму делу. Когда ему угрожали наказанием, он отвечал, что бесстрашно будет говорить истину пред царями и с любовью последует примеру Того, Который за проповедь истины кончил жизнь свою в мучениях. Мефодий был задержан в Баварии и сослан в заточение, где и оставался около двух с половиной лет.

Те же самые возражения, которые выставлены были против деятельности Мефодия на соборе, собраны были и подтверждены документами в записке, составленной вскоре по поручению зальцбургского архиепископа. Эта замечательная записка подробно говорит об основании Зальцбургской епископии и о деятельности зальцбургского духовенства в Паннонии и у хорутан. «С той поры, как, по определению государя императора Карла, жители Восточной Паннонии стали управляться зальцбургскими первосвященниками, до настоящего времени протекло 75 лет; во весь этот период ни один епископ, откуда бы он ни пришел, не имел духовной власти в этой пограничной земле, и ни один чужеземный пресвитер не смел более трех месяцев исполнять там церковных треб, не представив предварительно увольнительного свидетельства от своего епископа». Сущность этой записки состоит не в возражениях против славянской литургии, но в том, что она не признает архиепископского достоинства Мефодия и этим как бы оправдывает поступок с ним собора баварского духовенства[79]. Неизвестно, предпринял ли какие меры папа Адриан к защите прав Мефодия, но преемник его Иоанн VIII заставил баварское духовенство подчиниться распоряжению своего предшественника и достиг того, что Мефодий, освобожденный из заточения, снова принял на себя управление церковными делами Паннонии и Моравии.

62

В Солуни не только в цветущее время империи разрабатывались науки и искусства, но занятия ими продолжались и в последующее время; Иоанн Камениата, уроженец солунский, свидетельствует, что в его время в Солуни преподавались красноречие, музыка, право и другие изящные науки и что город был наполнен студентами. В ряду ученых своего времени уроженцы солунские занимают самое видное место; во главе их стоит Евстафий, архиепископ Солунский, известный комментарием к Гомеру, живший во второй половине XII века; Феодор Газский, знаток греческого и латинского языка, переведший на латинский Аристотелеву историю животных; Симеон, архиепископ Солунский, Константин Гарменопул, Камениата, Константин и Мефодий и др.

63

Главный источник – паннонские жития: 1) Житие Константина философа, нареченного Кирилла, изданное Бодянским по многим спискам в Чтениях в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских, 1863 г., II кн. и 1864 г., II кн.; 2) Житие блаженного отца нашего и учителя Мефодия, архиепископа Моравьска в Чтениях за 1865 г. I кн. Об отце их и занимаемой им должности так говорится в житии Кирилла: «В селунъстем же гради бе муж некыи, добророден и богат, именем Лев, предръжа сан другареск под стратигом». Мы по преимуществу следуем паннонским житиям, и вот на каких основаниях. Сказания о жизни Кирилла и Мефодия составляют второй разряд источников для истории их. Сначала между сказаниями первое место занимала так называемая итальянская легенда, изданная в 1668 г. Геншепом; ею и поверялись другие сказания; затем, после Добронского, в число первостепенных источников для жизни святых братьев принято было греческое житие Климента, епископа Величского. Оно писано было учеником Климента, как доказал Миклошич, издавший его в 1847 г.

Говоря о сказаниях, имеющих предметом своим жизнь братьев Кирилла и Мефодия, Гинцель так высказывается о задаче историка при обращении с ними: «В отношении легенд о Кирилле и Мефодии задача критики определена весьма ясно – это отделить в них историческую истину от баснословия. Так как важнейшие моменты жизни святых апостолов ясно указаны свидетельствами точных и достоверных источников (официальных в противоположность сказаниям, источникам неофициальным), то для моравской, чешской, болгарской, паннонской и всякой другой легенды является следующий закон: все вообще и все порознь, что в этих легендах противоречит данным тех достоверных документов, нужно обойти как ложь и неправду…» Абсолютно лучше этого закона ничего нельзя желать; но если эти официальные источники ясно выдают себя странной непоследовательностью, противоречиями, сбивающими с толку и строгих исследователей; если до невозможности трудно привести их в согласие между собой без привнесения посредствующих обстоятельств, без обращения внимания на ход тогдашних политических отношений; если, одним словом, эти официальные документы, для толкования и понимания их, требуют еще от исследователя догадок и соображений, чтения подлинного смысла их между строками; то, очевидно, должны при этом получить неофициальные источники не то значение, какое дает им Гинцель, – в данном случае несоответствие сказания с официальным документом требует от историка внимательной снисходительности к нему, проверки и критической работы над ним, а совсем не заподозрения его во лжи и неправде.

При таком взгляде на дело, когда значение сказаний поднялось в истории деятельности Кирилла и Мефодия, появились критические работы над ними. Пользуясь этими трудами, мы скажем несколько слов о значении так называемых паннонских житий для истории Кирилла и Мефодия.

Во-первых, отнесенная Гинцелем к официальным документам итальянская легенда не есть самостоятельное повествование о жизни Кирилла и Мефодия: о святых братьях говорится здесь только по поводу обретения мощей Климента; отвлеченность изложения показывает, что автор ее пользовался какими-то рукописными материалами и совращал их; с одной стороны, по своей неполноте, как передающая события из жизни одного Кирилла, с другой – по неизвестности происхождения сообщаемых ею данных итальянская легенда далеко не может удовлетворить исследователя. Таким же характером отличается и жизнь Климента.

Во-вторых, паннонское житие Мефодия написано вскоре по смерти Мефодия, во второй половине IX века, написано кем-либо из учеников Мефодия, на самом месте деятельности учителя, в Паннонии. Хотя житие Константина по воззрениям и изложению имеет внутреннее сродство с житием Мефодия и некоторым образом дополняет его, тем не менее оно не может быть приписано одному и тому же автору с житием Мефодия, и достоверность одного жития должна быть доказываема независимо от другого. Полную достоверность и важность для истории Дюммлер признает собственно за житием Мефодия. Что до жития Кириллова, характеристика жития Мефодия, сделанная им, может быть приложена и к этому житию: «Вообще наше житие, если смотреть на него беспристрастным взглядом, производит впечатление простого и безыскусственного рассказа. Многие из фактов, сообщаемых им, легко привести в связь с тем, что мы доселе знали об этом предмете; относительно других фактов мы не имеем источников, которые бы отрицали или подтверждали подлинность их. Нет тут чудесных и невозможных вещей, могущих возбудить сомнение в достоверности источника; житие не имеет свойств предания, разукрашенного и искаженного в устах народа». Кроме простоты и безыскусственности рассказа житие Кириллово не может не обратить на себя внимание необыкновенной подробностью в повествовании, которая служит лучшим ручательством истинности повествуемого и современности повествователя.

О сравнительном достоинстве итальянской легенды и паннонских житий положительно высказался у нас первым Бодянский. Вчитываясь в житие Кирилла, говорит он, я убедился, что и так называемая Добровским итальянская легенда есть не что иное, как сокращение этого жития. Может быть, Гаудерик воспользовался житием Кирилла, составленным Климентом; или же Гаудерик пользовался одним и тем же источником, что и Климент, т. е. сочинением Кирилла «Прение магометаны и жиды в Казарех». Существенных прибавлений со стороны сократителя немного, лишнее относится только к событиям западным, следовательно, привнесено как дополнение местного жителя. В таком случае все западные источники, за исключением только папских булл, стали бы в разряд источников второстепенных. Еще положительнее высказался в этом направлении Викторов. Сличая известия итальянской легенды и жития, он убедительно доказал, как составитель легенды сокращал и перефразировал полные и подробные данные жития, и поставил вопрос об источном положении жития к легенде, кажется, вне сомнения. Излишне было бы поэтому говорить, что там, где мы не имеем официальных свидетельств о жизни Кирилла и Мефодия, первый голос должны оставлять за паннонскими житиями, так как между неофициальными источниками они самые древние и достоверные.

64

Константин лишился отца, когда ему было около 14 лет, вызван в Царьград с восшествием на престол трехлетнего Михаила (842), год рождения его – 827-й. Империей тогда управляла Феодора с двумя опекунами: Мануилом – magister et scholarum domesticus – и Феоктистом – patricus dromique logopheta. Вероятно, последний был покровителем Константина; как сказано в житии Кирилла: «Царев строитель… Логофет… посла по него, да ся бы с царем учил».

65

Житие Кирилла подробно описывает это время жизни Кирилла; его покровитель Логофет предлагает ему сан стратига, Константин скрывается в монастырь; через 6 месяцев нашли его и возвратили в Царьград.

66

Что это за «царство амавриино» жития Кириллова и где оно находилось? Дюммлер полагает, что здесь говорится об Абассиде Мутаваккиле, Рачкий – что здесь разумеется Омар или Амерман Милетский, бывший во вражде с Византией.

67

Об употреблении письменных знаков до кириллицы говорит черноризец Храбр: «Славяне… чрътами и резями чтеху и гатааху, погани суще»; на существование таких знаков указывает глаголица. На изображениях, изваяниях идолов языческой славянской поры были высечены буквенные знаки, в «Суде Либуши» упоминаются праводатные доски. Уставное письмо славянское, если сравнить его с греческим, подобным же, письмом, указывает на происхождение его по времени ранее второй половины IX века, потому что тогда уже греки писали полууставом.

68

Только в одной чешской легенде указывается религиозная цель путешествия, в болгарской – желание братьев получить разрешение папы на перевод Священного Писания. У Гинцеля поводом к путешествию в Рим выставляется недовольство Ростислава, что Кирилл и Мефодий должны действовать в зависимости от пасовского епископа; что по этому поводу Ростислав входил в письменные сношения с папой. А вот мнение Ваттенбаха: «Вероятнее, что они приглашены были папою Николаем, так ревностно охранявшим епархиальные права своей церкви; но также и другие обстоятельства (разумея неудовольствия между патриархом Фотием и папой) побуждали св. братьев к путешествию в Рим». Но гораздо вероятнее, что вмешательство папы в судьбы Моравии вызвано было самим пасовским духовенством.

69

Моравская легенда; сюда же относится освящение церкви в Оломоуце, освящение церкви Св. Климента в Лютомышле.

70

Для первоначальной истории болгар главный источник византийцы.

71

Об обращении болгар к христианству говорят византийцы; у византийцев обращение Богориса объясняется упадком его духа и энергии во время народных бедствий, расстроенных воображением его картиной Страшного суда, например, у продолжателя Константинова.

72

В мае 864 г. папа Николай I пишет к епископу Констанцскому Соломону: «…quia vero dicus, quod rex speret, quod ipse rex Vulgatotum ad fidem velit converti, et iam multi ex ipsis christiani fscti suint, gratia agimus Deo – Jaffé», Regesta Pontificum Romanorum, № 2084, p. 245. Патриарх Фотий в окружном послании 869 г. говорит: «Еще не прошло и двух лет после того, как народ болгарский обратился к истинной вере Христовой, и вот явились нечестивцы и отверженные, сыны тьмы, которые набросились на виноград Христов», – разумеет наплыв в Болгарию латинского духовенства в 867 г.

73

Не следует забывать, что духовенство и тогда уже было образованнейшим сословием, пользовалось большим влиянием, участвовало в управлении, употреблялось по поручениям в международных переговорах; желание иметь духовных лиц из отдаленнейших стран свидетельствует о политическом такте Ростислава и Михаила.

74

Марин был отправлен легатом в Царьград в июне или июле 869 г.

75

О посвящении Мефодия не говорят источники, но, как увидим, он должен был получить священнический сан именно в это время. Житие Мефодия, говоря о посвящении учеников его, говорит вместе с тем о посвящении его в сан епископа; но это неправда.

76

Прием в Риме описан в житии Кирилла. Упоминание о епископах Формозе, Гаудерике и Арсении и библиотекаре Анастасии, во-первых, говорит за то, что жизнь Кирилла составлена современником описываемых событий, во-вторых, за то, что святые братья прибыли в Рим в 868 г.: ни прежде, ни после упомянутые лица, употреблявшиеся по дипломатическим поручениям, не были в Риме в одно и то же время.

77

О проповедях, говоренных Константином в римских храмах, свидетельствует Анастасий; приведены слова его у Гинцеля в кодексе и у Dümmler в Geschichte.

78

Письма папы Адриана не сохранилось; содержание же его записано, в форме подлинного письма, в житии Мефодия. Нужно заметить, что как это, так и некоторые другие обстоятельства жизни Мефодия, основанные на известии только его жизнеописателя, католическими писателями совершенно выкинуты из его биографии. По смерти Кирилла у Гинцеля, например, рассказывается об архиепископии Моравской, об архиепископской деятельности Мефодия; в связи с этим посвящение в епископы относится ко времени пребывания его в Риме; в возведении Мефодия в архиепископы видит он цель папы, согласную и со стремлениями Ростислава – образовать из Моравии церковную провинцию, независимую от греков. Но нескоро папа посвятил Мефодия в епископы, еще более медлил он устройством Моравской архиепископии.

79

Начиная с Ваттенбаха, Belträge zur Geschichte der Chricti. Kirche, ученые полагали, что эта записка предназначалась для короля Людовика, чтобы вызвать его на борьбу с папой; но вероятнее, что она составлена была для папы.

Первые славянские монархии на северо-западе Европы

Подняться наверх