Читать книгу Таймер - Федор Михайлович Шилов - Страница 17

Миша открыл, но руки не подал. И в квартиру меня пускать не собирался. Пока он шёл к двери, я изучил дверной косяк. На нём были следы гвоздей: словно кто-то приколачивал доски крест-накрест. В глазок досок не видно, шум в квартире не услышат из-за вечной гульбы, шахматистам плевать, кто там долбит за дверью, Миша тоже тот ещё пофигист. Впрочем, когда надо провернуть дело по-тихому, можно пустить в ход шуруповёрт, а не молоток. О том, что этаж иногда исчезает все в курсе. Чисто сработано.

– Не приходи сюда больше,– вместо приветствия сказал Миша.

Я посмотрел на человека, прожившего шесть дней в моей квартире, человека, которого стал уже считать приятелем, человека, который, обнял меня день назад. Это последнее, что я о нём помнил! Что могло произойти?

Я засмеялся от нелепости ситуации.

– Наверное, скажешь: «ты сломал мне жизнь» и всё такое, да? Поэтому больше не приходить? – я толкнул Мишку кулаком в плечо, подбивая поржать над шуткой вместе.

– Да,– сурово подтвердил он,– ты сломал мне жизнь. Ты пустил меня в свою квартиру, в свой мир, а я там чужак. Но это полбеды, хуже всего то, что меня теперь не принимает мой мир и моя квартира. Я не могу спать в шуме после того, как получил кайф от сна в тишине, меня раздражают шлындающие по дому посторонние, потому что мне пришлось по вкусу уединение, я не могу спокойно сидеть, меня мутит, как в шторм, от ужаса, что этаж исчезнет, а я не хочу этого, мне понравилось выходить из дома в любую секунду, как это было на твоём этаже! Ты разрушил всё, что у меня было!

«Они все тяжело больны»,– как-то так говорила Таня.

За Мишкиной спиной замаячил высокий долговязый субъект. Его взъерошенная голова с островками мелирования напоминала свежую пашню со вкопанными там и тут охапками перегнившей травы. В квартире опять было шумно и весело, из-за тягостного разговора с Мишей я не сразу обратил внимания на громкие звуки. Или они стали настолько привычны?

– Эй,– я перестал слушать Мишку и окликнул долговязого, подаваясь вперёд и наваливаясь на Мишкину руку, перегородившую проход.– Эй ты!

Долговязый обернулся и в немом вопросе указал на себя пальцем.

– Да, ты,– подтвердил я.

Он сделал несколько шагов к двери. Миша дёрнул рукой, оттесняя меня. Я едва не упал, ведь по-прежнему так и стоял не столько {в} кедах, сколько {на} кедах.

– Сколько стоит час в вашем клубе? – крикнул я, удерживая дверь, чтобы Миша её не захлопнул.

Долговязый пожал плечами и переадресовал вопрос в комнату:

– Парни, почём за час?

В коридор посыпались люди. Миша оглянулся. Прислушался к диалогу и отпустил дверь.

– Подорожало на днях,– без конкретики ответили мне.

– Раньше было сносно, а теперь уже внапряг,– поддакнули из толпы,– а что?

– А то! Человек, бравший с вас деньги,– мошенник,– сказал я, так и не переступая порога, хотя Миша уже освободил путь.– Вот настоящий хозяин квартиры.

Меня на секунду озадачила мысль: а что, если Мишка сам берёт деньги? И нет никакого третьего? Нет, не может быть. Мишка рассказал бы мне. Да и дверь заколачивали снаружи, а Мишка всегда был со мной внутри.

– Вот блин,– долговязый сплюнул на пол,– так я и знал. И вам всегда говорил: геморрой один с этим клубом! Туфта этот исчезающий этаж, обдиралово да и только. Пойдёмте лучше в обычном баре посидим.

– Верно, верно,– зароптала толпа. В коридор потянулись остальные,– жрачку свою принеси, выпивка за свой счёт, ещё и время по часам оплати!

Люди стали обуваться, хватать с крючков летние куртки, с подозрением проверять содержимое карманов.

– Описать его можете, человека, который с вас деньги брал? – уточнил я.

– У меня фотка в телефоне есть,– откликнулась девица с фиолетовой чёлкой.

Она повернула экран. Обычная обстановка: дым коромыслом, бутылки, пьяные гуляки.

– Вот он,– девица провела пальцами по экрану, приближая лицо.

– Всегда найдётся кто-то, готовый нажиться на чужой беде,– только и сказал я.

Люди спускались по лестнице, изредка оборачивались, плевались и матерились.

– А бабло нам кто вернёт? – попытался выступить долговязый.

– У меня телефон его где-то был, найдём гада,– ответил кто-то из компании.

– Найдём,– подтвердил долговязый, и взгляд его не допускал двойного толкования: не поздоровится предприимчивому мужику, ох, не поздоровится.

Все разошлись, а мы с Мишкой так и стояли по разные стороны порога. Он босой, переминаясь с ноги на ногу, я – на кедах, пытаясь всунуть стопы и встать поудобнее. Мы шевелили ногами, словно намеревались пнуть друг друга: я Мишку – в глубину квартиры на исчезающем этаже (пусть остаётся там навсегда), он меня (тоже без права на возвращение) – в мой мир, где этажи не исчезают.

– Я думал, ты сломал мою жизнь тогда, а нет, окончательно это случилось только что.

– Ты же хотел, чтобы они ушли…

– Какое тебе дело до того, чего я хотел?

– Никакого.

– Вот и проваливай.

Очередное «проваливай»!

«Они все тяжело больны»…

Нет, дело было не в изменах! Антон боялся, что я ненароком увижу приколоченные доски, обо всём догадаюсь и лишу его источника доходов. Что, в общем-то, и случилось только что.

Зато теперь всё встало на свои места: Миша – Архитектор, Вера – шеф-повар, Женька – исследователь, Огарёв – бизнесмен. А его жене здесь просто нравится… Вот и познакомились.

* * *

В квартире Огарёвых разгорался скандал, виновником которого стал неверный супруг.

Марина, как всегда перед отходом ко сну, присела на краешек кровати в трикотажной полосатой ночной рубашке с длинными рукавами, которые она поддёргивала, чтобы удобнее было мазать кремом кисти и запястья, но всё равно немного пачкала собранные резинкой узкие манжеты.

Антон лежал в трусах и футболке на кровати у стены. Он скрестил ноги, заложил руки за голову и осматривал жену, будто примеряя к ней пришедшую в голову мысль: к лицу она будет ей или нет, в пору или не в пору. Попробовал отвлечься от тревожащей мысли, взял телевизионный пульт, пощёлкал. Кнопка на пульте западала, приходилось встряхивать его, стучать об ладонь и в конце концов Антон не выдержал и отшвырнул «дистанционку». Отлетела пластиковая крышка, на пододеяльник высыпались переполошённые батарейки.

– А ведь ты спала с ним,– прошипел он, решив, что мысль пришла ему в голову не зря. Марина приостановила массажные движения, поднятые вверх ладони замерли одна в другой, не завершив скольжения. Обернувшись на мужа через плечо она спросила:

– Что, прости?

– Да! – он вскочил с постели и с силой схватил жену за руки, застывшие в изящной картинной позе. Испачкавшись кремом, он брезгливо тряхнул ладонью. Несколько бежевых капель упали на пол, но ощущение жирности не исчезло.– Ты спала с ним! С этим квартирантом со второго этажа! Чаёк они тут попивали! Трахались вы, а не чай пили! Поэтому ты так спокойна! Тебе плевать на меня! У самой рыло в пуху!

Марина закатила глаза, ещё раз провела рукой об руку и забралась под одеяло.

– Лучшая защита – нападение? – спросила она, села в постели и поправила за спиной подушки. Кажется что-то обещали интересное по телевизору, надо починить пульт.– Это мелко, Антоша. Трусливо и жалко. Сходил налево – так тому и быть, но муж, наставивший рога, всё-таки лучше мужа-параноика, подозревающего жену во всех смертных грехах. Ложись спать.

Она отвлеклась на батарейки, приблизив пульт к глазам, чтобы рассмотреть, где там в отсеке «плюс», а где «минус». Её спокойствие раззадорило Антона.

– Послушай меня, сука! – взревел он и, не помня себя, сцепил руки на её шее. Не ожидавшая нападения, Марина открыла рот в несочетаемом желании одновременно закричать и вдохнуть поглубже. Потные ладони мужа скользили по увлажнённой кремом шее, ещё чуть-чуть и на коже проступят неэстетичные кровоподтёки. Почему-то Марина задумалась, есть ли у неё тональник подходящего цвета, чтобы скрыть следы пальцев супруга? В мыслях она назвала его именно так по-рзговорному просто – «тональник».– Я ненавижу тебя! Я никогда не хотел жить в этом доме! И всё, что держит меня, это не ты и дети, а квартира соседа! Это мой заработок! Поняла, дура?

«Моя голова – воздушный шар,– отрешённо подумала Марина,– а руки – верёвка. Сейчас в голове не останется ничего, кроме воздуха, пустоты и лёгкости. Он ненавидит меня… А, нет, воздуха, кажется, не останется. Только пустота и лёгкость… Пустота и лёгкость… Пустота…»

– Я ухожу от тебя,– Антон ещё раз с силой тряхнул жену и разомкнул пальцы. Струя хлынувшего воздуха показалась ей горячим паром.

Антон вытер руки о простыню, натянул штаны и вышел, хлопнув дверью. По-дурацки всё это… Не собирался он душить жену… И гвоздём на двери соседа царапать – тоже. И разоблачения он не боялся, а хотел его, разоблачения! Словно маньяк, мечтающий, чтобы его вычислили по оставленным уликам и оказали помощь, Огарёв ждал, когда кто-нибудь за него решит внутренний вопрос: уйти из семьи или остаться? Когда кто-то третий сделает выбор, подтолкнёт к верному решению. Уж очень Антону не хотелось самому брать на себя ответственность за столь неожиданный и столь желанный шаг. И бизнес клубный Антону опостылел, не так уж много он приносил денег, и жить ему хотелось с любовницей, а не с женой. Не с теми девчонками, с которыми видел его сопляк со второго этажа, эти так, на пробу, захотелось молодого тела – с кем не бывает? Есть у Антона другая. Любовь и обуза. И хотелось уйти и духу не хватало всё решить, расставить по местам, нужен был толчок, удар под дых, предательство жены, и теперь всё это есть: она нашла себе двадцатилетнего, горячего, свежего. Старый муж теперь ни к чему, теперь можно и уходить без зазрения совести.