Читать книгу Ухмылка статуи свободы – 2 - Фил Ахмад - Страница 2

NB! Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий.  Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. 

Фил Ахмад

УХМЫЛКА СТАТУИ СВОБОДЫ

КНИЖКА ВТОРАЯ

Я плохо жил, я время лил как воду.

Решений миг и час я упустил…

FLIGHT

Мы парим в атмосфере Земли на высоте, хрен знает, сколько тысяч метров. Четыре мощных двигателя нашего Jumbo Jet уносят меня от родной земли со скоростью 950 км в час. Полёт проходит нормально. Мой сосед снял кипу и обтер вспотевшую лысину шелковым носовым платком, на белом фоне которого синей нитью был вышит знак магендавида. Затем достал из внутреннего кармана сюртука продолговатый кожаный футляр с витиеватым изображением мезузы и отщелкнул крышку. Из любопытства я краешком глаза взглянул в его сторону. То, что я узрел, вызвало у меня легкий шок. Внутри изящного хранилища, на темно-синей бархатной подложке, множеством разноцветных искорок сверкал роскошный золотой браслет, инкрустированный бриллиантами. Сила контраста между густым темным фоном бархата и ослепительным блеском камешков придавала украшению особый ювелирный шик. Даже я, сирый совковый плебей, сразу догадался, что это не магазинная ширпотребовская шняга, а настоящая Вещь! Причем, редкая и безумно дорогая. Штуковина на мильён долларов, наверное. Не обращая на меня внимания, пейсатый гобсек долго разглядывал и любовался изящной вещицей. По всему было видно, что он, смакуя удовольствие, просто упивался переливчатым бриллиантовым светом драгоценных камней. Заметив, что я за ним исподволь наблюдаю, старикан резко защелкнул футляр и спешно запихал его во внутренний карман лапсердака. Словно не доверяя себе, он ощупал карман с внешней стороны, чтобы удостовериться в том, что бесценное сокровище лежит на месте. Каким образом ухитрился обойти таможенный контроль старый прохиндей – непонятно. За особо ценную контрабанду могли так влепить, что мало не покажется. Брюлики свои он, разумеется, не задекларировал. С «личными вещами» подобного сорта пассажира в любом случае не выпустили бы из страны. Стоило только засветиться, и органы кривопорядка немедленно сели бы на хвост обладателю несметного богачества. А там – пренеприятная процедура допросов, вопросов, протоколов, ну и прочая ментовская тягомотина. Вероятный финал драматического фарса, талантливо разыгрываемого совдеповским кривосудием, может быть удручающий – конфискация незаконно нажитого имущества и небо в клеточку на несколько лет. Спрашивается, за что? За все хорошее и плохое. За прошлое, настоящее и будущее. Как некогда говаривали товарищи из НКВД, «был бы человек, а статья найдется».

Азохн вэй, и вам это надо? Таки ж лучше «дать на лапу» хорошему человеку и спокойно покинуть край непуганых идиётов. Вероятно, мой хитрозачатый сосед именно так и поступил. Что ж, молодец иудей, снимаю шляпу. Хитрый Хаим порешал свои вопросы, не дожидаясь пришествия мессии, в то время, как насущная проблема с моим воротничковым «контрабасом» повисла в воздухе. Через четыре часа предстояла первая посадка в Ирландии, в международном аэропорту Шаннон для техосмотра и дозаправки самолета. Времени на раскачку не оставалось. Надо было действовать без промедления. Я оглядел салон. Стюардессы разнесли напитки и скрылись в служебной кандейке. Мой сосед, укрыв лицо носовым платком, умиротворенно похрапывал. Я вытянул ногу и подтащил к себе из-под кресла тайный пакет. Еще раз оглядел салон, чтобы убедиться в том, что за мной никто не следит. Люди безмятежно подрёмывали в откинутых креслах. После того, как я увидел в суховатых морщинистых руках старика целое состояние, жалкие гроши, нажитые мной неимоверными стараниями, в одночасье безнадежно девальвировались. В эту минуту я с болью осознал, что мой капитал в 250 бледно-зеленых бумаг резервного банка США ровным счетом никого не интересовал. Столь мизерные деньги представляли некую ценность лишь для их обладателя. Или карманника. Или низкопробной проститутки. Или дотошливого налогового инспектора. Меня словно обворовали. Обвели вокруг пальца, как последнего лоха. Неожиданно почувствовал себя приниженным и укороченным. Надо было завершать этот фарс. И чем скорее, тем лучше – спокойней для нервной системы. Я поднял пакет с пола, осторожно, чтобы не разбудить соседа, протиснулся между опущенных кресел и решительно направился к туалетам. Зайдя в свободную кабинку, запер дверь на заглушку и внимательно исследовал крохотное пространство санузла. Ничего подозрительного, вроде камер слежения или скрытых микрофонов, я не обнаружил. Не теряя времени, вытащил из пакета «заряженные» рубашки, зубами надорвал нейлоновую ткань воротничка сначала на одной, затем на другой. Аккуратно, чтобы не повредить купюры, извлек из нычек доллары и спрятал их в поясную сумку. Ненужные более рубахи бросил в унитаз и спустил воду. Но сливное отверстие было слишком мало для такого объема мусора. Нейлоновая ткань с плотными манжетами и твердыми воротничками упрямо не хотела пролезать в узкое отверстие. Намокшие рубашки заполнили все хромированное пространство унитаза и, как две большие бесформенные медузы, лениво расплылись в прозрачной воде. Сюрреалистическая картинка. В духе actual art. Креатив. Марсель Дюшан и Энди Уорхол притухли от зависти и нервно смолят косяк с канабисом на заднем дворе Sotheby’s. Но сейчас мне было не до метафор и сравнений. Подобного развития событий я не мог предугадать, и был весь на нервах. С этой бедой надо было что-то делать, и немедленно. Огляделся. На глаза мне попался туалетный ёршик. Я схватил его и стал лихорадочно пропихивать этим инструментом непослушные тряпицы в узкое отверстие слива. После нескольких попыток мне, наконец, удалось протолкнуть нейлоновый планктон в жерло унитаза. Получилось! Облегченно выдохнул возникший страх, присел на стульчак унитаза и тщательно обтер вспотевшие руки туалетной бумагой. Все нормально: улики преступления вылетели из чрева аэроплана в чистое небо на многокилометровой, не досягаемой для ментовских ищеек, высоте. Теперь меня голыми руками не возьмешь – нейлоновый компромат навсегда растворился в облаках. Не поймаешь, а не пойман – не вор. Как говорится, «темна вода в облацех», аминь! Перед тем как выйти из туалета, внимательно огляделся – не осталось ли следов на месте преступления. Нет – все чисто. Вернулся на свое место с приятным ощущением завершенности трудного дела. Удобно расположился в кресле и на секунду задумался. А что, если отходы человеческой жизнедеятельности во время полета вовсе не сбрасываются с борта самолета в атмосферу, а скапливаются в специальных баках для нечистот? Неожиданный укол каверзной мыслишки поначалу смутил, и даже немного испугал. Возбужденную частичку мозга заполнила тревога: а вдруг ОНИ проверят и обнаружат рубашки с подозрительно распоротыми швами воротничков? Начнут выяснять, откуда, зачем, почему, кому принадлежат? Будут копать глубже. Опросят таможенницу, ту лохушку, которая просматривала мой багаж через сканирующий рентгеновский аппарат, и с недосыпа проморгала опасную контрабанду. Сознание окутала давящая мутная пелена. Как тараканы нагло лезли в мозг вопросы: а вдруг? а что? а если? а ну как? а…? Тьфу ты, черт, опять это гадостная фобия преследования, будь она неладна. Не иначе, как очередные игрища заклейменных проклятьем демонов из национального склепа на Лубянке. Пахнуло мертвечиной ОГПУ. Повеяло могильным холодком ГУЛАГа.

Отогнав назойливые галлюцинации, безжалостно припечатал инфернальную мудату железобетонным аргументом: hуйня все это… форменная! Какому нормальному человеку в здравом уме придет в голову копаться в куче вонючих отбросов? Для этого существуют люди, специально обученные этому ремеслу. Любую работу должны выполнять профессионалы. В дерьме ковыряются квалифицированные специалисты с лицензией на этот вид деятельности. За свою дурнопахнущую работу они получают денежное вознаграждение. Достойное. Хороший бизнес – делать гешефт на говне. Востребованный. Устойчивый. Доходный. Золотарь – это вам не примитивный говночист. Ассенизация – это зачётно. Монетизация экскрементов – это навсегда. Деньги не пахнут, даже если их вытащить из отхожей ямы и прокутить в ресторане с девками. А после сытного ужина под давлением физиологической потребности естественным образом превратить звонкую монету в исходное состояние. А назавтра снова возвратиться к истокам и повторить пройденный путь. Вот такой круговорот дерьма в природе. Дерьмовое колесо сансары. Вечный двигатель дерьмовой эволюции homo excrementus…

рано или поздно в жизни все превращается в дерьмо…

Из древнеалеутского эпоса… «Сага о говне»… Неопубликованное… Посмеялся собственной глупости. Какая только дичь не придет в голову на высоте десяти тыщ километров над землей. Явное нарушение душевного здоровья, изрядно подпорченного трудноизлечимым вирусом под названием «soVdePia». Заскрежетали динамики внутренней связи, что-то щелкнуло, скрипнуло и высокий мужской голос, заикаясь, скороговоркой прострекотал:

– Товарищи пассажиры, с вами говорит командир корабля Хренчук. Через 15 минут наш авиалайнер совершит посадку в аэропорту Ирландии Шаннон. Просьба соблюдать инструкции.

Из-за ширмы, отделяющей служебное помещение от пассажирского салона, лениво выползла тучнозадая мымра и, растянув густо накрашенные жабьи губы в некое подобие улыбки, громогласно прокаркала:

– Внимание! Всем вярнуть спинки кресел в начальное положение и пристягнуться!

Из уст расплывшейся хохлухи заученная, неоднократно повторенная фраза прозвучала как приказ: не выполнишь – высадят из самолета за нарушение режима. Прямо на лету и без парашюта. Все засуетились и как по команде защелкали замками пристяжных ремней. Двигатели натужно загудели, меняя режим работы. Мой сосед выудил из недр сюртука карманную тору и, погрузившись в сакральный текст, отрешенно бормотал заклинания пересохшими губами. Вплоть до той секунды, пока колеса шасси не коснулись земли, правоверный хасид, потряхивая седыми пейсами, продолжал ритмично покачивать головой в традиционном молитвенном трансе. Аллилуйя!

SHANNON

Приземлились без проблем. Пассажиров по обыкновению отвезли в здание аэропорта. Пока самолет проходил техосмотр и дозаправку, транзитникам разрешалось свободно перемещаться только по внутренней территории аэровокзала. За её пределами лежала чужая земля – Забугорье. Застекленная дверь выхода была не заперта, но портал в иной мир охраняли облеченные безграничной властью и доверием государства бдительные ирландские полицейские. Внешний вид иноземного служителя Фемиды в корне отличался от привычного образа советского мусора с краснозвездной кокардой во лбу. Ответственную и почетную службу на границе различных миров несли две долговязые грудастые блонды, втиснутые в элегантную темно-синюю униформу. Рубашки мужского покроя были заправлены в брюки, плечи украшали узкие погоны, увитые серебристым кантом. На груди висела металлическая бляха в виде щита с опознавательным знаком, указывающим на принадлежность данной персоны к полиции Шаннона. Из-под неё выглядывала нашивка с группой крови. На рукавах пестрели шевроны и знаки отличия. Венчали полицейское облачение изящные пилотки, кокетливо сдвинутые в сторону. Эти смешные куклы чем-то напоминали мне лубочных русских матрёшек с непонятными нашлепками на одежде. Мне вдруг отчаянно захотелось блеснуть своим perfect english перед этими расфуфыренными стражницами правопорядка. Решил применить на практике свои лингвистические знания в непринужденном общении с носителями языка. В этом не было ничего предосудительного. Дело молодое – в этом возрасте условные границы между людьми стираются с легкостью. Вопреки ожиданиям, мое благое намерение возымело обратный эффект. Интернационального единения и контакта не получилось. На мою попытку сблизиться сторожевые овчарки отреагировали крайне отрицательно, даже враждебно. Как только я к ним приблизился, нарушив психологически допустимое личное пространство, полицайки сразу ощетинились как дикие пантеры. Две пары настороженных звериных глаз пронизывали меня насквозь. Заострившимися взглядами, словно лучами лазера, патрульные оценивающе сканировали меня с головы до ног. Ни в одной из этих свирепых охранительниц закона я не уловил даже намека на сердечность и доброту, присущую нашим девушкам. Взгляд каждой police women был напряженный и властный. Улыбочки натянутые, искусственные, маскарадные. Даже не улыбки, а кукольные оскалы, как у намертво застывших манекенов в витрине универмага. Наигранные позы, постановочные движения и заученные жесты явно демонстрировали окружающим, что вступать в спор, пререкаться, заговаривать, да и вообще связываться с властными эксгибиционистками отнюдь не безопасно. Навороченная экипировка невольно внушала если не страх, то уважение – точно. Полицейское дефиле этой грозной парочки вызывало странное ощущение тревожности и беспокойства. Ситуация давила на психику, как знак опасности от предупреждающей таблички на столбе высоковольтной линии электропередач: «не подходи! убьёт!». Строгая униформа ирландских амазонок, увесистая резиновая дубинка, покачивающаяся на узком девичьем бедре, наручники вороненой стали и внушительная кобура, оттягивающая широкий кожаный ремень – вся эта полицейская атрибутика олицетворяла Могущество, Силу, Власть и Закон государства. Короче: стоять! бояться! Не иначе… Да уж… душевный разговор получился. Только без слов. Я к ним по-доброму, а они в ответ морды воротят. Невинное желание простого русского парня пообщаться с иноземными цыпочками мгновенно испарилось. Мучительно восстало мое alter ego ПРОТИВ. Плевать. Обыкновенные дуры. Только ирландские. Колхозницы в форме. Одним словом – легавые. Полиционеры. Эта гнилая порода одним высером мазана – ментовским. Да пошли они все… волкИ заморские… Ультрасовременный интерьер международного аэропорта Шаннон явно претендовал на исключительность. Сразу было заметно, что деньжищи сюда вбуханы огромные. При этом эстетический вкус у авторов проекта, очевидно, отсутствовал. Нелепая вычурность декора никоим образом не вязалась с предназначением воздушной гавани. Внутреннее пространство напоминало съемочный павильон киностудии, а не помещение для служб и сервисов, обеспечивающих полеты. Кричащее роскошество антуража невольно придавливало, порождая в воображении отодвинутые от реальности образы. На мгновение я ощутил себя актером мыльной оперы из жизни богатых знаменитых. Действующим лицом массовки, вписанным в декорации к очередному сериалу. Возможно, нестандартное решение аэропортового дизайна было задумано изначально, а я по своему невежеству просто не понял парадоксальный замысел декоратора? Кто их поймет, богатых выскочек… Внутреннее убранство аэровоздушного дворца состояло сплошь из металла, стекла и пластика. Пол был выложен мраморной плиткой «а ля римские бани». По сравнению с мрачной, грязно-серой палитрой советских общественных сооружений, глянец западного конструктивизма поражал своей нескромной простотой. Отделка помещения была с избытком переполнена искусственным великолепием и блеском. Огромное пространство во все стороны было пронизано, перечеркнуто, высвечено молниями сверкающих бликов, исходящих от граней и плоскостей ярко освещенных декоративных элементов. Глаза разбегались от изобилия призывной рекламы, ярких вывесок, плакатов, баннеров, указателей. Я неспешно бродил по мраморным плитам аэровокзала и с провинциальной скромностью разглядывал современные творения рук человеческих. Нечто подобное я видел только на рекламных картинках в импортных журналах. Сейчас книжные иллюстрации предстали передо мной в виде осязаемой предметной инсталляции. Это были не застывшие музейные экспонаты, но реально ощутимые заурядные житейские вещи. Несколько телефонных аппаратов, каждый из которых для комфортного разговора прикрывал полукруглый защитный экран из прозрачного пластика, располагались в центре зала в поле зрения пассажиров. В отличие от допотопных советских таксофонов, большинство из которых с оторванными трубками и безобразно свисающими проводами намертво застыли в ржавых уличных будках с разбитыми стеклами, бытовые устройства связи аэропорта Шаннон выглядели как новенькие – «brand-spanking-new». Заинтересованный, я подошел к одному из таксофонов. Это был не убогий, заляпанный грязными пятнами и затертый до железа множеством рук телефонный аппарат со скрипучим, то и дело застревающим диском набора номера. Моему взору предстало настоящее техническое чудо с рядами крупных, чуть вогнутых, металлических кнопок. На металлической поверхности таксофона были выгравированы какие-то непонятные символы, стрелочки, значки. Сбоку, на изогнутом рычажке висела слуховая трубка черного цвета с хромированным ободком и соединительным кабелем в защитной металлической оплетке. Возникло бессознательное желание потрогать кругляшки с черными цифирьками. Потянуло к новизне как любопытную сороку к блестящим предметам. Первая непосредственная реакция ребенка на незнакомый предмет – это естественное желание дотронуться до него, почувствовать фактуру через тактильные ощущения. Так и в моем естестве неожиданно проснулся детский рефлекс познания окружающего мира. Для изучения функций незнакомого аппарата вполне подошел простой и надежный «метод тыка». Я стал осторожно нажимать на кнопки – каждая послушно отозвалась мягким щелчком. Отполированные десятками тысяч прикосновений, кнопки были приятны на ощупь и легко поддавались нажатию. Ради любопытства ткнул пальцем в большую оранжевую клавишу – аппарат негромко, но пугающе тревожно запищал, – я отдернул руку. После визуального и тактильного знакомства с образчиком западной техники переключил внимание на руководство для пользователя, висящее около таксофона. Текст инструкции изобиловал множеством незнакомых слов и непонятных специфических обозначений. Долго ломал голову над переводом технической терминологии. Смысловые значения непонятных слов определял по наитию, выискивая в русском языке омонимы, близкие по фонетическому звучанию английским. По складу ума я вообще не технарь, познания в инженерной области у меня весьма скудные. Чтобы расшифровать технический ребус, да еще на иноплеменном языке, мне пришлось обшарить все потаенные уголки памяти. С трудом, но я все же докопался до смысла. На деле все оказалось гораздо проще, чем я предполагал. Чтобы, следуя инструкции, «make a call» с этого хромированного красавца, требовались монеты определенного достоинства. В конвертируемой валюте, разумеется. Возникло страстное желание звякнуть домой, поделиться первыми впечатлениями с родными. Я уже намеревался разменять деньги, но, прикинув курс валюты по отношению к рублю, от звонка отказался – слишком накладно для моего скудного бюджета. Одна минута международного разговора обошлась бы мне в копеечку. Досадно, повседневные бытовые радости капитализма мне пока не по карману. Ничего, подзаработаю, разбогатею – тогда другое дело. Буду жить как все нормальные люди. А пока… пойду, пожалуй, пошляюсь до отлёта, поглазею на роскошество буржуа. При выходе из самолета за мной увязался паренек. Низкорослый, длинноволосый и прыщавый. Был он весь какой-то прибитый и кривой, словно подгнивший гриб. Парень постоянно фыркал и вытирал подтекающий нос тыльной стороной ладони. Он ни на секунду не оставлял меня одного. Куда я – туда же хвостом следовал и он. Я попытался избавиться от прилипчивого компаньона – безуспешно. В ограниченном пространстве аэропорта спрятаться попросту негде. Настроение у меня было благодушное. Опускаться до грубостей, хамить и ссориться из-за ерунды не хотелось – передо мной стояла более важная цель. Я натянул на лицо маску полного безразличия и перестал обращать внимание на присутствие моего навязчивого случайного спутника. Хрен-то с ним. Пусть себе ходит. Пустое место. Тень. Вижу его в первый и последний раз. Чтобы скоротать время, мы решили устроить себе небольшую ознакомительную экскурсию и отправились бродить по галереям и залам аэропорта. Повсюду были разбросаны небольшие компактные магазинчики, торгующие продуктами питания, напитками, сувенирами и всякой дорожной мелочевкой. Из любопытства мы заглянули в одну из этих лавчонок. Небольшое, но чистенькое и аккуратное помещение магазина равномерно заливал ненавязчивый, приятный глазу, теплый свет. Интерьер заведения был оформлен в стиле «хайтек» и оборудован по последнему слову торговой техники. Первое, что сразу бросалось в глаза – это хромированные объемистые холодильные шкафы с прозрачными дверцами, за которыми стройными рядами выстроились разнокалиберные емкости с напитками, соками и минеральной водой. Первые места в этой жаждоутоляющей армии занимали ведущие мировые бренды: coca-cola, pepsi, crush, 7up, sunkist. Поодаль, соблюдая товарную иерархию, теснились менее раскрученные, но не менее востребованные питейные марки. У основной массы покупателей дешевый продукт всегда пользуется спросом. Если разобраться, то все это разномастное пойло – обычная газированная вода, разбавленная пищевыми красителями и сдобренная специфическими вкусовыми добавками. Зачем платить за газировку с сиропом дороже, если можно заплатить дешевле, когда мучит жажда? Как говорится, из одной бочки наливают. Выставочные стеллажи от пола до потолка были завалены всякой всячиной: конфетами и шоколадами разных сортов, восточными сладостями, глазурованными орешками, чипсами и популярной у ихнего people жевательной резинкой «brooklin». Представленное здесь изобилие кондитерских изделий было способно удовлетворить вкус самого взыскательного сладкоежки. Перечислять весь представленный в крохотной лавчонке продуктовый ассортимент не имеет смысла. Только для составления списка наименований товаров потребуется целая глава книжки и уйма времени. Пусть этим занимаются бухгалтеры и счетоводы. Или те, кому делать нечего… Расположенный в глубине магазинчика мини бар благоухал свежей выпечкой, от вида и запаха которой у меня невольно засосало под ложечкой. Специфический аромат свежесваренного кофе возбуждал аппетит. Это был настоящий гастрономический рай для пищевого гурмана. Нереализованная мечта классического раблезианского обжоры. Бессознательное воздействие многоцветной сочной палитры разнообразных упаковок с непривычки слегка кружило голову. Было сложно сделать выбор – взгляд, не останавливаясь, блуждал по ярким красочным пятнам этого абстрактного полотна. Глянцевые изображения на пакетиках, очень похожие на крикливые раскраски комиксов, словно магнитом, притягивали взгляд. Поразительная сила искусства! Это не любительские размалевки профанов, это работа настоящих художников – специалистов высокого класса. США – это вообще некая абстракция, поэтому «культура упаковки» (в широком смысле), охватывает все области человеческой жизни. В обществе потребления профессиональный подход к оформлению товарных упаковок не является бескорыстной данью чистому искусству. Сфера декоративно-прикладного творчества, дизайн – это лишь одна из составляющих частей глобальной системы извлечения прибыли. В мире капитала, в условиях непрерывной и жестокой конкуренции абсолютно все, и эстетика в том числе, пропитано духом утилитаризма и прагматики. Реклама – это фастфуд для мозга потребителя. Задача любой рекламы – завладеть вниманием клиента и подчинить его воле заинтересованной структуры. Выверенный, заранее просчитанный, маркетинговый ход должен непременно вызывать у клиента непреодолимое желание купить приглянувшееся лакомство. Причем, сделать это без промедления и как бы по собственной воле. А получив желаемое, с жадным наслаждением одержимого чревоугодника сразу запихать в рот, не отходя от прилавка. Американцы вообще подвержены мегаломании. В Америке всё большое: большие автомобили, большие вместительные холодильники. Продукты питания продаются большими упаковками. Питьевая вода – галлонами, сок – галлонами, молоко – галлонами. Всё заточено на то, чтобы человек покупал как можно больше, расходовал как можно активнее. «By more – pay less» Психологи утверждают, что стремление к реализации кратковременной потребности вызывает краткий всплеск удовольствия только перед ней и непосредственно в момент её удовлетворения. Достигнув пика вожделения, кривая потребности падает вниз, оставляя в промежутках психики значительные прогалы и бреши. Природа не терпит пустоты, и образовавшиеся лакуны вновь заполняются неудовлетворенными желаниями, которые, как известно, самые сильные. Процесс алчного насыщения любыми товарами может продолжаться до бесконечности: покупать и жрать, жрать и покупать. Нажраться «от пуза», набить брюхо до тошноты и продолжать снова все скупать впрок до того момента, пока ненасытный идол Мамона не высосет из кошелька зомбированного потребителя все содержимое до последнего цента. Такая схема манипулирования сознанием применяется не только на продовольственном рынке. Паутина для ловли потенциальных клиентов опутывает все сферы влияния частных корпораций, контролирующих потребительский рынок страны. Хитроумная технология выкачивания денег направлена на то, чтобы втиснуть сознание клиента в ячейку матрицы и сделать его удовлетворяющим требованиям Системы. Бороться с этим бесполезно – Система сильнее отдельного элемента. Такова действительность. Не ведись тупо на рекламные призывы – это ловушка от лукавого.

не будь, товарищ, слепым и глухим,

держи, товарищ, разум сухим…

Включай мозги, закрой глаза, и будет тебе щастье… реальное… По естественной надобности мы забрели в туалетную комнату. После грязных, замызганных, провонявших нечистотами и хлоркой, советских общественных уборных, оснащенный современной сантехникой, облагороженный дорогими отделочными материалами, WC аэропорта Шаннон выглядел настоящим санитарным раем. Высоко под потолком чуть слышно работали вентиляторы. Кондиционеры и ароматизаторы нейтрализовали неприятные запахи, распространяя в воздухе молекулы морской свежести. Ступив на пестрый, с темными прожилками, мрамор навощенного до блеска пола, я с брезгливым отвращением вспомнил убогие городские нужники с неровными, растрескавшимися от влаги, серыми бетонными полами. Перед глазами возникли хлипкие фанерные кабинки, едва прикрытые разболтанными, повисшими на одной ржавой петле, дверцами. Изнутри вся грязно-зеленая поверхность кабинок была исчиркана похабенью извращенцев и разрисована непристойными картинками. Центром уродливой композиции служило главное архитектурное испражнение неизвестного автора общественно значимого проекта – примитивный толчок, по образу и подобию своему в точности копирующий парашу в тюремных камерах. Вероятно, сам автор имел богатый опыт созерцания оригинала, послужившего моделью для последующей реализации творческого замысла. В провалах и трещинах замызганного и скользкого бетона общенародных сральников месяцами не высыхали бледно-желтые лужицы с резким бьющим в нос, запахом фекалий и прокисшей мочевины. Повсюду были разбросаны растрепанные окурки и смятые обрывки газет, которые после прочтения (или когда припрёт) советские граждане обычно использовали в качестве туалетной бумаги. Во времена разгула сталинского мракобесия такая гигиена была еще и опасна для жизни. Не дай бог, кто-нибудь из бдительных граждан заметит, что ты подтерся обрывком газеты «Правда», да еще с портретом всенародно любимого вождя. По навету соседа по толчку можно было схлопотать политическую статью, и с пожизненным клеймом «враг народа» отправиться отбывать срок в колымских лагерях. Короче – чума в городе. Хоть стой, хоть падай. Обосраться и не жить… Туалетная комната в аэропорту Шаннона представляла собой настоящее царство эклектики. Светлое пространство умывальной комнаты отражали и увеличивали стилизованные венецианские зеркала, висевшие над каждой раковиной. На чистейшей зеркальной поверхности не было ни малейшего пятнышка. На фаянсовых раковинах нежного кремового оттенка – ни сколов, ни выбоин, ни царапин. На стене, сбоку от каждой раковины, располагалась электросушилка для рук. В каждой отдельной кабинке на хромированном держателе висел белоснежный рулон мягкой туалетной бумаги. В качестве альтернативы буржуазному излишеству в СССР тоже начали выпускать туалетную бумагу в экономичных рулонах. Грязно-серые советские аналоги отвратительного качества походили скорее на измятую оберточную бумагу, нежели на гигиенический атрибут для подтирки задницы. Гордый советский народ категорически не желал тратить свои кровные на прогрессивные туалетные новации. Неуклонно следуя устоявшейся традиции, граждане продолжали упрямо подтираться старыми, целенаправленно измятыми скомканными газетами. Назло врагам. Пусть знают все: броня у нас крепка и жопы наши чИсты. Анальное сознание стало частью ДНК советского человека и переросло в стойкую общенациональную привычку делать все через задний проход. Исправить ситуацию, изменить укоренившиеся в мозге блоки сознания крайне сложно. Ломка динамических стереотипов проходит с трудом, болезненно, в течение длительного времени. Совдеповское мышление – это гениальная идеологическая афера сродни многовековому религиозному дурману. Нелепое сочетание коммунистической догмы с христианским суеверием. Тот же опиум для народа. То же яйцо, только вид сбоку. Морально-идеологическая задница, выгодная только власть предержащим. Когда страна в жопе, то хорошо живут в ней только паразиты.

зря не верят в мудрость зада

те, кто мыслит головой.

жопа есть – ума не надо.

ибо ум у жопы – свой…

Мрамор, хром, фаянс, стекло, бумага – абсолютно всё до мелочей в этом храме отправления естественных физиологических надобностей было наполнено свежестью и, как в операционной, сияло поистине стерильной чистотой. Здесь всё имело вид, вкус и запах цивилизованного мира. Мой пришибленный знакомец в оба глаза таращился на вычурную глупую роскошь иноземного супергальюна и, глотая сопли, высоким гнусавым голоском с восторженным придыханием долдонил одну и ту же фразу:

– Вот эт-да! Живут же люди! Надо же! Ну, все, bля, все для человека сделано. Все, bля, для людей. Аргументация моего визави была непогрешима. Факт налицо. Крыть нечем. Не знаю отчего, но мне вдруг, стало ужасно обидно и противно. Ни за себя и, тем более, ни за инфантильного восторгателя импортными толчками. За державу обидно… немытую, bля… А когда этот лупень помочился в бледно-розовый фаянсовый писсуар, сотворенный дизайнером в стиле «рококо», то преисполненный глубоким чувством сопричастности прекрасным, впал в эстетический бздык, отчего даже забыл застегнуть ширинку. Об этой неприличной оплошности я ему деликатно напомнил на выходе из туалета, молча указав пальцем на распахнутую между ног брючную расщелину. Каждый раз, в очередном приступе одурелости, Гриб молитвенно закатывал пуговичные глаза, и, не замечая плохо скрываемое безразличие, вопрошающе оборачивался в мою сторону. Он, видимо, ожидал от меня поддержки и одобрения своих слоновьих восторгов. Но я вовсе не желал вступать с ним диалог: если ты общаешься с идиотом, вероятно, то же самое делает и он. Чтобы не травмировать психику, я вообще никак не реагировал на его восторженные возгласы и с деланным равнодушием пропускал словесный понос мимо ушей. Жизненные обстоятельства свели меня с этим ватноголовым тошнотиком всего на пару случайных часов и затем разлучили навсегда. Хрен-то с ним. Так… прохожий в толпе. Сквозняк…

Из кодекса человеческого здравомыслия…

Объявили посадку на рейс. Пассажиры, не торопясь, проследовали в самолет по переходной кишке и привычно заняли насиженные места. Взревели реактивные двигатели, форсаж, взлет – и мы снова в небе. Набрав нужную высоту, самолет занял установленный эшелон полета, и мощные турбины загудели спокойно и мерно. Вскоре из служебного помещения донеслись возбуждающие аппетит запахи. Только сейчас почувствовал, что проголодался. Бортпроводницы, неуклюже протискивая обтянутые потертыми форменными юбками свои филейные части по узкому проходу между пассажирскими креслами, принялись развозить кормежку. Специальную, самолетную. Чтобы сэкономить на инвалюте, индивидуальными продуктовыми наборами борт затаривали еще в Союзе. Запас продуктов был рассчитан на все время полета. Неиспользованные остатки пищи обретали вторую или третью жизнь в последующих рейсах. Как и весь советский общепит, аэрофлот просрочкой не гнушался – зачем добру пропадать? Экономика должна быть экономной. Пассажир – не собака, все схавает…

мой адрес не дом и не улица,

мой адрес – Советский Союз…

Лох не мамонт, лох не вымрет. Сглотнув голодную слюну, я радостным ожиданием приступил к персональной трапезе. Долго пережёвывал тощую куриную ножку. Курятина была застарелая, жесткая, совершенно безвкусная. Явно старорежимная и дифрозная. Вероятно, по истечении срока хранения, залежалый продукт был недавно извлечен из стратегических военных запасов. Все по-хозяйски – не пропадать же добру. С точки зрения кулинарии здесь было от чего поморщиться. Этого испытания мой желудок не выдержал. К горлу рефлекторно подкатил комок тошноты, и я незаметно выплюнул долгоиграющую резиновую массу в салфетку. Из предложенного «обеда» съедобными оказались только скудный картофельный гарнир с темной кляксой томатного соуса, приплюснутая карликовая помидорина, одноразовая порция сливочного маргарина в фольге и суховатая горбушка черного хлеба. В качестве десерта – безнадежно усохший ванильный кекс в бумажной упаковке и мутный напиток с запашком гнилых фруктов. В довершение обеда на выбор: кофе или чай. Когда меня дошла очередь, я выбрал чай. Традиционный английский напиток цвета сангины был чуть теплый и отдавал затхлым вкусом травяного гербария. Луккуловский банкет в заоблачной дали не оправдал ожиданий голодного пассажира. Аэрофлотовская еда не выдерживала никакой критики. Чтобы подсластить негативное послеобеденное послевкусие, пошарил в своем пакете и выудил оттуда несколько карамелек. Нарочито громко шурша фантиками в знак внутреннего протеста, медленно развернул каждую конфетку и запихал в рот всю кучу сразу. Ощутив приятный, знакомый с детства вкус, с наслаждением разжевал сахаринки и запил тающую массу коричневатой жидкостью под названием «чай». В общем, «пообедали», дети общепита. Приятного аппетита, господа эмигранты. Занимайте очередь в туалет. Кто крайний? Я за вами… вы здесь не стояли… какая наглость… хам… пропустите даму… пошла в жопу… сам дурак… fuck you bitch… fuck you prat… А за бортом голубело бескрайнее небо. Одно на всех. И солнечный лучик – старинный знакомый – как и прежде ободряюще подмигнул мне через иллюминатор… Предполетная суета, волнение, четырехчасовой перелет и первые яркие впечатления от аэропорта в Шанноне с непривычки изрядно утомили. Откинув назад спинку кресла, я устроился поудобней, закрыл глаза и под убаюкивающий гул двигателей погрузился в глубокий умиротворяющий сон. Полетели… души в рай… капиталистический…

GANDER

Следующим перевалочным пунктом назначения была Канада. Местом нашей посадки послужил аэропорт в небольшом городке Гандер, расположенном на острове Ньюфаундленд. Аэропорт в Гандере был так себе, хоть и международный. Не сравнить с Шанноном. Серенький какой-то. Безликий. Мрачноватый. Под стать островному климату. Непогодилось. Снаружи – невыразительный бледный пейзаж в серых тонах. Сплошная гризайль. На небе – ни проблеска. Из ноющей сырости в стекла громадных, во всю стену, окон непрерывной дробью стучатся мелкие капли дождя. Зябко. Тоскливо. В зале ожидания на возвышении установлен гигантский телеэкран для заполнения досуга пассажиров. Двигаться не хотелось. Я развалился в большом мягком кресле напротив крупногабаритного телевизора и со скучающим видом стал смотреть местную программу ТВ. Транслировали какую-то хронику из жизни канадских фермеров. Колхозная тема не увлекла – банальщина, только забугорная. Зевая, оглядел зал ожидания. Рядом со мной вальяжно расселись в креслах два мужичка из нашего самолета. У каждого в руке было по банке пива. В аэропорту и при посадке эти двое вели себя настолько непосредственно, что казалось, перелет через океан был для них обыденным и привычным делом. Чтобы развеять скуку и скрасить время ожидания, я решил пообщаться с земляками. Как я и думал, оба уже не в первый раз пересекают океан. Ребята оказались общительными и веселыми. А под хорошее пивко язык вообще развязался. Разговорились. В Нью-Йорке с одним из них приключилась скандальная история. В одном из ресторанов мужик затеял пьяную драку и в горячке разбил дорогостоящую витрину. Оплачивать ущерб виновник категорически отказался. Русского хулигана загребли в полицейский участок и как нежелательного элемента выдворили из страны. Спустя полгода, этот чудила каким-то непостижимым образом получил американскую визу и снова полетел в Америку. Ну и дела! Подобное в моей голове ну, никак не помещалось. В заключение своего рассказа невозмутимый и уверенный в своей правоте, он презрительно выплеснул в пространство:

– Ка-а-азлы они все! Точно!

Забавная ситуация, конечно. Но сейчас меня больше интересовал вопрос трудоустройства. Какие возникают сложности? Возможности? Пути? Поинтересовался, где и кем он сам трудится? Мужики лукаво переглянулись между собой. В ответ мой собеседник с улыбкой ухмыльнулся:

– Работать? Ну-у-у, это не по мне. Я животное домашнее. Мое рабочее место – диванчик. Мне бы киску погладить. Хохолок взлохматить. Шёрстку почесать.

Я ничего толком не понял из его зашифрованного монолога. Видимо, у этого парня в жизни все ok, если он может себе позволить сидеть дома и валяться на диване с домашним любимцем. Остается только позавидовать… Двое бородатых мужчин из нашего самолета подошли к стоящим у выхода полицейским и, активно жестикулируя, о чем-то с ними заговорили. Затем, подхватив спортивные сумки, парни вместе с полисменами бодренько покинули здание аэропорта и загрузились в автомобиль с надписью «police» Взвизгнула сирена, замигал синий маячок на крыше, и полицейский лимузин вместе с нашими, теперь уже бывшими, соотечественниками умчался в дождливую канадскую неизвестность. Эта странная парочка молодых бородачей еще в Ленинграде привлекла мое внимание. В отличие от других пассажиров, у них не было никакого багажа, кроме легких спортивных сумок, перекинутых через плечо. Мужики были навеселе, и, шутливо комментируя происходящее, обменивались друг с другом ироническими репликами. Позже, невольно подслушав разговор соседей, сидевших позади меня, я узнал, что эти двое вовсе не собирались возвращаться в Союз. Следуя заранее намеченному плану, ребята безоговорочно сдались первым представителям канадских властей с целью просить политического убежища в этой стране. Смело. Решительный ход. Несмотря на мои либеральные антисоветские взгляды, я был в шоке от только что увиденного. В голове не укладывался дерзкий поступок этих людей. По всем канонам социалистической морали подобное действие расценивалось как предательство родины, и, как минимум, тянуло бы лет на десять лет колымских лагерей. Меня поразила реакция людей на политический демарш беглецов: невозмутимое спокойствие и полное безразличие к ситуации. Пассажиры вели себя так, будто не произошло ничего экстраординарного. Все в порядке вещей. Это их личный выбор. Рыба ищет, где глубже, человек – где лучше. «А как же родина-мать, пред которой ты в вечном долгу?», – патетично заблажит заядлый пассионарий в припадке гневного патриотизма. А никак. Родина там, где хорошо живется. Где человек чувствует себя свободным. Да пошли они все… ура-патриоты за мой счет…

Вот и славно. Население Канады увеличилось на два человека. Выгодный вклад в демографию страны. Инвестиция в их будущее поколение. Удачи парням… Все нормально. Жизнь продолжается. Полет тоже. Осталось единственное – успешно одолеть последнее воздушное колено длинного перелета – и мы окажемся в эпицентре мирового зла с добрым и вкусным названием Большое Яблоко. Ночной полет – это нечто невообразимое, фантастическое. Особенно, когда смотришь на землю через иллюминатор с огромной высоты. Когда самолет пролетает над большими городами, то на невидимой в ночи поверхности земли неожиданно возникают светлые пятна. Сначала неясные, эти россыпи света приближаются, ярко вспыхивают, искрятся разноцветными огоньками и постепенно угасают, растворяясь в кромешной мгле. Ощущения от этой картинки невозможно передать словами. Это надо видеть. Пережить. Пропустить через себя. Это инобытие. Вселенная. Космос. Это – ломтик Вечности…