Читать книгу Игроки с Титана (сборник) - Филип К. Дик - Страница 13

Для рейхсконсула в Сан-Франциско барона Гуго Рейса этот день начался с нежеланной и неприятной встречи. Войдя в приемную консульства, он увидел посетителя – рябого здоровяка с тяжелой челюстью и черными кустистыми бровями, хмуро сдвинутыми к переносице. При появлении Рейса он встал и, задрав руку в партийном салюте, буркнул:

– Хайль!

– Хайль! – Рейс внутренне застонал, но сумел растянуть губы в официально-вежливую улыбку. – Герр Кройц фон Меерс. Я удивлен. Зайдете? – Он отпер дверь кабинета, раздраженно подумав, где же шляется вице-консул и какой мерзавец впустил в приемную шефа СД. Впрочем, раз он здесь, ничего не поделаешь.

Не вынимая рук из карманов темного суконного пальто, Кройц фон Меерс прошел вслед за ним в кабинет.

– Вот что, барон, мы засекли того парня из абвера, Рудольфа Вегенера, на старой абверовской явке. – Кройц фон Меерс хохотнул, блеснув огромными золотыми зубами. – Ну и понятное дело, проводили до гостиницы.

– Прекрасно, – сказал Рейс, заметив, что почта лежит на столе. Значит, Пфердхоф где-то поблизости. Видимо, он запер кабинет, чтобы удержать шефа СД от искушения провести маленький неофициальный шмон.

– Все это очень серьезно, – сказал Кройц фон Меерс. – Я уже доложил Кальтенбруннеру. Дело государственной важности. В любую минуту может поступить приказ из Берлина. Если только наши доморощенные Unratfressers[99] не спутают все карты. – Он уселся за стол консула, вытащил из кармана пальто пачку сложенных листков и, сосредоточенно шевеля губами, развернул один из них. – Липовая фамилия – Бэйнс. По легенде – швед, не то промышленник, не то коммерсант. В общем, что-то связанное с производством. Сегодня утром, в восемь десять, ему позвонили и назначили встречу на десять двадцать в конторе у одного япошки. Мы пытаемся выяснить, откуда был звонок. Надеюсь, через полчаса выясним. Я велел звонить сюда, если что.

– Понятно.

– Так что теперь мы можем этого молодца взять, – продолжал Кройц фон Меерс. – Если возьмем, то, естественно, первым же рейсом «Люфтганзы» отправим в рейх. Однако японцам и Сакраменто это не понравится, они будут протестовать. И даже могут надавить, причем очень сильно. И пригнать в аэропорт целый грузовик мордоворотов из токкоки.

– А нельзя ли сделать так, чтобы они ни о чем не узнали?

– Слишком поздно, Бэйнс уже едет на встречу. Придется брать его там. Заскочим, скрутим, выскочим.

– Не нравится это мне, – проворчал Рейс. – А ну как он встречается с очень высокими японскими чинами? По слухам, прямо сейчас в Сан-Франциско может находиться личный представитель императора…

– Плевать, – перебил его Кройц фон Меерс. – Бэйнс – германский подданный. На него распространяются законы рейха.

«И мы отлично знаем, что эти законы собой представляют», – подумал Гуго Рейс.

– У меня наготове группа спецов, – продолжал Кройц фон Меерс. – Пятерка надежных ребят. – Он хихикнул. – На скрипачей похожи. Красивые аскетичные лица, одухотворенные такие. Как у семинаристов. Тихонечко войдут. Япошки их примут за струнный квартет…

– Квинтет, – поправил Рейс.

– Ну да. Одеты они прилично. – Кройц фон Меерс окинул взглядом консула. – Примерно как ты.

– Спасибо, – сухо произнес Рейс.

– Никого их внешность не встревожит. У всех на виду поднимутся к этому Вегенеру, окружат, как будто поговорить с ним хотят, что-то важное передать, – разглагольствовал фон Меерс, не смущаясь от того, что консул уже начал разбирать почту. – Никакого насилия. «Герр Вегенер, соблаговолите пройти с нами. Ну, вы же понимаете». И укольчик в спину, между позвонками. Чпок. И парализованы верхние ганглии.

Рейс кивнул.

– Ты слушаешь?

– Ganz bestimmt.[100]

– И после этого сразу наружу. В машину. Ко мне в контору. Желтопузые могут хоть на стенку кидаться от злости, но с нами будут вежливы до конца. – Кройц фон Меерс привстал и спародировал японский поклон. – «Обманывать нас – вульгарный тон, герр Кройц фон Меерс. Но тем не менее счастливого пути, герр Вегенер…»

– Бэйнс, – сказал Рейс. – Разве у него не липовая фамилия?

– Бэйнс. «Как жаль, что вы уже улетаете. Может, в следующий раз нам удастся побеседовать без помех».

На столе зазвонил телефон, и фон Меерс перестал кривляться.

– Это меня.

Он протянул руку, но хозяин кабинета опередил его, проворно шагнув вперед.

– Рейс.

В трубке прозвучал незнакомый голос:

– Консул, это Новая Шотландия, Ausland Fernsprechamt.[101] Межконтинентальный звонок, из Берлина, срочно.

– Слушаю.

– Секунду, консул.

Шорох, потрескивание, затем другой голос, женский:

– Говорит Канцелярия.

– Это Ausland Fernsprechamt, Новая Шотландия. На линии рейхсконсул Гуго Рейс, Сан-Франциско. Соединяйте.

– Ждите.

Долгую паузу Рейс скоротал за чтением почты, под скучающим взглядом фон Меерса. Наконец трубка заговорила:

– Герр консул, прошу извинить, что отнимаю ваше время.

У Рейса прекратился ток крови по венам. Такой ровный мужской голос, с вежливыми, но твердыми интонациями. Барон знал, кому принадлежит этот баритон. Доктору Геббельсу.

– Слушаю вас, мой канцлер.

Сидевший напротив Кройц фон Меерс медленно растянул губы в улыбке. Тяжелая челюсть, праздно висевшая до этого момента, вернулась на место.

– Обращаюсь к вам по срочной просьбе генерала Гейдриха. В Сан-Франциско сейчас находится агент абвера Рудольф Вегенер. Необходимо ваше сотрудничество с полицией во всем, что касается этого лица. Излагать подробности нет времени. Предоставьте ваш аппарат в распоряжение СД, это все, что от вас требуется. Ich danke Ihnen sehr dabei.[102]

– Я все понял, герр канцлер, – ответил Рейс.

– Всего хорошего, герр консул. – Рейхсканцлер отключился.

– Ну что, я был прав? – спросил фон Меерс, глядя, как Рейс кладет трубку.

Консул пожал плечами:

– Разве я спорю?

– Тогда выпиши для нас разрешение на принудительный вывоз Вегенера в Германию.

Рейс взял ручку, заполнил бланк и, подписав, вручил шефу СД.

– Спасибо, – буркнул Кройц фон Меерс. – И еще: когда япошки позвонят и заноют…

– Если позвонят.

Кройц фон Меерс бросил на него хмурый взгляд:

– Позвонят. Больше того, сами к тебе наведаются, не пройдет и четверти часа после захвата. – Он больше не острил, в голосе его не было и тени юмора.

– Ни о каком струнном квинтете я и слыхом не слыхивал, – заверил Рейс.

Казалось, Кройц фон Меерс пропустил его слова мимо ушей.

– Мы его возьмем очень скоро, так что будь наготове. Скажешь япошкам, что он гомик или фальшивомонетчик. Что-нибудь в этом роде. Скрывается от наказания за тяжкое преступление. Не вздумай ляпнуть, что он политический. Знаешь ведь, тут не признают девяноста процентов национал-социалистических законов.

– Знаю. И что делать, знаю. – Рейс почувствовал раздражение.

«Опять через мою голову! – со злостью подумал он. – Опять напрямую связался с Канцелярией, мерзавец! – У него затряслись руки. Не от звонка ли Геббельса? – Что это? Боязнь начальства или негодование? Черт бы побрал эту полицию! С каждым днем у нее все больше власти. Вот уже сам доктор Геббельс под ее дудку пляшет. СД – вот настоящее правительство рейха! Но что я могу поделать? Да и кто я такой? Лучше не ерепениться. Может, по возвращении в Берлин удастся скомпрометировать эту скотину, благо врагов у него хватает, а сейчас не время собачиться с СД».

– Вас нельзя обвинить в недооценке важности дела, герр полицайфюрер. По-видимому, от того, насколько быстро удастся обезвредить этого шпиона или предателя, зависит безопасность Германии. – Ему стало не по себе от собственных слов. Зато Кройцу фон Меерсу они явно пришлись по вкусу.

– Ну, спасибо, консул.

– Возможно, вы спасаете нас всех.

– Погоди, мы еще его не сцапали, – проворчал шеф СД. – Я жду звонка.

– Японцев я беру на себя, – пообещал Рейс. – Вы же знаете, по этой части у меня большой опыт. Их жалобы…

– Ну-ка, помолчи, – перебил его Кройц фон Меерс. – Мне надо подумать.

«Видимо, и тебя взволновал звонок из Берлина. И на тебя лег груз ответственности. А что, если парню удастся уйти? Тебя выгонят? – размышлял Гуго Рейс. – Что поделаешь, такая у нас работа. В любую минуту можем оказаться на улице. Никакой уверенности в завтрашнем дне.

Вообще-то было бы не лишним разок-другой подставить вам ножку, герр полицайфюрер, но так, чтоб никто не докопался. Например, когда японцы придут жаловаться, можно намекнуть, что парня силком увозят на ракете “Люфтганзы”. Или все отрицать, но с такой презрительной ухмылочкой – мол, чего вы ко мне привязались, желтопузые, кто в рейхе всерьез станет рассматривать ваши кляузы? Ведь япошки такие обидчивые. Стоит их разозлить, могут обратиться к самому Геббельсу. Все в моих руках. Без моей помощи полиции не вывезти парня из TULA. Надо только поточнее нанести удар… Терпеть не могу, когда лезут через мою голову. Так нервничаю, что ночью не заснуть, а не выспавшись – какая работа? Значит, надо позаботиться, чтобы начальство избавило меня от этой неприятности. Если баварского чурбана отзовут домой и усадят писать объяснительные в полицейском участке какого-нибудь захолустного гау,[103] я буду чувствовать себя куда лучше. Но сейчас – не время. Пока я придумываю, как…»

Зазвонил телефон. Трубку взял Кройц фон Меерс. Рейс не осмелился его остановить.

– Алло? – спросил шеф СД.

«Как? Уже?» – подумал Рейс.

Но Кройц фон Меерс протянул ему трубку:

– Тебя.

Стараясь не выдать облегчения, Рейс поднес трубку к уху.

– Какой-то школьный учитель, – пояснил Кройц фон Меерс. – Спрашивает, не найдется ли у тебя австрийских театральных афиш для его класса.

Около одиннадцати утра Роберт Чилден закрыл магазин и пешком направился в офис Пола Касоура.

Ему повезло – Пол не был занят. Он вежливо поздоровался с Чилденом и предложил чаю.

– Я отвлеку вас совсем ненадолго, – сказал Чилден, когда они уселись за столик.

Кабинет Пола, хотя и небольшой, был обставлен просто, современно и со вкусом. На стене висела превосходная репродукция картины Моккэя[104] «Тигр» – шедевра конца тринадцатого века.

– Роберт, я всегда рад вас видеть.

В голосе Пола, как показалось Чилдену, сквозило равнодушие.

«А может, я слишком мнителен? – Чилден осторожно глянул поверх чашки японцу в лицо. – Он выглядит вполне дружелюбно».

И все же… что-то в его отношении к Чилдену изменилось.

– Очевидно, ваша супруга разочарована моим безвкусным подарком. Наверное, мне следовало бы расстроиться, но, даря кому-нибудь необычную, ранее не встречавшуюся вещь, нельзя, как я уже говорил, не понимать, что идешь на риск. Вам с Бетти куда легче судить, чем мне.

– Бетти не разочарована. Роберт, я не показывал ей ваш подарок. – Пол вынул из ящика белую коробочку. – Он не покидал стен моего кабинета.

«Все понял, – решил Чилден. – Ни слова ей не сказал. Сообразительный. Остается надеяться, что он не кинется на меня с кулаками. И не обвинит в попытке соблазнить его жену. Он ведь запросто может меня в пыль стереть».

Чилдену удалось скрыть испуг. Не меняясь в лице, он прихлебывал чай.

– Вот как? – сказал он. – Интересно.

Достав из коробочки брошь, Пол долго рассматривал ее, вертя и поднимая к свету.

– Я осмелился показать вашу вещь кое-кому из знакомых. Эти люди разделяют мои вкусы во всем, что касается американской старины и вообще предметов, имеющих художественную ценность. – Он поглядел Чилдену в глаза. – Разумеется, прежде никто из них не встречал ничего подобного. Впрочем, вы уже объяснили, что такие броши до недавнего времени не изготавливались. Помнится, вы сказали, будто никто, кроме вас, не располагает подобными украшениями.

– Совершенно верно, – подтвердил Чилден.

– Хотите узнать реакцию моих знакомых?

Чилден кивнул.

– Они посмеялись.

Чилден промолчал.

– В тот день, когда вы принесли эту вещь, я и сам в душе смеялся, – сказал Пол. – Только виду не подавал, чтобы не задеть ваше самолюбие. Несомненно, вы помните, что я казался довольно равнодушным?

Чилден кивнул. Рассматривая брошь, Пол продолжал:

– Подобную реакцию объяснить нетрудно. Вот перед нами кусочек металла, он был расплавлен до полной потери формы. Он ничего собой не представляет. В нем нет замысла, нет идеи. Всего лишь аморфный предмет. Или, можно сказать, содержание, не обладающее формой.

Чилден снова кивнул.

– И все же я в течение нескольких дней изучал это изделие, – продолжал Касоура. – И должен заметить, испытывал, без всякого логического объяснения тому, определенную эмоциональную тягу. Возникает вопрос: почему? Ведь я даже не пытаюсь, как в немецких психологических тестах, спроецировать на этот предмет свою психику.[105] Я не различаю в ней ни форм, ни символов. И тем не менее брошка каким-то образом связана с Дао. Видите? – Молодой японец поднес вещицу к глазам Чилдена. – Она уравновешена. Содержащиеся в ней силы стабилизированы. Пребывают в состоянии покоя. Эта вещь, так сказать, находится в мире со вселенной. Она была отделена от вселенной – и благодаря этому смогла достичь гомеостаза.

Чилден кивал, разглядывая украшение. Но Пол, увлекшись, не следил за выражением его лица.

– Ваби она в себе не содержит и содержать не может. Но! – Он дотронулся до броши ногтем. – Роберт, этот предмет обладает у.

– Должно быть, вы правы. – Чилден попытался вспомнить, что такое у. Не японское слово. Скорее всего, китайское.

Мудрость, решил он. Или понимание.[106] В общем, нечто очень хорошее.

– Руки художника обладали у и позволили у влиться в эту вещь. Быть может, только он один и знает, что олицетворяет брошь. Роберт, она целостна. Созерцая ее, мы тоже получаем у. Испытываем блаженный покой, но не такой, как при любовании произведением искусства, а скорее как при взгляде на реликвию. Помнится, будучи в Хиросиме, я посетил усыпальницу средневекового святого и видел его большеберцовую кость. Но то – реликвия, а это – творение рук человеческих. И это живо сейчас, тогда как то всего лишь хранится. Медитация, продлившаяся между прошлой нашей встречей и этой, позволила мне определить ценность предмета – но ценность вовсе не историческую. Как видите, я глубоко тронут.

– Вижу, – подтвердил Чилден.

– Не иметь историчности, а значит, художественной, эстетической ценности и тем не менее являть собой некое эфемерное сокровище – это чудо. Именно облик жалкой, никчемной безделушки и говорит о том, что она обладает у. Ведь мы обычно находим у в самых незаметных местах, в самых непритязательных вещах, – как гласит христианская священная книга, в камнях, от которых отказались строители.[107] Кто-то угадывает присутствие у в старой трости или ржавой пивной банке с обочины. Правда, в таких случаях у заключено в самом видящем, оно имеет религиозную природу. А здесь художник вложил в предмет у, а не просто созерцал у, изначально свойственное предмету. – Пол поднял глаза. – Вы понимаете, что я хочу сказать?