Читать книгу Рассказы - Галина Грановская - Страница 3

Матери в комнате уже нет, но в ушах все еще звучит её сердитый голос: вот приедет отец! Он покажет, как по танцам-дискотекам бегать! В дневник заглянуть страшно! Десятиклассница!

– Страшно, так не гляди, – запоздало огрызается Фимка, выползая из-под тёплого одеяла. – Между прочим, получше некоторых успеваю.

И отцом нечего грозить, он Фимку никогда и пальцем не тронул. Да и наплевать ему на Фимкины успехи – приезжает домой со своей стройки раз в неделю от усталости пьяный. Ему бы только в баню, в парилку любимую, да выспаться. Отец вообще молчун, зато мать за троих пилит, как только не надоест…

Хлопает в прихожей дверь. Фимка облегченно вздыхает – ушла. Быстро натягивает спортивный костюм, тычет пальцем в кнопку магнитофона и идёт умываться, заглянув по пути на кухню. На столе горка жареной рыбы, консервированный салат, брусничный морс. Опять! Изо дня в день одно и то же. Конечно, каш Фимка терпеть не может, но и рыба надоедает. В ванной она долго разглядывает себя в зеркало. Настроение постепенно улучшается. Хорошо – каникулы! Можно до обеда валяться в постели, но почему-то не хочется. Жаль тратить время на сон. Сделать бы с утра что-нибудь такое… Гремит музыка, Фимка, пританцовывая, на ходу ковыряет бочок палтуса, отправляет в рот ложку салата. Можно сбегать к Ваське, послушать новые записи, которые ему на днях прислали. Или в «Промтовары» заглянуть, вдруг выбросили что-нибудь новое-интересное? Покупать ей нечего, но нравится толкаться среди людей, глазеть на витрины. Хотя, будь у неё деньги, конечно, не помешало бы магнитофончик новый приобрести. Этот времен отцовской молодости, старьё такое, что даже даром, на запчасти никто не возьмёт.

Фимка моет посуду, вытирает стол. Разделавшись с уборкой, возвращается в комнату. Включает телевизор, хотя и знает, что в такую рань, в девять утра, ничего хорошего там быть не может, так, гонят какие-нибудь научно-популярные фильмы, какую-нибудь муру. Фимка присаживается к столу. Письмами, что ли заняться? Она достаёт красную папку, выклянченную у матери в бухгалтерии, развязывает тесёмки и раскладывает перед собой голубые конверты без марок. Уже четыре письма написал, надо же! Не очень-то у них там на флоте весело – вон какие длинные. Губы у Фимки расплываются в дурацкой улыбке. Но это ровным счетом ничего не значит. Не такая она безмозглая, чтобы придавать этой переписке особое значение. Прекрасно знает, есть такие любители – пятерым девчонкам сразу пишут, фотографии коллекционируют. Этого Володю Фимка и в глаза не видела, может, он парень и ничего, но может и из таких вот коллекционеров… А все равно, получать длинные письма очень приятно. Фимка отыскивает последнее и долго читает, время от времени останавливаясь, рассматривая фотографию бравого морячка в бескозырке. Еще осенью Ветошкина принесла в класс номер военной части, в которой служил её брат, и предложила, – ну так, смеха ради, – написать. Написали. Трое или четверо. А ответ получила одна Фимка. Длинный такой ответ и фотография в конверте. Конечно, и она свою фотку тут же послала.

«Здравствуй, Володя! Извини, что долго не писала, – Фимка поднимает голову и любуется ровной, красивой строчкой. Пусть она, по словам матери, и лодырь, каких свет не видел, но ни у кого, ни у кого в классе нет такого четкого, такого замечательного почерка. Даже у Кирюхиной. Отличница! Фимка фыркает – царапает, как курица лапой… «потому не писала, что были каникулы и…». А почему, действительно? Сначала готовились Новый год встречать – обычная суматоха. Состряпали сценарий: прибытие инопланетян, их знакомство с землянами. «Огонёк» получился что надо! Фимка была инопланетянкой. Специально для неё Васька в Доме культуры выпросил серебристый костюм и красные сапоги. Ветошкина, правда, подпортила настроение, высказавшись насчёт этих сапог. Съязвила что-то по поводу марсианского ансамбля «Красны девушки». А всё потому, что ей роли не досталось. А какими трюками этот прилёт обставили! Даже директрисcа, мамонт по имени Миранда, хохотала до слез, сидя в первом ряду.

Нет, каникулы – это не оправдание. Именно на каникулах только и гулять, да письма писать. Фимка смотрит в окно. Посёлок в сумерках – как полупроявленная фотография. Снежно-серые крыши одноэтажных деревянных домов со слабо дымящими трубами, жёлтые квадратики окон, редкие фонари. Заваленная горбатыми сугробами улица карабкается вверх и теряется в сумраке заснеженного леса Кривой сопки. И нигде ни души. Кому нужно, те уже на работе, а остальные отсиживаются по домам. Мороз.

Вздохнув, Фимка возвращается к написанному: «были каникулы…».

– И я уезжала, – говорит Фимка вслух.

И неожиданно для себя самой добавляет: на юг.

– На юг. На юг…

Какой юг? Почему на юг? Непонятно.

Тем не менее, действительно, почему бы ей куда-нибудь не уехать на каникулы? Взяла да и уехала. Выводит: на юг. И снова смотрит в окно. Неужели где-то на самом деле сейчас тепло? В голове не укладывается. Где-то тепло, а здесь… Господи, ну почему у неё в этом «где-то» не проживают какие-нибудь родственники, чтобы и можно было ездить в гости? Хотя, конечно, и по путёвке можно. Как ездила в прошлом году в Крым и на Кавказ их соседка с третьего этажа Анна Ивановна, Аннушка. И Ветошкины ездили всей семьей в какую-то Анапу. Эти вообще постоянно куда-нибудь ездят. Многие выезжают отдохнуть и отогреться после полярной зимы. Только Фимкины родители сидят здесь и зимой и летом как приклеенные. Мать, видите ли, дорогу плохо переносит, а отец… Тому вообще, кроме озёр и рыбалки ничего во время отпуска не надо. В прошлом году вообще обалдел, купил на отпускные моторку и завёз их с матерью на целую неделю на Лосиный остров комаров кормить. Чтоб, значит, грибы да ягоды собирали, пока он со своими удочками и самоловами возится. Нет, не то чтобы Фимка лес не любила. Но всему же мера должна быть! Под конец она тогда чуть не взвыла – палатка тесная, комарьё, мошка, спишь в одежде. Дождь пошёл, стало холодно. Вернулись с матерью с опухшими от укусов лицами, с изрезанными и исколотыми каждодневной чисткой рыбы руками – отдохнули! После того отдыха неделю в себя приходили. Правда, прошлым же летом ездили к бабушке в деревню. Но и там все развлечения – тот же лес, озеро, такие же болота, куда за клюквой ходили. А в город всего раза два и выбрались. Мать быстро уставала от шума, беготни, раздражалась и, сделав покупки, торопилась на электричку. Только и воспоминаний толпы людей, да магазинные очереди. Уговорить мать съездить в Питер просто так, чтобы погулять свободно, без этих утомительных заходов в гастрономы и универмаги, было невозможно. Обещала свозить в Эрмитаж, но простудилась и Эрмитаж отпал. Одну Фимку не отпустили, сколько ни просила. А ей, одной-то, без матери было бы только лучше. Никто бы не брюзжал под ухом, не учил бы жизни и можно было бы долго-долго бродить по Невскому, разглядывая людей, здания, чувствуя себя частицей какого-то бесконечного потока. Фимке вообще нравится бродить просто так, без цели. А город с его разнообразием и шумом, широкими и высокими улицами, памятниками и причудливыми зданиями, просто околдовывал. На каждом углу поджидало что-то новое, необычное… Конечно, можно и устать. Но что такое усталость? Выспишься и всё пройдет. А ощущение праздника, какой-то весёлой и, одновременно, деловой суеты, – к которой так хотелось быть причастной! – оставалось.

Фимка завидовала матери, та училась в Ленинграде. Там познакомилась с отцом и вышла замуж. Там, между прочим, и Фимка родилась. Родилась-то родилась, а города родного не знает. Да и вообще нигде почти не бывала. Нет, дайте ей только закончить школу! Никогда она не будет такой домоседкой, как мать. Она будет путешествовать, везде бывать, как Анна Ивановна, Аннушка с третьего этажа. Совсем молодая, да и зарплата не ахти – хором руководит в Доме Культуры, а там известно, какие зарплаты, – а каждое лето, каждый отпуск куда-нибудь ездит. Даже в Чехословакии была и в Финляндии. А уж в Крыму и в средней полосе не раз, не два. Да, Анна Ивановна – вот кто поможет Фимке с этим письмом! Фимка срывается с места, но тут же снова шлёпается на стул. Уехала Аннушка, повезла свой хор в область на какой-то конкурс, вчера соседка, старая Стрючиха, говорила матери. Тоже собиралась поморские свои песни петь, а муж не пустил: неча, говорит, на старости людей смешить, дома, вон, пой, возле печки, коли охота есть.

Нет, придётся Фимке самой с этим югом разбираться. Карту, что ли, посмотреть? Куда же атлас задевался, вчера ещё валялся на виду… А, вот он. Фимка листает старый атлас, но ничего подходящего, что хоть как-то бы поведало ей о южной жизни, не находит. Масштаб мелкий. А что она сама знает о тех теплых краях? Вот Сочи. Говорят, там пальмы растут. Вот Крым. Только и слышала названия городов: Ялта, Симферополь, Евпатория. Севастополь – город-герой и Керчь город-герой. Это проходили в школе. Вот все эти города на карте. Черные точки, одни помельче, другие покрупнее. А как живут там люди, не разглядишь. Какие они там, у Чёрного моря? Такие же, как здесь, на Белом? Побывать бы и в самом деле. По телеку вот показывали, вместо снега там зимой дождь.

А этот Володя из Костромы. Тоже большой город. Фимка берет в руки фотографию.

«…ездила по путевке в Крым. Там стояла ужасная теплынь, – Фимка смотрит на запорошенную снегом ель за окном, рябинку в инее, молочные разводы по краю оконного стекла, – мы ходили без пальто. А Чёрное море немного похоже на Белое. Только совсем не замерзает». Дальше, сколько Фимка не напрягает воображение, дело не идет. Но мысль о том, что она провела зимние каникулы на берету Черного моря, ей ужасно нравится.