Читать книгу Начистоту. Книга писем - Галина Щекина - Страница 23

Вечером я позвонила по номеру мобильника, оставленному для меня в гостинице – наверно, это была Ракитская. Но мобильник не ответил. Что было делать? Звонить ей на телефон домой? Но там ее муж, который ненавидит. Ее, меня, какая разница… Мне хотелось с ней поговорить, но так, чтобы его не было. Но как?

На другой день после Переделкино у нас Леной Юшковой были грустные разговоры. Вся эта атмосфера подействовала на нас размягчающе. Ласковое обращение Иры и Николая, но его как бы нечем оправдать. Ира хочет более творческого конкурса, она не против стихов, но роль эссе пока недостаточна. Возможно, это будут отклики, споры с самим Ильей по любому тезису его статей? Возможно, еще что-то, например, прибавится номинация по драме.

Всё это хорошо, но я сама только собиратель, а хотелось бы как-то поучаствовать в развитии самой идеи. Как? Юшкова сказала наконец, что ее расстроило Переделкино. Сначала на нее косо посмотрела Кудимова, потом показалось, что она вообще тут не к месту, тут все дети малые, а мы в таком возрасте, что… Но главное не в этом. Главное в том, что она не хочет делать книгу, которую я начала делать. Я уверена, что это очень состоятельно с литературной точки зрения. А Лена то подчиняется моему диктату, то говорит – не нравится! Не нравится мне эта вся так называемая проза. Выходит, я ее принуждаю? Мне стало горько до невозможности. Мало того! Она давно пишет мудреную диссертацию о пластическом театре. Она говорит, литература никому не нужна, а здесь я почти совершила открытие. Это будет преступление, если всё это не зафиксировать! Поэтому я займусь пока наукой, а уж потом посмотрю, как быть с прозой… «Хотя у меня совершенно не идет диссертация, я прячусь от компа, я вообще-то человек литературный…» И через час уже говорит: «Мне удобно так жить. Если посылают на компьютерную конференцию, то еду, если надо быть научной – могу и так, если меня позвали на литературный праздник – не могу согласиться, что это плохо. Это здорово…» Я чуть не заревела от таких речей. Значит, ей всё равно, чем заниматься! Ей нравится писать прозу, а она насильно себя гробит. Я задумалась. Может, она и права. Чем меня восхитило Переделкино? Тем, что там были все свои. Может, это от вина? Нет, мы, когда приехали, мы тогда еще не пили никакого вина. Но откуда тогда это чувство общности? Оно было. Антон Чёрный – его видеть было еще радостней, чем в Вологде. Он смеялся: «Сидеть бы нам в Твери, когда б не Галя…» Но как раз моей заслуги в том и нет. Это Ира. Это Илюша. Это все, к которым упала и я, как капля в блюдечко. Там обнаружились еще потрясные ребята, к которым я вернусь!

Значит, Юшкова всё структурирует (поганое словечко). У нее душа лежит к одному, а она заставляет себя делать другое. А что я же я? Зачем взяла и сразу, с ходу во всё это ворвалась, душой присохла? Я же неталантливый человек. Хоть бы подумала чуть, а то сразу. Мой длинный разговор с Василенко по телефону: я объясняла ей, почему надо рассмотреть дело Дубинина. Василенко болела, и голос ее слабел в трубке. Она сказала, что ей надоело разбираться с Вологдой. Я говорю, а что там разбираться? Т.Т. делает свое, я свое, я никому не мешаю править миром. Но Василенко явно думает про меня какую-то гадость. Она разлюбила меня. Такого уж не было, как раньше: «Дорогая Галя! Я счастлива, что…» Она не разрешила к ней приехать, велела везти папку а ЦДЛ, а там… Там не оказалось никакой дежурной в праздники 10 мая, стояли два пьянющих охранника, еле ворочая языком: «Пойдите позвоните». А зачем звонить? Кому? Больной Свете Василенко? Я и так ее донимала по телефону целый час. Это стыдно же вообще так приставать, тем более человеку и так плохо. Бесполезно. Мне стало обидно за талантливого Дубинина, и я увезла папку домой, а потом отправила ее по почте… Правда, я с помощью Шеварова кое-как дозвонилась до Ольги Корф, и она сказала: «Никакого движения с вашей рукописью не предвидится. Она у редактора „Черной курицы“, издавать ее никто не будет». Ненавижу Москву.

***

И еще одно событие, уже совсем мелкое. Поехала к знакомым повидаться, хотя боялась заблудиться в метро. И поскольку душа моя была полна всем тем, что изложила выше, я к духу Переделкино стремилась, без умолку от этом говорила, взахлеб и отвлекаясь на оценки… И жадно на реакцию смотрела. Но мне сказали, что всё это скучно, что люди и тусовки надоели, и коль я человек тусовки, то что ж, ходи-ходи… Потом сказали: от тебя башка болит, довольно. Я остолбенела. Я человек тусовки? Я одинокая как черт-те знает кто! Сюда людей тащила для того, чтоб вышли из пещеры, всех узнали… Ведь нету у меня здесь шкурных интересов! Такое испытала унижение. (Я помню аналогию: Воронеж, у сестры. У маленького вши от поезда… Такой переполох… Дележ наследства, перебранки, на пляж идти нельзя, купальник страшный. Зачем я всё прошу, самой не заработать? И после этого из дома выгоняют – меня с детишками, на вечер глядя. Вот что я вспомнила!)

В метро момент: хотела выйти из вагона, рискуя потеряться капитально. Затмение нашло. Понятно, больше никогда к ним не поеду. Но всё это случилось перед Домом журналиста, поэтому на сцене выступление получилось отвратительным. Горели губы, рот, как будто дали перцу. Да, я же не умею разбираться в людях! Мне нужно было душу изливать не этим, а хоть Ире или Коле, но я пристала словно нищенка – к чужим. А вот Ракитская, наверно, поняла бы. В горячке дикой горечи не очень веселилась на фуршете. Была Наташка – с ней не говорила. Пришла на встречу Маша из агентства, что занимается судьбой «Горящей рукописи» – это было классно. Хотя б надежда есть.

***

А что презентовали? Чудесный альманах! Весь дорогой, весь толстый, как купчина. Трехсотстраничный. И молодежь стихи свои читала, и совершенно тихая Ирина работала исправно Дедом Морозом. Мне говорили, что незадолго до этого случился с ней сердечный приступ. Вот так держаться надо! А я раскисла, точно истеричка! Гриша Сахаров, конечно, лучше всех, и Ваня Клиновой, Чечеткин Паша тоже: «Ах, зачем я красивый такой». Аня и Паша получили Гран-при, они замерли у королевского кресла, а на сцене играли скрипки. Организация прекрасная, ошеломительная. И праздник удался. Ольга Татаринова – мне: «Я поздравляю вас, у вас такие дети…» Вот тут уже было лишку, я только вздохнула: я здесь ни при чем. Это просто Кудимова пошутила: еще, мол, один сюрприз от Галины Щекиной. Сюрпризы ладно, а сама Галина кто? А никто.