Читать книгу Начистоту. Книга писем - Галина Щекина - Страница 24

Смятение мое еще не улеглось, хотя долго витать в эмпиреях некогда. Меня поразил один человек на «Илье-премии», кроме супругов Тюриных, конечно. Худой длинноносый юнец, некрасивый, замкнутый и неожиданно мудрый, он пишет скупо, скудно и проникает в сердце безошибочно. Вообще всех ребят можно найти на сайте

А этот человек просто сокровище – невозможно одинокий, умный Гриша Сахаров.

Я в Москве рассказывала в электричке из Переделкино свою любимую историю про расторможенность воображения. Ну как у Анчарова в «Сода-Солнце»: дали шести обалдуям таблетки творчества, и пять из шести решили сложнейшие проблемы. А в таблетках только мука и сахар, и больше ничего! Так вот, наш критик Фаустов в картинной галерее при большом стечении литературного люда взял и запустил бумажную птицу творчества. И она тюкнула в макушку самую скучную нашу 60-летнюю писательницу. «Поздравляю, вы стали графоманкой!» А она как очнулась. Так начала писать, что все рты пораскрывали: и народный язык, и музыка, и всё сверх меры, и Фокина заметила, и все заговорили – вот такой фокус. Это стало легендой. А Гриша и говорит: «Да я знаю Фаустова». – «Как?» – «Да читал в „Октябре“ голос из Вологды…» – «А ты где живешь?» – «В Орле». —?! И живет в Орле, и общества нет, и единомышленников, и не психует 18-летний мудрец. И комплексов нет, естественность полная. Я с ним проговорила целый день, с ним и еще с Пашей Чечеткиным из Перми, вот тоже уникум, будущий магистр богословия.

И мы с ними ходили по Арбату, глазели на памятник Окуджаве (как интересно – можно руку на плечо положить), на стену Цоя, на художников арбатских. ИРА МЕДВЕДЕВА. Посадила Юльку из Перми, чтоб ее рисовали, потом деньги за нее заплатила. Думаю, пылающая от волнения Юля никогда этого не забудет! ИРА кормила нас бананами. А я-то чего, не маленькая… Ешь! И я стала маленькой девочкой, с которой возятся, и тепло мне было, щекотно в горле. Только что по голове не гладили. Но был подарок и мне. Ира М. работала дедом Морозом. Все собирались в Пушкинский музей, а у меня денег не было, ведь мне пришлось все деньги отдать за обратный билет (купейный). И я стала такая убитая, и вдруг она: «На тебе деньги, сходи, когда еще соберешься…» Тут и случился, наверно, главный мой московский подарок. В Белом зале я долго разглядывала картины, развешанные по проекту «Диалог в культурном пространстве». Остроумно: рядом две непохожие картины и тут же планшет с описанием аналогий. Глянешь – всё разное. Начнешь читать – да, столько похожего – от темы до глубинных связей. Картины Пикассо и тотемные фигурки. Девочка на шаре и девочка в виде ложки. Это грандиозно. Ничего подобного не видела. Ребята Гриша и Паша тоже тихо передвигались с такими лицами, сосредоточенные, бледные. И еще. Одно полотно – оно ранило. Художник Карер (или что-то похожее). Поцелуй матери (материнский поцелуй?) Женщина, поразительно мягкая, плавная, обнимает девушку – дочь? сестру? – рядом еще одна… Картина монохромная, как фотография, черно-белая, очень большого формата, но такая возвышенная и чувственная одновременно. Не передать! Их захлестнула волна тепла и нежности. Это видно, энергетический поток их окутал. Из глаз хлынули слезы и не уставали литься. Я пыталась проморгать их и не могла. Три или четыре раз подходила я к ней, но с трудом заставила себя прекратить хождение. Это навсегда, уже не забудется. Спасибо, Ира.