Читать книгу КРИСМАСу - Гамбару - Страница 6

Станция Икэбукуро по загруженности железнодорожным потоком входит в почетную тройку столичных развязок. У восточного выхода вокзала расположился популярный комплекс Саншайн Сити с прилегающими торговыми квартальчиками, а у западного – гостиница Метрополитэн и здание Токийского художественного театра. Однако каждый токиец знает, что к Икэбукуро слава пришла ещё задолго до появления этих современных построек. Когда-то весь город безвылазно гулял в его злачных заведениях. Под звуки джаза жрицы любви заманивали прохожих россыпью незамысловатых, но крайне эффективных комплиментов. Повсюду лилось виски «Никка», и отели любви круглосуточно принимали клиентов, среди которых чаще других мелькали студенты из расположенного по соседству католического университета. По утрам, оставляя в одиночестве своих чаровниц, они спешили на занятия, чтобы вечером того же дня с подчищенной совестью продолжить загул. Но вскоре всё изменилось. Точнее, токийцы стали изменять Икэбукуро с другими районами. Респектабельная публика и те, кто причислял себя к таковой, заметались между Ёсиварой и Гинзой с её новыми псевдо-элитными хостес-клубами. Обыватели попроще погружались в бюджетные заведения Кабукичо, напичканные гастарбайтерами из юго-восточной Азии. Оставшихся радушно принимал демократичный Роппонги, который в конце концов и стал визитной карточкой ночной жизни столицы. Икэбукуро осиротел и загрустил, но, к счастью, совсем не надолго. Руку помощи, хотя и не вполне осознанно, протянули те, от кого ожидать такого не приходилось и вовсе. Расположенная на территории университета католическая церковь из сугубо гуманитарных соображений открыла двери для проведения костюмированных свадеб – чего-то среднего между цирком бродячих артистов и конкурсом пианистов имени Самурагочи. Эффект весьма озадачил организаторов. Доведенное до крайней степени гротеска действо настолько увлекло токийцев, что вокруг университетского городка, как грибы после дождя, стали появляться свадебные агентства, предлагающие за весьма значительную плату церемонии бракосочетания на западный манер. Свадьбы поставили на поток. С тех самых пор фрак и белое платье стали неотъемлемыми атрибутами всякого подобного празднества, а участие священника европейской наружности подчеркивало его легитимность. Новая ячейка общества получала боевое крещение под звон колоколов и под дождем из лепестков роз, согласно специально созданному праздничному тарифу. С платьями, фраками и специальными тарифами проблем не возникало. Сложности были со священниками.

Согласно всеведающей иммиграционной службе, в Японии проживают почти два с половиной миллиона иностранцев. Большая часть – это китайцы и корейцы. Их подпирают свыше полумиллиона юго-восточных азиатов и почти 200 тысяч бразильцев, среди которых абсолютный перевес метисов. Вся эта братия к работе на свадьбах в качестве священников годится разве что в рыбацких поселках, где даже по самому торжественному случаю принято появляться в спортивном костюме, резиновых сапогах и с банным полотенцем на шее, а заблудившийся по ошибке навигатора житель соседней префектуры, обратившись за помощью на неслыханном доселе диалекте, считается чистокровным иностранцем. Работа в транснациональных компаниях значительной части европеоидов автоматически исключала их из искомого круга. Кто же оставался? Американский военный контингент, дипломатические работники и студенты. Первые две категории исторически не отличаются энтузиазмом по отношению к новшествам, так или иначе направленным на увеличение популяции населения. В результате путем исключения почетная миссия досталась самой неподходящей для этого прослойке – студентам. Ну и ничего, что студент не совсем священник, то есть просто не священник. Ничего, что он не всегда христианин. Даже ничего, что он не всегда белый – ну, да хотелось бы, конечно. Но как, вы разве не знаете, что новым папой римским может стать африканец? Да? Тогда другое дело! Таким образом, самым приличным агентством стало считаться то, в котором за священника выдавали субъекта не азиатской внешности, вещающего по-японски с акцентом.

Крис вещал с акцентом уже почти три года. Он влился в ряды свадебных попов вместе с исследователем паранормальной активности нижних слоёв атмосферы Яри из Финляндии. На первых порах блондин Яри стал главным действующим лицом. Крис работал на подхвате: подержать Библию, передать кольца новобрачных, прыснуть священной водой. Этот тандем имел хоть и не бешеный, но довольно стабильный успех: белый и черный одновременно обслуживают японцев. Как это им льстило! Гостям надоест смотреть на белокурого батюшку, можно поглядеть на черного подмастерья. Но скоро финн, не выдержав разлуки с домом, не выходя из новогоднего запоя, с первыми цветами сакуры сбежал на родину. И Крис остался один. Дела пошли из рук вон плохо. Он подражал своему предшественнику, а выходило жалкое подобие. Он прикладывал усилия, чтобы произносить фразы пафосно, но публика проваливалась в сон, словно на сеансе групповой терапии секты "Обретение сновидений на Пути истинном". Заказы безудержно падали. Именно в это непростое время, впавший в глубокую депрессию Крис столкнулся с Альберто. Молодой кинематографист ласково, но настойчиво посоветовал новому другу быть собой. Вытерев горячие слёзы предложенным шелковым платком, Крис вдохновенно вручил себя в объятия собственной же природы. Неожиданно обнаружилось, что желающих брачеваться под руководством милого священика-гея определенно больше, чем в традиционной версии. Владелец агентства даже разрешил Крису поменять цвет рясы на более гламурный, добавить страз на крест и подкрашивать губы. Вот тут-то подкрался настоящий триумф. Количество посетителей зашкаливало так, что пришлось открыть еще несколько филиалов. Временами Крис подумывал о том, чтобы забросить учебу в высшей школе Дзен-буддизма и сосредоточиться целиком на свадьбах. В дни звездной болезни он видел себя единственным спасителем Японии от демографического кризиса. Крис чувствовал себя проституткой, которая наконец-то нашла свой приход. Он отдавал себя, и взамен благодарные клиенты осыпали его дарами. Кто-то давал щедрые чаевые, кто-то презентовал оплаченные поездки на курорты Атами, Окинава и Бэппу. Скрюченный старик, владелец сети риелторских компаний, которому, похоже, легче было достать руками до земли, нежели до своих ушей, подарил 89 бесплатных талонов на посещение кафе Армани, каждый номиналом в десять тысяч иен. Дед еще долго извинялся, что их неровное количество. Дарить подарок и извиняться – так могут только японцы! Однажды растроганный брат невесты от лица признательного семейства, наконец-то избавившегося от перезревшей дочери, вручил Крису семена марихуаны, и вот уже как год небольшая плантация у него на балконе радовала все крыло общежития. На новый год его засыпали ящиками с редькой. Крис редьку ненавидел и отдавал корейцам, которые делали из нее что-то безумно острое. Он был любим и в прямом, и в переносном смысле.

Крис и Тейм стояли у пепельницы перед входом в университетский городок и курили.

– Как я люблю эту страну, – Крис прикрыл глаза. – Никому дела нет до того, что ты делаешь, где и с кем. Никто не лезет тебе в душу.

– Хмм…это не совсем верно. Дела у них нет до тех пор, пока ты не обнаглеешь в конец, – Тейм стряхнул пепел, – На трассе ограничение скорости 100 километров, но все едут 120–130. Допустимое превышение. А вот поедешь 160, тогда моментально лишишься прав, – Тейм затянулся, – Есть еще способ: поменять название. Например, публичных домов в Японии нет, но зато есть Центры Оздоровления. Все то же самое, но как благородно звучит: Оздоровление!

– Вот они поэтому и долго живут, что оздоровляются, а не тупо трахаются, – Крис прыснул от смеха и прикрыл рот рукой. Он с интересом посмотрел на хохочущего Тейма, – Как это тебе удается?

– Что? – округлил глаза.

– Ты всегда в отличном настроении! Никогда не видел тебя чем-то огорченным.

– Жизнь прекрасна! – Тейм развел руки, чтобы придать убедительности словам.

– Мы бы могли быть отличной парой! – Крис кокетливо сверкнул глазами, а Тейм от неожиданности закашлялся.

– Я говорю про работу в паре. В тебе столько позитива. Клиенты были бы довольны. А ты что подумал?

– Ну ты красавчик! – Тейм протянул открытую ладонь Крису. Крис хлопнул своей.

– Только давай договоримся сразу. Это твой первый раз. Такое мероприятие требует особого настроения. Слышишь?

– Да, да, конечно! Я постараюсь, босс! – Тейм отдал честь рукой, – Послушай, а ты не знаешь, почему японки всегда перед сексом исступленно твердят, что они этого "не хотят"? Это такой способ проявить учтивость по отношению к мужчине? Как с подарком, от которого они имеют привычку вначале отказываться?

– А у тебя есть японка? А как же твоя девушка?

– У меня?… да нет…

– Да ладно, расслабься! Какая может быть учтивость в сексе? Ты сам подумай! Я думаю, что это такая форма мазохизма. Слышал притчу про монаха-мазохиста? Был такой монах, который любил в четыре утра принимать ледяной душ. Только никогда этого не делал! Потому что он мазохист.

– Ух, ты… То есть, для них показной отказ – это вид самоистязания за скрытое желание заняться сексом?

– Типа того!

Тейм раскатисто загоготал. Он бы еще долго хватался за воздух и приседал вокруг Криса, если бы не полицейский, случайно проезжавший мимо на велосипеде. В попытке проскочить на скорости мимо пляшущего иностранца он опрометчиво сблизился, за что тут же был беспощадно сбит. Словно в замедленной съемке, бедняга стал заваливаться вместе с велосипедом прямо на проезжую часть. Несмотря на свою видимую неуклюжесть, Тейм успел развернуться, схватил блюстителя порядка за рукав и бросил на тротуар. Полицейский с шумом грохнулся на асфальт, и велосипед с переливающим металлическим трезвоном полностью накрыл его. "Ко всем моим бедам не хватало еще проблем с полицией," – подумал Тейм.

Крис прервал молчание, длившееся с полминуты.

– Интересно, почему японцы разрешили иностранцам участвовать в сумо? Как они собираются сохранять его духовные традиции? В конце концов, как они собираются выигрывать у иностранцев?

Крис достал из кармана четки и начал что-то бормотать про себя. Тейм присел у тела полицейского. Пожилая парочка стремительно перешла на другую сторону дороги и с ругательствами "опять эти американцы" стала быстро удаляться. Тейм затянулся и выдохнул в лицо невольно пострадавшему.

– Я вот что думаю, слово «жена» по-японски «окусан», а если его дословно перевести, будет означать "хозяйка недр дома", то есть такая хоть и главная, но часть интерьера. Когда нужно, позвали, когда не нужно, опять стала на свое место. Такая периодически необходимая вещица. Может, женское "не хочу" – это такой протест против их положения? Феминизм по-японски?

– Такой протест может привести только к развитию общей фригидности общества. Ведь основная цель феминизма заключается в формировании у мужчин комплекса сексуальной неполноценности. А что, если, как и в сумо, начать приглашать иностранцев в семьи? Интересно, помогло бы это сохранить традиционные устои японской семьи?

Крис закатил глаза и еще раз повторил про себя только что сказанное. Со словами "Господи, что я несу", он достал из сумки мускатный освежитель полости рта и побрызгал.

– Развитие фригидности в обществе как следствие дискриминационного значения слова «жена» – еще одна тема для исследования, под которое японское правительство непременно выдаст деньги. Надо будет кому-нибудь из наших подкинуть эту идею, – Тейм аккуратно потрепал блюстителя порядка по обеим щекам, – Как вы себя чувствуете? – он бросил окурок в пепельницу и снял велосипед с полицейского. Крис заговорщически улыбался.

– Знаешь, кто самая красивая и желанная женщина у японцев?

Крис ощупал полные бедра полицейского. Было видно, что тот почти пришел в себя, но изо всех сил старается не подавать вида. Тейм прислонил велосипед к ограде.

– Оно Но Комачи. Девственница со скрытым бешенством матки, которая всю жизнь пила литрами галлюциногенный чай и под его действием слагала эротические танка.

– Самая красивая женщина в Японии – это мужчина, – Крис в раздумье достал гигиеническую помаду.

Очередная банальность Криса попала на благодарную почву. Тейм поступательно затрясся, от чего даже присел, облокотившись спиной на ограду. Он протянул руку в сторону полицейского, хотел что-то сказать, но новый приступ смеха вызвал очередную серию конвульсий. Сквозь слезы, почти задыхаясь, он выдавил из себя: – Этот, что ли?

Крис предусмотрительно отступил от полицейского, потому что рука Тейма описала немыслимую дугу от лежащего к ограде и по пути задела велосипед. Груда железа во второй раз безжалостно накрыла своего владельца.

– Самая красивая женщина в Японии – это мужчина, – Крис посмотрел на исстрадавшегося полицейского и небрежно махнул рукой. – Нет, конечно, не этот. Театр Кабуки – это рассадник самых красивых женщин. Причем, чем старше актер, тем более женственным он становится.

– Ах, вот ты о чем, – Тейм почти успокоился и встал на ноги. Он убрал с полицейского велосипед и с подчеркнутой осторожностью приставил его к ограде.

– Я о том, что, чтобы быть женщиной, необязательно быть женщиной.

– Ну-ка, еще раз.

Крис зашевелил губами, проговаривая про себя.

– То есть, чтобы быть настоящей женщиной, необязательно быть рожденным женщиной. Вот.

– Другими словами, чтобы быть женщиной, вполне достаточно родиться мужчиной? – Тейм начал было опять смеяться, но Крис остановил его взглядом и показал отойти от велосипеда.

– Выходит что так. В этой стране выходит, что так, – и, спохватившись, посмотрел на часы, – Боже мой, сколько времени? Нам надо спешить.

– Ну, тогда, и чтобы быть настоящим мужчиной, вполне достаточно родиться женщиной.

Крис вопросительно посмотрел на Тейма.

– Театр Такарадзука. Ты же знаешь, там все роли играют только женщины. А мужские у них выходят сверхбрутальными.

– Об этом я не подумал. Я обожаю Японию. Западной логикой её точно не взять. Как же наши японцы по-особенному гармонируют с природой! Ладно, поспешим в мой театр. Ах, да! А с этим что делать?

– Да ничего. Он уже почти пришел в себя, – Тейм приподнял квёлого стража порядка и усадил его, прислонив спиной к ограде рядом с велосипедом. Едва они скрылись из вида, как к полицейскому с разных сторон стали стекаться любопытные.