Читать книгу Чабанка - Геннадий Григорьевич Руденко - Страница 4

– А ты слышал, солдат – «дембель в мае проебали – дембель будет в декабре»? Я те дембельнусь, мля, в мае, ты у меня еще снег с плаца будешь убирать БСЛ86⁴. Сука, в натуре, ёпт! Советскую Армию на месяц наебать хочешь? Я ж твои документы проверил, ты же призван, мля, был в конце июня!

Жара. Между КПП и штабом мы с Колей Могилиным стояли по стойке «смирно» перед двумя, как бы точнее сказать, слегка трезвыми майорами: новым комбатом, вернее, очередным новым комбатом и его замом по политической части майором Кривченко, с которым у нас были отличные отношения, насколько отличными они только могут быть у майора с солдатом.

Дело в том, что я и Могила, два военных строителя, старших сержанта Советской Армии собирались сегодня, то что называлось, получить на руки документы. Дембель. Вот так – просто «дембель», и никакого восторга по этому поводу. Рутина. Мы давно готовы и мы очень спешили. За КПП был 1986 год и мой гражданский начальник Палыч на своем Жигуле. Палыч обещал помочь купить водку и мы опаздывали.

Мы с Могилой были первыми «ласточками» в нашей части дембельской весной 1986 года. План наших проводов был давно разработан, но для его реализации надо было поспеть в один из двух, открытых на весь огромный поселок Котовского, ликероводочных отделов. В стране начиналась антиалкогольная кампания и проблема, где достать водку, занимала умы большей части мужского населения всё то время, которое было свободным от ее употребления.

Кривченко твердо обещал сегодня нас отпустить. Мы уже пятый день были на чемоданах. Кто мог предвидеть, что успеют прислать нового комбата, который ничего и никого не знает, с которым мы не служили и который, к тому же, умеет читать и считать. Слава Богу, он не может в моих документах, грамотный, вычитать, что я еще и восемь раз (!) в отпуске побывал за два года, можно сказать, еще на два месяца сократил свой священный долг.

Новый не знает, что нам «по барабану» все его крики, а вот мы знаем, что нас отпустят, если не сегодня, то, в худшем случае, завтра, ну… или послезавтра. Мы с Могилой настоящие деды, не в том смысле, что «дедушки Советской Армии», если по армейским понятиям, то дедушками по сроку службы мы были до последнего приказа министра обороны СССР. А сейчас мы дембеля или «гражданские». Нам по двадцать шесть лет, у нас есть жены и дети – вот это и делало нас настоящими дедами. И нам пора домой.

Николай из Казахстана, высокий худой парень в очках с толстыми слегка затемненными линзами, которые придавали глазам очень полезное в армии выражение «чё?!». Полгода назад у Могилы к его уже существующему «букету» нашли новое серьезное заболевание и врачи постановили – комиссовать подчистую. Но Колян не согласился:

– Я отпыхтел, нах, полтора года! И теперь получу «белый билет» со статьей? Нах облокотились! Я хочу дослужить и уйти с чистыми документами.

Коля был командиром отделения кровельщиков, хорошим специалистом, УНР⁵ нуждалось в нем. Командование части договорилось, что Коля дослужит до конца, но на дембель уйдет первым.

А я был «аккордником», то есть я выполнил аккордную работу, надо сказать, не первую за свою службу. На этот раз я заново сделал ленинскую комнату в роте, в свободное от служения Отечеству время конечно, и, в соответствии с договоренностью, должен был дембельнуться сразу по окончании работы. Замполит части и замполит моей роты работу приняли – гуляй, как говорится, смело! «Бегунки» были подписаны, долгов перед Советской Армией нет, а есть даже небольшой приварок – за два года службы на личном счету я накопил аж 114 кровных рублика, так что домой с гостинцами смогу приехать, если после отходной что-то останется.

Дело в том, для тех кто не знает, что солдаты в стройбате были на самоокупаемости, то есть мы работали, получали, так называемую, заработную плату, с нас высчитывали за одежду, за постель, за еду, за проживание, выдавали в месяц рублей по десять, а остальные на личный счет. Многие по окончании службы оставались должны государству и, насколько я знаю, государство исправно отбирало свое у служивых и после дембеля. Но это в том случае, если военный натворил чего или там имущество значительно попортил, например, крановой⁶ свой кран в озере утопил или "шинелку" пропил. А если солдат не виноват в своем долге, то армия находила пути быть справедливой. Например, один раз в год в нашу часть присылали сержанта из стройбатовской командирской учебки. Такому сержанту уже никогда не расплатиться с долгами. Ведь он в армии уже три месяца ел, спал, форму носил, а не работал, дармоед. Такого в нашей части переоформляли с нестроевой в «строевики», то есть выводили из списков стройбата и был боец вечным дежурным по КПП или по КТП⁷. Так и служили у нас, сменяя друг-друга, такие сержанты до своего дембеля, их боевой задачей была охрана ворот и воспитание «духов» на карантине во время осенне-весенних призывов. А мы не служили, мы работали и финансовая составляющая в строительных войсках была поважнее политзанятий даже в эпоху напрочь заполитизированного развитого социализма.

Так что нам «по барабану». Когда надо, мы тоже могли в «армию» поиграть. Я:

– Виноват, товарищ майор, права такого не имеете документы нам на руки не выдавать. Расчет мы получили, с довольствия сняты, голодать не намерены.

Даже Кривченко опешил от моей наглости:

– Ну, ты, Руденко, вообще охуел. С довольствия его сняли. А ты когда последний раз в солдатской столовой кашу ел, сученок? Тёха, твой же кореш в хлеборезке, всегда тебе картошечки нажарит на свежем сале, мля.

– Так-то по земельски, товарищ майор, а официально мы голодаем уже который день. Жаловаться буду, меня машина ждет, поеду в Одессу и полковнику Зеленому сообщу о творимом беспределе в вверенном вам подразделении, – это я конечно по-приколу ввернул, Кривченко это знал, а новый то – нет.

– Какому Зеленому, ёпт? – спрашивает комбат у звенящего от жары окружающего пространства, видно великое слово «полковник» произвело свое действие и комбат даже для приличия не обматерил явно зарвавшегося сержанта.

– А это председатель трибунала Одесского гарнизона, товарищ майор, – достаточно ехидно подсказывает ему Кривченко, – С Руденко станется, он хорошо знает товарища полковника. Они познакомились после одного трибунала, когда Руденко, как «кивала»⁸, в приговоре особое мнение написал. После этого полковник решил познакомиться с таким обуревшим солдатом, ну и закорешили, бля.

Подвижное лицо комбата замерло, глаза покинули установленные природой орбиты. Было такое впечатление, что ему в рот, вместо прохладного хрустящего соленого огурчика, попал кусок недоваренного сала со щетиной из солдатского котелка. Мы то хорошо знали, что проглотить такое не просто – сантиметровая щетина упиралась, цепляясь за любые неровности во рту.

– Э-э, ну у вас здесь и порядки, ёпт. Трибуналы… Я у вас здесь, блядь… Я ему увольнительную не дам, – нашел простой выход комбат, справившись с неприятностями во рту, – он до первого патруля только в Одессе и дойдет, сука.

– Ебал он наши с вами увольнительные, товарищ майор, у него маршрутный лист⁹ по всей Одессе с областью. – Кривченко тронул комбата за локоток, – Зайдемте в штаб, товарищ майор. А вы, военные строители, здесь ждите.

– Лучше с Петровым на Майорке, чем с майором на Петровке, – сплюнул Колян.

– Пацаны на Кулиндорово заждались, боюсь, сейчас в часть рванут – разминёмся. Слышь, Могила, а может ну его на хуй, поехали по плану, берем водку и к нам. Отмечаем, гуляем, а эти сами нас искать будут, чтобы документы отдать. Поехали, а то, если с Палычем за водкой не успеем, придется бромбус в Красном доме покупать.

– Геныч, не кипишуй. Куда гулять? Что отмечать будем? Я с сеструхой в Кишиневе договорился, завтра мы у нее. Конфет заебательских домашним накупим и по домам. А без документов, какой нах Кишинев? Подождем, не должен замполит нас кинуть. О, а вот и он…

– Ага, а мы скучамши!..