Читать книгу Разноцветье детства. Рассказы, сказки, очерки, новеллы - Геннадий Мурзин - Страница 9

Никита открывает глаза и озирается. Церковь почти пуста. Значит? Служба уже закончилась. Выходит, это был всего лишь сон? Никита продолжает чувствовать на голове теплую чью-то ладонь. Поднимает глаза вверх: над ним, склонившись, стоит молодой священник и ласково треплет вихры.

– Ты чей, мальчик? – певуче спрашивает священник и его глаза, такие светлые и ясные, заглядывают в душу. – Почему без родителей? Где они?

– Батюшка, – Никита впервые разговаривает со священником, но слышал, что к нему надо именно так обращаться, – нет их… ну… – Никите страшно трудно признаться, что никому он не нужен в этом мире. Из его глаз невольно поползли по щекам крупные слезинки.

Священник присел перед ним на корточки и легонько прижал голову ребенка к своему облачению.

– Ну, будет, родной… День-то какой?.. Светлый… Рождество… Радоваться надо, а ты плачешь…

Отец Серафим меньше года назад покинул стены Московской духовной академии, получив благословение на служение Богу от самого Патриарха Всея Руси. Оставляли в Москве, при академии, но он смиренно испросил дозволения вернуться на родину, в Екатеринбургское епархиальное управление. Ему пошли навстречу. По прибытии, определили в помощники к настоятелю нового храма.

Священник глядел на Никиту, поглаживая пока еще реденькую бородку, и не знал, что следует предпринять в подобной ситуации. Посоветоваться с настоятелем? Нет времени. Нельзя сейчас оставлять ребенка с израненной душой одного. Он обязан помочь страждущему. Но как?

– Далеко ли живешь, сынок? – спросил отец Серафим, продолжая гладить голову Никиты. Не дождавшись ответа, сказал, протянув в сторону мальчишки свою ладонь. – Пошли. Провожу тебя, а по дороге расскажешь про печаль свою.

И Никита рассказал. Отец Серафим не прервал ни разу. Он слушал и тяжело вздыхал. История даже для него не нова: не впервой видит сироту при живых родителях, не впервой.

Никита показал на девятиэтажку, стоящую чуть поодаль от других домов.

– Почти пришли.

Они, держась за руки, стояли вблизи огромного магазина, сияющего праздничными огнями. Отец Серафим взглянул на магазин и вспомнил.

– Погоди-ка, сынок, а ты сегодня хоть кушал?

Никита утвердительно кивнул.

– Утром… Соседка, Клавдия Ивановна, щами вкусными-превкусными угостила и рождественским пирогом… С гусем!

– Но сейчас пора ужинать… Подожди здесь… Я – быстро.

Никита догадался и покрылся стыдливым румянцем.

– Не надо, батюшка… Я не голоден… Спасибо… Да и мать, наверное, уже дома.

Отец Серафим, напустив на себя строгость, погрозил укоризненно пальцем.

– Не спорь. – Он скрылся за стеклянными дверями и через пять минут вернулся с тяжелым свертком в руках. – Вот… Вместе и пообедаем… Я ведь тоже проголодался…

Никита позвонил. Дверь открыла соседка. Увидев Никиту и рядом с ним молодого священника, которого видела на вчерашней службе, всплеснула руками.

– Уж не случилось ли что-нибудь, а?

– С Рождеством! – вместо ответа сказал отец Серафим и спросил. – Можем войти?

Клавдия Ивановна засуетилась.

– Ну, да… Проходите-проходите, пожалуйста, – прикрыв за священником дверь, Клавдия Ивановна попросила. – Благословите, батюшка?

– Бог благословит, – ответил отец Серафим и трижды перекрестил соседку. Потом спросил. – Где же кухня? – Клавдия Ивановна кивнула влево. Священник пояснил. – Мы сильно голодны и надобно перекусить, – он прошел на кухню и положил сверток на стол. – Ни крошки с раннего утра в наших ртах не было.

Клавдия Ивановна закачала головой.

– Не прост у вас, батюшка, нынешний день…

Отец Серафим прервал:

– Не прост, но светел…

– Напрасно беспокоились. – Соседка кивнула в сторону Никиты. – Голодом все равно бы не оставила.

– Клавдия Ивановна, – сказал Никита, – говорил, что сыт, но батюшка…

Отец Серафим присел на табурет у окна, за которым сгустились сумерки, а небосвод усеялся мерцающими звездами. Он спросил:

– Матери, как понимаю, нет?

Клавдия Ивановна развела руками и сердито поджала сухонькие губы.

– Рано – не жди… А если и заявится, то…

– Ничего, мы сами справимся, не так ли Никита? – тот радостно кивнул. – Если что, то Клавдия Ивановна подсобит. Итак, займемся приготовлением трапезы, а?

Втроем они быстро накрыли стол. Получился необыкновенно праздничным, даже с розовобокими крупными яблоками. Клавдия Ивановна выставила утренние щи и остатки пирога и извинилась, что других кушаний не имеет: что взять с российской пенсионерки?

– Что вы, – перекрестив обеденный стол, откликнулся отец Серафим. Почерпнув ложку, отправив в рот, воскликнул. – Щи-то, матушка, царские.

Закончив трапезу, Клавдия Ивановна принялась за мытье посуды, а отец Серафим с мальчиком ушел в его комнату. Священник, окинув оценивающим взглядом комнату, покачал головой, отметил про себя: какая, право, запущенность.

Никита присел на кушетку. У него слипались глаза, а голова клонилась к подушке: сытная еда давала о себе знать.

– Батюшка, могу прилечь?

– Ну, конечно, сын мой. Вздремни чуть-чуть. А я рядышком посижу. Не против?

Никита кивнул и закрыл глаза. Минуты через две, не открывая глаз, тихонько проговорил:

– А в церкви ко мне ангел прилетал… Во сне, видимо… Сказал, что Иисус услышал мою молитву… Батюшка, – Никита схватил руку отца Серафима изо всех сил сжал, – а, правда, он поможет?

Священник тихо ответил:

– Бог-сын милостив ко всем страждущим и его почитающим… Спи, сын мой, с миром…

Послышалось размеренное сопение. Отец Серафим, чтобы не разбудить спящего, осторожно встал с кушетки и прошел на кухню, где соседка продолжала шуметь посудой. Он долго о чем-то разговаривал с Клавдией Ивановной.

– Помогите ребенку… Избавьте от страданий, – просила соседка, провожая гостя до двери.

Отец Серафим ничего на это не сказал. Он все для себя решил. Он быстро-быстро зашагал к трамвайной остановке. Священник тяжело вздохнул и вслух сказал:

– Жаль, что соседка не знает точного адреса…