Читать книгу Хамелеоны. Детективы в стиле ретро - Геннадий Мурзин - Страница 16

Шифротелеграмма в Москву из УМГБ Свердловской области:

«Нами задержаны по подозрению в хищении социалистической собственности Соловейчик Яков Яковлевич 1911 года рождения и Прошкина Алла Демидовна 1913 года рождения. По нашим данным, оба в начале 1942 года выходили из окружения под Вязьмой, а в 1943 году оказались в немецко-фашистском плену. Соловейчик находился в концлагере под Гомелем, Прошкина – в концлагере «Терезин» (Чехия). Оба были освобождены в результате наступления Красной Армии.

Прошу проверить по архивам обстоятельства, при которых указанные лица попали в плен и обстоятельства их освобождения из плена. О результатах – информируйте. Генерал Чернышев».

Совещание, проводимое отделом административных органов Свердловского обкома КПСС, закончилось. Все шумно задвигали стульями и стали покидать зал. С кислым выражением лица (не по нутру ему были подобного рода мероприятия, считая единственным их результатом, – пустую трату времени) поднялся со своего места и подполковник Малышев. Он вышел в проход и направился вместе с другими к двери, на выход. Но тут за спиной услышал голос заведующего отделом Савинова:

– Иван Семенович, а вы задержитесь, – Малышев обернулся. – Зайдите ко мне, в кабинет.

– Слушаюсь, – ответил Малышев.

Он вышел в коридор, поднялся на четвертый этаж, прошел прямо, в конец коридора и открыл дубовую дверь приемной Савинова. Сидевшая за пишущей машинкой седоватая старушка подняла вопрошающие глаза.

– Илья Максимович просил зайти.

– Он у себя, – откликнулась старушка. – Проходите, пожалуйста.

Малышев вошел в кабинет и остановился.

– Присаживайся, Иван Семенович, – хозяин кабинета показал рукой на стоящий напротив стул.

Малышев прошел и присел.

– Жалуются на тебя, – без всяких предисловий начал Савинов.

– Меня это не удивляет.

– А меня – очень, – Савинов исподлобья смотрел на сидевшего напротив него. – Я тебе должен напомнить, что не в первый раз.

– Илья Максимович, это же хорошо, когда жалуются. Значит, взяли за живое. Значит, на верном пути. Хуже, когда жулье станет благодарить.

– О чем ты? Какое «жулье»?

– То самое жулье, с которым мне приходится иметь дело.

– Говори, да не заговаривайся. На тебя не жулье, как ты выражаешься, жалуется…

– А кто?

– Первый секретарь горкома партии. Он считает, что ты не с преступностью борешься, а попираешь основные принципы социалистической законности.

– Серьезное обвинение…

– Оставь иронию для другого случая, – Савинов с трудом сдерживался. – Что ты привязался к магазину «Светлана»? Как мне сообщили, ты вновь там разбойничаешь.

– Вы так напрасно со мной… Обижаете…

– А партию обижать можно? А честных коммунистов третировать можно? Я тебе должен напомнить: времена вашего произвола давно закончились. И партия больше вам не даст возможности вернуться к прошлому. Учти!

– Я не третирую честных коммунистов…

– Ты не понимаешь?.. Я тебе уже однажды говорил: ты – коммунист, и будешь делать то, что говорит партия. Тебе понятно?!

– Это понятно. Но непонятно другое: разве партия говорит о том, что коммуниста наличие партбилета избавляет от ответственности? Вор – он и есть вор. Мне все равно: с партбилетом он в кармане или нет.

– Повторяю: говори, да не заговаривайся. Не хочешь ли сказать, что партия состоит из воров?

– Я этого не говорил.

– Не говоришь, но подразумеваешь. Я тебе официально заявляю: все, что связано с членами правящей партии, решать не тебе, а нам. Понятно?

– Нет.

– Дерзишь?! Сожалею… Кстати, я разговаривал с Азаровым… Он также тобой недоволен. Он также просил тебя оставить в покое руководство магазина «Светлана»… Кто ты такой?! Почему не слушаешь советов – ни наших, ни непосредственных руководителей? Так ты можешь далеко уйти. Впрочем, партия тебе не позволит… Иди! И подумай… Пока еще не поздно.

Из воспоминаний полковника милиции Плотника:

«Обыск на квартире Соловейчика лично у меня вызвал двойственное чувство. С одной стороны, у меня он вызвал жалость. Согласитесь, со столь искренним и честным преступником не так уж часто доводится встречаться. Я тогда думал: «Оступился человек… С кем не бывает. Главное, искренне раскаивается, готов загладить вину. Он не увиливает, не валит вину за случившееся на других. Порядочен по отношению к подруге, будущей супруге». Короче говоря, во всех отношениях мужик вправе рассчитывать на сострадание. А, с другой стороны, я все время ловил себя на мысли, что все происходящее производит впечатление чего-то не натурального. Точно также ощущаешь себя, когда приходишь в театр на премьеру, а уходишь после спектакля – обманутым: происходившее на сцене – не искусство, а его подделка.

Майор Кадочников, мой тогдашний кумир, относился с долей скепсиса к происходящему во время обыска. Я это не видел, но ощущал. Я чувствовал, что он прав, а вот объяснить – не мог. Он не доверял, потому что за плечами огромный жизненный опыт. Я не вполне, скажу так, доверял словам Соловейчика, из-за моего слепого поклонения кумиру.

Такое вот странное раздвоение личности произошло во мне.

После обыска я много думал, воскрешая все мельчайшие детали происходившего. И чем дольше думал, тем больше находил в поведении Соловейчика странного. Необъяснимого. Непонятного. Но это – в мелочах. По крупному же – все как раз было предельно понятно: человек совершил нехороший поступок, поддавшись минутной слабости; осознав случившееся с ним, готов на любые жертвы, чтобы исправить зло».

Генералу Чернышеву только что принесли дымящийся чай – в стакане и старинном серебряном подстаканнике. Сделав маленький, пробный глоток, с удовольствием хмыкнул – по его вкусу, значит. А обожал он чай горячий (крутой кипяток, а когда напиток чуть-чуть остывал, то он его уже называл ополосками). Пил без сахара: говорил, что сахар вреден для организма; что от чрезмерного его употребления может развиться сахарный диабет. Дома заварку готовил только сам, не доверяя никому, и по собственному оригинальному рецепту. На службе – это делал его помощник Некрасов, у которого, по словам генерала, на сей счет талант, превосходящий его собственный, то есть генеральский.

Он пил медленно, наслаждаясь напитком, вдыхая его аромат и всякий раз поцокивая языком.

Вошел капитан Некрасов.

– Товарищ генерал, в приемной подполковник Малышев. Говорит, что вы вызывали. Может войти?

– Да. Пусть заходит.

Некрасов вышел и тотчас же вошел Малышев.

– Товарищ генерал…

– Проходи, подполковник, присаживайся, – генерал показал рукой на стоящий напротив стул.

Малышев прошел и присел. Генерал допил чай, отодвинул в сторону подстаканник. Посмотрев внимательно на вошедшего, спросил:

– Как дома? В порядке?

– Так точно, в порядке, товарищ генерал.

– Если что – говори, не стесняйся.

Подполковник еще раз повторил:

– Все в порядке, товарищ генерал.

– Тогда – ладно… Я вот зачем вызвал тебя: Савинов звонил… Пять минут назад… Что там за история с магазином «Светлана»?

Малышев встал.

– Докладываю, товарищ генерал…

– Да, сиди ты, – генерал недовольно поморщился, – мы же одни.

Малышев снова присел на стул.

– От осведомителя стало известно…

– Не надо подробностей. Я подписывал запрос в Москву. Скажи, что-то серьезное?

– Понимаете, товарищ генерал, похищенное подпадает под категорию особо крупного… А, кроме того, в этом деле много неясного, подозрительного.

– Вот как? А мне докладывали, что подозреваемый дает правдивые показания; что у него на квартире во время обыска обнаружено похищенное; что история предельно проста и может уже через месяц пойти в суд… Если, конечно, вы все там не сочтете возможным прекратить уголовное преследование…

– По закону, товарищ генерал, не положено. Не на поруки же отпускать?

– А почему бы и нет? Как-никак фронтовики – оба.

– Не мне этот вопрос решать: суду. Думаю, там учтут и это обстоятельство.

– У тебя, что, есть сомнения насчет их прошлого?

– Не знаю, как и сказать… Очевидного – ничего, однако…

– Тогда зачем надо было в Москву слать запрос?

– Это, собственно, не моя инициатива… Это – капитан госбезопасности Целищев настоял. Узнав, что задержаны находившиеся в плену… Сами знаете, какая у них установка. Не грех, мол, лишний раз перепроверить. Они…

– «Они» – это мы, подполковник, – поправил его генерал.

– Это так, но задачи все же у нас разные.

– Задачи, может, и разные, а вот цель одна – чтобы социалистическое общество с каждым днем здоровело; чтобы твердо и победно все мы шли к коммунизму.

– Согласен, товарищ генерал.

– И на том спасибо, – по лицу генерала пробежала улыбка. – Работайте. Не собираюсь мешать. Поступайте, как считаете нужным. Не хватало, чтобы я занимался каждым воришкой.

– Но воришки-то бывают разные, – заметил подполковник и взглянул в глаза генералу.

– Верно: далеко не по каждому вору звонит Савинов…

– Давят? – спросил Малышев.

– Ну, ты тут перебрал. На меня давить – пустая трата времени. Я и сам могу так надавить… на кого хочешь… что косточки захрустят.

– Это – хорошо!

– Что «хорошо»?

– Все.

– Хорошо-то хорошо, подполковник, но ты тоже будь поумнее, когда разговариваешь с бывшими «комсомолятами», между нами, мальчиками говоря. Вспыхиваешь, как порох, после первого же слова… дерзишь. А они этого там не любят. Я тебе уже как-то говорил, что надо быть подипломатичнее, когда имеешь дело с ними. Я уже советовал тебе: слушай их наставления, согласно кивай, а сам действуй так, как тебе подсказывает совесть и закон.

– Не могу… не умею, товарищ генерал… не обучен.

– Не можешь? Тебе трудно действовать по закону?

– Нет… Не могу лицемерить.

– Ишь ты! А я могу?! Мне-то гораздо больше приходится выслушивать. И ничего! Гибче надо быть, гибче, подполковник. Прямолинейность – не всегда во благо.

– Не умею, – упрямо повторил Малышев.

– Учись! Интересы дела этого требуют.

– Обидно, товарищ генерал…

– Да? Что-то новенькое.

– Обидно, поскольку знаю мотив их защиты руководителей магазина «Светлана»… а… прикрываются партией…

– Не думаешь ли, что я не знаю, что они там пасутся; что имеют свой личный интерес? Знаю, все знаю… И тем не менее выслушал с видимым вниманием все, о чем говорил мне Савинов… И даже пообещал хорошенько наподдавать тебе, чтобы ты «не попирал социалистическую законность».

– От вас, товарищ генерал, я готов… если вы так считаете.

Генерал расхохотался.

– Чудак! Не понял? Я тебя в обиду не дам! Никому!

– Но…

– Но ты тоже постарайся пореже меня подставлять, понял? Не думай, что мне так уж приятно выслушивать этих зануд. Особенно, когда по таким вот пустякам.

– Слушаюсь, товарищ генерал!

– То-то же! – генерал шутливо погрозил ему пальцем. Но потом все же добавил. – Надеюсь, все, о чем мы тут с тобой говорили, останется исключительно между нами?

– Естественно, товарищ генерал! – ответил Малышев и встал. – Разрешите идти?

– Иди… И работай.

– Спасибо, товарищ генерал.

– За что?

– За то, что «наподдавали».

– Хорошо наподдавал?

– Так точно!

– Иди. И скажи там Некрасову, чтобы чайку свеженького спроворил.