Читать книгу Гедда Габлер (пьесы) - Генрик Ибсен - Страница 6

Редакция «Народного вестника». В глубине слева – входная дверь, правее по той же стене – еще одна дверь со стеклянными вставками, сквозь которые видно типографию. В стене по правую руку тоже дверь. В центре комнаты стол, заваленный бумагами, книгами и газетами. На авансцене слева окно, рядом конторка и высокий стул. Несколько кресел стоит у стола в центре и несколько стульев вдоль стен. Обстановка мрачная, убогая, стулья и кресла драные, с засаленной обивкой. В типографии трудятся два наборщика, видно, что ручной пресс на заднем плане не простаивает.

Редактор Х о в с т а д что-то пишет за конторкой. Чуть погодя заходит Б и л л и н г с рукописью д о к т о р а С т о к м а н а в руках.

Б и л л и н г. Да уж, я вам скажу!

Х о в с т а д (продолжая писать). Прочитали целиком?

Б и л л и н г (кладет рукопись на стол). Да, всю прочитал.

Х о в с т а д. Не на шутку доктор разошелся, да?

Б и л л и н г. Разошелся? Да он их в щепки разнес, убей бог! Каждое слово в пуд весом, он им, я бы сказал, топором втемяшивает.

Х о в с т а д. Эти люди с одного удара не падают, если на то пошло.

Б и л л и н г. Тоже верно, но мы будем долбить удар за ударом, пока империя больших начальников не рухнет. Когда я читал доклад, мне чудилось, что где-то вдалеке я вижу грядущую революцию.

Х о в с т а д (оборачивается). Тише! Не так громко, чтобы Аслаксен не услышал.

Б и л л и н г (понизив голос). Аслаксен – трус. Не мужик, а мокрая курица. Но в этот раз вы своего добились, верно? И статья доктора пойдет в печать?

Х о в с т а д. Да. Разве что фогт добровольно примет все условия.

Б и л л и н г. Черт, нет, только не это! Слишком скучно.

Х о в с т а д. Нам, газетчикам, при любом раскладе будет чем заняться. Если фогт не согласится с предложением доктора, на него набросится все мещанство во главе с Союзом домохозяев, а согласится – на него ополчатся крупные акционеры курорта, которые до сих пор были его верной гвардией.

Б и л л и н г. Еще бы, им переустройство встанет в бешеные деньги.

Х о в с т а д. Встанет, как бог свят. Что так, что сяк, но их круговая порука разомкнется. Тут мы и встрянем, и давай ежедневно разъяснять общественности, что фогт не сведущ ни в том, ни в этом и что все выборные должности, все местное управление надо отдать в руки свободомыслящих граждан.

Б и л л и н г. Точно сказали, убей бог! Я прямо вижу, вижу, что мы на пороге революции!

Стук в дверь.

Х о в с т а д. Тише! (Кричит.) Войдите!

В дальнюю левую дверь входит д о к т о р С т о к м а н.

Х о в с т а д (идет ему навстречу). О, вот и доктор. Ну и?

Д о к т о р С т о к м а н. В печать, господин Ховстад!

Х о в с т а д. Все-таки этим кончилось?

Б и л л и н г. Ура!

Д о к т о р С т о к м а н. Я же сказал – печатайте! Да, все кончилось этим. Хотят так – получат сполна. Быть в городе войне, господин Биллинг!

Б и л л и н г. Война ножей, я надеюсь? Нож в глотку, господин доктор?!

Д о к т о р С т о к м а н. Эта публикация – только начало. Я держу в голове план еще четырех или пяти статей. А где ваш Аслаксен?

Б и л л и н г (кричит в типографию). Аслаксен, зайдите на минутку!

Х о в с т а д. Четыре-пять сюжетов, говорите? На ту же тему?

Д о к т о р С т о к м а н. Нет, что вы, дорогой мой, совсем о других вещах. Хотя отталкиваюсь я действительно от водопровода и канализации. Одно тянет за собой другое. Это как старый дом сносить.

Б и л л и н г. Точно сказано, убей бог! Начнешь с одного угла, а пока всю развалюху не снесешь, дело кажется недоделанным.

А с л а к с е н (из типографии). Снесешь? Надеюсь, доктор не собирается сносить купальни?

Х о в с т а д. Только не пугайтесь, об этом и речи нет.

Д о к т о р С т о к м а н. Нет, нет, разговор шел вовсе о другом. Господин Ховстад, что скажете о моем тексте?

Х о в с т а д. По-моему, блистательно.

Д о к т о р С т о к м а н. Ведь правда же? Рад, очень рад.

Х о в с т а д. Все четко, ясно, не надо быть специалистом, чтобы понять суть. Рискну утверждать, что любой просвещенный человек вас поддержит.

А с л а к с е н. И любой трезвомыслящий.

Б и л л и н г. И трезво, и нетрезво мыслящие – я думаю, весь город встанет за вас.

А с л а к с е н. Ну, тогда рискнем, что ли, напечатать.

Д о к т о р С т о к м а н. Конечно же!

Х о в с т а д. Выйдет завтра рано утром.

Д о к т о р С т о к м а н. Да, нельзя терять ни дня, дьявол их задери! Послушайте, господин Аслаксен, я как раз об этом и пришел вас просить – возьмите печать моего материала в свои руки.

А с л а к с е н. Отчего же нет.

Д о к т о р С т о к м а н. И глаз с него не спускайте, как будто он драгоценное золото. Бога ради, ни одной опечатки, тут каждое слово важно. Я попозже еще загляну, может, дадите корректуру прочитать. Вы не представляете себе, как я жду публикацию! Обнародовать это дело…

Б и л л и н г. Громыхнуть им!

Д о к т о р С т о к м а н. Отдать на суд здравомыслящих граждан! Вы не поверите, через что мне пришлось пройти сегодня. Мне угрожали всем на свете, обещали лишить простейших, самых бесспорных гражданских прав.

Б и л л и н г. Что? Лишить вас прав?

Д о к т о р С т о к м а н. Меня пытались унизить, заставить подличать, требовали, чтобы я ради шкурных интересов отказался от своих принципов, от главных, святых для меня убеждений.

Б и л л и н г. Так-то уж слишком грубо, убей бог.

Х о в с т а д. Да уж, от этих наших можно всего ожидать.

Д о к т о р С т о к м а н. Не на того напали! Это я им быстро растолкую. Брошу якорь в «Народном вестнике» и буду каждый день палить в них новой статьей!

А с л а к с е н. Но послушайте…

Б и л л и н г. Ура, война! Будет война!

Д о к т о р С т о к м а н. Я уложу их на лопатки, раздавлю, на глазах всего честного народа сровняю с землей все линии их укреплений! Я сделаю это!

А с л а к с е н. Но в духе умеренности, господин доктор; палите в меру.

Б и л л и н г. Нет, нет, не слушайте его. Жахните динамитом!

Д о к т о р С т о к м а н (не обращая внимания). И речь теперь вовсе не только о водопроводе и сточных водах. Сами видите, чистить и обеззараживать надо все наше общество.

Б и л л и н г. Наконец-то слово сказано!

Д о к т о р С т о к м а н. Все старичье, всех этих латальщиков-перелицовщиков надо выкинуть за борт. Из всех областей жизни! Сегодня я увидел совершенно новые горизонты. Пока мне и самому не все ясно, но я разберусь. Юные неиспорченные знаменосцы – вот кого мы должны искать и найти! Нам позарез нужны новые командиры на всех форпостах!

Б и л л и н г. Слушайте, слушайте!

Д о к т о р С т о к м а н. Если только мы выступим единым фронтом, все сладится как по маслу. Перестройка пойдет ходко и гладко, как корабль со стапелей. Вы думаете иначе?

Х о в с т а д. Полагаю, сейчас у нас есть шанс отдать местное управление в надлежащие руки.

А с л а к с е н. И коли мы будем действовать с оглядкой да помнить об умеренности, то, думаю, никакими опасностями нам это не грозит.

Д о к т о р С т о к м а н. Да к черту эти расчеты, опасно или нет! Я делаю то, что делаю, во имя правды и ради собственной совести.

Х о в с т а д. Господин доктор, вы человек, который заслуживает поддержки.

А с л а к с е н. Да, всем твердо известно: доктор истинный друг города. Настоящий друг общества, вот кто он такой.

Б и л л и н г. Верно, Аслаксен, убей бог! Доктор Стокман – друг народа!

А с л а к с е н. Пожалуй, Союз домохозяев подхватит этот лозунг.

Д о к т о р С т о к м а н (растроганно жмет всем руки). Спасибо, спасибо, верные дорогие друзья. Как меня поддерживают ваши слова! Мой начальственный брат аттестовал меня иначе. Но я отплачу ему сполна да с походом, слово даю! А теперь мне пора, надо проведать одного дьяволенка приболевшего. Но я еще вернусь попозже. А вы, Аслаксен, набирайте текст в точности, ни в коем случае не выкидывайте восклицательные знаки, лучше уж добавьте парочку. Отлично, отлично, до скорого. До свидания!

Все провожают доктора до дверей, прощаясь с ним.

Х о в с т а д. Он может стать для нас поистине бесценным кадром.

А с л а к с е н. Да, покуда он готов ограничиться купальнями. Но если его понесет дальше, то не советую идти за ним.

Х о в с т а д. Ну, все зависит от того…

Б и л л и н г. Аслаксен, какого черта вы так боитесь?

А с л а к с е н. Боюсь? О да, когда речь о местном начальстве, я еще как боюсь, господин Биллинг, вышколен на собственной шкуре. Но отправьте меня в большую политику, да хоть против правительств – там посмотрим, испугаюсь ли я чего-нибудь!

Б и л л и н г. Конечно, не испугаетесь, в этом вся противоречивость вашей натуры.

А с л а к с е н. Все потому, что у меня есть совесть. От нападок на правительство вреда точно не будет, эти господа все одно никого не слушают, и сковырнуть их никак невозможно. Но вот местные власти, их сместить нам под силу, только как бы на смену не пришли совсем уж никчемные, ничего не знающие и не умеющие. Будет тогда беда домохозяевам и всему городу.

Х о в с т а д. Но ведь участие в местном самоуправлении воспитывает в людях гражданскую ответственность. Или вы об этом не думаете?

А с л а к с е н. Господин Ховстад, когда у вас заводятся средства и вам надо их преумножить, уже не получается думать обо всем.

Х о в с т а д. Лучше мне ничего за душой не иметь!

Б и л л и н г. Слушайте, слушайте.

А с л а к с е н (с улыбкой). Хм. Вот на этом вашем стуле за конторкой редактора (показывает рукой) до вас сиживал губернский уполномоченный господин Стенгорд.

Б и л л и н г (сплевывая). Тьфу! Перебежчик!

Х о в с т а д. Я не двурушник и никогда им не стану!

А с л а к с е н. Политику ни от чего не след зарекаться, господин Ховстад. Да и вам, господин Биллинг, нелишне сбавить обороты, раз уж вы хлопочете о месте секретаря мэрии.

Б и л л и н г. Я?!

Х о в с т а д. Правда, Биллинг?

Б и л л и н г. Да ну какого черта… Это я только чтоб над советом мудрейших поглумиться, сами понимаете.

А с л а к с е н. Не моего ума дело, но раз уж меня обвиняют в трусости и уличают в противоречивости, то должен напомнить, что политическое прошлое типографщика Аслаксена известно каждому. Какие у меня были взгляды, такие и остались, разве что умеренности прибавилось. Сердцем я неизменно с народом, но не стану отпираться, что разум теперь больше тянется за властями, местными, понятное дело. (Уходит в типографию.)

Б и л л и н г. Не пора ли нам расстаться с ним, Ховстад?

Х о в с т а д. Вы знаете другого, кто бы не требовал вперед плату за бумагу и печать?

Б и л л и н г. Проклятье! И почему у нас нет этого злосчастного оборотного капитала?

Х о в с т а д (садясь за конторку). Да уж, были бы у нас деньги…

Б и л л и н г. А что, если обратиться к доктору Стокману?

Х о в с т а д (перелистывает бумаги). Что толку? У него самого ничего нет.

Б и л л и н г. У самого нет, но у него в запасе славный старикан Мортен Хииль по прозвищу Барсук.

Х о в с т а д (продолжая писать). А вы твердо знаете, что у старикана кое-что водится?

Б и л л и н г. Это такое кое-что, что убей бог! И часть достанется семье Стокмана. Старик небось уж не забудет отписать хотя бы детям.

Х о в с т а д (поворачивается вполоборота). Вы на этом строите свои расчеты?

Б и л л и н г. Строю? Да ничего я ни на чем не строю.

Х о в с т а д. Вот и правильно. И на должность в мэрии тоже не рассчитывайте, потому что вы ее не получите, уверяю вас.

Б и л л и н г. Думаете, я сам не знаю? Но меня и заводит, что я должности не получу. Когда человека вот так заглазно списывают со счетов, у него распаляется боевой задор. Что нелишне в нашей сонной заводи – хоть нервы пощекотать.

Х о в с т а д (продолжая писать). Да, да.

Б и л л и н г. Но ничего, скоро они обо мне услышат! Пойду напишу воззвание к домохозяевам. (Уходит в комнату справа.)

Х о в с т а д (сидит за конторкой, грызет ручку; с расстановкой). Хм, вот оно что. (В дверь стучат.) Войдите!

Входит П е т р а.

Х о в с т а д (вскакивает). Вы? Заглянули к нам?

П е т р а. Да, простите.

Х о в с т а д (подвигая ей кресло). Не угодно ли присесть?

П е т р а. Нет, спасибо, я на секунду.

Х о в с т а д. Видимо, вы по делам отца?

П е т р а. Нет, по своим. (Вытаскивает книгу из кармана пальто.) Это тот английский рассказ.

Х о в с т а д. Отчего вы его возвращаете?

П е т р а. Потому что не хочу его переводить.

Х о в с т а д. Но вы так твердо обещали.

П е т р а. Да, но я тогда его не читала. Вы ведь сами тоже не прочли?

Х о в с т а д. Нет, не прочел, потому что я не знаю английского, но…

П е т р а. Ну вот, поэтому должна вам сказать, что «Народному вестнику» надо поискать другой рассказ. (Кладет книгу.) Этот совсем не подходит.

Х о в с т а д. Почему?

П е т р а. Потому что он противоречит вашим взглядам.

Х о в с т а д. Ну, если дело только…

П е т р а. Нет, вы не поняли. В рассказе речь о том, что у нас тут, на Земле, так называемые хорошие люди находятся под защитой сверхъестественных сил, их заботами у хороших людей все в конце концов устраивается наилучшим образом, а плохих людей жизнь наказывает.

Х о в с т а д. Так это же отлично! Именно то, что народ любит!

П е т р а. Вы хотите забивать народу голову вот этим вот? Хотя сами нисколько в такие басни не верите и отлично знаете, что жизнь устроена иначе?

Х о в с т а д. Вы кругом правы. Но редактор не может печатать только то, что нравится ему. В незначительных вопросах он зачастую вынужден потакать вкусам публики. А по-настоящему важной темой – для газеты, во всяком случае, – остается, конечно, политика. И коль скоро я хочу увлечь народ идеями свободы и прогресса, мне надо не отпугивать читателей, а наоборот, расположить их к себе: если я даю в подвале полосы моральное духоподъемное сочинение, им легче проглотить колонку над ним. Они воспринимают ее с бо́льшим доверием.

П е т р а. Фу! Не говорите, что вы, точно паук, хотите коварством заманить читателей в свою ловушку.

Х о в с т а д (улыбается). Вы хорошо обо мне думаете, спасибо. Это и правда козни Биллинга, не мои.

П е т р а. Биллинга?!

Х о в с т а д. По крайней мере, такую точку зрения он на днях излагал. Это он настаивает на публикации рассказа – сам я книгу не читал.

П е т р а. Но как может Биллинг с его свободными взглядами…

Х о в с т а д. В Биллинге многое сочетается. Сейчас, например, он добивается места секретаря мэрии, как я слыхал.

П е т р а. Нет, Ховстад, не думаю. Зачем бы ему так себя ломать.

Х о в с т а д. Об этом вы его спрашивайте.

П е т р а. Никогда бы не подумала такого о Биллинге.

Х о в с т а д (смотрит на нее очень пристально). Не подумали бы? Это для вас полная неожиданность?

П е т р а. Да. Хотя, возможно, и нет. Ой, я на самом деле не знаю.

Х о в с т а д. Мы, газетные писаки, народец не высокой пробы, фрёкен Стокман.

П е т р а. Вы правда так думаете?

Х о в с т а д. Иной раз думаю.

П е т р а. Конечно, когда заедает ежедневная рутина, я понимаю. Но сейчас, участвуя в великом деле…

Х о в с т а д. Вы имеете в виду расследование вашего отца?

П е т р а. Конечно. Мне кажется, сейчас вы должны чувствовать себя человеком самой высокой пробы.

Х о в с т а д. Да, сегодня я что-то похожее чувствую.

П е т р а. Вот, сами видите! Вы взяли на себя очень благородную миссию – пробивать дорогу непризнанным истинам и новым, более зрелым взглядам. Да одно то, что вы бесстрашно, открыто возвышаете свой голос в защиту гонимого!

Х о в с т а д. Особенно если этот гонимый… гм, не знаю, как бы получше выразиться.

П е т р а. Такой глубоко порядочный, честный и бескомпромиссный, вы хотите сказать?

Х о в с т а д (мягко). Я хотел сказать: особенно если он приходится вам отцом.

П е т р а (глубоко потрясенная). Что?

Х о в с т а д. Да, Петра… то есть, фрёкен Стокман.

П е т р а. Так вот что для вас на первом месте?! Не суть дела, не истина и не огромное горячее сердце моего отца?!

Х о в с т а д. Само собой, и это все тоже, конечно.

П е т р а. Довольно, Ховстад. Вы выдали себя, и впредь я ни в чем вам верить не стану.

Х о в с т а д. Вы так рассердились из-за того, что я делаю это в первую очередь с мыслью о вас?

П е т р а. Меня возмутило, что вы были неискренни с отцом. Из ваших с ним разговоров выходило, будто вы радеете исключительно о правде и благе общества. Вы обманули и меня, и отца. Вы не тот, за кого себя выдавали. И этого я вам никогда не прощу – никогда!

Х о в с т а д. Вам бы не стоило быть такой резкой, фрёкен Стокман, особенно сейчас.

П е т р а. Это почему еще – особенно сейчас?

Х о в с т а д. Видите ли, ваш отец не сможет обойтись без моей помощи.

П е т р а (смерив его взглядом). Так вы еще и такой? Фу!

Х о в с т а д. Нет, нет, я не такой. Просто глупость сморозил, не верьте моим словам.

П е т р а. Я уже разобралась, чему мне верить. Прощайте.

А с л а к с е н (из типографии, торопливо и таинственно). Господин Ховстад! Вот черт… (Увидев Петру.) Да как нарочно!

П е т р а. Я положила книгу вот здесь. Поищите для перевода кого-нибудь другого. (Идет к дверям.)

Х о в с т а д (идет следом). Фрёкен, но…

П е т р а. Прощайте. (Уходит.)

А с л а к с е н. Господин Ховстад, послушайте меня, наконец!

Х о в с т а д. Да, да, слушаю. Что стряслось?

А с л а к с е н. В типографии фогт.

Х о в с т а д. Фогт, говорите?

А с л а к с е н. Да, и он хочет поговорить с вами. Зашел через черный ход, не желает, чтобы его увидели, сами понимаете.

Х о в с т а д. К чему бы это? Нет, подождите, я сам. (Подходит к двери в типографию, распахивает ее, здоровается с ф о г т о м и приглашает его зайти в редакционную комнату.)

Х о в с т а д. Аслаксен, проследите, чтобы никто…

А с л а к с е н. Понимаю. (Скрывается в типографии.)

Ф о г т. Господин Ховстад, вы, полагаю, не ожидали увидеть меня здесь.

Х о в с т а д. Да, по правде говоря, не ожидал.

Ф о г т (озирается по сторонам). Вы хорошо устроились, в самом деле уютно.

Х о в с т а д. Ну…

Ф о г т. И тут бесцеремонно врываюсь я и краду у вас время.

Х о в с т а д. Извольте, господин фогт, мое время в вашем распоряжении. И давайте возьму у вас… (Забирает шляпу и трость.) Не угодно ли присесть?

Ф о г т (присаживается к столу). Спасибо.

Ховстад тоже садится за стол.

Ф о г т. Господин Ховстад, у меня сегодня очень большие неприятности.

Х о в с т а д. Да? Еще бы, при таком количестве дел, как у господина фогта.

Ф о г т. Сегодняшние проистекают от врача курорта.

Х о в с т а д. Вот оно что – от доктора.

Ф о г т. Он сочинил своего рода донесение Правлению курорта относительно мнимых недочетов в купальнях.

Х о в с т а д. Неужели?

Ф о г т. Разве он вам не говорил? Я думал, он посвятил вас в…

Х о в с т а д. Да, он что-то вскользь упоминал.

А с л а к с е н (выходит из типографии). Мне нужен манускрипт.

Х о в с т а д (раздраженно). Он лежит на конторке.

А с л а к с е н (найдя рукопись). Отлично.

Ф о г т. Послушайте, но это же как раз…

А с л а к с е н. Так точно, господин фогт, это материал доктора.

Х о в с т а д. Так вы о нем говорили?

Ф о г т. Само собой. И что вы о нем думаете?

Х о в с т а д. Я не специалист, к тому же я проглядел его наскоро.

Ф о г т. Но распорядились отдать в печать?

Х о в с т а д. Человеку с именем я не могу отказать.

А с л а к с е н. А я в газете ничего не решаю, господин фогт.

Ф о г т. Понимаю.

А с л а к с е н. Мне дают, я печатаю.

Ф о г т. Разумный порядок.

А с л а к с е н. Так что я пошел. (Идет в сторону типографии.)

Ф о г т. Задержитесь на минуту, господин Аслаксен. С вашего позволения, господин Ховстад.

Х о в с т а д. Разумеется, господин фогт.

Ф о г т. Господин Аслаксен, вы человек трезвомыслящий и думающий.

А с л а к с е н. Польщен, что вы, господин фогт, такого мнения обо мне.

Ф о г т. Вы имеете влияние в широких кругах.

А с л а к с е н. В основном, конечно, среди скромных обывателей.

Ф о г т. Мелкие налогоплательщики числом превосходят всех, в этом наш город ничем не отличается от остальных.

А с л а к с е н. Ваша правда.

Ф о г т. И я не сомневаюсь, что вы знаете настроения большинства из них, разве нет?

А с л а к с е н. Позволю себе сказать, что да, знаю, господин фогт.

Ф о г т. И когда среди наименее обеспеченных горожан царит столь похвальная готовность идти на жертвы…

А с л а к с е н. Не совсем понимаю?..

Х о в с т а д. На какие жертвы?

Ф о г т. Это ярко свидетельствует об их зрелой гражданской позиции, очень ярко. Чуть было не сказал, что даже не ожидал такого. Ну да вам виднее, вы лучше знаете настроение домохозяев.

А с л а к с е н. Да, господин фогт, но…

Ф о г т. Тем более что жертва, на которую городу придется пойти, совсем не маленькая.

Х о в с т а д. Городу?

А с л а к с е н. Ничего не понимаю. Речь ведь шла о купальнях?!

Ф о г т. По самым предварительным подсчетам стоимость улучшений, которые курортный врач считает желательными, составит двести тысяч крон.

А с л а к с е н. Это огромные деньги!

Ф о г т. Безусловно. Придется провести подписку на местный заем.

Х о в с т а д (вставая). То есть переложить все расходы на город?

А с л а к с е н. Так деньги пойдут из городской казны? Из тощих карманов третьего сословия?!

Ф о г т. А где еще брать средства, глубокоуважаемый господин Аслаксен?

А с л а к с е н. Об этом пусть болит голова у господ, которые купальнями владеют.

Ф о г т. Владельцы курорта не видят возможности изыскать средства сверх уже вложенных.

А с л а к с е н. Вы это точно знаете, господин фогт?

Ф о г т. Да, я изучил вопрос. Если город пожелает произвести столь обширное переустройство, ему и придется за него платить.

А с л а к с е н. Чтоб мне сдохнуть! Прошу простить за резкое слово, но это совсем другой коленкор, господин Ховстад.

Х о в с т а д. Да, согласен.

Ф о г т. А самое страшное, мы будем вынуждены закрыть купальни на два года.

Х о в с т а д. Закрыть? В смысле – закрыть совсем?

А с л а к с е н. На два года?!

Ф о г т. Да, работы по замене водопровода займут не менее двух лет.

А с л а к с е н. Ни черта себе! Нет, господин фогт, два года нам, домохозяевам, никак не выдержать. С чего прикажете нам жить все это время?

Ф о г т. К сожалению, затрудняюсь вам что-то посоветовать, господин Аслаксен. Но что мы можем поделать? Вы думаете, хоть один человек поедет сюда лечиться, пока мы сами будем уверять всех, будто бы вода у нас отравлена, живем мы чуть не на чумном рве, весь город…

А с л а к с е н. Но разве все это будто бы?

Ф о г т. Сколько я ни старался, так и не сумел убедить себя в ином.

А с л а к с е н. Как же оно не совестно доктору Стокману… Простите, господин фогт.

Ф о г т. В ваших словах – прискорбная правда, господин Аслаксен. К несчастью, мой брат всегда был человеком увлекающимся, с буйным воображением.

А с л а к с е н. Господин Ховстад, а вот вы, несмотря на это, хотели его поддержать.

Х о в с т а д. Но кто же мог подумать.

Ф о г т. Я составил краткую памятку, как надо трактовать приведенные в докладе факты на основании взвешенного подхода, и, в частности, обрисовал, с помощью каких мер, подъемных для бюджета водолечебницы, можно было бы в будущем содействовать устранению предполагаемых недочетов в случае их выявления.

Х о в с т а д. Она у вас с собой, господин фогт?

Ф о г т (шарит в кармане). Да, прихватил на всякий случай.

А с л а к с е н (торопливо). Вот черт, принесла нелегкая.

Ф о г т. Кого? Моего брата?

Х о в с т а д. Где? Где он?

А с л а к с е н. Уже в типографии, идет сюда.

Ф о г т. Катастрофа! Я ни в коем случае не хотел бы встретиться с ним здесь, но мне надо договорить с вами.

Х о в с т а д (указывает на дверь направо). Зайдите пока сюда.

Ф о г т. Но…

Х о в с т а д. Там один Биллинг.

А с л а к с е н. Живее, живее, господин фогт, он сейчас войдет.

Ф о г т. Ладно, хорошо, иду. Но постарайтесь выпроводить его побыстрее. (Скрывается за дверью, которую Аслаксен закрывает за ним.)

Х о в с т а д. Аслаксен, займитесь чем-нибудь! (Садится и начинает писать; Аслаксен роется в кипе газет, наваленных на стул справа.)

Д о к т о р С т о к м а н (входит из типографии). Это опять я.

Х о в с т а д (продолжая писать). Уже, господин доктор? Аслаксен, займитесь тем, о чем мы говорили. У нас сегодня времени в обрез.

Д о к т о р С т о к м а н (Аслаксену). Слышал, корректуры еще нет?

А с л а к с е н (не оборачиваясь). Нет. С чего доктору подумалось, что есть?

Д о к т о р С т о к м а н. Нет, нет, просто мне очень не терпится, сами понимаете. Пока не возьму в руки газету с напечатанной статьей, места себе не найду.

Х о в с т а д. Хм, но это займет еще порядком времени, да, Аслаксен?

А с л а к с е н. Да, боюсь, что так.

Д о к т о р С т о к м а н. Ладно, ладно, друзья мои, я зайду еще раз, да хоть два раза, если понадобится. Вопрос серьезнейший – процветание всего города, тут лениться нельзя. (Собирается уходить, но поворачивается и идет обратно.) Да, забыл еще одно.

Х о в с т а д. Простите, но нельзя ли в другой раз?

Д о к т о р С т о к м а н. Это минутное дело. Видите ли, когда завтра весь город прочитает в газете мой текст и поймет, что я всю зиму, избегая огласки, работал на благо города…

Х о в с т а д. Ну, господин доктор?

Д о к т о р С т о к м а н. Я знаю, что вы скажете. Вы не видите здесь ничего, кроме моей прямой обязанности, долга каждого гражданина. Но мои сограждане, эти святые люди, так высоко меня ценят, что…

А с л а к с е н. Да, до сих пор горожане всегда были о вас высокого мнения, господин доктор.

Д о к т о р С т о к м а н. Потому я и боюсь, как бы… Я это и хотел сказать: если самые неимущие сословия услышат здесь вдохновляющий призыв впредь брать дела города в свои руки, то…

Х о в с т а д (вставая). Хм-хм. Господин доктор, не стану скрывать от вас…

Д о к т о р С т о к м а н. Ага, так я и знал, что-то здесь замышляется! Даже не думайте! Если вы что-то затеваете…

Х о в с т а д. Что?

Д о к т о р С т о к м а н. Ну, не знаю, что именно – шествие, торжественный банкет или сбор средств на памятный подарок, то сейчас же поклянитесь все отменить. И вы тоже, господин Аслаксен, клянитесь!

Х о в с т а д. Прошу прощения, господин доктор, но лучше мы уж прямо сейчас скажем вам всю правду.

В левую дверь в глубине сцены входит К а т р и н а С т о к м а н в пальто и шляпке.

К а т р и н а (заметив доктора). Так я и знала!

Х о в с т а д (идет ей навстречу). О, и госпожа Стокман тоже к нам?

Д о к т о р С т о к м а н. Катрина, какого черта ты сюда явилась?

К а т р и н а. Ты, наверно, догадываешься, зачем я здесь.

Х о в с т а д. Не желаете ли присесть? Или, возможно…

К а т р и н а. Спасибо, не беспокойтесь. И не кляните меня, что я пришла увести Стокмана, но я, знаете ли, мать троих детей.

Д о к т о р С т о к м а н. К чему ты это говоришь? Все и так знают.

К а т р и н а. А вот что-то не похоже, чтобы ты думал о жене и детях. Иначе ты не стал бы ввязываться в дела, которые обернутся для нас бедой.

Д о к т о р С т о к м а н. Катрина, ты часом не рехнулась? Неужто человеку с женой и детьми отказано в праве возвещать истину, быть активным и полезным гражданином, служить городу, в котором он живет!

К а т р и н а. Во всем важна мера, Томас!

А с л а к с е н. И я так всегда говорю – умеренность во всем!

К а т р и н а. Стыдно вам, господин Ховстад, отвлекать моего мужа от семьи и дома и дуриком втравливать в ваши штучки.

Х о в с т а д. Я никого никуда дуриком…

Д о к т о р С т о к м а н. Дуриком! Ты думаешь, меня куда-то можно втравить дуриком?!

К а т р и н а. Да, думаю. Я не сомневаюсь, что ты самый умный человек в городе, но тебя очень легко одурачить, Томас. (Ховстаду.) Подумайте хоть о том, что он лишится места курортного врача, если вы напечатаете этот его доклад.

А с л а к с е н. Что такое?!

Х о в с т а д. Видите ли, господин доктор…

Д о к т о р С т о к м а н (смеется). Ха-ха-ха, пусть попробуют. Да они и не сунутся, потому что у меня за спиной компактное большинство, как тебе известно.

К а т р и н а. Вот в том и несчастье, что у тебя за спиной бог знает что.

Д о к т о р С т о к м а н. Катрина, да что за ерунда? Ступай домой и занимайся семьей, а общественными вопросами, с твоего позволения, займусь я. Что это вообще такое: я во всем уверен, радуюсь, а ты дрожишь от страха? (Ходит по комнате, потирая руки.) Народ и правда победят, даже не сомневайся. Я отчетливо вижу, как все свободомыслящие граждане города встают под знамена победного войска! (Останавливается у стола.) Та-ак! Это еще что, черт возьми?!

А с л а к с е н (смотрит в ту сторону). Ой-ой!

Х о в с т а д (следом). Эх!

Д о к т о р С т о к м а н. Начальственный шпиль. (Берет форменную фуражку и держит ее на весу.)

К а т р и н а. Фуражка фогта!

Д о к т о р С т о к м а н. Тут еще его командирский жезл. Кой черт их сюда принес?

Х о в с т а д. Видите ли…

Д о к т о р С т о к м а н. Ага, я понял! Он заходил сюда, чтобы вас переубедить. Ха-ха, удачно выбрал соратников! А потом увидел меня в типографии. (Прыскает.) Он сбежал, да, господин Аслаксен?

А с л а к с е н (торопливо). Ага, сбежал, господин доктор.

Д о к т о р С т о к м а н. Бросив трость и?.. Слушайте, не рассказывайте сказки, Петер никогда ни от чего не убегает. Куда к чертям собачьим вы его задевали? А-а, в эту дверь, конечно же. Катрина, смотри – фокус!

К а т р и н а. Томас, я тебя прошу.

А с л а к с е н. Доктор, поберегите себя.

Доктор Стокман надевает на голову фуражку фогта, берет в руку его трость, затем подходит к двери, распахивает ее и вместо приветствия отдает честь.

В комнату входит ф о г т, пунцовый от гнева. За ним трусит Б и л л и н г.

Ф о г т. Что за бесчинство?!

Д о к т о р С т о к м а н. Больше почтения, дражайший Петер. Теперь я в городе начальник. (Прохаживается взад-вперед.)

К а т р и н а (чуть не плача). Довольно, Томас!

Ф о г т (ходит за ним по пятам). Отдай мою трость и фуражку!

Д о к т о р С т о к м а н (в прежней манере). Если ты начальник полиции, то я всему городу начальник, я – мэр, понял?

Ф о г т. Повторяю: сними фуражку. Не смей так обращаться с форменным головным убором.

Д о к т о р С т о к м а н. Ой-ой! Ты думаешь запугать льва, проснувшегося в народе, какой-то фуражкой? Так чтоб ты знал – завтра мы сделаем революцию! Ты грозился уволить меня? А вот теперь я уволю тебя – отстраню от всех твоих ответственных должностей. Думаешь, я не могу? Еще как могу! Со мной все силы общества, от которых зависит победа. Ховстад и Биллинг громыхнут «Народным вестником», Аслаксен выведет свой Союз домохозяев.

А с л а к с е н. Я не сделаю этого, господин доктор.

Д о к т о р С т о к м а н. Конечно, сделаете.

Ф о г т. Ага. Но господин Ховстад, возможно, все же решит примкнуть к агитации?

Х о в с т а д. Нет, господин фогт.

А с л а к с е н. Конечно, господин Ховстад еще не сошел с ума, чтобы за ради чужих фантазий похоронить и себя, и газету.

Д о к т о р С т о к м а н (озирается). Что все это значит?

Х о в с т а д. Господин доктор, вы представили ваше дело в ложном свете, поэтому я не могу вас поддержать.

Б и л л и н г. Да уж, узнав все, что господин фогт любезно растолковал мне наедине.

Д о к т о р С т о к м а н. Ложном?! Вот уж не ваша забота. Просто напечатайте мой текст, а его правоту я сам отстою.

Х о в с т а д. Я его не напечатаю. Не могу, не хочу и не смею печатать ваш текст.

Д о к т о р С т о к м а н. Не смеете?! Что за бред. Вы редактор, а редакторы как раз и заправляют прессой, насколько я знаю.

А с л а к с е н. Нет, господин доктор, заправляют подписчики.

Ф о г т. Да, к счастью.

А с л а к с е н. Общественное мнение, читающая публика, домохозяева и прочие, вот кто заправляет газетами.

Д о к т о р С т о к м а н (сдерживаясь). И все они против меня?

А с л а к с е н. Да. Потому что среднее сословие разорится, если ваше сообщение будет напечатано.

Д о к т о р С т о к м а н. Угу, вот оно как.

Ф о г т. Мою фуражку и трость!

Доктор Стокман снимает фуражку и кладет ее и трость на столик.

Ф о г т (берет то и другое). Вот и все. Твое правление стремительно пришло к концу.

Д о к т о р С т о к м а н. Это еще не конец. (Ховстаду.) Значит, напечатать мое сообщение в «Народном вестнике» невозможно?

Х о в с т а д. Абсолютно невозможно. В том числе и с точки зрения последствий для вашей семьи.

К а т р и н а. Господин Ховстад, не извольте беспокоиться о нашей семье.

Ф о г т (достает из кармана лист бумаги). Дабы ввести публику в курс дела, достаточно вот этого. Доподлинное объяснение. Извольте.

Х о в с т а д (берет бумагу). Хорошо. Я прослежу, чтобы его заверстали в номер.

Д о к т о р С т о к м а н. А мой текст – нет? И вы уверены, что заткнуть рот правде и мне так легко? Дудки! Ходко-гладко у вас не выйдет! Господин Аслаксен, немедленно напечатайте мою статью отдельной брошюрой – за мой счет, я сам буду себе издателем. Мне надо четыреста штук, нет, пятьсот или шестьсот.

А с л а к с е н. Нет, господин доктор, моя типография печатать брошюру не будет, хоть вы меня озолотите. Я не осмелюсь на это, опасаясь мнения общественности. И нигде в городе вы ее не издадите.

Д о к т о р С т о к м а н. Тогда давайте рукопись сюда.

Х о в с т а д (протягивает ему рукопись). Пожалуйста.

Д о к т о р С т о к м а н (берет шляпу и трость). Она дойдет до народа все равно. Я прочту ее при большом стечении людей, все сограждане услышат голос правды.

Ф о г т. Ни один городской союз не сдаст тебе свой зал для таких целей.

А с л а к с е н. Никто, это я знаю наверняка.

Б и л л и н г. Не сдадут, убей бог!

К а т р и н а. Какой стыд для города! Но почему они все вдруг стали против тебя?

Д о к т о р С т о к м а н (вскипая). А я тебе объясню. Потому что в этом городе мужики такие же бабы, как ты: думают лишь о своей семье, до общества им дела нет.

К а т р и н а (хватает его за руку). Тогда я покажу им… покажу им, что даже баба иногда ведет себя по-мужски. Я с тобой, Томас!

Д о к т о р С т о к м а н. Как ты хорошо сказала, Катрина! А рукопись увидит свет, ей же ей! Если нельзя ее напечатать, я раздобуду барабан, пойду по городу и буду на каждом углу зачитывать ее вслух.

Ф о г т. Ты не настолько сумасшедший!

Д о к т о р С т о к м а н. Настолько!

А с л а к с е н. Никто из горожан не пойдет за вами.

Б и л л и н г. Не пойдут, убей бог!

К а т р и н а. Томас, не сдавайся! Я попрошу мальчиков, и они пойдут с тобой.

Д о к т о р С т о к м а н. Отличная идея!

К а т р и н а. Мортен наверняка с радостью, да и Эйлиф согласится, я думаю.

Д о к т о р С т о к м а н. А еще и Петра! И ты сама, Катрина!

К а т р и н а. Нет, нет, сама я не пойду. Но я буду стоять у окна и смотреть на тебя, это я обещаю.

Д о к т о р С т о к м а н (обнимает и целует ее). Ну что ж, господа хорошие, поборемся! Хочу проверить, хватит ли у подлости силы заткнуть рот патриоту, который решил навести в обществе чистоту и порядок.

Доктор с женой уходят в левую дверь в глубине сцены.

Ф о г т (задумчиво качает головой). Теперь он и ее втянул в свое безумие.