Читать книгу Вино для любимой. Детективный роман - Глеб Карпинский - Страница 5

Ветер беззвучно качал тронутые холодами цветы на клумбах. Строители уже приступили к разбору летней террасы. Часть плетеного заборчика с перевернутыми крынками была свалена небрежно в кучу, но по каким-то причинам работяги отлучились, и эти следы неоконченной работы наводили на прохожих еще большую хандру. В город пришла осень. В такую погоду ничего не хотелось делать, разве что предаваться приятным воспоминаниям о проведенном летнем отпуске. Моросящий дождь не располагал к прогулкам. Все спешили куда-то, держа над головами зонтики и закутываясь на ходу в плащи и куртки.

Сизые голуби сиротливо бродили между опустевшими столиками. Иногда они взлетали, напуганные чем-то, и долго кружились в сером тоскливом небе Арбата. Сами посетители ютились внутри. Их довольные счастливые лица, увлеченные друг другом, сияли сквозь запотевшие витрины ресторана. Приятный аромат выпечки ощущался на улице, когда кто-то открывал дверь. Не от каждого ресторана так вкусно пахнет, и мужчина в черной кожаной куртке присел за один из пустых столиков под крышей наполовину убранной террасы. Из ресторана тут же выбежала молоденькая официантка в вышитом сарафанчике, улыбнулась приветливо, и забавный южнорусский говор с ее напомаженных губ приятно заласкал ухо.

– Добрий ранок. Проходьте сюди… Литня тираса не працюе. (Летняя терраса не работает).

Она была как куколка, аккуратненькая, милая, невысокого роста. Своими отточенными в чулочках ножками девушка явно гордилась, выставляя их как-то вперед, словно на показ, на ходу поднимая подол чуть выше колена. Поверх сарафана был надет фирменный фартук самого заведения, он едва согревал ее.

– Спасибо, но мне и здесь хорошо, – ответил мужчина, разглядывая невольно узоры на ее вышитом сарафанчике. – Сколько у Вас стоит чашка чая?

– Дивлячись який чай. (Смотря какой чай…)

– Чай с бергамотом есть?

– Звичайно… (Конечно) – улыбнулась еще раз официантка и упорхнула в помещение.

Уже скоро перед мужчиной в куртке поставили расписной поднос с чайничком и чашкой из белого фаянса.

– Замовте що-небудь ще? (Будете что-нибудь еще?) – поинтересовалась она у гостя, расставляя посуду на столик. – У нас е смачне булочки. (У нас вкусные булочки).

– Я уже заметил, – улыбнулся он, намекая на ее пышную грудь.

Официантка неприлично рассмеялась и, пару раз кокетливо оглянувшись, смеясь пошла к двери. Видно было, что такие недвусмысленные шуточки в ее адрес нравятся ей.

Чай был очень горячим. Мужчина пил его мелкими глотками, посматривая на проходящих мимо симпатичных женщин. Ему хотелось заняться со всеми ними сексом, войти в какое-то отвлеченное состояние, лишь бы не думать о предстоящем разводе. Уже вернулись работники и продолжили с привычной руганью разбирать конструкцию. Они стали сдвигать столики и стулья, не трогая только ту часть террасы, где еще сидел посетитель.

– Може, все-таки ходимо до нас? – выглянула из двери официантка, явно неровнодышащая к гостю.

– Да, пройдите, товарищ, в заведение. Не мешайте работать! – поддержал ее один из работяг.

Кувалда в жилистой руке исключала любые возражения. Гость неохотно приподнялся, и обрадованная официантка распахнула перед ним дверь заведения, заверяя, что она все перенесет с улицы, и пусть он устраивается поудобнее. Мужчина заметил несколько маленьких родинок на ее загорелой шее, и ему захотелось их поцеловать. Он даже пожалел, что для пущей дерзости он недостаточно пьян. Алкоголь, распитый в каморке с уличным художником пару часов назад, уже выветрился из головы. На счастье проход ему преградили два подноса. На одном были налитые до краев рюмки, а на другом – простая закуска: пучки зеленого лука и ржаной, подсушенный хлебец с тонко нарезанным, почти прозрачным салом.

– Ласкаво просимо, – почтенно поклонился вновь вошедшему пожилой казак в красных шароварах и подпоясанной белой вышиванке. На ногах у него были стоптанные сапоги, в одном из которых торчала засунутая плеть.

Гость принюхался, и глупая голодная улыбка появилась на его слегка покрасневшем лице. Сало, поперченное и с чесночком, пахло волшебно. Казак заметил это и проговорил в ус многозначительное:

– А то!

Он едва удерживал в равновесии два подноса.

– Ну, уговорили, братцы! – осушил гость рюмочку под одобрительный взгляд казака, осторожно вернув ее на поднос.

Горилка была чудесной и пилась как мягкая водица, и руки сами потянулись за второй рюмкой и хлебцем с салом. Затем его провели в дальний угол к свободному диванчику, прячущемуся за неприличными сальными шторками. Там на столике стоял медный кальян, а также была хрустальная пепельница, и гость даже удивился проницательности хохлушки. Он и вправду был не прочь закурить, хотя не курил, наверно, со студенческой скамьи.

– Пачку сигарет, пожалуйста, Софочка, самых дешевых, – попросил он свою официантку.

Он успел прочитать ее имя на бейджике, невольно любуясь ее пышной грудью, и уже манипулировал ее именем, применяя ласковые эпитеты. Девушка оказалась из Волынской области, с какого-то хутора, а муж ее или парень, он точно не понял из ее отрывистой речи, в 2014 году на Майдане нахватался нацистских взглядов и уже год безвылазно служил в АТО, убивая русских. Все это она успела быстро рассказать ему, как какую-то красивую сказку, когда он, немного смущенный, проходил мимо столиков, по пути здороваясь с другими посетителями и служащими. И ему даже кто-то кивал в ответ и шептал «здрасти», хотя это было в данной ситуации необязательно и даже нелепо.

Затем, когда он присел на мягкий диванчик и взял в руки меню, Софочка склонилась над ним, подсказывая, что лучше взять. Ее черные локоны приятно коснулись его небритой щеки, и он на мгновение задумался, заказывать ему украинский борщ или обойтись варениками со сметаной. Денег у него с собой было не так уж и много. Благо, горилку до обеда подавали бесплатно.

С улицы принесли его недопитый чай, и, пока готовился борщ, мужчина закурил и почувствовал себя намного лучше. Пуская клубы дыма, быстро заполнившего эту маленькую комнатку с занавешенными шторками, он подумал, что эта девушка-официантка совсем не прочь переспать с ним. Он вспомнил ее точеные ножки, как быстро она семенит ими, на ходу приподнимая подол своего красивого сарафанчика, и плотоядно улыбнулся.

– Як вам борщ? – спросила Софочка, когда он на ее глазах вмиг проглотил его.

– Чудесный борщ, – похвалил он повара. – Пожалуй, еще сто грамм беленькой и мне пора на выход. А то я тут останусь навсегда.

– Так залишайтеся ж! (Так оставайтесь!) – официантка забрала пустую тарелку и, было уже, пошла за графинчиком, когда он остановил ее за руку.

Было в этом естественном движении что-то дружеское и даже наставническое. Девушка даже не одернула руку, лишь своими черными смеющимися глазами посмотрела на него с лукавым задором.

– Софочка… милая Софочка… Вы такая желанная. Я просто не могу не сказать этого. Прямо сейчас. Пойдемте куда-нибудь…

– Али куди? – рассмеялась девушка. – Никуди я не поиду! У меня е хлопец. У нього гостра шабля. (Куда? Никуда я не пойду! У меня есть хлопец, и у него острая сабля).

В этот момент между шторками мелькнул силуэт в красном платье, и гость изменился в лице.

– Что за наваждение! – прошептали его губы.

Этот знакомый и родной ему силуэт с маленькой стильной сумочкой словно намеренно задержался пред его затуманенным взором, совсем не спеша скрыться в уборной. Возможно, там висело в коридоре зеркало, и женщина на ходу остановилась, чтобы поправить прическу. Мужчина вспомнил этот шелк волос, к которым он еще вчера прикасался в метро, вдыхая их сладкий, пьянящий аромат. На этот раз незнакомка имела более строгий и деловой вид. Она собрала волосы назад в пучок, подвела черным карандашом веки и подчеркнула румянами скулы.

– Ну, все забув мене, – расстроилась официантка, не пряча своих эмоций, и отстранилась. – Вси ви, мужики, таки! (Ну все, забыл меня! Все вы, мужики, такие)

Но он не ответил ей, откинулся на диванчик и небрежно чиркнул спичкой. Спичка сломалась. И когда сигарета в его зубах все же задымила, сомнений больше не оставалось. Это была та женщина из метро. Весь этот шарм ее движущихся плавно ягодиц вновь взволновал его.

Столик незнакомки в красном располагался у окна под большой абажурной лампой, где сидел полный и хорошо пропотевший от горячего чая господин средних лет. Он только что расплатился картой в ожидании своей спутницы. Закинув вальяжно ногу на ногу, продемонстрировав чистейшую подошву своего лакированного ботинка, он взял со стола газету и развернул ее. Когда же его спутница вернулась, полный господин оторвался от чтения газеты и попросил ее в повелительном тоне снять с вешалки его шляпу и передать ему. Судя по всему, это было в порядке вещей, и она выполнила все его поручения беспрекословно. Затем без посторонней помощи она сама стала одеваться, накинув на свои оголенные плечи пальто из белого альпака, и, не дожидаясь, пока полный господин соизволит встать из-за стола, направилась к выходу.

– Не забудьте-с, всем под пятнадцать, а ингушам под десять! – крикнул полный господин ей напоследок, когда она уже почти выскользнула из ресторана.

Затем он неторопливо сложил газету и с трудом поднялся, животом задевая столик. Подойдя вразвалочку к усатому казаку, жирдяй усмехнулся, как-то неодобрительно рассматривая протянутые ему подносы.

– На посошок, Вениамин Кристофорович, – расплылся в заискивающей улыбке казак, но важный клиент намеренно медлил, надевая на голову свой английский котелок из качественного фетра, с черной атласной лентой и бабочкой, очевидно, ручной работы.

Наконец, его пухлые, отягчаемые золотыми перстнями пальцы потянулись за рюмочкой.

– Ну, ты и жид, Микола, – опять ухмыльнулся он. – Что у вас за мензурки? А?

– Исправим, Вениамин Кристофорович, исправим, – виновато запричитал казак. – Я сам не рад. Разливаются, опрокидываются… Донесем обязательно до дяди Вовы. Будьте уверены.

Проводить толстяка сбежались почти все официантки, повара, охрана. Каждый норовил отличиться перед ним в той или иной любезности, непременно одаряя его при этом словами заискивающей благодарности. Софочка видимо замечталась, оттесненная другими официантками, и не заметила, как встала на пути толстяка.

– Ты чё, дура, здесь встала? – проворчал полный господин на нее и, задев грубо плечом ни в чем невиноватую хохлушку, точно огромный жирный ком, вывалился через раскрытые настежь двери наружу, так ни с кем и не попрощавшись.

– До свидания, Вениамин Кристофорович, – кричали ему хором вслед.

Все видели этот инцидент, но присутствующие в зале, и персонал, и гости, и уж тем более, охрана, отвечающая за порядок, сделали вид, что ничего особого не произошло, да и сама потерпевшая официантка поспешила сразу к ждавшему ее клиенту.

– Вибачте мене, пардон, – сказала она холодно мужчине в куртке, поднося счет. – Дуже важливый хлопец. У нього тут недалече свий банк на Сивцев Вражеке. (Извините меня, был очень важный клиент. У него свой банк здесь недалеко, на Сивцев Вражеке).

Гость быстро рассчитался, оставив хорошие чаевые, но не оттого, что он был по природе щедр или как-то хотел загладить свою вину или произвести впечатление на гарную официантку. Его даже не страшил тот риск, что вчерашняя незнакомка из метро могла вновь затеряться. Главной причиной такого внезапного порыва было желание наказать негодяя.

– Приходьте ще. Я працую через два дни, – сказала все же напоследок Софочка, семеня ножками к выходу, едва поспевая за мужчиной в куртке. (Приходите еще, я работаю через два дня).

В ее руке была книжка-счет с хорошими чаевыми, но эта девушка заметно расстроилась. Она до конца надеялась, что случайный, но приглянувшийся ей клиент оставит хотя бы свой номер или сам спросит у нее заветные цифры. Она даже была не против, что он поцелует ее в щечку на прощание или ущипнет за ляжку. Но мужчина в кожаной куртке даже не взглянул на нее. И Софочка, славная хохотушка, легкодоступная и отходчивая, приняла это на свой счет, считая, что вся ее беспечная, никому не обязанная молодость с девичьим шальным визгом и диким гоготанием неожиданно проиграла перед самодостаточностью и спокойной холодностью, таящей в себе смертоносное жало, москвички.

– Прокляти, москали, – только улыбнулась она натянутой улыбкой и самоотверженно пошла обслуживать столик, где ее ждали нетерпеливые посетители.

Это был для нее всего лишь один промах при тысяче попыток. Она и, правда, быстро стерлась в его памяти, оставив лишь легкий шлейф хуторского кокетства, да и тот улетучился вместе с запахом сдобных булочек. Ее чудные ножки, которые она уже так неприлично оголила, что сидящие за ближайшими столиками могли заметить ажурные подвязки для поддержания чулок, уже не казались ему такими точеными, такими желанными.

Когда мужчина в куртке догнал толстого господина на улице в нескольких метрах от ресторана, то хотел ему высказать все, что накопилось за последнее время. Но, увидев перед собой надменную, лоснящуюся от довольства рожу, ленивую до того, что даже не выразившую никаких признаков удивления, кроме отвращения, он, уже не задавая лишних вопросов, захотел дать ей увесистую пощечину. Но его вдруг остановил знакомый скрип инвалидной коляски. По Арбату шла невзрачная женщина и везла перед собой девочку. Устраивать драку на глазах этой девочки мужчине не хотелось, и он отступил назад, смущенно уводя взгляд в сторону.

– Что Вам-с угодно-с? – спросил его толстяк.

– Обознался, – ответили ему, уходя на другую сторону улицы.

– В следующий раз очки-с купи, – недовольно проворчал полный господин, и тут он тоже заметил настигающих его мать и дочь.

– Посмотри, посмотри в глаза своей угасающей дочери! Неужели у тебя нет сердца! Мы еще можем ее спасти! – запричитала невзрачная женщина.

– Я уже сказал, что не могу дать таких денег без залога, – поспешил толстяк прочь, отмахиваясь от них, точно от надоедливых мух. – Поговори со своими …, а меня оставь в покое.

– Бога в тебе нет! – закричала женщина, грозя ему вслед кулаком. – Твоя дочь умирает, а ты убегаешь, словно последний трус!

– Черт Вас побрал, попрошайки! – выругался он, оправдываясь перед встречными прохожими. – Я их совсем не знаю, безумные…