Читать книгу Мошенник из Багдада - Григорий Кац - Страница 8

Я начинаю увлеченно работать на благо Империи и Великой России. Первые успехи в изучении русского языка. Шпионская сеть имени Юсуфа Бендера. Откровения старого хакима.

Первое появление Айше было полно слез и клятв. Каюсь, и у меня накатились слезы, видя бесправное положение девушки в гареме бану, главной жены хакима Османа-аги. Квартиру для наших тайных встреч я выбирал тщательно, продумывая на всякий случай и пути к отступлению. Квартира была на втором этаже в районе, где в основном жили неверные: армяне и европейцы, национальность которых мне пока установить не удалось. В квартире было два выхода. Один центральный, а другой, видимо, пожарный, выходил на железную лестницу и раздваивался на крышу лавки мясника и на крышу торговца одеждой. Далее нужно было спускаться через одну или другую лавку, чтобы оказаться на земле или внутри помещений. Все они были перекрыты огромными замками, видимо, для неверных, потому что правоверные не позволят себе обмануть Аллаха, покусившись на чужое добро. Приятно, что деньги на квартиру я получил и от шаха, и от русского царя. Ни один, ни другой не догадывались, что оплачивают расходы дважды.

Устроившись в квартире, когда стемнело я пробрался по железным лестницам и обильно смазал замки маслом, чтобы те не издавали звуков. В лавке старьевщика я купил целую связку разных ключей, среди которых, возможно, были ключи нужных мне размеров. Подготовившись таким образом, я на вырученные деньги купил себе простой костюм и поношенные штиблеты. Кроме прочего, у того же старьевщика я купил одеяние перса, чтобы не отличаться от остальных правоверных. Осталось лишь одно: организовать собственную шпионскую сеть для пользы шаха и царя. Первым, кого я постарался убедить поработать для службы шаху, был мой приятель детских игр, охранник караван-сарая возле ворот Аль-Вастани, Мамед-оглы. За кальяном и крепким кофе Мамед обещал мне передавать разговоры прибывающих в Багдад погонщиков лошаков и верблюдов, количество караванов и их состав, и рассказывать обо всем, что может заинтересовать шаха. Мамед с радостью согласился, и мы скрепили наш договор, выкурив трубку крепчайшего табаку, и на том расстались.

Так в течение пары недель у меня появилось несколько осведомителей, данные которых я регулярно приносил в русское посольство. Вначале мне казалось, что это не может заинтересовать Бориса, который был моим прямым наибом, но, как оказалось, граф фон Готлиб высоко оценил мои доклады о том, что делается в Багдаде и в той части Османской Империи, откуда прибывают правоверные, туристы и просто искатели приключений, проходящие сотнями через ворота Багдада. Конечно, посольству было не безынтересно знать, что делается в ближайшем окружении шаха, но на это счет мирза хаким, хитрый лис, хранил глубокое молчание. Пришлось воспользоваться услугами Айше. К сожалению, сама Айше бегло разговаривала на нескольких языках, в том числе и на русском, но совершенно не знала грамоты и не могла прочитать ни одного слова. Как она сама признавалась, цыганам это было ни к чему, а сама она не имела к этому желания.

Я уговорил Айше в тот час, когда у хозяина бывали гости, внимательно запоминать все, что говорилось за столом, даже обрывки разговоров. Айше, чистая, воровская душа, еще не испорченная предательством, буквально слово в слово докладывала мне, кто присутствовал при разговорах и о чем они велись. С ее слов я записывал это на фарси и вручал Борису. Тот, в свою очередь, отбрасывал ненужное, выбирал самую суть и уже по-русски доводил это до сведения его превосходительства. По мере успешной работы я получал неплохое жалование, плюс расходы на свою сеть информаторов, и мог делать небольшие подарки Айше, чему она была несказанно рада. Правда, приносить подарки в дом мирзы было небезопасно, так как бану регулярно проверяла вещи своих служанок. Поэтому Айше наряжалась в моей квартире, в таком виде выходила по пожарной лестнице на другую сторону улицы и, не боясь быть узнанной, бродила по Багдаду, наслаждаясь свободой.

Мирза Осман частенько передавал через Айше вопросы, которые нужны были шахскому дивану, для понимания, о чем думают в русском посольстве. Заходя иногда в свой «форин-офис», я подбирал нужную информацию и, добавив туда несуразности, так же через Айше передавал это Осману. Айше в принципе не догадывалась, что за переписку я веду. Как-то на вопрос, что я написал мирзе Осману, я отшутился, говоря, что это просто известия из России по поводу состояния дел в Санкт-Петербурге, о восстаниях и стачках, не упомянув при этом, что такую информацию люди шаха могу прочитать в любой газете. Айше этого было достаточно, и она больше не задавала вопросов.

В минуты отдыха после нашей близости Айше обучала меня русскому языку, удивляясь моим успехам и основательно работая над моим произношением, особенно над гортанными звуками фарси. Однажды, придя позднее нее, я застал Айше за перерисовыванием моего очередного доклада Борису, сделанного уже по-русски. Это были донесения моих информаторов, которые я тщательно просеивал, чтобы отобрать полезное. Увидев ее работу, я понял, что это может быть провалом, и впредь старался не оставлять Айше одну и тщательно прятать все документы.

В один из дней, гуляя по Багдаду в свободный час, Айше привела с собой незнакомую даму. Она представила ее как мадам фрау Шнетке, с которой она познакомилась в английской кофейне. Как оказалось, Айше могла разговаривать и на баварском диалекте, на котором разговаривают немцы. Айше представила меня как своего мужа, работающего в русском посольстве. Фрау Шнетке попросила Айше познакомить ее с мужем, потому что она очень интересуется тем, что происходит в России. Толмачом была Айше, которая старалась перевести слова фрау на фарси, в некоторых случаях употребляя русский.

У фрау Шнетке муж, офицер немецкой кайзеровской армии, несколько лет назад погиб на фронте. Она живет одна, имеет множество знакомых среди жен офицеров, и ей хотелось бы знать обо всем, о чем не пишут в газетах про Россию. Мы посидели, разговорившись, примерно полчаса, и фрау Шнетке засобиралась домой. Айше, переодевшись в персидское платье и накинув на голову хиджаб, тоже покинула квартиру. Я тут же сел и написал донесение в российское посольство о том, с кем мне удалось познакомиться. Единственное, что я утаил – что встречу организовала моя любовница, потому что признаться Борису в ее существовании значило бы признаться и в услугах, которые я оказываю шахской секретной службе, работая на русских.

Обнаружив, что я завёл знакомство с женой немецкого офицера, что может принести дополнительную информацию разведке падишаха, я решил продать ее и мирзе Осману. Одевшись в персидскую одежду, чтобы не привлекать к себе внимания, я отправился в гости к хакиму.

Османа дома не оказалось, и на пороге меня встретила ханум. Увидев меня, она страшно рассердилась, стала кричать, что я своим поведением мешаю ее мужу, хакиму Осману, служить образцом веры и благочиния для падишаха. Удивившись такому приему, я попытался оправдаться перед ханум. На это она сказала, что я подлый развратник, и что она не раз посылала своих служанок проследить за Айше: куда Осману-аге вздумалось ее отправлять по делам без ведома ханум. Служанки донесли, что Айше ходит на тайные свидания к бывшему помощнику лекаря Юсуфу, которого год назад ага прогнал со двора с позором. Ей придется наказать служанку и запретить Осману-аге заниматься сводничеством, за деньги, которые вы ему даете.

Слушая это, я удивился. Оказывается, это я приплачиваю мирзе за право развращать невинную служанку Айше, в которой бану, ее хозяйка, души не чает! Она поведала, что сама Айше ей все рассказала и дала обещание больше никогда не приходить ко мне тайно.

Я нутром понимал, что ханум толком ничего не знает и пользуется только слухами. В Коране написано, что женщины – это безмозглый пол, который, не достоин сидеть в присутствии мужчины. Но ее высказывания меня насторожили.

Я решил подождать снаружи мирзу хакима и вышел из дому, не сказав ни слова в свое оправдание. Ждать мне пришлось недолго, и хаким Осман на белом осле появился в конце улицы. Спешившись и помолившись в сторону Мекки, Осман-ага передал осла работнику, и осведомившись про состояние моего кейфа, пригласил меня зайти в дом. В ответ я коротко изложил содержание моей беседы с ханум, на что Осман с осторожностью сказал:

– Женщины – безмозглый пол, способный вывести из себя самого Аллаха, да не уменьшится никогда его тень. Я ей твержу, что на службе шаха нельзя брезговать ничем, чтобы услужить властителю наших душ, а у нее в голове только прелюбодеяния и наставления на путь добродетели. Ситуация в Османии такая, что Англия вот-вот кинется воевать с нами. Падишаху ее не одолеть. Мы все станем, по воле Аллаха, менее чем грязь, да провалятся англичане в самое дальнее отделение ада. И жизнь шаха не будет стоить и седла моего осла. Ханум не дано этого понять. Ей невдомек, что будет со всеми нами, когда придут англичане…

Слушая эти речи, у меня в голове уже складывалось очередное донесение посольству России о том, что думают в шахском дворце. Прервав раздумья вслух моего бывшего хозяина, я рассказал, что познакомился с женой покойного германского офицера, которая сама жаждет иметь знакомство со мной. При этом я утаил, что с аналогичным посланием я намерен прийти к русским.

– Это хорошая весть, Юсуф, – обрадованно проговорил Осман. – Это известие как раз в тему, и хотя мне и не хочется нарушать наши мусульманские устои, но открой уши, я поведаю тебе, как близкому и преданному слуге шаха, как мне удаётся в таком случае иметь власть над всеми этими бошами, неверными, с которыми я вот уже почти год имею дело.