Читать книгу Мужчины и женщины существуют - Григорий Каковкин - Страница 16

– Что молчишь, Мил? Тебе хорошо со мной?

– Я привыкаю к твоему имени. В постели почему-то имена звучат по-другому. Мне это так странно – Коля. Николай. Тебя всегда так звали?

– А как еще?

– Ну, как-то… Микола, может, или еще как…

– Я всегда – Николай. В школе звали Почтарь – голубями занимался, у меня была, наверное, самая последняя голубятня в Москве, в Сокольниках. Теперь привыкаю, когда называют Николай Сергеевич.

– Странно. Николай. Я – Мила. – Она повернулась к нему лицом. – И мы – тут.

– А где еще? – спросил он, хотя и ему самому это всегда было удивительно: тела всегда так быстро находят друг друга, доверяясь каким-то непонятным, не зависимым от разума измерениям.

– Сначала ты должен был мне понравиться, мы должны с тобой долго встречаться и только потом… Я всегда думала, что должно быть так. И знаешь, никогда не получалось, – говорила она, продолжая его разглядывать. – А что это у тебя здесь?

– Шрам. Я в прошлом спортсмен, гимнаст, но вот руку сломал. Сильно. И со спортом – конец. Не считая жены.

– Что, значит, «не считая жены». Жена – это спорт?

– С ней – да. Только спорт. Ради спорта.

– Не понимаю.

– И не поймешь, этого понять нельзя. Я сам не понимаю.

Эта тема раздражала его, он встал с кровати. Она увидела в проеме окна силуэт плотной мужской фигуры. Николай поставил диск в музыкальном центре. Подсветка из приемника подкрасила комнату синим цветом.

– Я пойду в душ.

– Ты торопишься меня смыть?

Он подошел к кровати, где она лежала, поцеловал и сказал:

– Нет. Тебя смывать не хочу. Приходи ко мне.

Мила осталась одна и только теперь осмотрелась. На всех стенах горизонтально и вертикально, специальными приспособлениями были пристегнуты лыжи, и на каждой паре висела табличка, где, когда, на каких соревнованиях эта пара принесла ее обладательнице ту или иную медаль.

У изголовья кровати крепились маленькие детские лыжи с забытыми креплениями на черных резинках. Людмила вспомнила – у нее в детстве были точно такие. В Червонопартизанске снег то выпадет, то растает, и от зимних уроков физкультуры у нее осталось одна картинка – пронизывающий ветер, она несет лыжи и портфель. Лыжи выпадают из рук, с загнутых концов кольца на палках спадают, разлетаются в разные стороны, она пытается их закрепить снова и снова, и так с мучениями доходит до школы. Там узнает, что урок отменяется. Лыжи хочется бросить, сломать, но их так долго доставал отец, а потом, сверяя каждое свое действие с клочком инструкции, устанавливал крепления, что они становились тем, без чего жить нельзя. На следующей неделе все повторялось, урок опять отменяли, а потом кончалась короткая украинская зима. Иногда на лыжи она так и не становилась ни разу, только носила их туда и обратно все три месяца.

Мила встала с кровати, завернулась в одеяло, подошла к стене и прочитала первую попавшуюся табличку на лыжной паре: «1998 год. Финляндия. Чемпионат Европы. 15 км. Гонка преследования. Бронзовая медаль». За этой надписью был целый незнакомый мир. Она поняла, что заглянула туда, где не могла оказаться никак и никогда.

Кошка Маруся проскользнула мимо ее ног, задев как бы случайно хвостом, напоминая, зачем она здесь. Мила вышла в коридор и приоткрыла дверь в ванную. Николай стоял за прозрачной занавеской, и теплая вода скатывалась по телу.

– Ну, куда ты делась? Залезай сюда!

– Там столько лыж, – сказала она, заходя под горячую струю воды. – Музей.

– Да, одни лыжи…

– Она кто?

– Светлана Кулакова.

– Кажется, слышала такую фамилию. Но ты-то Вольнов.

– Когда я с ней познакомился, она была начинающая спортсменка, молодежные игры выиграла, считалось это большое достижение. Она думала, что имя уже есть, ее знают. Поженились и решили не менять фамилии.

– И что потом?

– Ничего, сейчас в Словакии…

– …а ты со мной. Почему?

– Тебе это интересно? – спросил Вольнов.

– А почему нет?

– Пожалуйста: сначала я преуспевающий спортивный журналист, она – молодая лыжница, призер, вот-вот войдет в сборную. Общие интересы. Дома – кто кого на каком кругу обставил, мазь, крепления, диеты, тренеры, стратегия гонки, интриги, спорткомитет, премиальные… От турнира к турниру, каждый день. Ее победы – мои. А потом – раз, из сборной выкинули, результаты не пошли. Тренер свою жену стал тянуть. И говорить не о чем. На кухне сидим, вилки бьются о тарелки – финиш.

– Но сейчас она…

– Сейчас она – да! Все снова в порядке. У лыжниц втрое дыхание открывается после родов. Родят и еще могут бегать чуть ли не до пятидесяти.

– Ну…

– Вот и родили Ванечку. Для лыж. Специально. Отдала его теще, а сама бегает. Заедет, отдохнет, очередную пару на стенку повесим, навестим ребенка и снова километры накручивать. Интересно?

– Очень.

– А мне нет.

– Ты ее любишь?

– Сегодня – только тебя.

– А завтра?

– Завтра, пожалуй, тоже тебя…

– Иди ко мне, мальчик… Тебя пожалеть?

– Как хочешь.

Долго стояли под душем, как бы промокая в этом разговоре о себе, а затем Вольнов неожиданно спросил:

– Тебе в библиотеке не скучно?

– Мне нет. Я работала в сборочном цеху и была беременна. У меня живот был… Меня перевели в библиотеку. На время. А оказалось, навсегда. И там началась жизнь. Была одна женщина. Вернее две. Две женщины. Одна еврейка ярко выраженная, другая… просто Юля Смирнова. Ты меня гладишь, я не могу сосредоточиться.

– Что хочешь сказать?

– Они мне помогли. Все мне рассказали. Не дали пропасть. Тебе это интересно?

– Интересно.

– А мне теперь почему-то не очень.

– Всегда получается как-то странно: нам, русским, помогают евреи. Они как-то присматривают за нами, что ли, чтобы мы ничего не натворили. У меня тоже была одна еврейская женщина в десятом классе, она была старше меня лет на семь, тогда это казалось много… – Вольнов на секунду задумался, что-то вспоминая. – В общем, она такая была… хотя роман был всего месяца два-три не больше… Тебе это интересно?

– Кажется, не очень. Я не люблю эту тему. У тебя такое душистое мыло!

– Мыло – отличное, оно из Израиля, кстати.

И оба улыбнулись, каждый своей еврейской истории в жизни.