Читать книгу Революция для своих. Постиндустриальная Утопия - Григорий Луговский - Страница 14

Суммируя характеристики сознания, его природу можно определить как психоделическую. Понятие «психоделика» происходит от греческого «психе» – душа, и «делос» – ясный. В первую очередь под психоделикой понимают «ясность восприятия», или расширение каналов получения информации. А психоделическим опытом называют состояния, когда можно воспринимать – видеть, слышать, осязать – нечто недоступное в обыденном состоянии. В таком понимании психоделическими инструментами являются не только психотропные вещества, но и микроскоп, телескоп, телевизор, интернет или книга, ведь чтение тоже может вызывать «видения». Даже общение способно выступать психоделическим опытом. С помощью речи мы узнаем от других то, чего никогда не видели и не слышали. Сама потребность делиться информацией – признак избытка внутренних впечатлений, требующий выхода. Таким образом, качественное общение – обмен психоделическим опытом.

Известный исследователь мозга Т. Черниговская считает, что наш язык не слишком приспособлен для общения: «99% людей считают, что язык – это коммуникация, но, похоже, что это не главная его задача. Крупнейший мировой лингвист Ноам Хомский уверен в том, что язык был создан не для коммуникации, а для мышления, а общение – это уже побочный продукт. Для коммуникации важно, чтобы было получено именно то, что передано, поэтому идеальный ее вариант – это азбука Морзе. Язык же невероятно многозначен, в нем одни и те же слова имеют противоположные значения в зависимости от слушателя. Это значит, что для коммуникации он плох». Многозначность языка, больше помогающая творческому воображению и мышлению, чем пониманию других, указывает на психоделический характер сознания, которое может находить источники для своего питания и расширения в себе самом. Язык лишь отражает это свойство сознание, делая возможными «коллективные сновидения» – переживания особого рода, связанные с многозначностью информации, которой мы обмениваемся.

Внутренний опыт переживаний, работа воображения и мышления делают каждое отдельное сознание уникальным, поэтому состояние сознания одного человека другими может восприниматься как измененное. И чем больше производится внутренней работы сознанием, чем богаче его воображение и воля, упорядочивающая и подчиняющая «образы сцены», тем очевиднее это сознание будет психоделическим – изобильным, избыточным своими смыслами, образами, знаниями и прочим содержанием. Таков в конечном итоге основной смысл психоделического – изобильность.

Альберт Хофманн в книге «ЛСД – мой трудный ребенок» пишет, что «термин психоделический, который можно перевести как „проявляющий разум“ или „расширяющий сознание“, был предложен Хамфри Осмондом, пионером исследования ЛСД в США». Далее это понятие популяризовалось в работах Тимоти Лири и Олдоса Хаксли, предвосхитивших и подготовивших «психоделическую революцию» 60-х, выразившуюся в возникновении движения хиппи, увлечении восточными культами, ЛСД, марихуаной, медитацией, в распространением новых направлений музыки.

Психоактивные вещества действительно совершили революцию в сознании и культуре. Не думаю, что европейская и американская культура имела бы сегодня такой дионисийский облик, какой обрела она после 60-х годов, когда запад познакомился с ЛСД, медитацией и прочими «расширяющими восприятие» вещами. Кажется, что в какой-то мере интерес к внутреннему космосу подвел черту под господствующим до этого интересом к космосу внешнему – к полетам на Луну, Марс, другим техническим прорывам во вне. Поэтому последующий технологический прогресс был все больше обращен к человеку и его внутреннему миру. Люди стали находить те эмоции, которые им доставлял «коллективный экстаз» (великие стройки, грандиозные проекты, в том числе социальные, к которым стоит отнести «строительство коммунизма» и «строительство Рейха») в веществах и медитациях, а позже – и в виртуальном мире. Думаю, что это правильно, ведь все еще не выполнено завещание древних греков: «Познай себя». А значит, рановато нам в далекий космос заглядывать. Но это уже отдельная тема.

Если психоделическое – все, что «расширяет сознание», то первейшим его примером является само сознание в тех своих проявлениях, которые мы называем творческими. Упомянутая «сцена сознания» служит «местом», где восприятие и сознание вступают в диалог, в котором само сознание способно быть источником нового опыта и знания для восприятия, а не только наоборот, как это бывает в «обычной психической жизни».

Психоделический опыт называют еще «измененными состояниями сознания», но тогда какое состояние сознания считать обычным? Очевидно, что любой человек переживает свое обыденное состояние сознания как рутинное и нуждается в периодическом вознаграждении за такой «опыт обыденности». Подобным вознаграждением выступает «праздничные состояния сознания», которые несут те или иные формы изобилия – как внешнего (окружение себя красотой, изобильное питание и т.п.), так и внутреннего (чтение, прослушивание музыки, собственное творчество, употребление психотропных средств). Стремление к роскоши, которое третируется моралистами многие тысячелетия, является одним из требований нашей психоделической природы, которая сама по себе роскошна, то есть превышает потребности обыденной жизни. Подлинная цель роскоши – обретение уникальности. Только материальная роскошь ближе к бриколажу – собирательству раритетов и красивостей, а роскошь сознания способствует выработке собственной философии.

На психоделический характер сознания указывает и «удвоение мира», благодаря которому мы можем мысленно находиться в другом месте и времени, жить «здесь» и «там», не только выражать свои чувства мысли, но и скрывать их. Еще одна психоделическая черта нашей психики – «множественность Я», где возможен внутренний конфликт, спор, или дружба и сотрудничество, способность раздваиваться на себя и Другого, сопереживать (эмпатия) и т. п. По выражению Анри Бергсона, «наш жизненный путь усеян обломками того, чем мы начинали быть и чем мы могли бы сделаться». Это касается и внутреннего мира, где, кроме победившего образа себя, могут сохраняться наши потенциальные «я», репрессированые в ходе внутренних гражданских войн. Естественно, «сильный слабый Я» внутренне более богат и психоделичен, а потому непредсказуем, чем обладатель «сильной воли», построенной на подчинении какой-то идее, цели, интересу.

Сознание способно буквально питаться информацией, получая от этого удовольствие. Человек уже не столько воспринимает информацию, сколько работает с воспринятой информацией, домысливая то, чего не додали органы чувств. Развитые нейронные связи стали успешной заменой нюху, зрению, или слуху, которыми могут похвастаться те или иные животные. Мы даже научились переживать внутреннее сильнее, чем внешнее, уделять значительную часть своего внимания и времени переживаниям и удовольствиям, имеющим тесную связь с работой сознания. И направили свою эволюцию на обретение все большего объема свободного времени, которое по большей части затрачиваем на такие переживания и удовольствия.

Конечно, не любой психоделический опыт – продукт здоровой психики. Химические отравления, психические расстройства, физические повреждения могут стать причинами галлюцинаций. Но однозначных критериев, которые бы отделяли «здоровую психоделику» от «нездоровой» пока нет. Можно говорить лишь, что часть психоделического опыта мы принимаем добровольно и способны его контролировать (прекратить принимать алкоголь или психотропный препарат, перестать читать книги, слушать музыку, мечтать, рисовать, писать и т.д.), в других же случаях этот опыт обретает над нами власть. Хотя и такое разделение нельзя считать равнозначным здоровой и нездоровой психоделике, ведь сны мы тоже не контролируем, да и воля может оказаться подчиненной внешним воздействиям, о чем мы даже не догадываемся. Например, некоторые паразиты, поселяясь в теле, способны влиять на поведения животных или человека. Поэтому участие сознания и воли в контроле психоделического опыта можно считать «смягчающим обстоятельством» при его оценке.

«Сцена» нашего сознания тоже имеет дело с психоделическими по своему характеру явлениями. Особенно это касается «будоражащих воображение» образов и идей. Чем более развито воображением, чем больше репертуар «сцены», тем сильнее психоделическая составляющая сознания. В основе такого психоделического опыта лежит субъект-субъектный характер связи между волей и явлениями на «сцене». Обычно это происходит до тех пор, пока эти явления не понятны; найдя им объяснения, мы отправляем их на полку «познанное» – в память.

Можно говорить о диалектике (то есть диалоге) знания и понимания, где понимание – волевой процесс, направленный на познание чего-либо, а знание – все то, что сознание уже определило для себя как понятое, а потому не актуальное. Все, на что разум направляет свои усилия, выступает для него субъектом, ведь субъектность определяется способностью сопротивляться. Чем сильнее что-либо сопротивляется (в том числе и познанию), тем выше его субъектность. Соответственно, чем больше творческой работы совершает разум, тем чаще он сталкивается к субъектностями, принадлежащими миру образов, идей, физических свойств и т. п. Любое настоящее познание происходит через такое субъект-субъектное общение, даже если источником ответов, получаемых разумом в этом диалоге, выступают неживые предметы.