Читать книгу Культурная практика приказа - Гульнара Хайдарова - Страница 16

Итак, практика военного управления немыслима без принятия решения, но решение это должно быть суверенным. В каком смысле? Речь не идет о делегированных полномочиях, как в случае политического суверена, основное и предельное полномочие которого – принимать решение о введении чрезвычайного положения. Власть суверена выражена в его праве отменять действие законов, объявляя чрезвычайное положение. И политического суверена характеризуют два вектора: личная воля и приказ (предполагающий повиновение). Например, в случае Пилата и его решения о судьбе Иисуса, назвавшегося Царем Иудейским, не реализуется воля. Пилат, как мы знаем, «умывает руки», хотя имел возможность и суверенное право проявить свою волю. Он не выносит самостоятельного суждения (в том числе и юридического), не принимает решения. Он просто отдает (предает и передает) Иисуса на волю традиции иудеев. От своего морального выбора он отказывается.

Точно также не будет суверенным решение, когда за человека решает его биологическое тело, страшащееся боли и смерти, или его социальное тело (тело семьи, рода, сообщества): «Это не я решил, таковы наши порядки (традиции, уклад; так всегда было)», – происходит передача личной ответственности и своего права принять решение анонимным инстанциям. Человек при этом не судит сам и не рассуждает. Тогда как моральный выбор совершается вопреки господствующим понятиям и стереотипам, вопреки объяснимым (экономически или политически) мотивам. (Об иррациональности морального действия пишет Т.Адорно17 [2]).

Что в случае единоначалия можно сказать о суверенном решении и его необходимости? Для победы над противником в военных действиях оно, безусловно, необходимо, как недетерминированное, непросчитываемое и непредсказуемое в своей иррациональности. Особенно в случае современной комплексной (или гибридной) войны. Суверенное решение всегда непредсказуемо, поскольку совершается в своей собственной логике, на собственной выстроенной сцене, со своим языком и своей продуманной стратегией. Как согласовать суверенное решение с единоначалием как принципом, который исключает личное волеизъявление?

Единоначалие как принцип – это не власть одного начальника, потому извращением является самодурство и самовластие начальника. В качестве принципа единоначалие охватывает всю систему целостно, предполагает сквозное подчинение в пирамиде приказа, мотивированное единством общих задач и цели, общей направленностью деятельности, общим понятием блага, и, конечно, взаимным признанием и уважением всех составных частей как значимых. Единоначалие – всеохватный принцип в отличие от централизации политической власти (которая может быть представлена как шар с центром18), он пронизывает все взаимоотношения всех элементов, равнозначимых в своем вкладе в общее дело. И он предполагает взаимозаменяемость, исключающую какую бы то ни было монополизацию власти. К сожалению, аффективная сторона власти, движущая человека всегда к накоплению и удержанию полномочий, часто препятствует идеальному воплощению принципа единоначалия как приоритета единого общего начала перед лицом разных элементов системы. И потому возникают случаи не только непонимания этого принципа, но и злоупотребления должностными полномочиями. Единоначалие – это единство управляющего начала, но не центра как доминирующей высоты, а самого духа общности и единства, братства, в котором все равны перед лицом смерти; это приоритет органической целостности, живущей ради общего блага, общего дела. Поэтому так важно различать лидера и командира. Лидер определяет саму систему, учреждает и формирует ее. И лидер является образующим, удерживающим систему элементом, без него система приобретет другие свойства. Например, в западной модели университета, избранный на должность профессор сам называет свою кафедру, она титульная, временно так названа, в связи с приоритетом его научных интересов.

Следует различать суверенность и автономность, как это уже сделано Гегелем19. Автономность рассматривается как относительная изолированность членов системы от целого системы. Тогда как суверенность допускает внесистемность решений, инородность системной логике. Суверенность не изолирует, но исключает. Суверенное решение при этом опирается на систему, единосуща ей, использует ее. Диктатура и своеволие являются болезнью суверенности в системе единоначалия: неуважение и игнорирование системы ради своего господства, подчинение себе целостности системы, злоупотребление общим в частных интересах. (Если продолжить гегелевскую органическую метафору, то можно говорить о злокачественной опухоли себялюбивой суверенности).

Томас Гоббс указывает в качестве одной из трех принципиальных причин войны всех против всех (наряду с недоверием и соперничеством) – жажду славы [5]. Из тщеславия, кичливости, чванства, горделивости и жажды почестей люди предают себя, свою душу и свою мечту. Актуальная на сегодняшний день проблема звучит как борьба за лидерство, что напрямую связано с этой принципиальной причиной войны по Гоббсу. В мире, отстаивающем свободу слова и неприкосновенность частной жизни, любая произвольная «сборка» субъекта и конструирование собственной идентичности – это дело свободы выбора личности. В этом состоит исходная посылка западного стиля мышления, в нем не может быть доминирующей идеи. Тем не менее, необходимо признание всеобщего рамочного соглашения, формирующего общественное согласие (на основе, например, международного права и международных институтов), что уже создает условие для ассоциированного единства добрых воль, которое, согласно Канту, позволяет мирное сосуществование. Установление и учреждение общих универсальных законов и принципов – длительный процесс, требующий взаимной доброй воли, тогда как борьба за частное, локальное или региональное понимание справедливости, правды, чести – не будет продуктивной в глобальном разнородном мире.

Условием суверенного решения является духовная свобода личности вместе с соблюдением универсальных норм20. Поэтому воспитание военноначальника как человека, живущего в современном комплексном мире, – это, прежде всего, воспитание ответственной личности, способной к свободному моральному выбору, что не отменяет одновременно необходимости дисциплинарного воспитания, основанного на чувстве долга, состоящего, по словам Солона, в необходимости «сражаться за закон, как за стены города».