Читать книгу История Ханны, изменившей судьбу - Ханна Алатай - Страница 4

Я любила свою Красную Слободу, ее неторопливый темп жизни, весеннее бурное цветение садов, летнюю жару, даже нудные зимние дожди. Мне всё там нравилось, даже то, что меня иногда огорчало – строгие правила нашей патриархальной еврейской общины. Принято думать, что по установленным раз и навсегда правилам легче жить. А я завидовала тем свободным европейским девушкам, кто жил в мире, где нужно искать свою любовь, разочаровываться и снова искать, самой допускать ошибки и самой их исправлять. Но, с другой стороны, не спокойнее ли жить, когда родители находят, сватают тебе мужа? И остается лишь расслабиться и наслаждаться.

Жизнь показала, что и в Москве можно жить таким же патриархальным закрытым обществом. Огромный город предлагал тысячи возможностей, но и диктовал свои правила. Однако выходцы из Красной Слободы упрямо держались своих законов. Кстати, многие из наших мужчин успешно делали бизнес в Москве. Взять хотя бы моего отца Александра. Его бизнес рос как на дрожжах. К началу нулевых годов у него в столице была разветвленная торговая сеть, ресторан, торговый центр. Дела требовали от него регулярно посещать Москву, Баку, Стамбул и Тель-Авив. Вот почему мы переехали в столичный центр огромной России.

Даже если бы мне удалось уговорить родителей оставить меня в Красной Слободе хотя бы еще на годик, ничего не получилось. Бабушка Берта и дедушка Исаак собрались репатриироваться в Израиль. А на кого оставить несовершеннолетнюю меня?

В тринадцатилетнем возрасте с родителями, сестрой и братом мне пришлось переехать в Москву, которую я сразу не полюбила и, признаюсь, не люблю до сих пор. Ставший уже стандартным шок провинциала, оказавшегося в мегаполисе. Огромные дома, в любом из которых разместились бы все жители Красной Слободы. Но тут не знают имен даже соседей по лестничной площадке. Все куда-то спешат, опаздывают, словно участвуют в спортивном соревновании «Успей первым». Только неизвестно – куда успей. Меня это раздражало и злило. Я терпеть не могу опаздывать, стараюсь все делать вовремя.

А еще меня пугало одиночество людей в этих многомиллионных толпах. Я часто замечала такую картину: мужчина и женщина сидят за одним столиком в кафе, но даже не смотрят друг на друга, держат в руках мобильные телефоны, отвлекаясь на звонки. Для чего они встретились, если им друг на друга до такой степени наплевать?

Квартира, пусть и трехкомнатная, мне не нравилась. Разве можно сравнить клетку в многоквартирнике с собственным просторным домом, к которому прилегает сад?

А эта постоянная толчея в метро, на переходах, на остановках?! Люди озлоблены, погружены в себя, толкаются, обижают друг друга… Впрочем, к счастью, я редко погружалась в пучину московских толп. Нас с младшей сестрой Таней возили на машине в школу и обратно. Это была еврейская школа № 1621 «Эц Хаим», расположенная в переулочке в районе Мясницкой. Считалось, что это обычное образовательное учреждение, куда принимали и нееврейских детей. Но, в отличие от прочих школ, там изучали иврит, Тору, отмечали иудейские праздники. В субботу школа была закрыта для посещения.

Хоть я и критически относилась к москвичам, не знающим имен ближайших соседей, сама тоже не была ни с кем знакома. В семье осудили бы, обзаведись я подругами в доме или дворе. Зачем случайные знакомые «на стороне», когда есть семья, многочисленные родственники и круг своей общины? Меня окружали только одноклассницы, многие из которых были из таких же «правильных» религиозных семей.

Вынужденную домашнюю изоляцию я компенсировала увлечением кулинарией. Уроки бабушки Берты пошли на пользу. Еще в пятилетнем возрасте я впервые самостоятельно пожарила котлеты и к пятнадцати годам уже была знатным поваром, знала большое количество рецептов, умело экспериментировала, интересовалась итальянской, французской кухней. Если бы меня, как в старые времена, выдали в это время замуж, супруг не стал бы воротить нос и жаловаться своей маме. Я была мастером, особенно в нашей восточно-еврейской кухне.

Замечу, что в нашей национальной кухне вы не встретите блюд, повсеместно признанных еврейскими: форшмака, халы, фаршированной рыбы-фиш, цимеса. Столетия проживания рядом с иранцами, азербайджанцами не могли не сказаться на нашем столе. Поэтому в моем «репертуаре» и сейчас долма, разные виды плова, хоягушт из курицы, яиц и каштанов, пельмени-дюшпере. Есть и такие блюда, на приготовление которых уходит по три-четыре часа! А еще, благодаря бабушкиным урокам, я готовила очень вкусное варенье и делала исключительного вкуса соления. Вместе с сестрой мы пекли мучные сладости. Каждый день на нашем столе были блюда, приготовленные моими руками.

Сделав уроки, я надевала фартук и шла к плите готовить. Это доставляло мне истинное удовольствие. Я что-то напевала в процессе творчества, разговаривала с продуктами, воображала, что делаю ужин не для родителей и брата с сестрой, а для своего мужа и детей.

Настоящими событиями для меня были поездки в гости к маминым сестрам, давно уже жившим в Москве. Или «выход в свет» всей семьей – на свадьбы, дни рождения родственников. С таким выходом было связано и мое главное потрясение в первый год жизни в столице…

Родственники пригласили нас на свадьбу – дорого, богато, от блеска в глазах рябит. Гостей по нашим меркам не так чтобы очень много – человек двести. Мне, честно говоря, идти очень не хотелось. Я уже была на таких праздниках, но маленькой девочкой, и тогда все было по-другому. Сейчас, когда мне исполнилось четырнадцать лет, выезд на мероприятие превращался в ритуал, своеобразные смотрины. Это значило, что я обязательно стану объектом пристального внимания со стороны молодых парней, их матерей и теток, подыскивающих подходящих невест. В этом отношении мусульманские свадьбы, где женщины и мужчины пируют отдельно, мне казались гуманнее. Там хотя бы на тебя не глазеют так, что, кажется, просверлят взглядами до дыр.

Пристальные взгляды и беспрестанное обсуждение… Мне кажется, я явственно слышала эти шепотки или чувствовала их кожей?.. «Не пора ли к Александру сватов засылать? Не сегодня-завтра моему Исайке женится пора! Ханна – подходящая невеста!» Наши праздники – свадьбы, дни рождения, юбилеи – это не только повод встретиться и повеселиться, это своего рода выставки потенциальных невест. А еще сборище еврейских женщин: сплетни, шуточки на грани фола, ревнивые взгляды, язвительные пикировки. Всё это было мне не слишком приятно. Но в тот раз отец и мать сказали, что нужно идти, и никакие отговорки про головную боль на них не действовали.

Наши свадьбы с соблюдением всех традиций еще и долгие. В синагоге или на открытом воздухе натягивают хупу, балдахин из белой обычно ткани на четырех шестах. Под хупой раввин и совершает таинство бракосочетания. И еще долгое чтение разных молитв, совещания родителей с обеих сторон о размере калыма и приданого, и еще много чего интересного, но, скажем откровенно, утомительного.

Мама долго и тщательно подбирала нам с сестрой наряды. Не так-то просто девушке выглядеть и скромно, и привлекательно одновременно. Было решено, что обаяние юности не нуждается в дополнительном украшении. Поэтому я была в черном брючном костюме, с длинными распущенными волосами и совсем без косметики. Разве что чуть-чуть тонального крема. Я не переживала, знала, что очень привлекательна – спасибо природе и родителям. Краснея под плотным обстрелом любопытных взглядов, я понимала, что понравилась многим. Довольно странно, но мне не было приятно, я ощущала себя диковинной птицей, выставленной в зоологическом саду на обозрение публики.

Свадьба проходила в старинном ресторане на Ленинградском проспекте. Я даже не сразу поняла его название – «Яръ». Тогда я владела русским еще не так хорошо, чтобы знать дореволюционную орфографию, согласно которой твердый знак или «ер» в конце существительных не читается. Позже я узнала, что Яр – это фамилия француза, открывшего свой первый ресторан в Москве аж в 1826 году. И на Петербургском шоссе его загородное в ту пору заведение считалось самым лучшим в столице. Там бывали Савва Морозов, Максим Горький, Антон Чехов, Григорий Распутин, да, считай, все известные люди того времени…

Когда мы вошли в ресторан, интерьеры показались мне знакомыми: тяжелые шторы на окнах, столы и стулья с гнутыми ножками, мягкие ковры на полу. Где же я могла это видеть? Уж не во сне ли? Главный зал «Яра» был достаточно просторным, чтобы всех разместить за круглыми столами и оставить пространство для проходов.

В какой-то момент мимо нашего стола прошел парень, юный, лет семнадцати. Он был очень красив, выделялся из толпы. Глаза со слегка монголоидным разрезом говорили об азиатских корнях, но лицо, определенно, было европейским. Черные густые волосы аккуратно уложены. Черный костюм превосходно сочетается с красно-синим галстуком. Молодой человек был строен, шел слегка пружинящей походкой, чем напоминал изящного и сильного леопарда. Я нечаянно проводила его глазами и… встретилась с горящим ответным взглядом.

Что это было? Не знаю. Но в тот вечер я больше никого не видела…

Вот он уверенно идет к одному из столов. Вот почтительно склоняет голову перед мужчиной средних лет с зачесанными назад волосами… Боже мой, это был именно тот мужчина, который за что-то благодарил меня в том самом незабываемом сне. Это он! Я ни секунды не сомневалась! События знакового сновидения во всех подробностях в одно мгновение пронеслись в моей памяти. Я с силой схватила за руку маму, торжественно восседавшую рядом.

– Ханна, что с тобой? – испугавшись, мама отдернула руку. – Что случилось?

– Ты помнишь, я рассказывала свой сон? Два года назад, в Красной Слободе. Ни ты, ни бабушка меня слушать не стали. Я говорила, что мне приснился мужчина, который держал меня за руку и за что-то благодарил. Вон он сидит. Который в золотом галстуке. Это он, он. Абсолютно точно.

Мама заговорила сердитым шепотом.

– Во-первых, потише. На тебя оборачиваются. Во-вторых, скромнее. Ты еще пальцем на него покажи! В-третьих, ты не могла его тогда видеть. Он тогда в Красную Слободу не приезжал.

– Но я видела его во сне! Именно его! Я же говорила тебе!..

– Ты говорила и говоришь глупости. Тише!

В этот момент какой-то старик поднялся с бокалом и принялся произносить длинный и витиеватый тост. Но я его не слышала. Меня сжигало любопытство. И я продолжила перешептываться с мамой.

– Мама, а ты знаешь этого… в золотом галстуке?

– Его все знают.

– Да-а?

– Его зовут Аврум. Молодые называют дядя Аврум.

– А он кто? Наш родственник?

– Нет, не родственник. Он… ну, как тебе сказать, дочь… Он уважаемый человек, глава общины джуури в Азербайджане. Все к нему прислушиваются, советуются с ним по самым разным вопросам. Если у кого какие серьезные проблемы, обращаются к Авруму.

– Мама, а этот молодой человек восточного вида рядом с Аврумом кто?

– Его сын Алан, – мама восхищенно зацокала языком. – Какой красивый мальчик! Ах!

Подходили опоздавшие гости – пары, одиночки, целые семьи. Сначала подходили к новобрачным и их родителям, поздравляли, вручали подарки. А потом все без исключения подходили к Авруму выразить почтение. Он вел себя естественно – пожимал руку мужу, целовал руку жене, трепал по головкам детей. Было видно – Аврум пользуется авторитетом всего общества.

Мой папа тоже к нему подходил. Но я не посмела. Да, наверное, и не смогла бы подойти. Мое сердце билось так сильно, что ослабели ноги. Увидеть в жизни того, кто тебе снился! Разве такое возможно?

Но я, повинуясь странному чувству, желала бы оказаться рядом с Аврумом, взглянуть в его добрые глаза, почувствовать теплоту его рук, уже знакомую по сновидению. Я сидела как на иголках больше часа и так устала от переживаний, что у меня, наверное, поднялось давление. Я просилась домой, мечтая оказаться в родных стенах, в привычной для себя обстановке, хотела стряхнуть наваждение мистического вечера, но родители были против.

Наконец, к полуночи гости стали расходиться. Я в последний раз обернулась на Аврума и Алана, стараясь их покрепче запомнить. Я уже знала, что засну сегодня далеко не сразу…

Перед сном мама зашла в мою комнату.

– Ханночка, ты не спишь еще?

– Нет, мама.

– Послушай, а может, тогда тебе приснился просто какой-то мужчина? А на свадьбе ты увидела Аврума и вообразила себе…

– Я знаю, что видела именно его.

– Разве это может быть? Какая ты у меня фантазерка…

Мама ласково потрепала меня по щеке и, поцеловав, вышла из комнаты.

Я не хотела настаивать на своем мнении, не хотела разубеждать маму. А вещие сны, между тем, снились мне все чаще и чаще. Где-то через месяц после той свадьбы мне приснились сразу и Аврум, и Алан.

Я вижу их в нашей прихожей, где стоят какие-то коробки, мешки, свернутые ковры. «Ничего удивительного», – отметила я про себя. Мы тогда готовились к переезду на новую квартиру. Мой папа и Аврум что-то обсуждали, листали какие-то документы, которые Аврум доставал из папки и передавал отцу.

А вот и Алан! У него в руках букет красных роз. Я думала, что он подарит их мне. Но он всё медлил. Стоял и молча смотрел на меня. Мне хотелось заговорить, но я не смела, хотя слова были готовы сорваться у меня с языка.

И все же в моем сне не было ощущения неловкости, досады. Наоборот, я чувствовала себя прекрасно: свободно, радостно. Мне бесконечно нравился Алан, его добрый взгляд. Я словно бы купалась в озерах его черных глаз.

Проснулась я с уверенностью, что скоро встречусь с Аланом, познакомлюсь с ним. Я мечтала об этом. И, боясь сама себе в этом признаться, грезила о том, что он мог бы стать моим мужем.

А жизнь шла своим чередом и, рано или поздно, в наш дом постучалась ильчи (сваха в переводе с горско-еврейского языка). Обычно свахи начинают издалека, приветствуют хозяина, хвалят дом, ведут разговор, полный аллегорий и иносказаний. Но сводится всегда к одному: «Люди говорят, у вас распустилась прекрасная розочка. А у Рахили… Ну вы же знаете Рахиль… Так у нее подрос крепкий дубок». У нас в Красной Слободе было несколько ильчи и они быстро протоптали дорожку к нашему дому.

Это может случиться, когда девушке пятнадцать лет, или тринадцать. Или даже одиннадцать. Родители с обеих сторон вполне могут договориться и подарить детям специальные кольца. Хотя сочетаться браком обрученные все равно будут в восемнадцать. Это прогресс, потому что раньше (десятки лет назад) в нашей общине могли сосватать и младенцев, а пятнадцатилетние матери встречались сплошь и рядом.

Без преувеличения скажу – ко мне сваталась половина Красной Слободы. Приезжали сваты и из-за океана. Самое интересное, что значительная часть юношей, которых мне планировали в мужья, состояла со мной в той или иной степени родства.

Вообще-то все люди на планете родственники, все от Адама и Евы. Антропология научно доказала существование генетических первопредков, обезьян, более-менее похожих на человека. Считается, что близкородственные браки вредны для потомства из-за опасности унаследования генетических заболеваний. Но эти болезни встречаются и у людей, родившихся в обычных семьях. А что можно сказать о красавице и умнице Клеопатре, у которой в геноме три столетия браков между родными братьями и сестрами?

Небольшой народ восточных евреев старался сохранить национальную чистоту, поэтому браки между двоюродными, троюродными родственниками у нас встречались и встречаются. Мы не боимся кровосмешения. Хуже, когда в семье нет уважения к мужу или жене, благоговения перед старшими, любви к детям. А с другой стороны, не скажешь, что наши традиционные семьи, созданные посредством сватовства, брачного договора, по благословению раввинов гарантируют любовь. Просто разводы редко бывают, опять-таки благодаря традиции. На разведенных смотрят косо, это большой грех. Хотя в последнее время разводы происходят все чаще и чаще. Ничего не поделаешь, обычаи уходят в прошлое.

Ну, а что касается традиций… У моего дяди Бориса в Красной Слободе был друг дядя Семен. Тоже, наверное, мой родственник в каком-то колене. У Семена имелся сын Роман старше меня на год. Пухлый смешной мальчишка, такой толстый розовощекий поросеночек. Мы учились в одной школе. В ряду парней, на которых я могла бы обратить внимание, Рома, безусловно, занимал последнее место. Но он и его родители, видимо, думали иначе.

Я заметила, что Рома частенько по-соседски стал заглядывать в наш дом. То соли попросит, то книжку почитать, то домашнее задание забыл записать. И при этом старается побыть подольше, донимает расспросами. Вероятно, в какой-то момент Рома решил, что уже произвел на меня достаточное впечатление.

В десять вечера – стук в дверь. Я побежала открывать. За дверью, сияющий, как начищенный медный самовар, толстый Рома с цветами и его родители, наряженные, как на свадебное торжество. Подошла бабушка Берта. Соседи обошлись без услуг красноречивой ильчи (это все-таки денег стоит) и без лишних церемоний.

– Берта, мы по поводу Ромы и твоей внучки Ханны…

Позднее время у нас не повод не впустить гостей. Бабушка поставила чайник, подала на стол сладости. А вот присутствие на сватовстве будущей невесты не обязательно. И бабушка отослала меня краснеть и переживать в нашу с сестрой комнату. Больше всего я боялась, что, пока мои родители, бабушка и Ромины родители ведут переговоры, Рому запустят пообщаться со мной. О чем с ним разговаривать? Но бабушка твердо стояла на соблюдении традиции, когда при сватовстве девушке отводится роль кота в мешке. Рома остался молча надувать щеки при разговоре взрослых. Но я, на всякий случай, заперлась на ключ. Правда, вскоре решила открыть и послала младшую сестру подслушивать под дверью.

Маленькая Таня вернулась с широко открытыми глазами.

– Ханна, тебя сейчас прямо замуж выдают.

– За поросенка Рому? Никогда!

Соседи получили отказ, чего и следовало ожидать. Я была престижной невестой. У моего отца к тому времени уже был торговый центр и ресторан в Москве. А кто был дядя Семен? Максимум – старший товаровед. Я была красивой. А Рома… был поросенком.

К тому же мои родители и бабушка, как люди прогрессивные, все же поинтересовались моим мнением.

– За Рому? Ни-ког-да.

Но что бы вы думали? Рома со своими родителями на этом не остановились, решив взять меня измором. Они еще несколько раз приходили свататься в Красной Слободе. А потом появились и на пороге нашей квартиры в Москве! Может быть, они думали, что я соглашусь из страха сойти с ума, когда лоснящаяся Ромина физиономия начнет глядеть на меня из-за решетки вентиляции, с балкона на шестнадцатом этаже, с экрана включенного телевизора?

Нет, от домогательств подобных «женихов» я была надежно защищена. Ведь в моей жизни уже была моя первая любовь – прекрасный, но пока еще незнакомый мне Алан.