Читать книгу Я тебя вижу - Hanna Yu - Страница 3

Шла последняя неделя осенней сессии. Я зашла в тесную аудиторию. Маленькая холодная комнатушка на первом этаже была напичкана старыми деревянными партами и напоминала больше холодильную камеру, чем уютный учебный кабинет. Яркий свет люминесцентных ламп одиноко освещал потёртые стены и зелёную сухую доску в грязных белых разводах. Обычная картина для заочников. Комфортабельностью нас никогда не баловали. Все рассаживались кто куда. Зная, что сегодня Катьки не будет на первых двух парах, я выбирала глазами себе место. Конечно, можно было сесть к Янковским, вчерашним школьницам, за первые парты, слушать их милые перешептывания по поводу учёбы и предстоящего экзамена, или к тихоням Котовым, которые ютились в конце возле галерки, как мышки, изредка подавая свой тонкий голосок, или к тучной Тунцовой, хотя точно нет, она выбрасывала такой специфический аромат в атмосферу, что воздух рядом с ней резко становился ядовитым. Свободных мест было достаточно, но глаза возвращали только к одному.

− Можно, − посмотрела я на чёрный рюкзак, который всегда стоял на соседнем стуле, словно стерёг место для кого-то.

− Да, − Влада его убрала.

Я присела рядом. Аккуратно разложив вещи, уложила перед собой чистую тетрадь.

− Прямо такой порядок, − тихо она отметила.

− Что?

− Говорю, что у тебя порядок: в стопочку тетради, в линеечку ручки. Всё так предусмотрительно чётко и правильно.

− Да, − заглянула в её блестящие глаза. − Сейчас, наверное, процитируешь мне какое-нибудь психическое отклонение? − с иронией проговорила.

− Нет, − улыбнулась в ответ.

Прозвенел звонок, и началась пара по «Политологии».

− Смотри твой Машеркин, − с доброй усмешкой произнесла она, оглядывая припозднившегося преподавателя в мятом пиджаке. − И как он всё успевает? И «Психология семьи», и «Политология», какой разносторонний мужчина. Так и папочка при нём. Ну, сейчас до смерти нас зачитает.

− Почему ты его так не любишь? ‒ я посмотрела на неё.

− Что ты имеешь в виду?

− Ну, ты постоянно придираешься к нему.

− Нет, не к нему, только к его профессиональным обязанностям. Я считаю, педагог должен понимать и знать свой предмет, а не читать лекции с листочков. А пока я вижу, что он умеет только хорошо читать… И поехали.

Я улыбнулась её ответу и начала писать.

− О, Господи, и ручка ещё не пишет, − тихо пробормотала Влада, на что я усмехнулась. – Ориентированное на интерпретацию чего? – жадно заглянула в мой конспект.

− Сложного ценностного мира современной политики, − игриво покосила глаза на её небрежные строчки. – Ты же в курсе, что на зачёте можно будет пользоваться своим конспектом?

− Угу, − не глядя кивнула, дописывая предложение.

− Что это за слово? – ткнула я пальцев в её конспект.

− Это… это, − внимательно сканировала его своим глубоким взглядом.

− Феномен, − важно ответила я. – И как ты будешь подсматривать в свои записи, если не разбираешь свой собственный почерк?

− Я спишу у тебя, − подняла на меня глаза.

− О, а кто сказал, что я тебе дам?!

− Не дашь? – лукаво покосилась.

− Я подумаю, − кокетливо отвела от неё глаза и только после задумалась о возможной двусмысленности нашего разговора. Улыбнувшись себе, поджала губы.

− Не знаю, как ты, но я уже перестаю чувствовать свои пальцы, − едва уловимо прошептала она. – Зачем столько писать? И что за герменевтический круг? Всё так запутанно. Саш, тебе понятен его принцип?

− Нет, − усмехнулась я.

− И мне нет! Как ты думаешь, если я спрошу у него, он нам ответит?

− Влада! – с восклицанием протянула я.

− Что? Разве тебе не интересно, ни капельки не интересно?! – улыбаясь мне, подняла руку вверх. – Можно? У меня вопрос.

Пожилой педагог оторвался от чтения и посмотрел на Владу, та начала:

− Мне не совсем ясно. Вы сказали, что особенность процесса понимания герменевтического круга заключается в его цикличности: для понимания целого необходимо понять его отдельные части, но для понимания отдельных частей уже необходимо представление о смысле целого.

− Да, − Машеркин положительно кивнул.

− Какая-то тавтология получается.

− Ну, − он вдруг навис над своими листочками.

− Теперь можно и отдохнуть, − прошептала Влада, откинувшись на спинку деревянного стула.

− Тебе кто-нибудь говорил, что ты страшный человек, − тихо произнесла я, глядя на беспомощного преподавателя.

− Нет, − старалась подавить на своём лице зарождающуюся улыбку.

Спустя час Машеркина сменила очередная тихоня-педагог с чересчур приветливой улыбкой на лице. Лидия Сергеевна была женщиной спокойной, даже добренькой, по крайней мере, такой казалась. Невысокая, с редким тёмным каре и мягким голосом, обладала излишней добродушностью, которая подкупала многих студентов, но не меня. Я всегда с недоверием относилась к таким добрякам, полагаясь на народную мудрость: «В тихом омуте черти водятся». Преподаватель в своей привычной спокойной манере разъясняла нам, горе-студентам, азы слияния методологии статистики с социологией. В аудитории стояла мёртвая тишина, которую изредка нарушал глухой шёпот моих одногруппниц с галёрки.

− Парень твой не будет ревновать? – Влада посмотрела на внимательно слушающую меня.

− Что? − тихо переспросила, покосившись на неё.

− Ну, недавно мы вместе ходили в кафе, сегодня ты подсела ко мне. Или у вас с ним свободные отношения?

− С кем? − удивлённо приподняла брови.

− С Антоном. Разве ты с ним не встречаешься?

− С Антоном? − усмехнулась я. − Он такой же мой парень, как и твой. Мы просто дружим.

− Макарова, что тебя так развеселило? − на меня недовольно уставилась педагог. − Скажи нам всем, может, и мы посмеёмся!

На меня тут же любопытно вывернулись мои одногруппницы.

− Извините, − я виновато потупила ресницы в конспект.

− Лидия Сергеевна, − уверенно произнесла Влада, разбив тишину, − я просто где-то читала, что американский социолог Ричмонд Майо-Смит был морфинистом. Саша сказала, что это глупости и посмеялась.

− Ну, то, что Ричмонд был морфинистом, весьма сомнительно… − женщина задумчиво сняла очки и улетела в чертоги своей памяти, вытаскивая оттуда информацию, которая, к сожалению, никому не была интересна.

В этот самый момент я ощутила сильный прилив тепла со стороны Влады, который чудесным образом рос и сгущался надо мной, преобразовываясь в непробиваемые могучие крылья, заботливо укутывая ото всех, согревали. Эти крылья были невидимы, но очень ощутимы мной. И, когда я украдкой подняла глаза, Влада ласково улыбнулась, заглянув в меня. И я увидела этот знакомый особый взгляд. Осознав это, я испытала страх, поэтому тут же опустила ресницы. Я не хотела ввести её в заблуждение, что она интересна мне, как девушка, ведь это было не так. Ведь меня привлекают исключительно парни, и ни о чём таком я не думаю, а с ней мне просто уютно и не более того. Со звонком все засобирались на большую перемену.

− Каково это быть самой умной? − не глядя, я спросила у Влады.

− Самой умной? − вопросительно подняла на меня свои тёмные глаза и улыбнулась.

− Ну, да, ещё скажи, что на нашем потоке есть кто-то умнее тебя! – усмехнулась я.

− Влада, Саша права. – вдруг промямлила Орлова, неторопливо собирая свои вещи с парты. – Мы с мамой говорили о тебе, как раз вчера. Она сказала, что у тебя высокий потенциал и тебе нужно обязательно поступать в магистратуру.

Я посмотрела на зануду Орлову, затем повернулась к Владе и тихо, почти шёпотом, игриво прошептала ей на ушко:

− Мы с мамой… Эмм, милая врать не будет.

Влада отвела ресницы и широко улыбнулась, усмехнувшись моим словам. В коридоре я встретила раздражённую Катьку. Она сразу же стала рассказывать мне про свою неблагодарную работу, про коллектив, который она называла гадюшником, про авторитарную начальницу. Недовольно раскидываясь словами, грозила скорым увольнением или громким скандалом. В принципе, всё, как всегда. Все её недовольства по поводу работы я знала наперёд, изо дня в день ничего не менялось. Поэтому я молча слушала, но не слышала. Уже пройдя большую половину коридора, мне вдруг захотелось обернуться и посмотреть, смотрит ли Влада на меня. И я обернулась. И знаете что? Она смотрела. Она смотрела всегда, когда я поднимала глаза. Эта своеобразная игра в гляделки быстро переросла в незатейливую игру слов. И вскоре всё наше общение выросло в некую игру, такую странную, но увлекательную. Мне нравилась эта двусмысленность, которая летала между нами, она затягивала.

Как-то в столовой, я с Катькой подсела за стол к компании старосты. Они вели заумные беседы на тему предстоящей практики, мы же смеялись, обсуждая прошедшие выходные.

− Ой, девочки, да ладно вам! − Катька громко перебила их бурную дискуссию. − Ещё сессия не закончилась, а вы про практику. Расслабьтесь!

− А мы с мамой думаем, какую школу выбрать, − продолжила зануда Орлова. – Остановились на нашей, в которую ходили. Она хоть далеко, зато мы всех там знаем, но мне всё равно страшно.

Я посмотрела на Олю Орлову. Она никогда не говорила я, только мы. Её симбиоз с матерью меня настораживал. Я подумала, что будет с ней, когда мамы не станет? Ведь это неизбежно случится, рано или поздно, но произойдёт. И что тогда? Сможет ли она полноценно существовать в обществе? Получится ли у неё? Решится ли она на знакомство с мужчиной? Будет ли у неё вообще семья, дети? Хотя какие дети, если по её рассказам, она боится мужчин и в каждом из них видит опасность. И я уверена, что в свои двадцать два, зануда Орлова до сих пор ещё ходит девочкой и будет ходить дальше, пока рядом такая чересчур заботливая мама.

− Сашка, − интригующе начала Катька, − а я, кстати, видела твою подружку! Мы ехали в одном автобусе. Смотрю лицо знакомое, а потом вспомнила, откуда я её знаю.

− О, Боже, − спряталась я за ладонями.

− Что за подружка? − любопытно поинтересовалась Влада.

− Сашкина, − широко улыбнулась Катька. − Она её в клубе подцепила.

− Катя! − воскликнула я.

− Ты цепляешь девчонок в клубах? − с улыбкой посмотрела на меня Влада, её глаза горели.

− Всё не так, − натолкнулась на её блестящий взгляд, который жадно предвкушал подробностей. − И я никого не цепляю, − перевела глаза на Катьку.

− Ага, − задорно произнесла та, − только она напротив тебя протанцевала весь вечер.

− Я не знаю почему, − усмехнулась в ответ.

− Так-так, − зацепилась Влада, − соблазняешь девушек в ночном клубе.

Я громко рассмеялась.

− Нет! Она сама подошла ко мне, попросила сфотографировать, ну я и сфотографировала, а потом она стояла рядом со мной на танцполе.

− Не рядом, − поправила меня Катька, − а напротив. И танцевала очень вызывающе. И даже что-то говорила тебе на ушко. Что она тебе говорила?

− Всякую ерунду, − лукаво отвела ресницы в сторону.

− Ерунду? − повторила мои слова Влада.

− Давай, колись, что она тебе говорила! – Катька ткнула меня локтем.

− Я не помню. К тому же громко играла музыка, я толком ничего не услышала.

− Так ты не помнишь или не услышала? – покосилась на меня Влада.

Я широко улыбнулась, и вновь спрятала своё лицо в ладонях.

− Сашка всегда вокруг себя каких-то фриков собирает, − произнесла Катька, оглядывая девчонок. – Без происшествий не обходится.

− И я не знаю, почему так! – развела я руками.

− Она, кстати, её на танец приглашала.

− Катя!!

− И? − протянула Влада.

− И ничего, − ответила я.

− Отказала? Какая ты жестокая, − иронично покачала головой.

− Ну, может быть, если бы ты была на её месте, я бы согласилась, − играючи проговорила, заискивая её особого взгляда.

− Так надо учиться танцевать.

− Но предупреждаю, грязных приставаний я не потерплю! − шуточно произнесла, ткнув на неё пальцем.

− Даю слово, с тобой я буду очень нежной, − улыбаясь, окунулась в меня глазами.

Я звонко рассмеялась. Влада всегда поддерживала нашу игру слов, и меня это веселило. Я обожала её и всё, что происходило, между нами. И так получалось, что все наши разговоры начинались на отстранённые темы, а заканчивались почему-то одним. И я не знаю, как так вышло, но это стало закономерностью в нашем общение. Находясь в компании или наедине в троллейбусе, важно дискуссировали об учёбе, а приходили к однозначному интересу друг другом. Между нами, определённо, что-то было, что-то незримое для глаз, но очень уловимое на уровне чувств. В физике есть закон всемирного тяготения, он наилучшим образом объяснял то, что происходило, когда мы оказывались в радиусе видимости. И чем ближе она была, тем ощутимее становилась эта сила притяжения. Её присутствие всегда вызывало у меня сильное внутреннее содрогание, которое приятно волновало моё громкое сердце.

Осенняя сессия окончилась, и я вернулась в свою привычную рутину. Я работала парикмахером в частном салоне красоты, который предоставлял разнообразные услуги: от педикюра до стрижки. Коллектив был молодым и женским. И как в любом женском коллективе у нас были свои звёзды и вся остальная мишура. Одной из таких звёзд была Маша. Она всегда так пафосно начинала разговор о купленных дорогостоящих лейбах, навороченных машинах и выпитом элитном алкоголе, горделиво проговаривая перед нами всё это вслух, становилась в одну и ту же позу: запрокидывала голову назад, касаясь своих длинных блестящих волос. Любой свой шаг она фотографировала и по-королевски демонстрировала нам, челяди. И всё это было здорово за одним маленьким исключением, её настоящей жизни. Маша снимала однушку со своим парнем, который работал в копировальном центре. Её избранник, с пузиком и заметной лысиной на голове, напоминал больше безобидного домового, чем раскрученного бизнесмена, но во всех своих мессенджерах она афишировала его, как важного человека в костюме со стаканом виски в руках, а рядом она с прической и в лейбах, купленных на последние деньги или взятых в рассрочку. Козыряя на просторах интернета выдуманными сказками, напускала радужную пыль своим преданным подписчикам. Этот фальшивый фасад, за которым она спряталась, с каждым днём всё сильнее прирастал, незаметно впитываясь под кожу, менял её изнутри. И если вдруг, когда-нибудь, она проснётся и поймёт, что дальше так не сможет, захочет избавиться от чужеродного фасада, то ей стоит приготовься к тому, что придётся драть его с плотью, болезненно выпуская наружу кровь. Без боли никак. Если не больно, значит, ничего не изменилось. Ты не изменилась.

Я смотрела на неё и думала, неужели она не понимает, насколько её раздутое притворство нелепо выглядит, неужели не замечает всей абсурдности со стороны, неужели не осознает в своей пустой голове, как смешна, а я? Уже январь, а я всё также, в тихую, пролистываю Владину ленту в социальной сети, жадно изучаю глазами список её друзей, её фотографии, музыку – всё, что там есть. Её репосты записываю на свой счёт, ищу в них скрытые послания для себя. Дважды, трижды, четырежды перечитываю их за день. Мы даже не в друзьях друг у друга, а я регулярно у неё на странице. Каждый день думаю добавить, мы же всё-таки в одной группе учимся, а потом сомневаюсь, колеблюсь, откладываю телефон, засыпаю. А утром опять инкогнито захожу к ней и продолжаю по привычке скрытно шпионить, усердно отрицая перед собой свою заинтересованность, воюю со своими неправильными желаниями и мыслями. Так чем же мой фасад мнимого безразличия отличается от сказочного фасада Маши? Игра ли это между нами, как я себе внушила, или что-то ещё?

У себя в голове я собираю Владину жизнь по кусочкам, скрупулёзно заполняя пробелы новыми деталями. Так, я знаю, что она родилась в этом городе. В семнадцать поступила в «Технологический» на факультет менеджмента, но в середине четвёртого курса она поняла, что это не её, и забрала документы. Летом сдала вступительные экзамены в «Педагогический» и поступила на дневное на факультет социологии. Проучившись три года, перевелась на заочное и переехала в другой город. Здесь, в этом городе, у неё была только мама, а сама она жила за тысячу километров в другом большом городе, и, наверняка, не одна, а с кем-то. Я представляла, как по утрам они обе просыпаются, вместе завтракают, идут на работу, а вечером вновь встречаются, целуются, обнимаются. Как по выходным они гуляют в парке, ходят в кино или в пиццерию. Как по ночам в постели Влада целует её, прикасается к ней, любит. Я месяцами представляла её жизнь, забывая о своей собственной. Фантазируя моменты, желанно прокручивала их вновь и вновь. Страшна жизнь не жертвы, а почитателя. Я ощущаю себя маньяком, сталкером, преследователем. Взволнованно дрожу только при одном клике на её страницу, замираю от фотографии. Её образ на цветном снимке я часами жадно изучаю глазами, медленно скольжу по линиям, увлечённо вглядываюсь в детали. Это невыносимое состояние зависимости мучает меня, доводя до сердечной дрожи. И я уже не понимаю, что так отчаянно ищу на её странице. Зачем гоняюсь? Чего жду? И почему каждый раз трушу, когда решаюсь её добавить?