Читать книгу Найти самого себя. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой - Хедвиг Шоберт - Страница 6

Осенний ветер за окном снова срывал увядшие листья с ветвей липы, и Виктор вновь неподвижным взглядом смотрел на мрачные серые сумерки, а рука бессознательно играла с пером.

Прошло уже три года с тех пор, как они женаты, – три тяжелых, напряженных года, которые истощили его воображение и состарили его тело. На его красивом лице со следами духовной усталости появились складки вокруг рта и глаз, и оно сейчас еще больше напоминало лица стариков на картинах Веласкеса. Выражение лица стало нервным и напряженным. Он всегда был раздражен, эгоистичен, требовал от окружающих постоянного внимания по отношению к себе. Небольшой садовый домик часто являлся свидетелем бурных сцен между мужем и женой, хотя они старались как можно меньше контактировать друг с другом.

– Марта! Марта! – Виктор вдруг позвал так громко и резко, что это эхом отразилось от закрытых окон, но ответа не последовало.

– Марта! Марта! – он почти выкрикнул и нахмурил лоб.

– Фрау Альтен ушла, – сообщила, наконец, горничная, прибежав из кухни.

– Куда?

– Я не знаю!

– Как давно она ушла?

– Ну, часа два назад!

Улыбка мелькнула на его плотно сжатых губах, очень злобная.

– Хорошо, Полина, иди!

Несмотря на холод, он открыл окно и высунулся наружу. В нем кипела злость. Он прекрасно знал, куда обычно ходила Марта, как только она заканчивала свои дела на кухне и в доме. К Лене Даллманн!

Если быть справедливым, то Виктору не следовало винить жену, но как только возникает вопрос о собственном комфорте, трудно быть справедливым. И опять же – он не пренебрегал ею умышленно, необходимость работать, чтобы обеспечить нужды повседневной жизни, вынуждала его делать это!

Виктор вспомнил о трех годах своего брака и признался себе, что не нашел того, чего ожидал с такой уверенностью. Он страдал от неизбежного разочарования, которое наступило под влиянием повседневных забот, и чем безоблачнее были до этого его иллюзии, тем более болезненно он переносил однообразную семейную жизнь.

«Как душит меня этот брак с его непрекращающимися заботами и обязанностями,» – подумал он, поглаживая горячий лоб, и тут же испугался собственных мыслей.

Он увидел, как Марта вошла во двор и поспешил закрыть окно.

На ней было черное платье и облегающий жакет, маленькая черная шапочка на светлых волосах и букет гвоздик в руках – редкость для этого времeни года.

Виктор не мог не признаться себе, что не было ничего более соблазнительного и очаровательного, чем эта молодая женщина со свежим детским лицом, мягкими движениями и цветущей фигурой, но все же он не мог избавиться от легкого чувства раздражения. Это была та же Марта, которой он когда-то так горячо поклонялся, но постепенно, шаг за шагом, без его ведома, ореол, который он создал вокруг нее, потух. Она стала для него тем, кем она была на самом деле, – женщиной со слабостями и ошибками, с претензиями и нереальными мечтами, с желанием получать удовольствия и постепенным осознанием своих прав. Он ошибочно полагал, что ради нее ему придется идти на жертвы, и поэтому достигнутое им счастье теперь казалось ему весьма сомнительным.

Снаружи горничная тем временем сказала:

– Господин Альтен звал Вас, фрау Альтен.

– Ах, так!

Марта медленно сняла жакет и шляпку; она не торопилась.

– Он был очень зол, – шепотом сообщила горничная.

Марта не ответила, ее мысли были заняты другими вещами. Она привыкла к постоянной смене в настроении Виктора и не очень обращала на них внимание.

– Чего ты от меня хотел? – спросила она, войдя через некоторое время в комнату и садясь рядом с его столом. – Ты звал меня.

– Где ты была? – спросил Виктор в ответ и при этом не мог избавиться от некоторой резкости в своем тоне.

– У Лены. Я пошла к ней на минутку только потому, что хотела увидеть ее новое платье; оно только что пришло от портного. О, Виктор, ты не можешь себе представить ничего красивее…

– Избавь меня от описания деталей, – резко оборвал ее Виктор. – Если твое настроение зависит от гардероба Лены Даллманн – то меня это не интересует.

– Ты бы думал иначе, если бы только однажды увидел такое, – сказала она и положила свою пухлую руку на стол. – Смотри, она подарила мне браслет. Разве это не мило? Ее собственные украшения, безусловно, более дорогие, – а кружева и вышивка, a платья и пальто, которые она носит с тех пор, как она стала работать в театре! Это больше не прежняя Лена, она достойна большого уважения, и я уверена, что фрау Даллманн очень гордится своей дочерью. Лена больше не зависит от заработка ее матери, и сейчас у них в комнате всегда цветы, как будто в саду.

Виктор нетерпеливо постучал ногой по полу.

– Марта, мне почти стыдно, что ты – моя жена – интересуешься только платьями и побрякушками. Общение с Даллманнами, похоже, не очень положительно влияет на тебя.

Марта посмотрела на него вызывающе.

– Мне очень нравится красиво одеваться и хорошо жить, мне кажется, что каждый, кто высоко ценит себя, должен к этому стремиться; если у меня этого нет, конечно, я это терплю, но это мне совсем не нравится.

– Значит, ты недовольна своей жизнью?

Марта прикусила нижнюю губу, посмотрела вниз на пол и нахмурила лоб.

– Почему ты спрашиваешь меня об этом, Виктор?

– Потому что я хочу это услышать, услышать как ты неблагодарна по отношению ко мне, – воскликнул он возмущенно. – Я работаю для тебя, я жертвую всем ради тебя, а ты – ты измеряешь свое счастье стандартами гардероба Лены Даллманн.

– Ты меня всегда упрекаешь в том, что ты делаешь для меня, – закричала она с горящими глазами, – но разве я тоже не делаю все, что в моих силах? И если я действительно провожу свободное время с Даллманнами, не все ли тебе равно, потому что я тебе вовсе не нужна?

– Я не желаю этого общения, – продолжал он, немного спокойнее, – оно не идет тебе на пользу. Я достаточно хорошо знаю семью Даллманн, чтобы хорошо представить их сегодняшнюю жизнь. Моя жена должна стремиться к чему-то бóльшему…

Марта вскочила со стула и близко подошла к Виктору. Выражение непреклонной решимости, которое так редко появлялось на ее красивом лице, полностью изменило ее.

– Я скажу тебе то же, что и бабушке, – я не собираюсь тебя слушаться! Лена – моя подруга, мы вместе ходили в школу и провели половину жизни вместе; мне достаточно ее образования, потому что она такая же, как и я, и хотя фрау Даллманн тоже заботилась обо мне, Грегор за моей спиной запретил ей приходить сюда. Она честная женщина, она всегда хорошо ко мне относилась, и то, что она работает нисколько не оскорбляет меня – мы тоже работаем.

– Они льстят тебе, это тот магнит, который тянет тебя к ним! – Виктор крикнул пренебрежительно.

Марта разозлилась.

– Они добры ко мне, и я начинаю ценить это, – сказала Марта, отвернувшись, и стала крутить подаренный браслет, чтобы не показать мужу, что она была готова расплакаться.

– Ну что же, иди туда, – холодно сказал Виктор, стараясь контролировать себя. – Я не могу заставить тебя делать что-то против твоей воли. Если ты предпочитаешь общество Даллманн моему, иди!

Марта остановилась на мгновение, колеблясь. Стоит ли ей уступить ему? Но, делая это, она потеряет единственное развлечение, которое у нее сейчас было. И это было так безобидно! Слушать о театре, куда она не могла больше ходить, перебирать руками кружева и украшения Лены, вот и все! Почему Виктор хочет лишить ее этого?

Марта вспомнила о своей радости, когда она узнала, что Лена вернулась в город; наконец-то, она не будет одинокой! О, какое удовольствие доставляли ей ежедневные разговоры с ее бывшей подругой! Она не могла ответить, что в них было особенного. Она только сейчас поняла, что по-настоящему недовольна своей судьбой, так как могла сравнить свою жизнь и жизнь Лены.

Марта молча вышла из комнаты; всегда, когда ей приказывали, у нее внутри возникал протест. Так было до этого с бабушкой, и так было сейчас с ее мужем.

В состоянии еще большего раздражения, чем раньше, Виктор остался у своего стола.

«Ах, если бы только пришел Грегор. Может быть, мне нужно его найти самому?» – подумал он, вставая; но тут он почувствовал себя таким несчастным, что бросился на диван и уткнул голову в подушки. Жизнь никогда не казалась ему такой бесцельной и пустой, как сейчас.

За этим серым, мрачным днем последовали другие, которые были не лучше, и когда Виктор после длинной вереницы коротких и скороспелых рассказов снова, наконец, закончил большой роман, он почувствовал опустошенность и разочарование сильнее, чем когда-либо до этого.

Держа перед собой готовую рукопись, он впервые откровенно заговорил с Грегором о своем душевном состоянии.

– Моя способность творить покинула меня, – с необыкновенной горечью в голосе произнес он, положив голову на руки, – в моем мозгу я чувствую только мертвенную пустоту, которую я не могу преодолеть. Жизнь, на которую я обречен, убивает меня, уничтожает во мне все светлое и радостное. Невозможно создать живой образ, когда ты полностью отрезан от всего мира, нельзя это сделать при помощи одной только фантазии. Фантазия помогает приукрасить, углубить образ, но в качестве основы должна служить настоящая жизнь. Чтобы создать достоверные характеры, необходимо наблюдать и изучать их в реальной жизни. Среди той обыденности и пошлости, которая меня окружает дома, рядом с Мартой, которая не понимает меня и все интересы которой ограничены только разговорами о тряпках и побрякушках, я не могу творить как прежде. Помоги мне, Грегор, найти выход, возродить в душе погасшую искру, или я погибну!

– Почему ты мог выносить все это раньше? – спросил старый друг с сомнением в голосе.

– Если бы я знал! Если бы я вообще знал, что происходит внутри меня! Я знаю только одно, что при такой жизни я медленно угасаю, – ответил он, тяжело вздохнув.

– Ты должен нести ответственность за все глупости, которые совершил! И я считаю, что ты их все еще совершаешь. Марта не самая худшая жена, и если ей тоже хочется радостей в жизни, как ты можешь упрекать ее за это?

– Я думал, что ты не будешь оценивать меня по тем же меркам, что и Марту, которую полностью удовлетворяют отношения с Даллманнами, – с раздражением сказал Виктор. – Как можно даже отдаленно сравнивать эту женщину со мной? Часто утверждают, что умные женщины губят мужчин, a я скажу тебе, что все наоборот, их губят глупые женщины, которые не могут увидеть ничего за их ограниченным мирком, которые не знают, как быть помощницей мужа как в радости так и в лишениях. Они опустошают жизнь, лишают ее возвышенного смысла. Самая большая ошибка, самое большое разочарование в моей жизни – это Марта!

– За этим могут последовать и другие разочарования, и они могут быть еще более горькими! Бедная маленькая Марта! Ты хотя бы знаешь, что происходит у нее в душе, к чему она стремится, что ее волнует?

– Самые ничтожные вещи, – с презрением сказал Виктор, – вещи, которые мы едва можем понять. И в то же время в ней живет необыкновенное чувство реальности, которoму я могу действительно позавидовать. Для нее имеет ценность только материальное. Поверь мне, я знаю ее достаточно хорошо.

– И все же ты поступаешь с нею несправедливо, – взволнованно воскликнул Грегор. – Это самая вопиющая несправедливость, когда-либо совершаемая по отношению к другому человеку. Требуешь ли ты от нее чего-нибудь, кроме удовлетворения своих телесных потребностей? Принимаешь ли ты во внимание ее молодость? На все эти вопросы я не нахожу ничего кроме «нет»! Ты тиран, но при этом ты хочешь выставить себя мучеником, приносящим себя в жертву, – таково мое мнение!

– Марта знает, как добиться своего, – усмехнулся Виктор. – Так что же – в твоих глазах она – женский идеал?

– Идеалы принадлежат другой сфере, – ответил Грегор раздраженно.

– Если бы ты мог понять, как это мучительно, если ты вынужден отказаться от них. Как я был счастлив, когда у меня были идеалы! – сказал Виктор в порыве отчаяния.

В отвратительном настроении он покинул Грегора и бесцельно шел по улицам города, где только начиналась вечерняя жизнь.

Снег скрипел под ногами, яркие звезды мерцали на темном небе. Чем ближе он подходил к центру города, тем быстрее росла вокруг него толпа людей, и это немного его развеяло. После долгой напряженной работы, в которую он полностью погрузился в последнее время, ему была необходима разрядка.

Виктор бесцельно брел вдоль улицы, почти не обращая внимания на окружающую его обстановку. Свежий холодный воздух и поскрипывание снега доставляли ему удовольствие. Мимо него проехала элегантная машина. Невольно, его мысли обратились к людям, сидевшим в ней. Они, безусловно, принадлежали к тому миру роскоши и богатства, который ему был неведом и которому так страстно завидовала Марта. Он следил глазами за машиной; в тот же момент он услышал резкий грохот и увидел, как машина врезалась в грузовик. Виктор быстро подбежал к месту происшествия.

Шофер пытался открыть дверцу машины.

В то же время Виктор присоединился к нему, и совместными усилиями им удалось открыть застрявшую дверцу.

Из машины вышла женщина. Высокая, стройная фигура, благородная осанка и изящные движения. На ней была плотная, тонкая белая вуаль, из-под которой сверкали серые, как сталь, глаза. Белая кружевная шаль покрывала белокурую голову и концы ее свободно спадали на ее синюю элегантную театральную накидку. Тонкий аромат дорогих духов окружал ее и заглушал естественный аромат свежих красных роз, букет которых она держала в руке.

Стоя обеими ногами на асфальте, женщина взглянула на окружающую толпу с полным безразличием, словно ничего не замечая, затем слегка нагнулась, рукой приподняла край шелкового платья, которое было под накидкой, и оглянулась вокруг, решая как ей перебраться на другую сторону дороги. Однако в этот момент театральный бинокль в красном бархатном футляре, который она также держала в руке, упал на землю; Виктор поднял его и протянул владелице.

Женщина взяла бинокль из его рук и взглянула на него с выражением благодарности. Под этим взглядом очаровательной незнакомки Виктор сказал несколько смущенно, но очень вежливо:

– Позвольте мне провести Вас сквозь толпу, мадам.

Снова окинув его взглядом, она кивнула.

– Вы окажете мне услугу, сделав это.

Ее голос был мягким и глубоким. «Именно так и должна она говорить», – подумал Виктор, идя рядом с ней, и его вдохновленное воображение вдруг было разбужено этой незнакомкой, которая так внезапно явилась перед ним и воплотила в себе все то, чего он так страстно желал и по чему так долго тосковал.

Стоя на противоположном тротуаре, незнакомка внимательно посмотрела вдоль улицы направо и налево, ища свободную машину. Множество машин проскакивало мимо них, но все они были заняты.

– Мне придется идти до театра пешком, – с легкой досадой в голосе сказала она. – Ждать здесь на дороге еще более неприятно.

– Могу я сопровождать Вас? – не очень уверенно спросил Виктор. – До перекрестка едва ли десять минут хода.

Она вновь посмотрела на него так, как смотрят на слугу, прежде чем дать ему задание.

«Если бы она только знала, кто я такой», – подумал Виктор самоуверенно. У него возник соблазн сказать ей об этом, чтобы ее надменное лицо обратилось к нему с большей симпатией. Он был слишком неопытен в этой жизни, чтобы понять, что его известность пока не была достоянием всего мира. Все, кого он встречал в своем небольшом кругу знакомых, знали его и интересовались им, и в его наивном представлении он верил, что так его должны встречать и воспринимать везде.

У нее больше не было вопросов.

– Я принимаю ваше предложение, – надеюсь, это не слишком нарушит ваши собственные планы, – сказала она очень вежливо.

– По правде говоря, у меня не было никаких планов! – ответил Виктор, кажется, задетый тем, что ее мало волновала причина, по которой он вызвался ее проводить. – Могу я помочь Вам нести что-нибудь?

Незнакомка с улыбкой протянула ему букет, к которому был прикреплен длинный яркий шелковый бант.

– Возьмите тогда вот это, он мне очень мешает. Но чтобы не выглядеть как жених, оберните ленту вокруг цветов! – Вот так! – Спасибо!

Они молча двинулись дальше. Виктор ломал голову, как завязать разговор, который хоть немного выходил бы за рамки банальностей повседневной жизни, но ничего не мог придумать.

– Вы придете в театр слишком поздно, – сказал он, наконец, отказавшись от попыток найти что-нибудь оригинальное. – Уже восемь часов.

– Это неважно. Тот, кто посещает театр так часто, как я, и так знает все до мелочей!

– Но зачем тогда Вы идете туда? – спросил он в изумлении.

– По Вашему, я должна скучать дома?

Она повернулась лицом к нему и посмотрела ему прямо в глаза все тем же холодным, изучающим взглядом, но на этот раз на ее губах появилась улыбка.

– Конечно, Вы вряд ли знакомы со скукой по собственному опыту, – добавила она.

– Почему Вы так думаете?

– Потому что Вы еще слишком молоды, чтобы скучать. Скука принадлежит нам, кто уже познал в жизни все, для кого завтра похоже на сегодня, и кто смирился с этим, осознавая, что это всего лишь неизбежное повторение повседневного однообразия.

– Важно, однако, то, что это однообразие приносит с собой, – сказал Виктор и посмотрел на нее с интересом. Небольшое расстояние до театра было пройдено, они поднялись по ярко освещенной лестнице, ведущей в вестибюль.

Незнакомка снова улыбнулась.

– Поверьте мне – опытной женщине! Обладание чем-либо – это власть, приносящая удовлетворение; но со временен она тускнеет и теряет привлекательность для обладателя.

– И вместо этого она становится привычкой, – поспешил добавить Виктор и отдал ей букет. – Единственный вопрос – кем и чем мы хотим обладать.

Она взяла букет, не ответив, но внимательно посмотрела ему в лицо, которое она, наконец могла полностью увидеть, поскольку в то же время он снял свою мягкую войлочную шляпу с широкими полями.

«Как он красив, – подумала она с изумлением. – Какое обаяние в темных глазах, как выразительны его губы!»

– Благодарю Вас. Я действительно Вам очень признательна, – сказала она с благосклонностью светской дамы, в то же время развязывая ленты букета. – Прощайте.

Она протянула ему кончики пальцев в перчатках, дружелюбно кивнула и ушла; и вдруг Виктор с отчаянием осознал, что он не знает, кто была эта женщина, что он забыл о непременной обязанности воспитанного человека представиться ей.

Что она могла подумать о нем! Из-за его собственной неловкости была разорвана нить, которая по счастливой случайности была брошена ему судьбой и могла связать его с миром, который вдруг предстал перед ним и вновь пробудил в нем желание творить. В этот момент Виктор забыл, что ему стало неловко и стыдно, когда он понял, что он не равен ни по внешнему виду, ни по манерам тому кругу людей, которым он до этого считал себя равным; он только хотел знать, кто эта женщина.

Альтен оглянулся вокруг в поисках служащего театра, надеясь что-либо узнать от него, но никого не было рядом.

Вздохнув, он вышел на улицу, в зимнюю ночь. Эта женщина, которая только что появилась на его пути, понравилась ему потому, что она была совершенно другой, чем та, которой он посвятил свою первую любовь, любовь, которая быстро ушла, – его жена, Марта. Марта, сначала казавшаяся ему его хранительницей, его судьбой. Но из-за этого его любовь к ней вскоре получила отпечаток тирании, в которой только его «я» должно было доминировать, и когда это встречало сопротивление, он чувствовал себя оскорбленным. Но эта женщина понравилась ему именно своей независимостью и недоступностью. Для нее он был случайный встречный, недостойный особого внимания, незнакомый с правилами ее мира, который был совершенно чужд ему самому. У него было смутное подозрение, что эта женщина должна была оказывать сильное влияние на всех, кто оказывался в ее окружении, и он хотел испробовать это влияние на себе.

Он хотел увидеть ее снова – в этот момент это было его самое большое желание. И, наконец, – почему нет? Надо только найти в себе мужество!

Он знал, где ее найти. Как только спектакль закончится, он просто должен зайти в вестибюль и найти ее в потоке людей, и, в зависимости от обстоятельств, либо подойти к ней, либо тайно следовать за нею.

Тем временем он вошел в ближайшее кафе, чтобы убить время. Напротив него сидела молодая женщина, он не видел ее лица, видел только маленькие завитки на шее, того же цвета и уложенные так же, что и у Марты. Виктор внезапно почувствовал неловкость. Разве не было несправедливо по отношению к ней то, что он собирался совершить? Не было ли это предательством?

Он нетерпеливо наморщил лоб из-за чувства вины, появившегося у него внутри.

«В моем поступке не будет ничего значительного, совершенно ничего, – успокаивал он себя. – Чего я хочу в лучшем случае? Небольшого стимула, чего-то нового для моей угасающей фантазии. Меня ждет конец, если я не получу помощь извне. Такая женщина, как эта, несомненно, способна стимулировать мое воображение! Разве я не страдаю от недостатка понимания и духовной близости с Мартой, и не станет ли это обстоятельство еще более невыносимым в долгосрочной перспективе? Я ничего не отниму у моей жены, если попытаюсь найти понимание в другом месте; она не требует этого. То, что я должен для нее делать, я для нее делаю, и было бы глупо пытаться сделать больше».

Так Виктор Альтен усыпил свою совесть, но когда он увидел, что в кафе вошел Грегор, он закрылся газетой, чтобы тот его не заметил. Его друг был для него в этот вечер нежелательным компаньоном.

Представление закончилось. Прислонившись к колонне, Виктор Альтен пристально смотрел на двери, за которыми до этого скрылась незнакомка. Это заняло некоторое время; наконец, она вышла. С волнением готовясь к тому, что он собирался сделать, с бьющимся сердцем и спутанным сознанием, он взглянул в зеркало напротив и в ужасе отпрянул назад.

Этот человек в большой уродливой шляпе, плохо сидящем костюме и бесформенных сапогах действительно был он? Его руки без перчаток были красными от холода; внезапно они показались ему неуклюжими, несмотря на их элегантную форму, а женщина, которую он ждал здесь, была олицетворением элегантности и знатности.

Чем ближе она подходила к нему, тем меньше оставалось у него смелости заговорить с нею. По какому праву? И зачем? Как он мог быть ей интересен? Внезапно он ощутил огромную пропасть, которая отделяла их друг от друга, – он, бедный, хотя и обещающий писатель, который уже был истощен на полпути, – и она, дитя роскоши и богатства.

Мог ли он подумать то же самое три года назад? Тогда он считал себя непобедимым героем, королем в царстве духовности, властителем умов. Ужасное разочарование постигло его. Альтен попытался скрыться незамеченным, но незнакомка уже стояла перед ним.

– Я знала, что Вы будете здесь, – сказала она с улыбкой. – Пойдемте!

– Вы действительно не возражаете? – запинаясь, выдавил Альтен, и волна крови бросилась в его лицо. – Как вы хороши, ма… – Он запнулся. Как он на самом деле должен ее называть? Для незамужней девушки она была слишком спокойна и уверена в себе, с другой стороны, она все же пришла и ушла одна.

– Мадам, мадам! Конечно, мадам! – ответила она. – Вуаль ввела Вас в заблуждение, иначе ошибка была бы невозможной. Вот, возьмите мои цветы еще раз.

– Конечно, – сказал он сокрушенным голосом; у него даже не возникло мысли о ее муже.

– Почему у Вас такое странное лицо, – спросила она с любопытством, спускаясь по лестнице рядом с ним. – Вам стыдно нести цветы?

– Как Вы могли так подумать! – воскликнул Альтен. – Наоборот, я благодарю Вас за возможность быть Вам полезным!

Она громко рассмеялась.

– Вы очень скромны, господин… – да, я должна, наконец, попросить Вас, раскрыть Ваше инкогнито.

– Альтен – Виктор Альтен!

Она посмотрела на него и задумалась.

– Ваше имя… – задумчиво проговорила она, напрягая свою память, – у меня такое ощущение, словно я уже где-то слышала его!

Альтен молчал, с гордой улыбкой на губах.

– Помогите мне вспомнить, если я не ошибаюсь!

– Я писатель, – начал он нерешительно, потому что для него это было бы гораздо более лестным, если бы она сама вспомнила это. – Возможно, что какая-то книга, вышедшая из-под моего пера, попала к Вам в руки.

– Да, точно, я вспомнила, – она кивнула головой и посмотрела на него со стороны. – Моя племянница владеет некоторыми из них и она полностью очарована Вами.

– А вы, мадам? – спросил он.

– Я? Ну, я уже недостаточно молода для этого. В нашем возрасте мы ценим совершенно другую сторону жизни.

– То есть – Вы взвесили – и нашли их слишком легковесными, – с горечью заключил он.

– Совсем нет! Не надо так воспринимать мои слова, – она сказала это так равнодушно, что казалось либо ей вообще не могла прийти в голову мысль, что она могла обидеть его, либо она не придавала этому никакого значения. – Я имею в виду, что реальная основа не может навредить даже в литературе. Ваши персонажи… ну, скажем так, они Полубоги, а не люди, с которыми я разговариваю и хожу рядом. Но мне больше нравятся реальные люди, я хочу смотреть в зеркало, в котором я могу увидеть себя в подобных обстоятельствах. Не говорите мне о том, что таким образом я всегда вижу только голую основу, но никогда не величие характеров; я не верю ни в какое величие, которое не мотивировано реальной необходимостью в нем.

– Мрачное мировоззрение, – сказал Альтен подавленно. Однажды Марта сказала ему что-то подобное; тогда он не придал этому значения, отнесся к ее словам как речам малого несмышленого ребенка. Когда же такая оценка была произнесена этими губами, она подействовала на него совсем по-другому.

– Вы ошибаетесь, – ответила она, – это только реальный взгляд на вещи. Никогда не нужно требовать от себя и своих близких больше, чем они могут вынести; нужно быть терпимым к человеческим слабостям. Я хотела бы увидеть того, кто живет в мире иллюзий в возрасте после тридцати.

Альтен еще крепче сжал руками букет роз; его голос звучал глухо и неуверенно, когда он, наконец, сказал:

– Научите меня жить без них!

– Вы думаете, это будет лучше для Вас? – спросила она и посмотрела ему прямо в лицо.

– Да!

– Мне кажется, дорогой друг, – сказала она со всей уверенностьтью, которая ей была присуща и которая возвратила его в реальность, – Вы еще слишком молоды для этого. У Вас, возможно, честные мысли, скромные запросы и идеальные надежды. Если все это рухнет, вы почувствуете пустоту, и пустота будет ужасной.

– Я согласен на это, – порывисто воскликнул Альтен, – и я скажу Вам больше, Все ваши предположения не верны, я уже не тот юный мечтатель, каким был раньше! Земля подо мной зашаталась, я тщетно стараюсь удержаться на ногах, я больше не верю в свои силы – сама судьба послала Вас на моем пути! Позвольте мне поверить в милосердие судьбы, мадам!

– Тише! – сказала она, слегка кивнув головой назад. – Моему слуге необязательно все это слышать.

Альтен с ужасом оглянулся. За ними, на небольшом расстоянии, шел слуга в ливрее, и Виктор на мгновение почувствовал уважение перед силой богатства, которым, несомненно, обладала эта женщина.

Незаметно за разговором они дошли из шумного центра города до более уединенного района вилл и остановились перед небольшим, но элегантным домом.

– Спокойной ночи и до свидания. Если Вы захотите, можете навестить меня, господин Альтен! Я одинокая женщина и люблю все, что не укладывается в рамки традиционного; возможно, я с моим знанием света действительно смогу помочь Вам.

Альтен схватил руку незнакомки и хотел было поднести ее к губам, но остановился на пол-пути, увидев презрительную усмешку на губах слуги.

– Я коммерции советница Мюрнер, – добавила незнакомка, и снова на ее губах появилась полу-загадочная улыбка, которая необыкновенно поразила его.

Дверь захлопнулась за ней, а Альтен все еще стоял снаружи и смотрел на элегантную бронзовую решетку, которая отгораживала небольшой сад от улицы. В саду в середине фонтана тритон руками держал за шею лебедя, из открытого клюва которого летом должна была вырываться струя воды. Теперь головы обоих были покрыты снежными шапками, и темный металл резко, но благородно выделялся на светлом фоне дома с открытой лоджией и элегантными воротами.

Альтен долго зачарованно смотрел на маленький дворец и только спустя некоторое время понял, что в своих руках он все еще держит букет.

Что он должен теперь делать – позвонить в колокольчик и отдать цветы слуге? Однако ему не хотелось расставаться с ними, это было единственное осязаемое доказательство его нового приключения, и все же он не мог оставить их у себя, словно вор. Альтен еще раз вдохнул их аромат, затем протянул руку к колокольчику. В тот же момент свет в вестибюле погас, и теперь вилла стояла перед ним темная и загадочно молчаливая, a прямо над ней повис яркий лунный диск.

Звонок колокольчика сейчас был бы крайне неуместен, и после долгого размышления Виктор с цветами в руках отправился к себе домой.

Но воспаленное воображение не давало ему уснуть, он ворочался и размышлял почти пол-ночи.

Может быть, он, наконец-то, нашел свой идеал, который поначалу обманчиво предстал перед ним в образе Марты? Его жена спокойно спала рядом с ним, хрупкое существо с розовыми щеками ребенка и золотистыми завитками волос на шее, но ее вид, как бы он ни был очарователен, больше не волновал его. Он не нашел в ней того, что искал! И в этом, конечно, нет его вины. Марта была всего лишь поверхностным, легкомысленным существом, она не понимала его душу, и неудивительно, что она не могла вдохновлять его.

A много ли он хотел? Он жаждал только духовного понимания и еще некоторого ореола таинственности, которая должна окружать женщину света – черты, которыми Марта, увы, не обладала. Однако, Виктор лукавил, он не хотел признаться себе в том, что у нее просто не было возможности приобрести все это.

Более того, все то, что он так резко осуждал в Марте, – ее тяга к тому миру, в котором господствуют роскошь и благополучие, – теперь предстало перед ним самим, и он поддался его очарованию, не осознавая этого.