Читать книгу Токсичный роман - Хезер Димитриос - Страница 5

Я вхожу в класс театрального кружка, когда звенит звонок. Кажется, что и внутри меня есть звоночек. Я все вспоминаю выражение твоего лица, когда ты меня увидел. Дзынь! Дзынь! Дзынь!

Питер работает над своим английским акцентом для сцены из пьесы Пинтера, которую он представляет на этой неделе, я забыла, какой именно. Алисса помогает Карен с первыми шестнадцатью темпами танца, который они будут показывать на концерте этой весной. Кайл поет «Глаза Лили» из «Таинственного сада», уйдя с головой в свой мир, а я слушаю его некоторое время, совершенно очарованная. У него такой голос, который заставляет все внутри тебя распрямиться. Если бог мог бы спеть, бьюсь об заклад, он звучал бы как Кайл.

Я пересекаю комнату и плюхаюсь рядом с Натали, сидящей на ковре, скрестив ноги, и погруженной в разговор с Райаном. Судя по тревоге на их лице, подозреваю, они говорят о тебе, анализируя твой первый день после возвращения. Я хочу рассказать ей, как ты смотрел на меня. Мне хочется найти слова, чтобы описать эту полуулыбку.

– Как он? – спрашиваю я вместо этого.

Она качает головой.

– Сложно сказать. Саммер говорит, что его родители с ума сходят. Они не хотели, чтобы он пока возвращался.

– Ну, эм, – говорю я. – Он же пытался… Ну ты знаешь.

– Да, – говорит она тихо.

Странно думать, что твоя жизнь возвращается на круги своя, что ты будешь делать домашнюю работу по математике и бегать по кругу на физкультуре. Теперь ты кажешься выше всего этого.

Мисс Би выходит из своего кабинета, который находится рядом с классом театрального кружка. У нас нет стульев или парт здесь, просто много места, чтобы играть. Мы поворачиваемся к ней. Она помогала нам преодолеть то, что случилось с тобой, – иногда целые уроки превращались в психологические консультации.

– Кто проходит отбор для «Чикаго» сегодня, поднимите руки.

Я осматриваюсь: почти все подняли руку.

– Отлично, – говорит она, широко улыбаясь. – Не забудьте принести свою музыку в хоровую и удобную одежду для танца.

Натали хватает меня за руку. У нее нет причин беспокоиться – она универсальный специалист. Плюс она красивая, но не знает об этом, а это самый лучший вид красоты.

Мисс Би раздает нам всем сцены, и я оказываюсь в команде с Нат и Лис, как обычно. Мы играем чирлидеров из пьесы «Тщеславие». Втайне я в восторге от этой сцены, потому что всегда хотела быть чирлидером. Неважно, что, будучи умной девушкой от искусства, я бы должна их ненавидеть. Быть чирлидером всегда казалось способом изменить судьбу, стать кем-то ярким и светящимся, кем-то, от кого никто не может отвести глаз. Мы с Нат ходили на встречу в начале года, просто чтобы посмотреть, что нужно для отборочных. Оказалось, мы обе слишком бедны, чтобы быть чирлидерами. Нужно купить помаду определенного цвета, особую обувь, униформу, банты, костюмы для разогрева… Думаю, есть причина, по которой все богатые девушки в команде чирлидеров.

Но ничто из этого – чирлидеры, популярность, превращение в яркую девушку – не имеет значения, учитывая, что ты вернулся, что ты сломлен.

– Думаешь, Гэвин будет проходить пробы? – спрашиваю я Натали.

Она качает головой.

– Понятия не имею.

Каково тебе сейчас знать, что, когда ты улыбаешься, поешь и танцуешь, все равно все будут думать о том, что ты сделал, их восприятие тебя отныне неотрывно связано с этим ужасным событием?

– Давай пройдемся по сцене, хорошо? – говорю я, держа в руках сценарий.

Мы бросаемся в выдуманную реальность, словно в бассейн жарким днем. Здесь мы надеваем на себя другие личины, и это помогает забыть свои, позволяет притвориться, хоть ненадолго, что все хорошо.

Хоровая комната забита актерами. Я сижу недалеко от мисс Би, всех записывая. Пока я не пометила лишь одно имя в списке.

– Привет.

Кто-то садится рядом со мной. Я поворачиваюсь. Внезапно дышать становится сложнее. Я могу вычеркнуть последнее имя из списка.

– Гэвин. Привет. – Все внутри зажигается, словно пришло Рождество.

Мы раньше никогда не оставались наедине, у нас никогда не было настоящего разговора без других людей. Когда мы репетировали «Как важно быть серьезным», в основном ты разговаривал с парнями. За исключением одной или двух наших бесед о музыке и режиссуре, мы обменивались короткими фразами о глупых, неважных вещах. Последнее, о чем мы говорили, – садовые гномы. Но теперь я чувствую, что то письмо парит в воздухе между нами.

Я понимаю…

Я знаю, прямо сейчас кажется…

Ты имеешь значение, даже если думаешь, что это не так.

Я рядом…

– Готов подняться туда и показать мисс Би, на что способен? – спрашиваю я.

Ты наклоняешься по-заговорщицки, твой лоб почти касается моего. Ты подмигиваешь, и это, черт возьми, самое сексуальное, что я видела.

– Дело в шляпе, – говоришь ты. Голос, как обычно, беззаботный, но каким бы потрясающим актером ты ни был, у тебя не получается полностью скрыть напряжение. Однако я следую за тобой: если хочешь притворяться, что все хорошо, тогда и я буду.

– Ты достаточно самоуверен, не так ли? – спрашиваю.

Смеешься, и я замечаю, что ты при этом смотришь на колени и слегка качаешь головой. Вскоре этот жест станет мне знакомым. Дорогим.

– Замолвишь за меня доброе словечко? – спрашиваешь ты.

– Я подумаю над этим. – Теперь мой черед подмигивать.

– Это шикарно. – Ты протягиваешь руку и мягко тянешь меня за свитер. Он покрыт блестками – одна из дешевых пятидолларовых вещей из H&M.

– Ты единственный не гей, который может сказать «шикарно» и не выглядеть глупо, – говорю я.

Ты улыбаешься:

– Так это потому что я сам шикарный.

Начинается первый раунд певцов, большинство из них – разные степени ужасного. Ты даже кривишься один раз и сползаешь по стулу, словно звук причиняет тебе физическую боль. Мне нравится, что ты продолжаешь придерживаться такой позиции: ты не ботан, просто знаток.

Ты поворачиваешься ко мне, твой взгляд цепляется за мой.

– Спасибо, – говоришь ты тихо. – Твое письмо, оно типа… спасло меня.

Я краснею, удовольствие расцветает в груди. Сейчас я еще не знаю, но вскоре внутри меня будет сад. И там вырастут колючки.

– О, – говорю я. Почему внезапно в голову приходят только фразы с уроков французского? Je suis un ananas. Я – ананас? – То есть круто. Надеюсь, это помогло. Эм.

Я кусаю губу, смотрю на талоны прослушивания, которые сжимаю в руках. Не могу сказать ничего путного. Если бы только Тони Кушнер или другой прекрасный сценарист мог бы жить в моем горле и просто сказать за меня правильные слова в нужный момент.

– Да, – говоришь ты, – помогло.

Что-то внутри меня говорит, что этот момент важен.

Мисс Би называет твое имя, прежде чем мы успеваем еще что-то сказать, и ты передаешь мне свой талон (твой почерк, как я и думала, удивительно аккуратный) и направляешься к передней части комнаты. Ты отдаешь свои ноты пианисту, потом смотришь на нас с, как бы сказал мой дедушка, притворной улыбкой.

И вот внезапно ты – Билли Флинн, идеальный выбор для роли хитрого адвоката. Любой мечтающий об этой роли наверняка сдался, как только услышал, что ты все равно участвуешь в отборочных. В любом случае эта роль твоя.

Это король драмы Гэвин: душа вечеринки, парень, который ничто и никого не воспринимает всерьез. Особенно самого себя. Гэвин из музыкальной группы больше похож на настоящего Гэвина, которого я скоро узнаю: задумчивого, смены настроения, как тектонические плиты. Уязвимого.

Несмотря на улыбку на твоем лице и магнетизм, который аж трещит, когда ты на сцене, я замечаю настороженность в комнате. Все наклоняются вперед на своих стульях. Я почти что вижу неоновые знаки, мерцающие над твоей головой: САМОУБИЙСТВО САМОУБИЙСТВО САМОУБИЙСТВО.

Ты поешь «Славу одной песни» из «Аренды», и мне интересно, та ли эта песня, которую ты изначально собирался петь, или это способ сказать нам: «Сейчас я в порядке». Безусловно, это не тот тип джазовых песен, с которыми все выступают, и не фирменный ангст-рок твоей группы. Это… красиво. Нежно и открыто, пронизано суровой элегантностью. Мне так сильно хочется с тобой целоваться прямо сейчас.

Одна песня, мир был у его ног,

Слава в глазах юной девушки, юной девушки…

Я та юная девушка.

Я просто еще этого не знаю.