Читать книгу Операция «Пророк» - И. Г. Атаманенко - Страница 6

Генерал Козлов имел своеобразную манеру выслушивать доклады своих подчиненных. Ни короткого кивка головой в знак одобрения, ни поцокивания языком в случае несогласия с аргументацией. Он неподвижно молчал, глядя в упор на собеседника. Хотя о каком собеседовании может идти речь? Ведь оно предполагает взаимный обмен репликами. В нашем же случае – был просто монолог. Если бы было возможно поставить на «прослушку» кабинет Козлова (а, думается, ни одна из иноразведок перед таким соблазном не устояла бы!), «слухачей» поначалу обескуражило бы то обстоятельство, что в тиши начальственного кабинета некто – отнюдь не хозяин – дискутирует сам с собой. Приводит «за» и «против», распаляясь, доказывает, опровергает, одним словом, пытается убедить самого себя в собственной правоте. Ну не идиот ли туда забрел?

Генерал, как опытный наездник, отпускающий повод скакуна перед взятием им препятствия, давал выговориться докладчику до конца, даже если творческое воображение оперативника разгуливало по самому краю еретической пропасти. Роль шенкелей выполнял взгляд Козлова, которым он горячил подчиненного. Взгляд то загорался озорными лукавыми искорками, то становился безразличным. Опытные сотрудники, проработавшие с Козловым не один год, следили за выражением его глаз, время от времени корректируя свой доклад: «Сейчас меня занесло! А это уже “в масть”! Так, а это – неинтересно!»

Действительно, глаза любого начальника – два верных лоцмана подчиненных. Разумеется, если у этих подчиненных развиты «флотоводческие навыки». По ним (глазам) безошибочно можно определить: идешь ли ты в фарватере замыслов шефа, совпадают ли твои умозаключения и доводы с настроением и видением проблемы твоего командира. И, надо сказать, некоторые так преуспели в чтении по глазам своего начальника, что выдавали за действительное им же самим желаемое. В итоге – взаимный самообман. Обоюдосторонний гипноз.

За время общения с Козловым Олег сделал для себя вывод, что тот на практике реализует закон Паскаля: «Опереться можно лишь на то, что сопротивляется», – позволяя младшим по должности и званию оспаривать и даже (о, вопиющее нарушение постулатов субординации!) критиковать его генеральскую точку зрения.

Козлов отрицал иерархический образ мышления, считая, что каждый имеет право на собственное умозаключение и выводы, более того, имеет право их отстаивать! Терпеть не мог юбилейно-панегирических отчетов и докладов. Вместе с тем исподволь, ненавязчиво приучал подчиненных действовать нестереотипно, в работе импровизировать, а не действовать в такт приказам и инструкциям-однодневкам или блажи вышестоящих руководителей.

Козлов никогда не допускал грубости в адрес нижестоящих чинов – оперсостава. Однажды, услышав отзыв в своем коллеге-генерале: «груб, но справедлив», – поправил собеседника, заявив:

«Неверно! Тот, кто прав по существу, всегда должен быть прав и по форме».

Когда генерал Козлов приходил к выводу, что творческий ресурс вновь принятого на службу подчиненного ограничен, или, того хуже, отсутствует вовсе, избавлялся от такого оперативного сотрудника незамедлительно: переводил в смежное подразделение, направлял «на усиление» в московские райотделы, а то и на повышение за пределами столицы. Заметив у подчиненного, пусть даже небесталанного, карьерную алчность, делегировал его в партийно-комсомольские органы Комитета.

Одним словом, коллег-подчиненных, которые не укладывались в его, козловское, ложе, он провожал с почестями: так обветшалую икону раньше клали на воду, доверяя ее течению реки.

Случалось, что генерал, «как Иисус, оставался в пустыне с последними учениками» – наиболее опытными сотрудниками. Вознаграждение, то есть пополнение высокой пробы, если и ждало его, то много времени спустя. Но уж оставшихся в результате тщательной селекции Козлов заставлял не работать – пахать. Поблажки, любимчики, наушничество, так почитаемые в других подразделениях, в Отдельной службе генерал-майора Козлова отсутствовали.

Считая, что безгрешные пребывают лишь в раю, всем упрекам в адрес своих сотрудников он выставлял трудно оспариваемые аргументы: «Оперативного сотрудника надо ценить за достоинства, а не за отсутствие недостатков» или «Мой опыт подсказывает, что люди, лишенные недостатков, часто не имеют и достоинств».

Были у Козлова и другие способы оправдать своих подчиненных, дело, в конце концов, не в этом. Дело в другом: их он в обиду не давал, за что и был любим оперсоставом беззаветно, а кадровиками и партийными бонзами Комитета ненавидим до боли в желваках. Кадровики, как только в Службе Козлова открывалась вакансия, требовали ее заполнения, протежируя отпрыскам партийных вельмож, в лучшем случае, родственникам известных ветеранов-чекистов.

Просьбам кадровиков генерал не противился и с порога их не отвергал. Профессионально-родовая преемственность, трудовые династии, в которых составными являлись дед-отец-сын, могут иметь место и в системе госбезопасности. Почему бы нет? Понятно и стремление многих оперативников попасть в элитное сообщество, коим являлась Служба Козлова. Но каждого предложенного кадрами именитого кандидата он предварительно изучал на расстоянии. Благо были у него не только завистники и недоброжелатели. Надежных товарищей из числа высших офицеров Комитета, на которых он мог опереться, тоже было немало. И если Козлов в сосватанном сотруднике отмечал обездвиженность оперативной мысли, профессиональную дряблость, инертность поступков, то отказывал бескомпромиссно.

Многие коллеги подозревали, что за этой бескомпромиссностью и свободой выбора генерала кроется высшее благоволение и поддержка председателя КГБ Андропова. Подозрения подпитывались поведением самого Козлова, его независимостью в принимаемых решениях и их реализации. Всё стало на свои места после неудавшегося покушения на Брежнева. После этого коллеги генерала сомнений по поводу особо доверительных отношений между ним и Андроповым уже не питали…