Читать книгу Азбука эмоционального интеллекта - И. Н. Андреева - Страница 3

Введению термина «эмоциональный интеллект» в научный обиход предшествовало постепенное изменение точки зрения на соотношение эмоциональных и познавательных процессов. Это можно проследить, начиная с Ч. Дарвина, который, в частности, отмечал: «Когда разум сильно возбужден, мы можем ожидать, что он мгновенно окажет непосредственное действие и на сердце… Когда сердце испытает это воздействие, оно направит свою реакцию в мозг… при любом возбуждении будет иметь место значительное взаимное воздействие и реагирование между этими двумя важными органами тела» [цит по: 63, с. 23].

В ХХ-ХХІ веках в западной истории изучения эмоционального интеллекта Дж. Мейер выделяет пять периодов:

> 1900–1969 годы; исследования эмоций и интеллекта относительно обособлены;

> 1970–1989 годы; в центре внимания исследователей находится взаимное влияние когнитивных и эмоциональных процессов;

> 1990–1993 годы; эмоциональный интеллект становится предметом психологического исследования;

> 1994–1997 годы; эмоциональный интеллект популяризирован.

> с 1998 года по настоящее время; происходит прояснение сущности эмоционального интеллекта [156].

Для первого периода характерно появление и развитие тестов интеллекта и начало изучения социального интеллекта. При этом концепция интеллекта остается исключительно когнитивной.

В исследованиях эмоций главное внимание уделяется решению проблемы «курща-и-яйцо», т. е. что первично: физиологические реакции или эмоции. В это время в эмоциях многие ученые видели продукт патологии и гиперчувствительности.

Исследования эмоций в основном проводятся обособленно от исследований интеллекта. Тем не менее предпринимаются первые попытки анализа взаимосвязей между когнитивными и аффективными процессами. Так, немецкий философ и психолог Г. Майер в своей книге «Psychologie des emotionalen Denkens» (1908) предлагает подробнейшую классификацию видов мышления. В ней наряду с «судящим» (логическим) мышлением он выделяет эмоциональное мышление, в котором на первый план выходят практические потребности – чувства и воли. Сопоставляя эти два вида мышления, Майер находит много общего, в частности аналогичные логические процессы (истолкование, объективирование[2], деятельность категориального аппарата). Однако в актах эмоционального мышления, в отличие от логического, познавательный процесс «затенен, отодвинут на задний план, не опознан как таковой, фокус внимания сосредоточен на практической цели, для которой познание является лишь побочным средством» [72, с. 126].

Эмоциональное мышление он подразделяет на аффективное (эстетическое и религиозное) и волевое. Под эстетическим мышлением понимается эстетическое переживание, включающее суждение «нравится – не нравится». Религиозное мышление сводится к эмоциональным представлениям фантазии, к суждениям о вере (например – «Бог существует», вызванное не познавательными, а аффективными и волевыми побуждениями). Исследование Майера рассеивает «интеллектуалистические предрассудки» о том, будто в мышлении познавательный интерес первостепенен, и убедительно показывает, что «эмоциональное мышление» играет значимую роль в умственной деятельности человека.

Первоначально в исследованиях интеллекта не выделялись различные его виды. Автор двухфакторной модели интеллекта Ч. Спирмен был убежден в том, что все тесты интеллекта измеряют одну базовую интеллектуальную способность – общий фактор g, отражающий уровень ментальной энергии индивида [174]. В дальнейшем Г. Ю. Айзенк интерпретировал фактор g иначе – как скорость переработки информации центральной нервной системой или как умственный темп.

Сопутствующий специфический фактор s отображает инструментальные средства, или engine индивида (от лат. ingenium – естественная предрасположенность, талант), благодаря которым умственная энергия может быть приложена к конкретным формам взаимодействия. По мнению Спирмена, интеллект не зависит от личностных черт человека и не включает в свою структуру неинтеллектуальные качества (например, такие как интересы, мотивация достижения или тревожность).

Соотношение факторов интеллекта в процессе интеллектуальной деятельности Ч. Спирмен проиллюстрировал политической метафорой. Множество способностей – это множество людей, членов общества. В обществе способностей может царить анархия, в этом случае способности никак не скоординированы между собой. Если же господствует олигархия, то успешность деятельности определяется несколькими основными способностями. В царстве способностей может властвовать монарх – генеральный фактор, которому подчинены все остальные факторы.

Развитие двухфакторной модели привело Спирмена к построению иерархической модели интеллекта. Между факторами g и s он поместил так называемые групповые факторы (арифметических, механических, лингвистических и вербальных способностей).

Дальнейшее развитие представлений о структуре интеллекта шло по пути ее дифференциации. В 1920 году классик американского бихевиоризма Э. Л. Торндайк отделяет социальный интеллект от других форм интеллекта и определяет его как «способность понимать мужчин и женщин, мальчиков и девочек и управлять ими – действовать мудро в человеческих отношениях» [177, р. 228]. В 1926 году Торндайком разработана модель, в которой «общая основа интеллектуальных действий растворялась во взаимодействии множества отдельных факторов» [66, р. 138].

Самая ранняя работа, предвосхищающая открытие эмоционального интеллекта, – исследование, проведенное в конце 1930-х годов Р. Л. Торндайком и С. Штейном [178]. Исследователи определили социальный интеллект как «способность понимать людей и управлять ими» [178, р. 275]. На основе проведенных исследований Р. Торндайк и Штейн заключили, что социальный интеллект как унитарная способность может быть измерен.

В начале 1930-х годов Ч. Хант и Э. Торндайк пытались исследовать социальный интеллект путем предъявления рисунков с эмоциональными выражениями лиц и заданий на распознавание эмоций по вербальному описанию. В 1935 году австралийский психолог Э. Долл разработал структурированное интервью – «Вайнлендскую шкалу социальной зрелости», для определения социальной компетентности.

Постепенно в науке утвердилась идея множественности сторон интеллекта. Примером чему является концепция Л. Терстоуна (1938), в которой выделены семь первичных умственных потенций. Однако среди указанных факторов (счетная способность, вербальное восприятие, вербальная гибкость, скорость восприятия, пространственная ориентация, ассоциативная память) нет такого, который имел бы отношение к интеллектуальной обработке эмоциональной информации.

Позже вызов традиционной точке зрения на интеллект бросил Д. Векслер, который впервые заявил о том, что существует диапазон видов мышления, представляющих собой компоненты общего интеллекта, но отличающихся от традиционного IQ. В 1940 году в редко цитируемой статье «Неинтеллектуальные факторы в общем интеллекте» [181] Векслер настаивал на включении «неинтеллектуальных аспектов общих способностей» в каждое «полное» измерение. Под «неинтеллектуальными элементами» ученый понимал не только общую работоспособность психики, но и ее аффективно-регулятивные компоненты, благодаря которым человек на протяжении более длительного времени может заниматься решением значимой для него проблемы. В этой статье также обсуждались способности, которые Векслер назвал «когнитивными» и «аффективными», т. е. социальные и эмоциональные способности. К сожалению, эти факторы не были включены в IQ-тесты Векслера, поскольку в то время им уделялось мало внимания. Ученый разделил умственные способности на вербальные и невербальные (способности к представлениям) и показал, что у разных людей может доминировать та или иная их группа.

Р. В. Липер обнаружил, что эмоции вызывают, поддерживают и направляют деятельность. Он предположил, что «эмоциональная мысль» вносит свой вклад в «логическую мысль» и мышление в целом.

В 1955 году А. Эллис начал разрабатывать рационально-эмотивную терапию {Rational Emotive Therapy) – подход к консультированию, который включал в себя обучение тому, как исследовать свои эмоции логически, с помощью размышления. На первоначальную формулировку идеи рационально-эмотивной терапии повлияли представления А. Адлера о том, что эмоциональные реакции человека непосредственно связаны с его основными идеями, убеждениями, отношениями или принципами и, по сути, вызываются через интеллект.

Отдельные случаи употребления термина «эмоциональный интеллект» встречаются в литературной критике и психиатрии в 1960-е годы. В этот же период возникают когнитивистские теории эмоций. Наиболее известная из них, когнитивно-физиологическая, была разработана С. Шехтером. В соответствии с ней на возникновение эмоций наряду с воспринимаемыми стимулами и порождаемыми ими физиологическими изменениями в организме оказывают влияние прошлый опыт человека и оценка им наличной ситуации с точки зрения имеющихся в данный момент потребностей и интересов. По мнению Шехтера, эмоциональные состояния – это результат взаимодействия двух компонентов: активации (arousal) и суждения человека о причинах его возбуждения на основе анализа ситуации, в которой появилась эмоция.

В русле представлений Шехтера находится и концепция М. Арнольд. Согласно данной теории причиной эмоции является интуитивная оценка субъекта, а само переживание следует за ней. Эта интуитивная оценка понимается как «чувственное суждение», отличное от абстрактного «рефлексивного суждения».

Конец 1970-х – 1980-е годов отмечены ростом интереса к изучению взаимодействия эмоций и мышления. Предположение о продуктивном взаимодействии эмоциональных и когнитивных процессов подтверждается в ряде исследований этого времени. К их числу можно отнести изучение влияния депрессии на реалистичность мышления, взаимосвязи склонности к колебаниям настроения и креативности, изучение способности к эмоциональной саморегуляции. Появляется предположение о существовании «когнитивного кольца», объединяющего настроения и суждения. Суть его в том, что отрицательные эмоции приводят к негативным мыслям, которые в свою очередь усиливают интенсивность эмоциональных переживаний. В то же время положительные эмоции активизируют позитивные мысли.

В этот период высказывается положение о том, что эмоции – это одна из подсистем сознания. Когнитивная теория эмоций рассматривает их как функцию разума. Так, в концепции Р. Лазаруса центральной является идея о познавательной детерминации эмоций. Главные положения: 1) каждая эмоциональная реакция, независимо от ее содержания, есть функция особого рода познания или оценки; 2) эмоциональный ответ представляет собой некий синдром, каждый из компонентов которого отражает какой-либо важный момент в общей реакции. Схема возникновения эмоции выглядит следующим образом: восприятие – первичная оценка – исследовательская активность (личное значение эмоций в оцениваемой ситуации) – вторичная оценка – тенденция к действию – эмоция как проявление тенденции в переживании, физиологических изменениях и моторных реакциях.

Представления о когнитивной природе эмоций становятся в дальнейшем очень популярными среди исследователей. Например, Л. Шпитц выдвинул положение о том, что некоторая эмоциональность характеризует обычные состояния сознания и даже предшествует познавательным процессам. К. Шерер писал о когнитивных эмоциях, Ф. Данеш – о взаимном влиянии эмоциональных и когнитивных процессов. В когнитивной теории эмоций обосновывается идея о том, что фундаментальные эмоции образуют основные структуры сознания.

В клинической практике исследовались трудности выражения эмоций пациентами. В 1973 году П. Сифнеос ввел термин «алекситимия» и описал состояние, по сути противоположное эмоциональному интеллекту. Алекситимия связана с низким уровнем способностей к определению чувств, их различению, трудностями в отображении чувств и в описании их окружающим людям.

Введению понятия «эмоциональный интеллект» в научный оборот способствовали достижения в ряде смежных областей знания. Так, в исследованиях мозга начинают выделять взаимосвязи между эмоциями и когнициями. Активно проводятся исследования искусственного интеллекта: например, возможностей компьютера понимать и объяснять эмоциональные аспекты повествования. В сфере исследований невербальной коммуникации создаются методики для изучения восприятия невербальной информации, в частности проявления эмоций в мимике и пантомимике. Эмпирические исследования социального интеллекта показывают, что в его структуре можно выделить социальные умения, эмпатию, про-социальные установки, социальную тревожность и эмоциональность (чувствительность).

Развивая идею множественности интеллектуальных проявлений, выдвинутую Терстоуном, X. Гарднер попытался категори-зировать различные виды интеллекта. В 1983 году исследователь сделал предположение о возможности существования разнообразных интеллектуальных способностей, включая так называемые «интрапсихические способности» (по существу, это способность к интроспекции – самонаблюдению) и «личностные способности». Первоначально (в 1985 году) он выделил семь его видов: визуально-пространственный, вербально-лингвистический, логико-математический, телесно-двигательный, музыкально-ритмический, межличностный и внутриличностный. При этом Гарднер характеризовал внутриличностный интеллект как «способность оценивать „здесь и сейчас" свою эмоциональную жизнь – систематизировать собственные чувства или эмоции» [143, р. 239]. Каждая из выделенных автором интеллектуальных способностей важна для успешности в определенной сфере жизнедеятельности. Ценность каждого компонента интеллекта определяется общественными нормами, поощряющими или не поощряющими развитие указанных интеллектуальных способностей.

Взятые в культурном контексте, эти виды интеллекта выявляют имплицитные[3] общественные установки. Ученый отмечает, что развитие лингвистических и логико-математических способностей характеризует западное общество в целом, в то время как для изолированных социумов специфичной является ориентация на развитие межличностной компетентности.

Гарднер предлагает критерии, которым должен соответствовать каждый вновь определяемый вид (форма) интеллекта. Прежде всего, вид (форма) должен (должна) иметь свою систему знаков (числовых, языковых). Вместе с тем должны быть получены доказательства того, что вид (форма) опирается на собственную систему основных операций или функций. Необходима информация об отдельных людях, обладающих исключительным объемом данного вида (формы) интеллекта. Модель Гарднера позволила реализовать более интегрированный, но в то же время и более дифференцированный взгляд на природу и формы проявления интеллекта.

Р. Стенберг продолжил исследование, начатое Э. Доллом, Д. Векслером и Р. Липером. В результате возникла концепция «практического интеллекта». Интеллект рассматривается как информационная система, которая служит приспособлению человека к окружающей среде (в широком смысле слова). Основное положение триединой (триархической) теории звучит так: «Интеллект можно определить как вид умственной саморегуляции (самоуправления), умственное управление всей жизнью конструктивным целенаправленным способом» [175, р. 11]. Умственная саморегуляция содержит три основных элемента: адаптацию к окружающей среде, селекцию новых ее влияний или выбор среды, совместимой с индивидом, и формирование окружающей среды.

В теории Стенберга подчеркивается связь интеллекта с тремя процессами жизни человека: внутренними информационными, опытом и внешним миром. Согласно рассматриваемой концепции, на интеллект влияют три типа психических процессов (или компонентов):

> метакомпоненты, регулирующие процесс решения проблемы и включающие в себя ее определение, выделение этапов в ходе решения и заключение об окончательном решении;

> исполнительные компоненты, представляющие собой процессы, связанные с актуальным решением конкретной проблемы, в том числе путем ее трансформации;

> компоненты приобретенных знаний, обусловленные спецификой обучения и хранением полезных на будущее сведений. Стенберг подверг критике другие концепции интеллекта за то,

что в них акцент делается на исполнительных компонентах (т. е. на анализе полученных прежде знаний) и недостаточное внимание уделяется опыту и метакомпонентам. Учет последних позволил бы распространить измерения на область социального, практического и эмоционального интеллекта.

Значительное внимание Стенберг уделяет неинтеллектуальным факторам. Рассмотрев взаимоотношения интеллекта, мудрости и креативности, он выявил три биполярных параметра, описывающих интеллект:

> способность к решению практических задач (практичность, разумность, гибкость в применении знаний) – вербальная способность (ясность и беглость речи);

> интеллектуальная интеграция (способность видеть различия и согласовывать различные точки зрения) – целенаправленность (селективный поиск информации, настойчивость);

> контекстуальный интеллект (знание о мире и умение пользоваться личным опытом) – текучее мышление (сообразительность, быстрота мышления, умение мыслить абстрактно).

В 1985 году Р. Бар-Он вводит понятие «коэффициент эмоциональности» и предлагает анкету (EQ-i) для его измерения.

Термин «эмоциональный интеллект» был употреблен в 1986 году в диссертации В. Л. Пейн. Выделяя ЭИ среди других форм интеллекта, автор отмечал следующее: «Факты, значения, истины, взаимосвязи и т. д. [эмоционального интеллекта] те, что существуют в государстве эмоций. Таким образом, чувства есть факты. Значения есть прочувствованные значения; истины есть эмоциональные истины; взаимосвязи есть межличностные взаимосвязи. И проблемы, которые мы решаем, это эмоциональные проблемы, это проблемы, при решении которых мы чувствуем»[4] [170, р. 165]. В позиции автора больше риторики, чем определенности, а такие положения как «чувства есть факты» и «прочувствованные значения» не объяснены в тексте.

Обратное можно встретить в работах других исследователей, где наблюдаются некоторые предпосылки ЭИ. Несмотря на то, что объяснения здесь присутствуют, прямых ссылок на эмоциональный интеллект нет. Например, Гарднер пишет о внутриличностном (intrapersonal) интеллекте как о способности, позволяющей получить доступ к собственной эмоциональной жизни. Однако этот доступ связан не с эмоциональным интеллектом, а опосредован представлениями о себе и социальными знаниями. Ученый продолжает судить об эмоциональном интеллекте как о неподходящем применении идеи интеллекта.

Предпосылки эмоционального интеллекта возникают и развиваются в это время в смежных областях исследования. Например, в литературе по детскому развитию можно найти термин «эмоциональная одаренность».

Косвенными предпосылками «смешанных моделей» эмоционального интеллекта послужили, на наш взгляд, концепция самоэффективности А. Бандуры, теория самоактуализации А. Маслоу, представления о важности эмоциональной жизни в клиент-центрированной терапии К. Роджерса. В них подчеркивается важность умения людей осознавать свои способности и эффективно управлять своим поведением в соответствии со знанием своих сильных и слабых сторон. Так, Бандура описывает психологическое функционирование человека как непрерывные взаимовлияния поведенческих, когнитивных и средовых факторов. При этом в организации и регулировании деятельности человека когнитивные компоненты играют центральную роль.

В одной из статей, предшествующих появлению концепции эмоционального интеллекта, Дж. Мейер и П. Сэловей заявили о том, что влияние эмоциональных явлений на познание регулируется и опосредуется личностью. Они указали на наличие некоторого комплекса индивидуальных способностей или черт, «отвечающего» за то, насколько влияние эмоциональных явлений окажется конструктивным или деструктивным для человека. Для открытия нового вида интеллекта оставалось свести воедино различные направления исследований, которые косвенно указывали на существование ЭИ, дать точное определение термина «эмоциональный интеллект» и соединить его с существенными направлениями исследований. Наряду с этим необходимо было продемонстрировать эмпирические доказательства концепции ЭИ.

Началом третьего периода можно считать 1990 год, когда Мейер и Сэловей опубликовали их первую исследовательскую работу, в которой сформулировали определение термина «эмоциональный интеллект», а также предложили методику его измерения (EQ). В публикации в журнале «Intelligence» [162] авторы привели доказательства в пользу того, что эмоциональный интеллект является одним из основных видов интеллекта. В последующем были предприняты серьезные эмпирические исследования в этой области, которые позволили наметить «демаркационную линию» между ЭИ и другими видами интеллекта.

Во время четвертого периода, по мнению Мейера, наметился необычный поворот событий: термин «эмоциональный интеллект» стал популяризироваться, а сама область исследований расширилась. Популяризация началась с выхода книги Гоулмана «Эмоциональный интеллект» [145]. Гоулман и его последователи превратили ЭИ в девиз для исследований и публичной политики. Сторонники популистских подходов заявляли, что эмоциональный интеллект является «ключом» к успеху во многих сферах жизни. Было создано множество методик для измерения эмоционального интеллекта. Появились психологические агентства, заявляющие, что их цель – развитие эмоционального интеллекта в сфере бизнеса и в обучении.

С 1998 года по настоящее время (пятый период) предложено множество вариантов усовершенствования концепции эмоционального интеллекта, внедряются новые методики его измерения; появляются первые рецензированные научные статьи по данной теме. Исследования в этой области осложняются наличием популярных представлений об эмоциональном интеллекте, подходов к его измерению, далеких от науки. В настоящее время, по мнению Мейера, в литературе существуют «два» эмоциональных интеллекта. Один из них, «популярный» ЭИ, определяется по-разному, зато быстро приобретается и служит лучшим предиктором успеха в жизни, в то время как «другой» эмоциональный интеллект является научным феноменом.

* * *

В отечественной психологии идея единства аффекта и интеллекта не нова. Она нашла свое отражение в трудах Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия, Б. В. Зейгарник, О. К. Тихомирова.

Л. С. Выготский пришел к выводу о существовании динамической смысловой системы, объединяющей аффективные и интеллектуальные процессы: «Как известно, отрыв интеллектуальной стороны нашего сознания от его аффективной, волевой стороны представляет один из основных и коренных пороков всей традиционной психологии. Мышление при этом неизбежно превращается в автономное течение себя мыслящих мыслей, оно отрывается от всей полноты жизни…» [29, с. 21].

Единство аффекта и интеллекта, по мнению классика психологии, обнаруживается во взаимосвязи и взаимовлиянии этих сторон психики друг на друга на всех ступенях развития. Наряду с влиянием мышления на аффект существует обратное влияние – аффекта на мышление, которое проявляется в том, что, во-первых «во всякой идее содержится в переработанном виде аффективное отношение человека к действительности, представленной в этой идее» [29, с. 22]; во-вторых, сама мысль возникает из мотивирующей сферы нашего сознания. Отношение мысли к слову есть «движение через целый ряд внутренних планов» [29, с. 358]. Особая роль в процессе консолидации аффекта и интеллекта отводится сознанию.

Единство аффективных и когнитивных процессов проявляется и в том, что связь между ними – динамическая, причем всякой ступени в развитии мышления соответствует своя ступень в развитии аффекта. Дифференциация эмоций и более мягкий характер их протекания являются прямым следствием развития мышления.

Согласно Выготскому развитие эмоций идет в направлении их осознания. Мнение «Моцарта психологии» о том, что у людей эмоции изолируются от царства инстинктов и переносятся в совершенно новую сферу – психологического, послужило основанием для последующих выводов о том, что подавляющее большинство эмоций человека интеллектуально опосредовано; между эмоциональными и интеллектуальными процессами мышления существует закономерная связь; развитие эмоций идет в единстве с развитием мышления; эмоции участвуют в регуляции мышления и его мотивации (мотивационная и эмоциональная регуляция мышления); и, следовательно, эмоция – одна из составляющих мышления. Категорично, но весьма убедительно звучит следующее заключение: «Кто оторвал мышление с самого начала от аффекта, тот навсегда закрыл себе дорогу к объяснению причин самого мышления, потому что детерминистский анализ мышления предполагает вскрытие движущих мотивов мысли, потребностей и интересов, побуждений и тенденций, которые направляют движение мысли в ту или иную сторону» [26, с. 14]. Выготский назвал интеллектуальный момент, который вклинивается между переживанием и непосредственным поступком, «смысловым переживанием» [29, с. 377]. В настоящее время этот термин близок понятию «эмоциональный интеллект».

Идея Выготского о взаимосвязи когнитивных и эмоциональных процессов получила развитие в трудах А. Н. Леонтьева. Ученый писал о необходимости различать сознаваемое объективное значение и его значение для субъекта (личностный смысл). Смысл создает пристрастность человеческого сознания. «То, что мы называем переживаниями, суть явления, возникающие на поверхности системы сознания, в форме которых сознание выступает для субъекта в своей непосредственности» [64, с. 140]. Леонтьев показал, что мышление имеет эмоциональную (аффективную) регуляцию.

Сходной позиции придерживался и С. Л. Рубинштейн, который отмечал: «Эмоциональность, или аффективность, – это всегда лишь одна, специфическая сторона процессов, которые в действительности являются вместе с тем познавательными процессами, отражающими – пусть специфическим образом – действительность. Эмоциональные процессы, таким образом, никак не могут противопоставляться процессам познавательным как внешние, друг друга исключающие противоположности. Сами эмоции человека представляют собой единство эмоционального и интеллектуального, так же как познавательные процессы обычно образуют единство интеллектуального и эмоционального» [97, с. 552]. Любая эмоция рассматривается ученым как «единство переживания и познания» [97, с. 562]. Интеллектуальный процесс, по его мнению, также невозможен без участия эмоций, поскольку суждение редко представляет собой только интеллектуальный акт, оно обычно в большей или меньшей степени «насыщено эмоциональностью». В отличие от Выготского, Рубинштейн не просто заявляет себя сторонником идеи единства «аффекта и интеллекта», он во многом предвосхищает идею эмоционального интеллекта, заявляя: «В действительности нужно говорить не просто о единстве эмоций и интеллекта в жизни личности, но о единстве эмоционального, или аффективного, и интеллектуального внутри самих эмоций, так же как внутри самого интеллекта» (курсив мой. – И. А.) [97, с. 562].

Определенный вклад в развитие представлений о взаимосвязи нейрофизиологических, аффективных и когнитивных процессов внес А. Р. Лурия – основоположник отечественной нейропсихологии. В годы Второй мировой войны он занимался исследованием распада и развития высших психических функций в клинике локальных поражений мозга. В процессе исследований, проводившихся под его руководством, была отвергнута и теория о том, что каждая функция равномерно распределена по всему мозгу, и теория локализации всех, в том числе и сложных психических функций в узкоспецифических зонах мозга. Ученые сформулировали общие положения о соотношении мозга и психики, известные как «теория системной динамической локализации высших психических функций».

Принципа взаимосвязи аффекта и интеллекта придерживалась и Б. В. Зейгарник [47]. Она подчеркивала, что не существует мышления, оторванного от мотивов, стремлений, установок, чувств человека, т. е. от личности в целом. Явление, предмет, событие могут в разных жизненных условиях приобретать различный смысл для личности, хотя знания о них остаются теми же. Изменение эмоций, сильные аффекты, по мнению ученого, могут привести к изменению значения предметов и свойств.

В отечественной психологии аналогом термина «эмоциональный интеллект» можно считать понятие «эмоционального мышления», изучением которого занимался О. К. Тихомиров. Описывая специфику эмоционального мышления, он отмечал, что эмоциональные состояния включены в процесс решения задач [111]. По его мнению, с мыслительной деятельностью связаны все эмоциональные явления – аффекты, эмоции, чувства. Взаимосвязь эмоций с процессом мышления проявляется в том, что эмоциональные состояния выполняют в мышлении различного рода регулирующие, эвристические функции. В частности это определение дальнейшего развертывания поиска в глубину или возврат к определенному пункту при неблагоприятной ситуации. Исследования Тихомирова доказывают факт эмоциональной регуляции мыслительной деятельности и то, что эмоциональная активизация является необходимым условием продуктивной интеллектуальной деятельности.

В последнее время много исследований посвящено проблеме изучения эмоциональности. Украинская исследовательница О. П. Санникова исследовала влияние четырех базовых эмоций (радости, гнева, грусти, страха) на успешность профессиональной деятельности [102]. Как определенную предпосылку исследований эмоционального интеллекта в отечественной психологии можно рассматривать предложенное О. П. Санниковой, Е. А. Киселевой, а также российскими учеными А. А. Борисовой и В. Г. Зазыкиным понятие психологической проницательности как многоуровневого структурного образования, связанного с устойчивыми признаками эмоциональности в структуре личности.

Взаимодействие аффективных и когнитивных процессов находилось в центре внимания А. В. Брушлинского. По мнению ученого, эмоции могут способствовать мышлению или препятствовать ему. Взаимодействие между эмоциональными и когнитивными процессами, как полагал Брушлинский, правильнее назвать взаимопроникновением. Каждый образ, представление, понятие имеют свой эмоциональный потенциал. Особенно велика роль эмоциональных явлений в оценках различного рода, которые являются важнейшими компонентами мыслительной деятельности [16].

Российский ученый А. А. Бодалев заметил, что некоторым людям присуща определенная социальная одаренность. Она представляет собой своеобразное объединение интеллектуальных, эмоциональных и коммуникативных способностей, которые являются психологической основой успешности их коммуникаций с окружающими [13].

Как мы уже отмечали, понятие «эмоциональный интеллект» не является новым для советской и постсоветской психологии. Это явление давно замечено, но имело иные обозначения: «смысловое переживание», «обобщение переживаний», «интеллектуализация аффекта» (Л. С. Выготский), «эмоциональное мышление» (О. К. Тихомиров) «эмоциональное воображение» (А. В. Запорожец), «разумность чувств» (В. С. Мухина). Тем не менее не следует думать, что ЭИ – это не что иное как «старое вино в новой бутылке» и нет смысла вводить в психологию новую категорию. По мнению Брушлинского, обнаружить взаимоотношения между эмоциями и когнициями можно только в том случае, если имеется понятийный аппарат, позволяющий выявить явления, не принадлежащие ни только мышлению, ни исключительно эмоциям. Такие отношения могут быть вычленены и описаны внутри психической деятельности с помощью «интерпроцессуальных» понятий, каким и является ЭИ.

По мнению Г. Г. Гарсковой, анализ эмпирических теорий в области психотерапии и психокоррекции показывает, что введение термина «эмоциональный интеллект» увеличивает их объясняющую силу. Историко-научное обоснование его введения заключается в доказательстве того, что понятие эмоционального интеллекта имплицитно присутствует в ряде общепризнанных теорий, оказавших влияние на психологическую науку [30].

Итак, открытие феномена «эмоциональный интеллект» – результат развития представлений о природе когнитивных и аффективных процессов, их взаимосвязи. Важнейшие достижения в этом процессе следующие: обогащение представлений об эмоциях (их стали рассматривать как одну из подсистем сознания; как фактор мотивации); расширение представлений об интеллекте (идея множественности интеллектуальных проявлений, открытие социального интеллекта); а также встречное движение в исследованиях эмоций и интеллекта (идея единства и продуктивного взаимодействия аффективных и когнитивных процессов).

Несмотря на необходимость исследования проблемы взаимосвязи когнитивных и аффективных процессов в отечественной психологии она до сих пор остается недостаточно разработанной. В подтверждение приведем не утратившее актуальности замечание Д. Б. Эльконина о том, что до настоящего времени существенным недостатком изучения психического развития ребенка является разрыв между процессами умственного развития и развития личности (в том числе и эмоционального развития). Перефразируя шутливое замечание Д. А. Леонтьева, отметим, что в современных теоретических и эмпирических изысканиях до сих пор «…интеллект аффекту не товарищ» [65]. Однако есть надежда, что усилиями исследователей это пессимистическое заключение в скором времени будет лишено основания.