Читать книгу От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России - И. В. Юкина - Страница 5
Введение
Женское движение как объект анализа
2. Теоретические подходы к изучению женского движения как общественного
ОглавлениеВ социологическом исследовании общественных движений существует три основных теоретических подхода, или концептуальные модели, или интеллектуальные традиции изучения феномена общественных движений. Эти подходы сосредоточиваются на его различных аспектах как приоритетных предметах изучения, по-разному интерпретируют сам феномен общественного движения14.
Первый теоретический подход – традиционный (H. Blumer, T. Gurr, J. Gusfield, L. Killian, N. Smelser и др.) – акцентирует внимание на изучении причин возникновения движений, роли идеологии, значении внутренних норм. Движение рассматривается как стихийный и дестабилизирующий общество феномен.
Второй – коллективных действий, или мобилизации ресурсов (W. Gamson, D. McAdam, J. McCarthy, A. Obershall, Ch. Tilly, M. Zald и др.), в котором движение предстает исключительно рациональным субъектом. Внимание обращено на организации, коллективные действия, процессы мобилизации. Движения рассматриваются как норма социальной жизни общества, способствующие его прогрессу.
Третий – новых социальных движений, или идентичности (A. Melucci, C. Offe, A. Pizzorno, A. Touraine и др.), признавая движение рациональным субъектом, значимым фактором общественного развития, акцентирует внимание на поиске и обретении участниками движения новых идентичностей, ориентацию их на новые ценности.
Каждый теоретический подход не является единой теорией, скорее «это набор концепций, совпадающих между собой в общей перспективе анализа социального движения»15. Важно отметить, что в разных парадигмах движение определяется по-разному, хотя суть его, безусловно, сводится к одному: к противостоянию и конфликтному взаимодействию социальных групп, классов, с одной стороны, и власти – с другой.
Традиционный подход зародился в США в 1950‐е годы. В его основе лежат теории коллективного поведения, массового общества и относительной депривации. В рамках этого подхода общественные движения стали самостоятельным предметом социологии.
Политическая направленность данного подхода консервативна. Согласно этому подходу, общественное движение является одним из видов коллективного поведения, которое сильно отличается от обычного. Оно характеризуется спонтанностью, отсутствием четкой организационной структуры. Это антиинституциональное поведение групп людей, которые руководствуются нормами, отличными от общепринятых. Их поведение представляет собой реакцию на проблемную ситуацию в обществе, разрядку психологической напряженности. Участники движения – маргиналы. В подтверждение этого тезиса приверженцы этого направления утверждали, что организации появляются на поздних стадиях движения, предшествующих его институционализации.
Социальные движения в этой концептуальной модели не рассматривались как постоянно действующие силы общественной жизни. Их оценивали как признаки временной дисфункции социальной системы или как показатели структурной напряженности, которая находила реализацию в коллективном поведении. После краткосрочных взрывов протеста стабильность общества восстанавливалась.
В этом подходе общественные движения рассматривались через призму социального порядка, внимание исследователей акцентировалось на дестабилизирующем характере движений в демократическом обществе. Но те же исследователи зафиксировали тот факт, что движения несли в себе новые ценности, новые формы общественной жизни, т. е. имели созидательное начало.
Для традиционного подхода приоритетным оказалось изучение следующих сторон.
1. Причины возникновения и формирования движений. Возникновение любого общественного движения (либерального, женского, рабочего) с позиций этой парадигмы рассматривается как результат структурной напряженности в обществе, дисфункции социальной системы. Подчеркивалась роль массового недовольства в возникновении протеста. Теории коллективного поведения и относительной депривации16, лежащие в основе данного подхода, давали объяснения не только причинам возникновения движения, но и причинам участия в нем.
2. Причины участия в движении. Участие рассматривали с позиций социальной психологии, изучались установки и ориентации личности, способствующие ее приходу в движение. В данном подходе преобладал взгляд, что главными причинами участия выступают неудовлетворенность, недовольство, вызванные как объективными условиями жизни (абсолютная депривация), так и субъективным восприятием условий жизни (относительная депривация).
3. Коллективный характер движений. Здесь изучались нормы, ценности идеологии движения как средства формирования коллективного характера движения.
4. Роль идеологии движения. Большое внимание уделялось роли идеологии движения, ее отличию от доминирующей в обществе идеологии и от доминирующих в обществе ценностей, на основе которых выстраивалась идеология движения. Идея «генерализированных верований», которые определяли проблемную ситуацию и представляли собой тип мягкой идеологии, оказалась очень продуктивной для исследования женского движения первого этапа17. Так же как и идея Н. Смелзера о том, что генерализированные убеждения создают общую культуру движения, в рамках которой возможна мобилизация, действия протеста и т. д.18
5. Нестабильный характер социальных движений. Нестабильность проявляется в слабой организованности, изменчивости целей движения, в позднем создании организационных структур.
Теоретический подход коллективного действия (или мобилизации ресурсов) пришел на смену традиционному подходу в американской социологии в 1970‐е годы. Он рассматривает движение как неотъемлемый элемент общественной жизни, как активный субъект социальных изменений. Базовыми теориями данного подхода выступают две взаимодополняющие друг друга теории – теория мобилизации ресурсов и теория политического процесса.
Теория мобилизации ресурсов (J. McCarthy, M. Zald, A. Obershall и др.) определяет главной задачей движения мобилизацию возможностей (они же ресурсы), находящихся в пределах досягаемости движения для решения своих задач. Внимание исследователя сосредоточивается на внешних и внутренних ресурсах движения. Согласно этой теории, протест возникает тогда, когда формируются политические, экономические, организационные возможности (то есть внешние ресурсы), которые способствуют мобилизации существующего недовольства. На 70-летнем цикле развития женского и феминистского движений в России хорошо видно, как внешние ресурсы (возможности) запускали процесс его формирования, корректировали цели, влияли на формы коллективных действий и методы работы.
В рамках данного направления исследуются прежде всего механизмы и пружины развития движения, каналы его влияния, методы рекрутирования, то есть идет поиск ответа на вопросы, как, каким способом движение функционирует. Организации движения рассматриваются как знак, маркирующий момент зарождения общественного движения, его организационное начало и в то же время как один из главных ресурсов движения.
Другой базовой теорией этого подхода является теория политического процесса (Ch. Tilly, W. Gamson, D. McAdam и др.). Конкретные историко-социологические исследования зарубежных социологов, на базе которых выстроена эта теория, внесли значительный вклад в развитие социологии общественных движений. Здесь внимание обращается прежде всего на исторические типы протеста, на репертуар коллективных действий. Движение определяется как специфический вид конфликтного взаимодействия между властью и представителями социальных групп, выступающих против этой власти в защиту своих интересов. Единицей социологического анализа становится именно это взаимодействие.
В целом данный теоретический подход строится на следующих представлениях об общественном движении.
1. Движение анализируется в понятиях рациональности. Рациональность движения проявляется в том, что его организации и участники действуют на основе анализа ситуации и собственных ресурсов.
2. Коллективные действия рассматриваются как организованная деятельность в поддержку конкретных групп населения, то есть деятельность по достижению целей движения.
3. Участники движения не являются маргиналами, они – представители образованных классов.
Рациональный характер движения утверждает идея преемственности между институциональными и внеинституциональными формами коллективных действий. Протестные акции рассматриваются как средство влияния определенных групп населения на официальную политику, которое применяется лишь в случае неэффективности институциональных форм влияния и давления, то есть они (протестные акции) признаются «нормальными». Тем более власть сама прибегает к внеинституциональным формам коллективных действий, особенно в период подъема протеста, и зачастую насильственные акции движения провоцируются непосредственно ею.
Известный американский историк и социолог Ч. Тилли, представитель историко-политического направления данной парадигмы, напрямую связывает общественное движение с исторически определенными типами коллективных действий. Он исходит из установки, что движение – это повторяющиеся, направленные на достижение определенных целей коллективные действия, мотивированные идеологически, с исторически ограниченным репертуаром коллективных действий, которые инициируются специфическими организациями. На основании этого Тилли делает вывод, что говорить об общественном движении ранее середины XIX века неправомерно и использовать термин «общественное движение» нецелесообразно19.
В подходе новых общественных движений, или идентичности, который начал развиваться в Европе в 1970‐х годах, на первое место в интерпретации движения выходит появление новой коллективной идентичности, изменение коллективных представлений и лишь затем – организационные структуры и акции движения. Идентичность – это осознанное самоопределение социального субъекта, а коллективная идентичность – групповая самоидентификация, основанная на общих ценностях, мировоззрении, взаимодействии между участниками движения и на определенном отношении к социальному конфликту (по А. Touraine)20. Наиболее значимыми ценностями являются ценности личной автономии, стиля жизни, идентичности21. На основе этих новых ценностей, нового восприятия самих себя выстраиваются новые отношения с социальным окружением. И хотя значимость для социального движения новых ценностей и идентичностей выведены на материалах исследований движений постиндустриальных обществ, они, как показало данное исследование, были значимыми и для более ранних движений. В частности, для женского и феминистского движения рубежа XIX–XX веков.
Формы коллективных действий в данной парадигме рассматриваются как внешний способ проявления идентичности.
В этой парадигме движение анализируется также как норма социальной жизни, как инструмент разрешения социального кризиса, как конструктивное творчество социальных и культурных изменений. Другими словами, общественные движения – это движущая сила исторического процесса.
Развитие парадигмы идентичности идет в расширении числа элементов движения, подлежащих анализу, факторов влияния на движение и увеличение сфер его собственного влияния. Теперь социальное движение – это не только коллективные действия, организации, лидеры, идеология, но и новые стили жизни, коммуникативные сети, субкультуры. Влияние движения определяется не только его видимыми акциями, но и неформальными коммуникациями, выработкой новых культурных кодов, отличных от кодов господствующей культуры, новой интерпретацией реальности, то есть изменением культуры. Речь идет о латентном измерении общественного движения. Наряду с видимыми проявлениями движений (акции, организации) они составляют как бы разные стороны движения, каждая из которых важна для развития и успешности движений в целом.
А. Мелучи писал, что любое движение наряду с видимыми коллективными действиями имеет латентное измерение, в котором проистекает повседневная практика и формируется жизненный опыт его участников22. Поэтому события, происходящие в личных жизнях, не менее важны для развития движений, чем открытый вызов политическим институтам. Отсюда внимание к индивидуальным биографиям и к личному опыту участниц движения. Каждое движение рождается как латентное и лишь потом превращается в «классическое». И общество меняется не только под воздействием движенческой борьбы, но и через влияние движения на его культуру.
Эти идеи устанавливают связь с традиционным подходом, с идеями об «общем» и «специфическом» движении, при котором «общее движение», по сути, является процессом постепенных изменений ценностей общества, которые, в свою очередь, меняют культуру этих обществ23.
Одной из новых сфер влияния движений определяется их влияние на развитие науки, производство поворота в социальных науках, который совершается под воздействием идей, привносимых движением24. Это показатель значимости и влиятельности движения. Успех движения ставится в зависимость от способности его интеллектуалов создавать и распространять новый интеллектуальный продукт – новые представления о социальной реальности. Этот подход позволил объяснить возникновение женских исследований первой волны и закономерность появления теоретического обоснования движения.
Таким образом, причинами зарождения движения выступают появление новых идентичностей и изменения в представлениях о социальном мире его потенциальных участников и активистов25. Участники движения перестают смотреть на существующий порядок как на незыблемый, считают, что его можно изменить согласно своим представлениям26, и лишь затем они начинают действовать. Изменения идентичностей предшествуют движению и порождают его.
Роль идеологии как квинтэссенции интеллектуального продукта, произведенного интеллектуалами и лидерами движения, рассматривается как значимый фактор развития движения. Социальные движения предстают как функционирующие идеологии, которые порождают новые представления о социальной реальности, генерируют ее новые интерпретации, влияют на мышление участников движения, сочувствующих, оппонентов. По сути, движение отстаивает свое видение социального мира.
Поэтому данный подход обращает внимание на важность изучения не только идеологий, но и индивидуальных сознаний. Изучение индивидуальных сознаний позволяет объяснить, как движение превращает несогласованные действия, неполитические акции в политические, наращивает свой потенциал. В отношении женского движения это объясняет, почему были так эффективны неполитические методы работы: почему повседневная практика оказалась политически значимой, почему политические митинги и петиции вкупе с новым образом жизни, иным выстраиванием отношений в семье и публичной сфере оказались такими важными для достижения целей движения, почему женское движение получило свое продолжение в сфере социальных и гуманитарных наук.
Это проявление латентного измерения движения, которое реализуется через культурные сдвиги (изменение культуры) и изменение сознания участников движения, а вслед за тем – остальных членов общества. Так, в трудах социологов, работающих в данной парадигме, идет преодоление видения только политического значения движений.
Модель идентичности также позволяет обратиться к проблеме участия в движении. Объяснение с позиций теории относительной депривации27 и рационального выбора28 не является исчерпывающим объяснением. Однако идея идентичности, самоопределения участников движения хорошо объясняет причины прихода в движение.
В целом подход с точки зрения идентичности не позволяет изобразить социальное движение по упрощенной схеме. Но, по остроумному замечанию М. Соколова,
стало не совсем ясно, что должны изучать социологи общественных движений, если под понятие движений попадает почти все, что попадает под понятие общества в целом29.
Это актуальная проблема. Учесть все составляющие движения вряд ли возможно в одной работе. Поэтому, принимая во внимание новые подходы в изучении феномена социального движения, данное исследование базируется на теоретическом подходе коллективных действий с использованием теорий традиционного подхода и идентичности.
Теории и понятия модели коллективного действия (мобилизации ресурсов) представлялись наиболее подходящими для анализа исторического материала. В первую очередь потому, что она была заявлена социологами, работавшими преимущественно с эмпирическими данными исторических исследований и уделявшими особое внимание историческим типам коллективных действий.
Использование элементов других теоретических подходов неизбежно. Так, А. Темкина зафиксировала, что последователи парадигмы новых социальных движений, определяя женское движение, делают акцент на новой коллективной идентичности женщин, а последователи мобилизации ресурсов – на их коллективной деятельности, которая направлена на социальные изменения и которая представляет протест против существующей структуры власти и преобладающих норм и ценностей30. Эти исследования конкретных движений показали возможность и перспективность синтеза научных парадигм, в том числе при изучении женского движения.
Работа над темой российского женского движения также привела к необходимости соединения теоретических установок разных парадигм, например в связи с вопросом возникновения движения. Согласно традиционному подходу причиной возникновения движения выступает структурная напряженность и дисфункция социальной системы, согласно парадигме коллективного действия – новые политические, экономические и организационные возможности, появившиеся в обществе, идущем по пути модернизации. Согласно парадигме идентичности – появление новых идентичностей. И та, и другая, и третья аргументация работает на историческом материале.
Таким образом, специфику данной работы составляет использование всех трех подходов. Этот путь представляется плодотворным и правомерным. Во-первых, как уже было сказано, ни один теоретический подход не представляет собой целостной теории. Это скорее совокупность теорий, развивающихся в одной интеллектуальной традиции и совпадающих в основополагающих принципах и постулатах. Во-вторых, совмещение подходов дает возможность реализовать
принцип взаимодополнительности различных научных парадигм, которые предлагают отличные друг от друга и даже противоположные способы описания одного и того же явления, дающие в итоговой комбинации более сложную и полноценную картину прошлого31.
Нужно также сказать, что исследование национальных общественных движений и становления гражданского общества в странах Восточной Европы, в данном случае в России, неизбежно ведет к переосмыслению теоретических постулатов западной социологии общественных движений. Новые историко-культурные контексты устанавливают новые теоретические возможности. И это правомерно.
В качестве основного теоретического подхода в данном исследовании используется модель коллективного действия (мобилизации ресурсов) и, соответственно, следующее определение движения. Общественное движение – это повторяющийся ряд специфического конфликтного взаимодействия между властью и личностями – представителями социальных групп, которые выступают от имени своей группы, не имеющей институционального представительства32.
Также данный теоретический подход позволил оформить материал в следующую аналитическую структуру.
Внешними факторами движения макроуровня определяются политические, социально-экономические, организационные возможности общества. Макроуровень включает общесоциальные и политические условия, определяющие возможности формирования общественных движений в контексте данной историко-политической ситуации. Поэтому описание культурно-политического контекста представлялось принципиально важным, и он прописан в каждой главе, посвященной одному из двух этапов движения. Согласно теоретическому подходу коллективных действий инициативные группы и организации движения появляются, их коллективные действия формируются и приобретают наступательный характер только во взаимодействии и параллельно с крупномасштабными социальными изменениями. В России общественные движения возникли с началом процесса модернизации страны, с изменением ее политической системы, когда появились принципиальные возможности для их развития.
К внешним факторам макроуровня (они же ресурсы) отнесены политические и социально-экономические условия, в которых развивалось движение, изменение сословно-классовой стратификации.
Развитие политической системы России в направлении становления гражданского общества оказывало всестороннее воздействие на общественную жизнь страны, в том числе послужило толчком к появлению женского движения, повлияло на его концептуализацию, проблематику, формы коллективных действий, организационные структуры. В свою очередь, женское движение России, развиваясь в русле либерального движения и контактируя с рабочим движением, оказало несомненное влияние на ход и темп изменений самой политической системы.
Наряду с внешними факторами движения макроуровня в работе выделены внешние факторы мезоуровня, которые сформировались под прямым воздействием внешних факторов макроуровня и опосредовали их влияние на генезис и динамику общественных движений через социальные институты33, через взаимодействие на уровне социальных групп34, что, в свою очередь, сформировало политические возможности женского активизма. Так называемый мезоуровень представляет собой мобилизационный контекст движения, зависящий от организационной структуры общества.
Политические возможности, разные для первого (конец 1850‐х – 1905 год) и второго (1905–1918 годы) этапов женского движения. Для первого этапа это институт прессы и литературы, которые воспроизводили и формировали генерализированные верования образованных классов о «женском вопросе»; институты семьи и образования, а также формы политической активности женщин.
Для второго этапа как актуальные были выявлены следующие институты: институт политических партий, законодательной (Государственная Дума), исполнительной (правительство, земства) и судебной властей, дискурс прессы, литературы, а также идеология движения, структура «старого» женского и «нового» феминистского движений.
Исходя из утверждения (модель идентичности), что одной из причин возникновения движения является появление людей, исповедующих новые ценности, отличные от доминирующих в обществе, в работе большое внимание уделено разного рода дискурсам, которые, собственно, и дают нам представление о постановке проблем женщин в исследуемое время. Официальный дискурс демонстрирует принятые, бытовавшие в обществе как доминирующие представления о женщинах, женственном, женском. Другие дискурсы (демократической, консервативной, женской прессы и беллетристики) показывают иные представления людей той эпохи и оформление протестных дискурсов.
Внутренние ресурсы движения, которые находились в его распоряжении, также описаны в работе. К ним отнесены лидеры, идеологии, социальная база движения, его организации и коллективные действия.
Временем зарождения женского движения определен конец 1850‐х годов. В отечественной историографии встречается мнение, что женское движение началось с 1812 года, когда в Санкт-Петербурге появилось «Императорское женское патриотическое общество»35. Однако этот исторический факт – возникновение первой женской организации – не является аргументом для подобного вывода с позиций теории коллективных действий. В процессе создания этой организации присутствовал принцип самодеятельности ее членов в определении и достижении своих целей, но отсутствовал принцип повторяемости – «повторяемости и настойчивости» по Ч. Тилли36. Аналогичных или каких-либо других женских объединений в России не было вплоть до конца 1850‐х годов. Это и не позволяет говорить о женской общественной деятельности начала XIX века в терминах движения в силу отсутствия добровольных, идеологически целостных, объединенных общей целью организаций, которые являлись проводниками и организаторами коллективных действий. Пока нет организаций, которые воплощают рациональный характер движения, нет, собственно, и движения.
Только в 1850–1860‐х годах, в предреформенный и пореформенный периоды, в России впервые сложились те политические, экономические и организационные условия, которые дали возможность организационно оформиться, институализироваться первым инициативным группам, то есть впервые появились условия для зарождения общественных движений как таковых. До этого времени появление самодеятельных групп и организаций в России сдерживалось политической системой, внутренней политикой российского правительства, принятой социальной практикой. Любая общественная инициатива в Российской империи носила разрешительный характер со стороны властных структур, а власть всегда репрессивно реагировала на любое проявление «общественности», в которой традиционно видела источник подрывной силы.
Таким образом, женское движение стартовало в конце 1850‐х годов, и деятельность первых групп и объединений носила наступательный характер в исторически корректном смысле.
Теоретический подход коллективных действий обосновывает значимость организационных структур для развития движения, подчеркивает закономерность их появления на его ранних этапах. Вот почему в работе уделено много внимания деятельности женских организаций, начиная с первых инициатив. Для нашей страны это особенно актуально. В России, в государстве с феодальной политической системой, всесильной бюрократией, в руках которой находились социальная инициатива, формирование гражданского общества с его идеями о ценности, автономии и неприкосновенности личности, частной сферы, приоритете закона, самодеятельные организации являлись только что не самым значимым ресурсом и фактором развития движения и гражданского общества.
В связи с этим в исследовании отрицается существование женского пролетарского движения до 1917 года. На мой взгляд, женское рабочее движение оформилось только в 1917 году, когда работницами обеих столиц были предприняты самостоятельные акции. Организации и структуры, создаваемые для них феминистками и большевиками, выступили структурной основой их деятельности. Женское пролетарское движение зародилось в результате осмысления работницами столиц и крупных промышленных центров собственных внутриклассовых женских проблем и интересов. Изменения в самоосознании политически активных работниц – точка отсчета пролетарского женского движения. Самоосознание работницами своей коллективной женской идентичности произошло на подходе к 1917 году под влиянием феминисток и благодаря целенаправленной работе женских и феминистских организаций. Этот период предшествовал становлению женского рабочего движения, являлся его нулевой фазой. Только в 1917 году начались самостоятельные действия женского пролетариата как отдельной социальной группы в столицах, которые продолжились в 1920‐е годы по всей стране на основе женсоветов как организационных структур.
В основе этой книги лежит утверждение, что женское движение первого этапа, 1858–1905 годов, носило «общий» или «ненаправленный» характер, а второго этапа, 1905–1918 годов, – «специфический» характер.
Под «общим» движением, соглашаясь с Г. Блумером, я понимаю движение, которое представляет собой некоординированные усилия многих людей, объединенных только общей направленностью. Такие движения по сути являются длительным процессом постепенного изменения ценностей общества и формирования новых систем ценностей. С одной стороны, эти движения отражают тенденцию общих социальных изменений, а с другой – сами влияют на эти изменения через постепенное и постоянное воздействие на культуру, формируя новые ценности, потребности и нормы общества.
Представления о существующих проблемах женщин и о перспективах их решения на первом этапе движения были смутны и интуитивны. Постановка проблем происходила в ходе деятельности: практика решения одной проблемы обнаруживала другие. Цели движения выкристаллизовывались постепенно. Так как представления о будущем не были определены, то и идеологически они не обосновывались. Именно такой «ползучей» формой развития движения объясняется отсутствие идеологии на этом этапе.
Поэтому если под идеологией движения понимать концептуально организованную систему представлений, ценностей, идей, которые описывают и интерпретируют социальную действительность с точки зрения определенной социальной группы, слоя, класса, описывают ожидаемое будущее, то ее не было, и говорить о формировании идеологии вплоть до 1890‐х годов нет оснований.
Идеология создает общую культуру, в рамках которой формируется и развивается движение, и наряду с эмерджентными нормами, ценностями формирует коллективную идентичность участников движения, консолидирует недовольство, побуждает к действиям и тем самым является фактором существования движения37. Если общественное движение – социальный субъект, конструктивная сила социальных изменений и исторического развития, то его идеология – руководство к действию и инструмент социальных преобразований. Поэтому можно понять критиков женского движения, которые интерпретировали отсутствие идеологии на начальном этапе развития движения как признак его незрелости, слабости и «необоснованности». Тем более что развивалось оно на фоне и во взаимодействии с двумя массовыми освободительными общественными движениями России: либеральным и радикальным (революционно-демократическим, социал-демократическим), которые ориентировались на коренные изменения всей социальной системы страны и носили ярко выраженный идеологизированный характер.
Но, с другой стороны, говорить о полном отсутствии идеологической составляющей движения на первом этапе тоже было бы неверно. Исторический материал неуклонно демонстрирует факт присутствия и развития идей о «равноправности» женщин, а также то, что эти идеи реально являлись ресурсом движения, фактором его развития, условием и каналом рекрутирования новых участников и приверженцев. Здесь на помощь пришла идея теоретиков традиционного подхода (H. Blumer, N. Smelser) о том, что в основе идеологии движения лежат генерализированные верования эпохи, которые рассматриваются как тип «мягкой» идеологии.
Таким образом, деятельность первых женских организаций в России в 1859–1861 годах основывалась на генерализированных верованиях, формировавшихся идеях либерализма, которые в дальнейшем послужили базой для оформления идеологии собственно женского движения.
Женское движение первого этапа, 1858–1905 годов, изменило культуру общества: были пересмотрены нормы, предпочтения, допущения в отношении женщин, сформировалась новая система ценностей, то есть был создан тот культурный контекст и организационный ресурс (сеть женских организаций), которые позволили сформироваться специфическому женскому движению – феминизму.
Второй этап движения, 1905–1918 годов, – феминистский – являет собой специфическое движение. Под специфическим движением понимается движение, имеющее конкретную, четко сформулированную цель, для достижения которой создаются специальные организации со структурой ролей, норм и правил.
Ситуация в стране сильно изменилась. Если на первом этапе развития движения – до принятия избирательного закона 1905 года – женское движение было одинаково нелегитимным в ряду с другими социальными движениями, то после принятия избирательного закона оно автоматически стало аутсайдером на политической арене, осталось за пределами институциональной политики. Новая ситуация определила новые цели.
Таким образом, основным принципом периодизации движения определен принцип формирования новых структурных макроусловий генезиса движения, которые выступают внешними факторами, возможностями, ресурсами движения и которые повлекли за собой формирование идеологии и усиление ее роли.
Требования гражданских прав и свобод в отношении женщин как социальной группы не были поставлены либеральной общественностью в повестку дня и, соответственно, не были реализованы при ее первых победах. Активистки движения расстались с иллюзиями по поводу того, что «женское освобождение» произойдет автоматически в результате демократизации общества, без самостоятельной «сепаративной» женской активности. Поэтому с 1905 года женское движение начинает новый этап своего развития: оно пытается вписаться в политический процесс. Именно на этом этапе началась активная разработка идеологии движения, целенаправленное внедрение ее в массовое сознание. Движение приобретает специфический конкретный характер с четко сформулированными целями, для достижения которых были созданы новые организации (Союз равноправности женщин, Лига равноправия женщин, Женская прогрессивная партия, «Российское общество защиты женщин» и другие), а старые организации пересмотрели свои цели, изменили свою структуру (например, Русское женское взаимно-благотворительное общество).
Женские организации изменили свой репертуар коллективных действий. Он обогатился такими формами деятельности, как контакты с партиями, депутатскими фракциями Государственной Думы, предоставление законопроектов, экспертиза принимаемых законов, акции консолидации женских организаций и так далее. При этом поиск союзников шел по всему спектру, по всей партийной палитре: от левого фланга до центра, от радикальных партий до либеральных. Это было возможно потому, что базовые установки движения, декларируемые идеалы, цели и требования совпадали с реформаторскими идеологиями партий, с установками широкой российской общественности.
В обосновании использования терминов «женское движение», «феминистское движение» и в обосновании перехода от одного к другому встает вопрос о различиях между ними. В современной литературе они часто используются как синонимы, но в исторической ретроспективе – это разные вещи.
Определение датской исследовательницы Д. Дахлерап (D. Dahlerup), что женское движение – «коллективная деятельность женщин для улучшения положения женщин и изменения мужской доминации в обществе»38, представляется исторически корректным. Анализ развития идеологии движения, корреляция ее с этапами движения позволяют сделать вывод, что в зависимости от того, осмысляется теоретически вопрос о существующей гендерной системе или нет, идеология служит главным определением движения как женского или феминистского39. Если движение ставит своей целью изменение гендерных отношений, имеет свою идеологию, основанную на феминистской теории, – это феминистское движение. Если движение действует, исходя из существующих гендерных ролей, то оно женское.
14
Здравомыслова Е. А. Парадигмы западной социологии общественных движений. СПб., 1993.
15
Там же. С. 6.
16
Gurr T. R. Why Men Rebel? Princeton, 1979; Idem. A Causal Model of Civil Strife: a Comparative Analysis Using New Indices // American Political Science Review. 1968. Vol. 62. № 4. P. 1104–1124.
17
Blumer Н. Social Movements // Studies in Social Movements. A Social Psychological Perspective / Ed. by B. McLaughlin. New York, 1969. P. 8–20; Gurr T. R. Why Men Rebel? Princeton, 1979; Killian L. Social Movements // Handbook of Modern Sociology / Ed. by R. Faris. Chicago, 1964. P. 426–455.
18
Smelser N. The Theory of Collective Behavior. New York, 1962.
19
Tilly Ch. Social Movement and National Politics // Statemaking and Social Movement: Essays in History and Theory / Ed. by Ch. Bright, S. Harding. Ann Arbor, 1984. P. 1–30.
20
Touraine А. An Introduction to the Study of Social Movements // Social Research. Vol. 52. № 4. Social Movements (Winter 1985). Р. 749–787.
21
Здравомыслова Е. А. Парадигмы западной социологии общественных движений. СПб., 1993. С. 113.
22
Melucci A. Nomads of the Present Philadelphia. Temple University Press, 1989.
23
Blumer Н. Op. cit.
24
Eyerman R., Jamisson A. Social Movements: A Cognitive Approach. Pennsylvania State University Press, 1991.
25
Melucci A. Op. cit.
26
McAdam D. Gender as a Mediator of the Activist Experience: The Case of Freedom Summer // American Journal of Sociology. 1992. Vol. 97. № 5. P. 1211–1240.
27
Gurr T. R. Why Men Rebel? Princeton: Princeton University Press, 1979; Idem. Relative Deprivational Correlates of Protest Behaviour // American Journal of Sociology. 1972. Vol. 49. P. 274.
28
Klandermans B. Mobilization and Participation: Social-Psychological Expansions of Resource Mobilization Theory // American Sociological Review. 1984. Vol. 49. № 5. P. 583–600.
29
Соколов М. Субкультурное измерение социальных движений: когнитивный подход // Молодежные движения и субкультуры Санкт-Петербурга. СПб., 1999. С. 9–23.
30
Темкина А. Женское движение второй волны: истоки, концептуализация, результаты // Введение в гендерные исследования: Учеб. пособие / Под ред. И. Жеребкиной. Ч. I. Харьков; СПб., 2001. С. 672.
31
Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998. С. 7.
32
Tilly Ch. Collective Violence in European Perspective // Violence in America / Ed. by H. Graham, T. Gurr. Washington DC, 1969. Р. 310.
33
Здравомыслова Е. А. Парадигмы западной социологии общественных движений. СПб., 1993.
34
Клецина И. С. Психология гендерных отношений: теория и практика. СПб., 2004.
35
См.: Тишкин Г. А. Женский вопрос в России: 50–60‐е годы XIX века. Л., 1984. С. 7; Жукова Ю. В. Первая женская организация в России: Женское патриотическое общество в Петербурге в период 1812–1826 гг. // Все люди – сестры. Бюллетень № 5. СПб., 1996. С. 38, 48.
36
Tilly Ch. Social Movement and National Politics. P. 1–30.
37
Smelser N. The Theory of Collective Behavior. New York, 1962.
38
Dahlerup D. Introduction // The New Women’s Movement. Feminism and Political Power in Europe and in the USA / Ed. by D. Dahlerup. London, 1986. Р. 9.
39
Темкина А. Женское движение второй волны: истоки, концептуализация, результаты // Введение в гендерные исследования. Ч. I. Харьков; СПб., 2001. С. 673; Chafetz J., Dworkin A. Female Revolt: Women’s Movement in World and Historical Perspective. N. J.: Rowman & Allanheld, 1986.