Читать книгу Дерево сада - Игорь Александрович Киршин - Страница 2

Корни
Мамина любовь

Оглавление

Мама умела любить по-настоящему.

Это было самым главным в ней.

Будут говорить, что она была не права, виновата, ошибалась. Пусть говорят. Не важно. Важно то, что она умела любить всем сердцем: меня, книги, музыку, природу, любимого человека.

Её душа жаждала любить. Она не могла без любви. Задыхалась, мучилась, погибала. Она была создана для любви.

Она могла всё простить любя, и ничего не могла простить, не любя.

Маму не понимали. Люди видели её болезни, её неудачи, её развод с мужем, её необъяснимые переезды с места на место. Но мало кто видел её прекрасную душу.

Мама очень любила меня. Не могла наглядеться. Я был для нее самым умным, самым красивым, самым талантливым. Всегда помню прикосновение её рук – от них шло такое тепло, ласка, восхищение мной. Я был её ненаглядное дитя, образ красоты и добра. Она ерошила мне волосы, лепетала совершенно бессмысленные слова, на ходу придумывала ласковые прозвища. Смысла в этих словах не было. Смысл был в интонациях, в ласке сердца.

Говорят, что она меня баловала. Враньё. Она защищала меня от всего света. Но защитить можно только любовью. Больше ничем. И я чувствовал, что её отношение ко мне – сильнее всего и правильнее всего. Это не значит, что она всегда была мягкой – бывала жёсткой и требовательной. Но сквозь всё просвечивала любовь. И это был первый и главный урок – урок переживания любви. Не говорения о любви. А прочувствования её бесконечной нежности, её тепла, её радостей и печалей.

Мама умела любить.

Она любила всё благородное, возвышенное. Из-за этого она казалась многим слишком пафосной. Это неправда. Она, как Дон Кихот, была искренне предана своим идеалам.

Я пишу это в Светлогорске. Мы с мамой любили его. Сейчас тут всё изменилось. Снесли старые дома, построили новые. Остались только те же сосны и небо. Они помнят маму – молодую, умную, обаятельную. И меня помнят – маленького, открытого жизни, с распахнутыми глазами. Здесь мама показывала мне звёздное небо. Здесь она читала мне любимые стихи: «Она была нетороплива…» Здесь она влюбилась и была счастлива.

Это была совершенно сумасшедшая история. Мне тогда было восемь лет. Маме – тридцать восемь. Мама встретила его в какой-то весёлой компании. И полюбила на всю жизнь. Без конца срывалась к нему в Москву. Постоянно писала ему письма. Всё время говорила о нём. Он был бравый офицер. Блестяще образованный – закончил Военную Академию. В совершенстве владел иностранными языками. Прекрасно пел под гитару. Красивый, грустный, обаятельный. Она любила его, мама.

Совместной жизни у них быть не могло. Но мама до самой смерти надеялась, что чудо произойдёт и они будут вместе. Мама была готова на всё – лишь бы с ним. А у него – семья, с которой он не живёт, странная служба (разведчик!), сложный характер. Мама не считалась ни с чем – она любила его больше жизни.

Всё это было у меня на глазах, с моим участием. А я был маленький. Не знал, что и думать об этом. Я и не думал. Я чувствовал. Созерцал эту величественную бурю маминой любви – с внезапными слезами, огромной нежностью и нелепыми надеждами. Это было прекрасно. Так мама воспитывала меня – просто примером своей жизни. И что по сравнению с такой любовью корысть, комфорт, карьера?

Маме очень свойственно было благородство. Она могла щедро отблагодарить случайного человека. Вообще, любила быть благодарной. Восхищалась всеми проявлениями великодушия. Мама была внутренне красива. Она и внешне была очень красивой. Но, прежде всего – сердцем.

Мама очень любила музыку. И стихи – тоже. Она переживала их глубоко, сильно. Верила им всей душой. Жила музыкой и стихами.

Когда я вырос, мама стала казаться мне огромной птицей, попавшей в лилипутские лабиринты. Она сама мучилась от своей огромности – огромности своих чувств и мыслей – и мучила других. Она умела и любила летать! А – негде было. Вокруг всё было такое карликовое…

Маму гоняла эта жажда полёта по всему Союзу – от Калининграда до Магадана. Она «искала хороших людей». Всем это было смешно. Кроме меня. Я её понимал. Мы были с мамой одним существом. Я тоже не был согласен лишь бы на что – на полудружбу, полулюбовь. Тоже маялся от одиночества. Хотел абсолютной любви и предельной дружбы. Да где тут их взять? Тут надо как-то потихонечку…

Есть такой фильм – «Тренер». Мы с мамой смотрели его. Там большой мальчишка обидел маленького. А тренер поставил их друг против друга и говорит малышу: «Давай, бей его, как он тебя!» А малыш отвечает: «Нет, я никогда не буду этого делать!» Мама восхищалась этим малышом. Он для неё был идеалом мужества, доброты, независимости духа. Он был для неё – герой и победитель.

Я был во всём согласен со своей мамой. И осуществлял этот идеал. Например, в магаданском пионерлагере, где мама работала воспитательницей, а я был при ней. Мальчишки стали стравливать меня с каким-то мелким шкетом. Они обступили нас плотным кольцом и науськивали друг на друга. Им хотелось драки. Они кричали мне: «Дай, дай ему по морде!» И я ответил, как учила мама: «Я никогда не буду этого делать». Они завопили: «Ты чё, Исусик? Сусик, Су-усик! Смотрите, Сусик!» Потом набросились на меня. Били так, что я потерял сознание. Очнулся в изоляторе. Помню своё удивление – вокруг тишина, белые простыни и непонятно – как я тут оказался. После этого меня перевели в младший отряд.

Вот что это было? Верно ли воспитывала меня мать? Правильно ли она жила?

Я оставляю все эти вопросы открытыми.

Просто – это моя мама.

Она – моя.

Она – мама.

И всё. У меня вопросов – нет.

Когда я стал постарше, она договорилась с боксёром, чтобы он тренировал меня, – ей было понятно, что защищаться необходимо. Но высокий дух отказа от драки за первенство остался во мне навсегда. Я стал жить так.

Кому-то это всё покажется странным, неправильным, неадекватным. Ну, и Бог с ними. Это была моя мама. Она выносила меня под сердцем. Она любила меня так, как любят только мамы. Она дала мне всё лучшее, что у меня есть.

Благослови её Бог!

Дерево сада

Подняться наверх