Читать книгу Ибо однажды придёт к тебе шуршик… - Игорь Александрович Маслобойников - Страница 7

ПРОРОЧЕСТВА СУЩЕСТВУЮТ, ЧТОБЫ ИМИ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ

Подойдя к дверям обеденной залы, где вечерами Толстина́ Глоб баловал стаю кулинарными изысками, Тихий Тук замер в немом оцепенении, ибо картина, представшая перед ним, выглядела удручающе…

Большого Бло не было, отсутствовал и его младший брат. Остальные сотрапезники сидели за огромным столом, с понурым видом склонившись над пустыми тарелками, что было им не свойственно совершенно, ибо ушастая братия славилась говорливостью, особенно вечерами, когда можно было прихвастнуть подвигами, содеянными в день минувший. Мухи беззаботно планировали над огромным котлом, всё увереннее сужая круги в ожидании момента, когда бульон остынет и можно будет устроить весёлые купания. Из котла же торчал половник Глоба и чьи-то, закончившие свой путь, копыта. Несмотря на пьянящие ароматы варева, над скуксившимися рыжими мордами витал призрак чудовищного проступка.

Чернушка вопросительно скосила гребешок и снизу вверх взглянула на своего хозяина. Полагая, что всеобщее «оцепенение» – есть традиция, она последовала примеру шуршика и тоже «оцепенела», выпучив оба глаза, когда же воздух в зобу исчерпался, решила добрать его, но непроизвольно кудахтнула, нарушив трагизм момента, а кудахтнув, испугалась и виновато втянула голову в собственную тушку. Только тогда братва покончила с критикой личностного роста и оборотила на вошедших грозные морды. Почувствовав, что им не до конца рады, дерзкая птичка спряталась за то́пы истребителя разбойников, дабы не привлекать к себе излишне пристального внимания.

Пробежавшись взглядом по хмурым моськам сотоварищей, Тук смекнул: в его отсутствие, братва чем-то сильно проштрафилась. Но, так как лезть в душу к соплеменнику считалось делом зазорным, ибо «…шуршик волен сам признаваться в косяках неправедных…», Тихоня не стал допытываться истины. Это вообще было не в его правилах! Он молча пересёк залу и, остановившись во главе стола, бросил на отшлифованные временем доски утайку, отливающую голубоватым сиянием, в которой глухо постукивала его нынешняя добыча.

– Есть время печалиться, и есть время петь песни! – многозначительно произнёс он.

Изъясняться глубокомысленными сентенциями для рыжего умника было всё равно, что орех расколоть. За это умение дикие охотники его очень ценили, а потому предпочитали держать уважительную дистанцию. Тихоня много читал, знавал ещё больше, в представлении же соплеменников и вовсе слыл ходячей энциклопедией. Откуда столько ценного умещалось в его тумке – было решительно не понятно! Однако мало того, что оно там множилось в геометрической прогрессии, так ещё и разложено было аккуратно по полочкам! Но что уж совсем добивало праздных ленивцев: каждую ночь пополнялось до кучи!

Увидев заветный мешочек, морды зверьков расплылись в довольные ухмылки. Сердце негодяя, ещё пульсирующее в кожаном переплёте, не может не обрадовать Большого Бло! А стало быть, их предводитель скорее сменит гнев на милость и снова воссядет за пиршественный стол!

И тогда красноречие порвало шуршиков. Они наперебой стали рассказывать, в какие приключения им довелось нынче вляпаться: как с утра бесцельно слонялись по округе в поисках темы для посевов страха среди поселенцев тумками не блещущих, как, совершенно отчаявшись, завидели телегу одинокую с хозяином-ротозеем, и как ловко реквизировали добро раззявы вместе с лошадью масти белой и грацией пород чистокровных, а ездок беспечный даже бровью не повёл – так ловко они всё забубенили! И тогда, мол, на радостях, уговорили младшего брата задвинуть старшему знатную тему, про взращивание зла в сердцах человековских…

– А что тут такого?! – ревел Толстина́ Глоб. – Человеки же выращивают вино из винограда!

– Вот-вот! – кивал Неве́ра Лум. – Ну, если ты не приемлешь мысль категорически, так и скажи!

– А он как рассвирепел! – зашёлся в негодовании Крошка Пэк. – Только мы Маленького Бло и видели!

– Что с Маленьким Бло? – нахмурился Тук.

И тут шуршики как-то разом стихли, виновато потупив глазки. Услышав грозный вопрос хозяина, Чернушка взлетела на стол и, хлопнув крыльями, насупилась столь сурово, отчего ершистая братия, позабывшая было в приступе возмущения о новой подружке любителя беллетристики11, даже ойкнула, оттопырившись шерстью.

– О! Да ты не один, – облизнулся Глоб.

– С суповым набором в дом, будет славненький приём… – оскалился Лум алчно.

Пэк же и вовсе зашёлся слюной, гипнотически взирая на потенциальный обед:

– Славная выйдет «коко́шка»12…

От подобных речей несушка набычилась ещё более и надвинулась на Кроху с видом столь угрожающим, что тот поник ушами и оторопело попятился. Такой прыти от обеда с ножками он совершенно не ожидал!

– Ты чего это?! Чёй-то ты! Чего я такого сказал-то?! Ты чего?!

– Ко-ок! – грозно дёргала головой птичка, готовая кинуться в драку, а затем так смачно стукнула клювом по дубовому столу, что тот дал трещину.

Остальные шуршики тоже шарахнулись, не желая связываться со столь неуравновешенным суповым набором, при этом косясь на Тука с немым вопросом, как ему только в тумку пришло, притащить в логово столь неадекватную дичь?!

– Чернушку не трогать! – пригрозил Тихоня за спиной отважной сподвижницы, ибо в этот вечер имел на это полное право: он единственный, кто не наделал глупостей!

И соплеменники немедленно закивали, соглашаясь с очевидным: с этими двумя неадекватами лучше не спорить!

– Так что приключилось с Маленьким Бло? – повторил свой вопрос истребитель разбойников.

– Кок! – поддержала Чернушка, и добавила бы: «Отвечать!». Но, увы, это было выше её способностей.

С опаской посматривая на пернатую тварь, рыжая братия неуверенно приблизилась к Туку, и Крошка Пэк таинственно прошептал:

– Он изгнан…

В ту же секунду где-то глубоко в подвалах замка прокатился страшный рёв, полный негодования и ярости, отчего зверьки попрыгали на свои места и принялись спешно поглощать приготовленный Глобом ужин. Мухи, недовольные эдакой прытью, разлетелись, гневно жужжа и расшибая тушки о витражи. Только Пэк, не донеся до рта вилку с ароматным куском мяса, медленно сдвинул к Тихоне утайку с пульсирующим сердцем и добавил опять же едва различимо:

– Сходи, покажи Большому Бло свою добычу. Нас он вряд ли захочет видеть…

* * *

Вечерело. Осторожно вынув из мешочка пульсирующее разбойничье сердце, Тихий Тук поместил его в золочёную воронку. Толстина́ Глоб добавил несколько капель пурпурного красителя, затем величественно взмахнул лапой и, приняв эстафету с видом чрезвычайно важным, Крошка Пэк нажал рычаг хитроумного механизма, который, гулко загрохотав, медленно вдавил добычу в самую сердцевину сосуда. Неве́ра Лум принялся на распев читать заклинание из «Книги магии и волшебства», отчего на длинном змеевичке стали неспешно проступать светящиеся письмена на практически забытом языке предтеч:

Дестрамус пюписдрасимус!

Ренгибус шарбабиусус.

Грымздису отыздисукус,

Сварлимусус сонявличиускус.

Читая замысловатый текст, Лум всё более и более погружался в священный транс полного отречения от всего сущего. Зрачки его глаз побелели, а лёгкая лихорадка всколыхнула мощное тело зверя тонкими вибрациями причастности к таинственным, потусторонним материям, о коих не имели представления даже самые продвинутые умы прошлого. Шуршики с тревогой посматривали на собрата, ибо никто не хотел браться за чтение архаичных словес, слишком уж они были мудрёные, а действие производили пугающее! Только Неве́ра, увлечённый загадочным сочетанием букв, совершенно невдавающийся в смыслы, как зачарованный, раз за разом пускался в опасное предприятие, декламируя древнее знание. Что происходило с ним в такие минуты, объяснить впоследствии он не мог, так как по прошествии сего таинства абсолютно ничего не помнил и был чист разумом, аки лесной родник.

Отпустив механизм, Пэк принялся стучать в барабаны с видом крайне сосредоточенным и суровым. Зачем его однажды назначили ритм-отбивающим – он не ведал, да и знать особенно не стремился, ибо его завораживал сам процесс. В купе с завываниями Лума это производило благоговейнейшее впечатление!

Схватив приготовленные заранее специи, смешанные с пахучими дурман-травами, собранными в различные фазы лунных затмений и иных половин, а также редкие часы рассветов и закатов, случившихся, как в года смутные и тёмные, так и в часы, полные красок ярких и радостей безмерных, что нисходили благой вестью в сознание ушастых зверьков в дни минувших столетий, Глоб стал посыпать их в соответствующее отверстие, ибо выжатый под заклинанием состав, должен был основательно закваситься, прежде чем в него будет добавлен медовый отвар в строго определённой пропорции.

Чернушка, прежде не видевшая ничего подобного, с любопытством таращилась на соратников хозяина, где-то очень глубоко внутри, догадываясь, что присутствует при чём-то весьма и весьма значительном, а стало быть, поступила она более чем мудро, разом покончив с серой и унылой жизнью в сельском курятнике. Ещё через некоторое время, поддавшись всеобщему возбуждению, курочка принялась в такт барабанам, двигать клювом взад-вперёд, погружаясь в неизведанные пределы своей воинственной и тёмной – ну, так уж она вдруг решила! – души.

Спустя час дело было сделано! Наступала пора «снимать пенку» – пробовать получившееся варево. И тут либо всех ждала удача, либо полнейшее фиаско. Один за другим звери приложились к маленькой серебряной ложечке, заботливо приготовленной Толстино́й Глобом. И когда по шерсти ушастой братии прокатилась нежно-голубая волна, ворс стал шелковистым, а в чреслах всколыхнулась крепость молодецкая, соплеменники взглянули друг на друга с чувством безусловно одержанной победы. Во-первых, явственно ощущалось, как с плеч разом слетел груз пары последних столетий, во-вторых, вернулась уверенность, что уж теперь-то Большой Бло непременно сменит гнев на милость! Тук же, украдкой отогнув пояс, наскоро заглянул в штанишки, дабы прояснить, что творится с шерстью на его бедовом кукузике, пострадавшим от экзекуции в недавнем прошлом, и вздохнул с удовлетворением: там тоже всё налаживалось!

«Снотворное» в этот раз и в самом деле вышло на славу! По вязкости, консистенции и градусу, ликёрчик получился практически идеальным, а посему на рынке «снотворных глюнигатэнов» их продукт, пожалуй, занял бы весьма достойное место, а то и поборолся бы за пять лепестков от знаменитого дома «Мэша и Лэна».

И тут всё дружно глянули на Чернушку с озорным вопросом: а не угостить ли и её бодрящим напитком? Но Тихоня резко осадил беспардонных рыжепопиков:

– Не валяйте дурака! Она всё-таки птица! Неизвестно, чем это может для неё обернуться! А я к ней уже привык… – и он как-то особенно нежно погладил пернатую подружку, отчего глазки последней блаженно закатились, а после добавил исключительно серьёзно: – Разливайте глюнигатэн по бутылям! Меня же ждёт ещё очень много важных дел…

Рыжики, конечно же, обвопросились, вскинув пушистые кисточки ушей: какие, интересно, могут быть дела у их сотоварища, да ещё ночью, когда все порядочные шуршики спят? Но Тихоня и тут срезал излишние расспросы:

– Большой Бло не стал бы изгонять меньшого брата от нечего делать… – затем, выдержав гнетущую паузу, на всякий случай пояснил: – С этим придётся разобраться. Ибо «…жить в прозрении мудрее, нежели сгинуть в неведении…»

Сказано было знатно, и стая кивнула, соглашаясь с умудрённым соплеменником: хоть кто-то из них должен же знать хоть что-то!

– Пойдём, Чернушка! – позвал Тук пернатую бестию.

И оба исчезли в направлении библиотеки. Ушастые же переглянулись, а Пэк подвёл черту, многозначительно подняв вверх коготь:

– …жить в прозрении мудрее, нежели сгинуть в неведении!

И все одномоментно захихикали, а потом так же резко смолкли, вспомнив, как подвели Маленького Бло, молча вышвырнув бедолагу из за́мка. Чувство вины вновь накрыло друзей, и дальнейшее совершалось молча, с печалью в глазах, подобно тому, как давеча они терзались своим предательством за ужином.

* * *

И всё-таки… глупо было бы полагать, что, вышвыривая Маленького Бло из логова, можно было как-то образумить его деятельную, кипучую натуру. Благоразумием шуршики не отличались!

В ту же ночь ушастый изгнанник вновь проник за стены каменной цитадели, однако не затем, чтобы о факте его появления стало известно всем. Его интересовало другое…

Потерявшись среди книжных колонн, вытянувшихся по краям стола вверх к потемневшим от времени сводам читальной залы, Тук спешно штудировал древние манускрипты. Недовольство Большого Бло младшим братом – это одно, а вот изгнание родной кровинушки из логова – совершенно другое! По всему было видно, малыш преступил табу, но в чём заключался истинный подвох – с этим следовало разобраться и – спешно! Лезть же с расспросами к вожаку стаи, рискуя повторить судьбу черно-бурого упрямца, радость так себе!

Только потрескивание одинокой свечи, да шелест древнего пергамента, переворачиваемого острым когтем зверя, нарушали дремо́ту времён, заключённую в потёртые кожаные переплёты. Ушастый книгочей листал страницу за страницей, пока наконец не добрался до предсказаний Страдалимуса-младшего. Смутные сомнения давно волновали его маленький, но пытливый мозг. Из разрозненных изданий всевозможных мыслителей прошлого, например, размышлений Лопоухого Бима, в коих автор то и дело обращается к теме смутных времён, ссылаясь то на Страдалимуса, то на знаменитую книгу «Истина от шести рассерженных и одного с порванным ухом», наделавшую в своё время много шума, у Тихони крепла уверенность, что соплеменники его живут в очень интересное время, более того, интересное настолько, что упомянутые в древних трудах пророчества готовы вот-вот исполниться. Вы могли бы спросить, почему он сразу не взялся за чёрный, покрытый пылью фолиант? И я отвечу! Книги шуршиков набиты не только искренними озарениями, но и огромным количеством всякого мусора. Это продиктовано отнюдь не тем, что они большие оригиналы, просто опыт и непреложный закон, существующий веками, пропитали их кровь осознанием опасности, ибо попадись все эти знания в руки человеков, да ещё под пресс мощного интеллекта, неизвестно, каков был бы ход истории в нынешние времена. Однако шлак и бесконечные ссылки на прочие труды, любого двуногого умника поставили бы в тупик, но только не шуршика, тем более такого продвинутого, каковым и был наш герой. Некоторое время назад, он стал делать выписки, дабы впоследствии систематизировать сходные меж собой мотивы и упоминания. О книге Страдалимуса давно ходили мрачные слухи. Как мыслитель, Тук гнал от себя страхи и сомнения, но именно они заставляли его двигаться вперёд. А тут ещё новость об изгнании Маленького Бло! Хочешь не хочешь, а начнёшь искать параллели! И вот среди океана всяческой мишуры, он таки узрел зерно истины, а в конце бесконечного лабиринта забрезжил долгожданный свет! Да вот незадача, свет этот забрезжил тогда, когда сон щёлкнул великого книгочея по глазам, и тот стал заметно клевать носом. Время давно перевалило за полночь, и целый день скитаний по окрестностям в поисках момента для наведения ужаса на человековские поселения давал себя знать! Тихоня боролся с собой, но позиции бодрствования упрямо таяли, буквы не фокусировались, и даже квахи пернатой подруги, сидящей в импровизированном гнезде, не спасали.

– Квах, – буркнула Чернушка, настороженно приоткрыв один глаз.

Ей показалось, что в библиотеке мелькнула тень. В следующую секунду она встрепенулась, беспокойно закудахтав, так как её несравненный победитель разбойников ткнулся мордочкой в раскрытую «Книгу пророчеств» и сладко засопел. Из его шеи торчала сосновая иголочка, выпущенная Маленьким Бло. Уж что-что, а снотворное у этих существ действовало безотказно!

Остановившись перед уснувшим, вор вынул из-под него заветный фолиант, взглянул на название и понял: в его лапах то, зачем он рискнул вернуться! Аккуратно закрыв кожаный переплёт, нарушитель запретов задумчиво постучал острым когтем по названию и, сунув трофей в басе́тку13, взглянул на птичку крайне прожорливым взглядом. Бедняжка от страха едва не разродилась яичком! Увидев в глазах мохнатого существа недобрый огонёк, она беспокойно задёргала головой, впервые с сожалением подумав, что не может крикнуть: «Помогите!». Но тут Маленький Бло хмыкнул и довольно оскалился, гипнотически зашипев:

– Ты спишь… Ты ничего не видела. Спи!

Чернушка тут же забылась сном.

* * *

Глубоко в дебрях дремучего леса, где только крики дикой выпи нарушают безмолвие времён, скрытая от постороннего глаза, высилась покосившаяся избушка. Царила ночь, и до рассвета было далековато. На заброшенном чердаке, полном пыли и летучих мышей, сидел Маленький Бло и, склонившись над «Книгой пророчеств», осторожно переворачивал страницу за страницей. Наконец он захлопнул кожаный переплёт и задумчиво втянул носом воздух. Пахло плесенью и одиночеством. Шуршик отодвинул увесистый труд предков в сторону и вытряхнул из дорожной сумки на стол человеческие кости, пошептал над ними, и вскорости древние останки словно бы утонули в образовавшейся вязкой жиже, что тут же загустела до чёрной зеркальной глади, а ещё через мгновение рыжий авантюрист увидел картинку:

Далеко-далеко в королевстве Померания, в замке тамошней правительницы, которую за глаза величали «ведьмой», в гадальной комнате, полной баночек и колбочек, трав и приправ, книг и книжечек, записочек и пометочек на обрывочках, где в самом центре бурлил неведомой субстанцией огромный котёл, происходил самый банальный скандал между Присциллой (женщиной пятидесяти лет, среднего роста, с острыми чертами лица, одетой в простую холщовую ткань для работы в лаборатории) и её племянницей, ни много ни мало – самой королевой Марго!

Марго была женщиной красивой, с огненно-рыжими волосами и чёрными цыганскими глазами. Она разменяла уже третий десяток, но годы её совершенно не портили. Изящное платье чёрно-оранжевых тонов развевалось под негодующими жестами хозяйки и, как можно было понять из реплик, оглашающих гадальню, происходил извечный конфликт поколений.

– А я говорю, ты не поедешь на свадьбу! – вопила тётя Присцилла, исчерпав дар убеждения. – Ты – королева, у тебя должна быть гордость! – и тон её не оставлял никаких сомнений, что так оно и будет на самом деле.

По-видимому, это рвало душу влюблённой в клочья, ибо рыжеволосая бестия кричала раненной волчицей:

– Нет, поеду! И пусть ему станет стыдно!

– Общение с этим семейством приносило нам одни лишь несчастья! – наседала тётя. – Отец Владислава женился на «Спящей нимфетке», а не на мне! И тебя, пельмешка, – так с детства величала будущую королеву кровная родственница, – ждёт та же участь!

– А я всё равно поеду!

– Памятью матери твоей клянусь, этого не будет!

Маленький Бло смотрел на происходящее и умилялся. Люди так походили на шуршиков! Впрочем, наблюдать мелодраматическую сцену дольше, у него просто не было времени. Потому, пошептав очередное заклинание, он дунул на видение, и картинка преобразилась…

* * *

Король Владислав, довольно представительный мужчина, с аккуратной бородкой и светлыми волосами, поёживаясь от холода, исходящего от каменных плит пола, семенил, уверенно сокращая расстояние меж своими покоями и покоями будущей королевы Широкороссии – Ольги. Ему было тридцать шесть, и что влекло его к спящей, можно себе представить. Страсть? Безусловно! Их величество в четвёртый раз просыпались от того, что во сне им являлась обнажённая суженая и соблазнительно прикусывала губу. Он одержал три уверенные победы над собой, но четвёртое наступление всё-таки истощило боевой дух и, сев на краю кровати, он в сердцах сказал: «Чёрт!»

– Я же король, в конце концов! – такова была его вторая фраза, а третья стала решающей: – Хватит! Хватит терпеть!

И вот он стоял перед дверьми опочивальни будущей королевы: в руках – свеча, в глазах – любовь, в чреслах – томление, и думал, глядя на ночную рубашку: хорошо, что в эту минуту его никто не видит. Как же он был не прав!

Его видел шуршик!

Самодержец осторожно приоткрыл дверь и ужом просочился в спаленку.

Красотка спала под ажурным пологом огромной кровати. В окно дул лёгкий ветерок, отчего полупрозрачная ткань словно бы дышала, убаюкивая барышню. В очередной раз до умиления сражённый красотой будущей жены, Владислав томно вздохнул, взирая на обнажённые ножки, что смятая ночная рубашка открывала его взору. Он осторожно установил свечу на столик возле постели и приблизился к почивающей. Но стоило чуть приподнять уголок занавеси и сказать заветное: «Любимая, это я…» – как суженая, движимая дикими природными инстинктами, отточенным движением схватила жениха за отворот халата, опрокинула на кровать и, сев верхом, занесла над ним неизвестно откуда появившийся кинжал. Их величество едва успели перехватить крепкую девичью руку, дабы не быть зарезанным насмерть.

– Дикарка, ты моя… – ласково улыбнулся бесстыдник.

Узнав в ночном визитёре будущего мужа, Ольга в удивлении округлила глаза:

– Владислав, ты тут что?

– Ну, как, – смутился король Широкороссии, – пришёл исполнить супружеский долг, – совершенно наивным, не вяжущимся с крепкой мужской статью голосом, ответствовал Владислав: – А меня чуть не зарезали…

Невестушка метнула нож в деревянную стойку кровати, и тот вошёл в основание, как в масло, легко и уверенно, завибрировав: – «Бень!».

– Извини, привычка, – улыбнулась будущая королева и тут же спохватилась: – Но ведь свадьба только послезавтра!

И тогда Владислав снизошёл до шёпота:

– А разве ты сама не была против глупых условностей? У? – его губы миллиметр за миллиметром покрывали поцелуями обнаженные ручки возлюбленной.

Слова правителя Широкороссии заставили девушку напрячь память и наморщить в озабоченности носик. Однако через мгновение она ответила строго и твёрдо:

– Условность условности рознь! Только после свадьбы!

Когда перед носом их величества захлопнулась дверь, король в очередной раз кивнул, соглашаясь с самим собой, что выбор им сделан достойный, будущая жена всем жёнам жена, и что ещё два дня ему придётся воевать со своими демонами в гордом одиночестве.

– Буду считать, что ушел в поход… – приободрил он сам себя и подвел решительную черту: – …на несколько дней.

Ольга же, вынув из стойки кинжал и броском перехватив его за лезвие, глянула на себя в зеркало в дальнем конце комнаты и глубоко вздохнула. Оттуда на неё взирала очаровательная и гордая блондинка в полупрозрачном ночном одеянии. Но хрупкое сердце этого дикого и прекрасного существа терзали те же демоны, что не давали покоя Владиславу, только женские.

– Почему я такая принципиальная? – пожав плечиком, укорила себя будущая королева, мощным движением швырнула наточенное оружие в противоположный угол комнаты, и острие вонзилось в деревянную раму именно туда, куда она метила.

Тут картинка предсказуемо дрогнула и преобразилась…

На этот раз шуршик не стал спешить. Возвышаясь над столом, он сосредоточенно тумкал14 мысль, когда же та сформировалась окончательно, выпрямился и, подойдя к стене с осыпавшейся штукатуркой, нарисовал три имени: Марго, Владислав и Ольга. Сделав шаг назад, застыл, сложив лапы на груди, подобно художнику, оценивающему пока не завершённое, но обещающее быть весьма эпическим, полотно. Ощущения были зыбкие, не до конца сформировавшиеся. Они требовали продолжения! И тогда Маленький Бло кивнул, соглашаясь с размышлениями, бороздившими кипящий идеей мозг. Он вернулся к столу и вновь пробормотал заклинание…

* * *

Огромная Луна висела над столицей Широкороссии, где её король только что получил у будущей королевы от ворот поворот.

На одной из городских улиц в тени дома прятался тайный советник и по совместительству канцлер Широкороссии – Будраш. Невысокого роста, в чёрной шляпе, одетый в чёрное, закутанный в чёрный плащ, он ждал своего чёрного часа – часа триумфа. Уже давно он подозревал в неверности предмет своей страсти – Анну, фрейлину будущей королевы Ольги. Впрочем, их отношения и не предполагали какой-либо преданности, ибо страсть канцлера, как таковая, была плодом исключительно его воображения. Конечно, увлечённость Будраша не являлась для девушки тайной, так как знаки внимания – это всё-таки знаки внимания! Тем не менее данное обстоятельство вынуждало быть более чем осмотрительной, в особенности потому, что с недавних пор нежные струны юной красавицы дрогнули под взглядом мужских глаз, принадлежащих не кому-нибудь, а другу их величества – Даниилу. Как и королева, Даниил был выходцем из народа, но это не мешало ему демонстрировать завидные способности и не дюжий ум, что придворному окружению, как водится, было не очень свойственно, и благодаря чему так стремительно вспыхнуло огнем любви сердце юной фрейлины. Если к этому добавить ещё пару штрихов, а именно: избранник был хорош собой, слыл лихим наездником, метким стрелком и прекрасным фехтовальщиком, более того, за словом в карман не лез, то остается лишь понимающе развести руками – против эдакого красавца, господин канцлер уверенно сдавал позиции. Но! Будраш тоже был умным, хитрым и чрезвычайно расчётливым политиком. И хотя друг их величества был старше Анны, старше самого канцлера, и обладал столькими талантами, призрак тайного советника упрямо не давал покоя обоим. Что таилось в глубинах его тёмной натуры, угадать было невозможно. Это вселяло тревогу и омрачало счастье влюблённых.

И ведь они были не далеки от истины!

Мрачный ревнивец стоял в тени дома напротив дома фрейлины и ждал, а значит, все ухищрения влюблённых потерпели фиаско!

Из темноты по гулким камням мостовой донёсся звук шагов. Канцлер прислушался. Кто-то явно торопился. Вскоре показалась и сама фигура. Серый костюм, сапоги-ботфорты, шпага, короткий плащ, шляпа… Ошибиться было невозможно, это был именно он – ненавистный соперник! Доносчик сделал своё дело и сделал великолепно: к канцлеру приближался Даниил! И желваки на лице тайного советника заходили ходуном: отец девушки проштрафился, хотя клятвенно заверял, что никто его дочери даже пальцем не коснётся. За это он получил щедрое вознаграждение, а слова не сдержал! Мерзавец! Перспектива у отца намечалась безрадужная.

Даниил остановился возле дома возлюбленной и осмотрелся. Как по мановению, открылось окно, и показалась Анна. В ночной рубашке с глубоким декольте, она выглядела убийственно прекрасно! Тут же выкатилась верёвочная лестница, и её конец глухо стукнулся об основание дома.

– Тсс! – влюблённые поспешили приложить пальцы к губам, бросив беглые взгляды вдоль улицы.

И тогда, кашлянув и гулко звякнув шпорами, канцлер медленно вышел из тени…

Увидев его, фрейлина королевы ойкнула и поспешила захлопнуть ставенки, но вышло это прескверно – помешали верёвки. Даниил обернулся.

– Господин советник? – он удивлённо взглянул на не последнего человека в государстве с высоты своего роста и невозмутимо улыбнулся. – Что вы делаете здесь? Ночью?

– То же самое я хотел спросить у вас, – не менее вежливо ответствовал советник их величества.

– А, я понял! – кивнул друг короля. – Мы оба претендуем на руку и сердце фрейлины Анны! И вы хотели бы решить это недоразумение, – отступив в тень и сняв плащ, Даниил вытащил шпагу и приглашающее развёл руки в стороны. – Я к вашим услугам, сударь!

Анна ахнула, приложив дрожащие пальчики ко рту, однако, превозмогая волнение, всё-таки заставила себя заглянуть в узенькую щелочку из занавесок, ибо прекрасно сознавала, что в эти минуты вполне возможно решается её судьба!

Бой был коротким. Фехтовальное искусство Будраша уступало мастерству Даниила. В результате предплечье канцлера получило кровавую отметину, и рана эта навсегда развела мужчин по разные стороны баррикады.

– Что ж, Будраш, эту партию вы проиграли, – пряча шпагу в ножны, объявил победитель, – и постарайтесь пореже пересекаться с Анной. Иначе нам придётся продолжить разговор, но закончится ли он ранением в следующий раз – неизвестно. Честь имею!

Канцлер сидел на булыжниках мостовой и смотрел вслед сопернику, уходящему в ночь по тёмной улице с горящими факелами. Его душили боль и ненависть.

– Ничего, – процедил он сквозь зубы, – мы ещё встретимся! Как же я вас ненавижу!

Он с трудом поднялся, вложил шпагу в ножны и был вынужден нехотя направиться туда же, куда ушел счастливый соперник. А что тут поделаешь? Вынужденное соседство в королевском замке никто не отменял!

Сердце девушки глухо стучало о грудную клетку и не торопилось утихать. Отогнув уголок занавески и непонятно, зачем сдерживая судорожное дыхание, Анна проводила неуверенную поступь бывшего поклонника. И только когда тот совершенно скрылся из виду, она в величайшем облегчении выдохнула и поцеловала нагрудный крестик, благодаря провидение за то, что дуэль обошлась малой кровью. Руки всё ещё дрожали! Спохватившись, виновница раздора поспешила втащить лесенку обратно, стараясь делать это как можно тише. Ей почему-то подумалось, что случайный стук может услышать канцлер и – ну, как вознамерится вернуться! Но когда дело было сделано, а сердце наконец угомонилось, на опустевшей улице так никто и не появился. Тогда Анна заторопилась вернуться под одеяло не будучи уверенной, что в эту ночь ей удастся благополучно заснуть. И не зря! Раздался стук в дверь и на пороге комнаты возник отец со словами:

– Дочь, тебе следует немедленно покинуть столицу. Иначе быть беде…

Анна села на кровати с несколько виноватым видом, после чего нашла в себе силы улыбнуться:

– Папочка, всё будет хорошо. Не переживай! Проблема исчезнет, как только мы с Данечкой поженимся.

Отец лишь тяжело вздохнул.

– Боюсь, дорогая, советник не тот человек, чтобы вот так запросто отказаться от своих намерений…

– Но и бежать – не выход. Неужели ты не понимаешь этого?! Захочет найти, найдёт. Тут только закрыть глаза и двигаться вперёд.

Папенька ничего не ответил. Задержавшись взглядом на пламени свечи, он постоял в задумчивости некоторое время, после чего аккуратно прикрыл дверь, даже не пожелав любимому чаду спокойной ночи. Анна же завернулась в одеяло, размышляя над словами батюшки, и её впервые охватил животный страх, ибо что ни говори, а родитель был прав.

Как бы там ни было, но в эту ночь тайного советника провожал взглядом кое-кто ещё. Маленький Бло сидел на крыше одного из домов, и Луна светила ему в спину.

– Отличный экземпляр. То, что надо… – бормотнул шуршик, и таинственная улыбка рассекла морду зверя печатью причастности к будущему этих людей.

* * *

Казалось, чердак покосившейся избушки в чаще дремучего леса притих, наблюдая за сосредоточенно тумкающим существом по имени Маленький Бло. Зверь чертил на осыпавшейся штукатурке молнии, выписывал имена, одни запирал в скобочки, другие обводил кружками и соединял линиями, затем возвращался к раскрытой на столе «Книге пророчеств», углублялся в древние письмена, аккуратно выведенные лапой неведомого, но весьма продвинутого предка, и вновь замирал перед разукрашенной стеной. Имена Будраш, Марго и Владислав он заключил в треугольник. От Владислава к некой Ольге тянулась особенно пухлая линия, да и само имя девушки было жирно прорисовано угольком, возле которого лапа черно-бурого интригана вывела вопросительный знак, после чего, помедлив чуток, решительно угнездила вопрос в овал. Подо всей этой замысловатой паутиной красовался вычурный иероглиф – дважды подчёркнутая надпись: «Знак Мурга», а чуть в стороне пестрела латинская «S», не менее решительно рассечённая из угла в угол линией с подписью «красная луна». Посидев перед каракулями с минуту, шуршик почесал за ухом и, воспряв носом, довольно произнёс:

– Что ж, пупындрик растудыт, пока всё определённо склеивается. Назову-ка я эпопею сию: «Чёрное сердце»!

Имена короля Широкроссии и таинственной незнакомки он наградил квадратурой круга и, согласившись с одним ему ведомым доводом, поставил точку так, что уголёк рассыпался под уверенным нажимом.

Пожалуй, именно с этого момента основные события нашей истории стали набирать ход.