Читать книгу Ибо однажды придёт к тебе шуршик… - Игорь Александрович Маслобойников - Страница 8

ОЧЕНЬ ДЕЛОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Канцлер сидел у камина и рвал письма Анны, заливая отчаяние, ненависть и воющее одиночество столетним вином. Если проявить сочувствие к данному персонажу, то я бы сказал коротко: Будраш прощался со своими иллюзиями.

Историю их отношений вкратце можно описать так…

Анна была юна. Будраш был молод. Однажды Будраш повстречал Анну. Анна встретила на своём пути Будраша. Будраш полюбил Анну. Но полюбила ли Анна Будраша? Будем корректны и не станем выносить вердикт их отношениям. Тем не менее канцлер выхлопотал даме своего сердца место при королевском дворе. Анна, как девушка, не лишённая сообразительности, приняла подобную заботу с известной женской благосклонностью. Отношения стали набирать ход. Появились цветочки, записочки, таинственные взгляды и огромное количество всевозможных мыслей и дум, уносящих юношу в заоблачные выси, далёкие от грубых житейских реалий. Выражаясь языком древних эллинов, стрела Амура пронзила сердце тайного советника и залила душу кровавой любовной отравой. Будраш не мог думать об Анне иначе, как о будущей жене. И всё же, юность и изящество частенько соседствуют с беспечностью, свойственной привлекательным барышням. Конечно, тронутая заботой столь великопоставленного ухажёра, она отвечала ему радушностью, даже писала пикантные ответы на горячие любовные послания. И Будраш, естественно, ликовал, ожидая мгновения, когда сердце красавицы растает окончательно…

А времечко шло.

Как-то на охоте, забравшись довольно высоко в горы, король Владислав повстречал девушку. Звали юную амазонку Ольгой! Красоты девица была неземной, обаянием обладала гипнотическим, а стреляла столь метко, что когда горный леопард вознамерился лишить их величество жизни, совершенно опрометчиво выпрыгнув из засады, мысль эта стала последней нарисовавшейся в тот день в его плюшевой голове, ибо стрела, пущенная из арбалета, вошла ему аккурат между глаз. Сражённый грацией юной охотницы, король дрогнул сердцем и вскоре вернулся к отважной воительнице с предложением выйти за него замуж. Ольга не стала долго тянуть с ответом.

Вместе с будущей женой во дворце, появилось огромное количество новых подданных, среди которых особенно выделялся Даниил. Известно о молодом человеке было немного: приятельствовал с будущей супругой их величества, был довольно остёр на язык, что, в принципе, являлось отличительной особенностью жителей гор, кроме того, оказался незаменимым сопровождающим в охоте, рыбалке и иных развлечениях, вследствие чего без особых усилий стал дружен и с королём.

Увлечённый новыми друзьями, Владислав практически забыл о советнике, звезда которого, если можно так выразиться, закатилась. Будраш готов был смириться с очевидным и, возможно, посвятил бы остаток жизни семье, которой надеялся обзавестись в недалёком будущем, более того, даже стал ловить себя на том, что с улыбкой смотрит на смеющихся голопопиков, пускающих кораблики в королевском пруду. Может быть, и его наследники вскоре будут вот так же проказничать и нести потом заслуженное наказание, станут нарушать запреты, чтобы после пересчитывать носами и коленками углы в королевском замке, он же всё равно будет любить этих спиногрызов, потому что они их продолжение – его и Анны, самой лучшей девушки на просторах Широкороссии! Заботясь о любимой, канцлер выхлопотал ей место фрейлины при будущей королеве. И, вероятно, мечты непременно воплотились бы в реальность, если бы не случилось то, что никак не умещалось в сознании тайного советника…

Уйдя с головой в решение государственных дел, Будраш даже не заметил, как друг короля – Даниил – вдруг оказался возле «его» Анны. Просто однажды он увидел их вместе, прогуливающихся в королевском саду, и перемена, произошедшая с возлюбленной, поразила тайного советника в самое сердце. Словно бы по мановению волшебной палочки, Анна из девочки превратилась в девушку. Нет, она не стала старше, не было и особых внешних перемен, но что-то неумолимо сдвинулось, преобразив прежде такие знакомые черты, жесты, взгляды, движения – всё то, что делало Анну Анной. Может быть, возраст Даниила, само его присутствие заставляли девушку становиться более женственной, только случившаяся перемена с роковой неизбежностью сначала сдавила мозг ревнивца, а затем расколола его на сотни осколков, что впились в воспалённое сознание, превратив прежде светлое и нежное чувство влюбленности в маниакальную страсть. Вскипевшее лавой сердце стальными клешнями сдавило алчное собственничество. Были наняты люди, обязанные следить за предметом неутолённой страсти и докладывать о каждом её шаге, случайном взгляде, неосторожном слове, даже просто намерении, если о таковом станет известно. И опасения не замедлили подтвердиться!

Была пятница. Тринадцатое.

Не то чтобы Будраш так уж верил в мистику чисел, однако неприятный осадочек остался. Он как раз покончил с обедом, а значит время, перевалив полдень, скатывалось к часу дня, опять же – тринадцати часам. Ему было доложено: не́кто передал их превосходительству письмо, сопроводив оное таинственной фразой: «Канарейка запела». Вестовой даже открыл рот, чтобы высказать мнение о человеке, принёсшем корреспонденцию, как того требовал устав, но канцлер резко перебил его:

– Не твоё дело…

– Так точно! – вытянулся вестовой, проглотив обидное замечание.

Пробежавшись взглядом по довольно аккуратному почерку, канцлер побледнел. Это не осталось не замеченным посланником, и тот занервничал, не зная, как вести себя в возникшей ситуации, а потому лишь нелепо чуть сгибал и разгибал коленки, и успокоился лишь когда увидел, что к начальству вернулось самообладание.

Тайный советник поднялся из-за стола, прошёлся до двери и обратно. Остановился. Призадумался. И снова сделал круг, что-то бормоча под нос, после чего сокрушённо покачал головой: так и есть, от стола до двери – всё те же тринадцать шагов!

– Мистика, – пробормотал он недовольно и мрачно взглянул на вестового. – А ты?

– Что? – переспросил тот.

– Ты, часом, не тринадцатого числа родился?

Вычленив из бормотания вопрос и частично догадавшись, о чём вопрошают, подчинённый неуверенно кивнул:

– Так точно! Тринадцатого мая… А что?

– Пошёл вон! – отрезал Будраш.

– Слушаюсь! – вестовой щёлкнул каблуками и стремительно вышел, оставив советника наедине с вопросами, предчувствиями, дурными мыслями и совершенно испорченным настроением.

В донесении же докладывалось: у подозреваемой завязались отношения с не последним человеком в государстве, они довольно длительное время проводят в уединении, нынче же, расставаясь, договорились о свидании, каковое должно состояться через тринадцать дней, когда объект наблюдения вернётся с охоты.

И тут у ревнивца случилась истерика. Он хохотал в голос, да так долго и страшно, что гвардейцы за дверью тревожно переглянулись: а не подвинулся ли их покровитель рассудком? Будраш подозревал Анну в неверности, но гнал от себя дурные мысли, отказываясь верить в очевидное, и вот теперь получил блестящее тому подтверждение!

Сидя перед камином, он перечитывал письма занозы своего сердца одно за другим, получал порцию тупой боли, швырял послания в огонь и, наблюдая, как языки пламени пожирают бумагу, заливал отчаяние вином. Как только бутыль опустошалась, он откупоривал следующую, но опьянения, столь желаемого, не наступало, а трезвость мысли была потрясающей.

Тут-то по всем законам жанра и появился в проёме окна Маленький Бло.

Бесшумно приземлившись на корточки, он уже более минуты следил за действиями бедняги, истерзанного муками безответной страсти, однако начинать разговор не спешил. Быть первопроходцем в делах запретных, Кодексом осуждаемых – дело щепетильное. Интригу придётся вести тоненько, аккуратненько до крайности, словно бы шествуя по невидимой ниточке, что в любой момент рискует оборваться, уронив дерзкого охотника в гибельную пропасть, где даже «Упс!» успеешь сказать едва ли. На мгновение зверь даже поддался соблазну дать дёру, но тут советник краем глаза уловил присутствие постороннего и, повернув голову, узнал в неожиданном визитёре шуршика.

– Переживаешь, Будраш? – приосанившись, нарушил молчание Маленький Бло.

– Шуршик? Что тебе здесь нужно?

– Пришёл избавить тебя от боли и угрызений совести. Чего ты хочешь больше всего: мести, власти или смерти?

Потенциальная жертва ушастого интригана криво усмехнулась:

– А ты – бес-искуситель?

– Не бес, но – искуситель, – оскалился черно-бурый хитрец, ибо точно знал, на что следует надавить, дабы получить желаемый результат. – Мы можем быть очень полезны друг другу. Мир так огромен, а мы в нём такие чужие… ни любви, ни тепла, ни понимания…

Будраш отвернулся от гостя, сгрёб оставшиеся послания в охапку и швырнул в огонь. Искры взвились в воздух, а бумага почернела…

– И чего ты хочешь от меня, шуршик?

– Я хочу, чтоб ты не дал королеве Марго расстроить свадьбу Владислава и Ольги… Поговори с её тётушкой. Думаю, мадам Бурвилески с радостью пойдёт тебе навстречу.

* * *

Марго сидела в комнате, похожей на глубокий колодец, руки её были закованы в грубые средневековые наручники, и арап танцевал перед ней жаркий танец любви. Его чёрные ягодицы вздрагивали в такт музыке, льющейся с небес, призванные смутить мятущуюся душу королевы. Пленница завороженно взирала на срамоту, не находя в себе сил отказаться от видения.

– Нет! Нет, говорю тебе! Сейчас мне это совсем не в жилу! – ворчала она, закипая, пока не закрыла наконец глаза и с нескрываемым раздражением не щёлкнула пальцами: – Нахрым бякап!

Ягодицы и сам танцор превратились в лёгкое облачко, облачко – в пузырик, пузырик тоненько засвистел, сдуваясь, пока не лопнул хлипким чпоком и не исчез.

Бедняжка подождала, пока уляжется сердцебиение, насупившись, посидела с минуту, поразмыслила над горькой несправедливостью сущего, припомнила ещё одно заклинание, показавшееся на тот момент более подходящим, нежели прежнее, ещё более решительно клацнула натренированными костяшками…

И вновь ошиблась.

Из воздуха вывалилась кобра, надулась и зашипела, готовая броситься в атаку. Марго завизжала, в отчаянии салютуя фалангами и отменяя ядовитый ужас. Змеюка звучно лопнула, оставив на плитах места заточения ещё тёплую кожицу.

– Ух, ты, мамочки мои… – горе-колдунья настороженно глянула по сторонам, лихорадочно соображая, не наколдовала ли ещё каких-либо не самых очаровательных сюрпризов: ядовитых пауков, например, жуков скарабеев или того хуже – летучих мышей-вампиров? А мышей, несмотря на свои чародейские наклонности, она побаивалась и весьма, причем любых разновидностей.

Однако вокруг наблюдалось трагическое безмолвие.

– Как же говорилось это заклинание?! – незадачливая ведьмочка мучительно напрягала память, но в голове стоял сплошной белый шум.

Рисковать в третий раз представлялось делом более чем стрёмным. Тогда она решила оставить эксперименты с магией и пойти проторенным путём: вынула из причёски шпильку, сжала её зубами и вставила в отверстие наручников. Через минуту оковы, призванные сдержать неистовые любовные порывы королевы Померании, валялись у ног, а счастливая дамочка с наслаждением потирала затекшие запястья.

– А ты говоришь, не поеду! Поеду, тётушка! Поеду! Не будь я Марго!

Преисполненная энтузиазмом, она вскочила на ноги, полагая, что на этом с препонами покончено, и решительно направилась к двери. Через мгновение комнату сотрясло крайне неприличное ругательство, которое я не стану здесь приводить, дабы не бросать тень на царственную фамилию. Ручка на двери отсутствовала! И пальцы не на шутку озверевшей женщины сжались в посиневшие от негодования кулачки. Тётушка Присцилла знала своё дело: если уж кого-то следовало наказать – жертва была обречена.

Марго заглянула в скважину замка и поняла: он тоже не из простых! Тут шпилькою не обойдёшься… Заключённая гневно топнула ножкой и плюхнулась на пол. Приходилось всё начинать сначала! Однако…

– Эмоциями делу не поможешь, – пробормотала она, вспоминая одну из книжек, автор которой довольно скучно описывал, как следует вести себя в стрессовой ситуации.

Королева закрыла глаза и явственно представила себе нужную страничку:

«…ситуация фрустрации15, как вид угрожающей жизненной ситуации, блокирующая удовлетворение потребностей человека (“крушения надежд”), вызывающая неблагоприятные эмоциональные состояния в виде разочарования, замешательства, подавленности, агрессии и тому подобного…»

– Какая чушь! – вздохнула пленница, открывая глаза. – Вот у меня стрессовая ситуация, я во фрустрации, и что теперь делать? Как мне может помочь вся эта книжная белиберда?

И тут в ней словно звоночек прозвенел! В памяти всплыла древняя гадальная книга, которую она тайком от тётушки почитывала в детстве. Однажды ей захотелось удивить Владислава тем, как она исключительно силой мысли может разрывать арбузы на королевской бахче. Они шествовали тогда по тропинке, и огромные круглые полосатыши салютом выстреливали в небо, доставляя им, детям, необыкновенную радость.

Не факт, что это могло бы сработать в нынешней ситуации, но попробовать точно не помешало бы!

Королева решительно закрыла глаза, выровняла дыхание, выпрямила спину, мысли привела в порядок, а раздрызганные чувства в не очень стройную, но гармонию, и память перенесла её на двадцать лет назад в комнату, полную игрушек, детских книг и бесконечного солнца… Вот она дожидается пока тётушка покинет таинственную комнату, заходить в которую было запрещено строго-настрого; вот осторожно открывает дверь и с любопытством заглядывает внутрь; вот видит огромный стол и гигантский котёл, в котором что-то чавкает и отвратительно пахнет; вот стоит перед шкафом, полным книг с потрёпанными переплётами; вот забирается на стул и похищает томик, что пусть с трудом, но смогла бы дотащить до своей комнатки, невзирая на увесистость; вот залезает под кровать, чтобы не быть внезапно застуканной за чтением запрещённой литературы, и тут…

Марго аккуратно перевернула воображаемую страницу. И буквы на древнем пергаменте засветились, приглашая девчушку десяти лет в страну магии и волшебства…

«Образование – это то, что останется в твоей памяти, когда ты покинешь учебное заведение! – вещала мадам Бурвилески, поглядывая на маленькую Маргошу поверх очков. – Запомни это, пельмешка!»

– Вот сейчас и проверим, чего стоят твои слова, тётя! – улыбнулась померанская ведьмочка и осторожно прочитала светящиеся на пергаменте буквы, а прочитав, медленно распахнула ресницы, глядя на дверь темницы.

Сначала ничего не произошло. Даже захотелось расстроиться и завыть от отчаяния, подумав, что колдунья из неё вышла так себе, но тут стены каменного мешка вдруг угрожающе задрожали, а потом дверь с мудрёным замком разнесло вдребезги, и перед арестанткой образовался спасительный выход.

– Хех! – озорно усмехнулась маленькая Маргоша внутри достигшей зрелости Марго. Она встала и осторожно выглянула в коридор. – Ай да я!

Дорога к свободе была открыта!

Королева Померании шла коридорами замка, как когда-то десятилетними хулиганами они с Владиславом прогуливались по арбузному полю, и закрытые двери лопались перед нею, аки мыльные пузыри, возвращая в душу влюблённой женщины забытую, беззаботную детскую радость…

* * *

Собрав морщины на лбу в крепкую думу, Будраш мерил залу тяжёлыми шагами. Маленький Бло восседал в кресле и с нескрываемым любопытством изучал человекообразное существо, с которым ему впервые приходилось иметь дело не в качестве ингредиента для известного глюнигатэна… Вернее, не только в этом качестве!

– И это всё, что я должен буду сделать? – нарушил затянувшееся молчание канцлер.

– Да, – кивнул Бло.

– И сразу получу власть… над миром?

– Не совсем сразу, – поумерил зверь аппетиты тайного советника, – а после того, как королевство Владислава будет сметено с лица земли.

Канцлер опустился в кресло и, водрузив локти на стол, сцепил пальцы в увесистый замок.

– Заманчиво, чёрт возьми, заманчиво… – закивал он, ощупывая мыслью перспективу. – И всё-таки шестнадцать лет ожидания… шестнадцать… долговато.

– В сравнении с вечностью? – удивился ночной гость.

Будраш не ответил. Некоторое время он разглядывал странного визитёра, что-то взвешивая, просчитывая и прикидывая, пока брови не сгустились в возникшем сомнении:

– Но… что взамен? – нарушил он молчание, буравя невозмутимого грызуна взглядом. – Вряд ли ты делаешь это из любви к ближнему.

– Взамен ты отдашь мне своё сердце…

– Сердце? – вздрогнул тайный советник, и на лбу его обозначилась чёткая жилка, а внутри всё тревожно сжалось.

– Сердце… – повторил Бло. – Когда станешь властелином, оно тебе не понадобится.

– А как же я буду жить без сердца?

– Превратишься в шуршика. А у нас – шуршиков – сердца нет. Мы – существа бессердечные, – и огромная чёрная-бурая белка заразительно захихикала, точно ёж, бегающий по полю со стриженой травкой.

Но Будрашу озвученная ставка забавной не показалась. Он надолго замолчал, погрузившись в размышления. Вспоминал Анну, Даниила и огромный кусок, едва ли не половину собственной жизни, в которой были только беготня за иллюзиями, да движение по карьерной лестнице, а по сути – пустота и дым…

– Я должен подумать… – пробормотал он, глядя перед собой.

– Подумай, Будраш. Конечно, подумай, – в тон отозвался ушастый интриган. – Только помни: у тебя день сроку. Больше такого случая не представится. Скоро «обожаемый» тобой Даниил станет премьер-министром, и ты навсегда уйдёшь в тень.

Услышав ненавистное имя, советник вышел из ступора и угрюмо взглянул на гостя. Пальцы его рефлекторно свинтились в кулаки и хрустнули:

– Врёшь!..

Бло тут же сделался совершенно серьёзным. Враньё в среде шуршиков было немыслимо и приравнивалось к оскорблению. Если воин дикого племени хотел что-то утаить, он молчал, либо уводил разговор в сторону, но врать – такого себе не позволил бы даже самый занюханный из занюханных отщепенцев. Однако перед Маленьким Бло был человек, а среди людей подобная низость встречалась на каждом шагу и давно стала обыденностью. Он подавил в себе желание тут же оторвать ингредиенту голову и сказал холодно:

– Шуршики никогда не врут…

Будраш в сердцах хлопнул ладонями о стол. Лицо рассекла судорога ненависти. Он подошёл к камину и пошерудил в нём кочергой, стараясь подавить подступившую к горлу желчь. В этот момент зверь что-то пробормотал, но за глухим стуком переворачиваемых поленьев, канцлер не расслышал слов, и тут…

Ночь за окном вспорола молния. В открытое окно ворвался порыв ветра, вздыбивший огонь в камине, и по позвоночнику тайного советника скатился лёгкий холодок. Он замер, а зрачки его расширились… В самой сердцевине разбушевавшегося пламени Будраш увидел целующихся Даниила и Анну, но осознать что-либо до конца не успел, потому что в следующую секунду видение разбил сапог, мощно вдавивший гравий под своей тяжестью. Сапог принадлежал солдату, марширующему в четырёх линейной шеренге огромной армии, над которой полыхали факела. Канцлер постарался вглядеться в лица чеканящих шаг… и увидел полу-крокодильи, полу-волчьи морды гвирдумов, о которых даже не имел представления, распевающих воинственную песню, которую подхватило существо, как две капли воды похожее на него – канцлера Будраша:

От рожденья мы стремимся

к власти над людьми.

Сей закон проверен мною

и неоспорим.

Даже в том, что называют

«Магией Любви»,

Есть расчёт: поддеть, заставить,

и – поработить.

Души, чувства и сердца —

должно всё подмять.

Есть сомненья – значит, выжечь.

Мысли – подчинять.

Человечек к человечку —

страх возводит храм.

Все диктаторы всходили

к власти по костям…

Существо оскаливалось острыми, как бритва, клыками, прожигая тьму красными угольками глаз. Оно было огромно, с большими, как у шуршика, только лысыми ушами… И всё же это был не шуршик, это было что-то досель невиданное – исчадие ада, свирепое и пугающее. Исчадие вскидывало лапу, унизанную чёрными когтями, и хрипело дикую песнь, возвышаясь над стройными рядами лесной нечисти, что одобрительно ревела, вторя своему предводителю:

Каждый, кто увенчан лавром

славы – не по мне.

Только тот, кто скрыт туманом,

вечно на коне.

Этим миром правят тени…

Эрго! Мир – есть тьма!

День придёт и воссияет

чёрная моя звезда!

Моя ставка: твоя слабость,

человек-чудак.

Моя муза: привкус смерти

на твоих губах.

Идеал мой: государство

под стальной пятой,

Где мне ведом каждый шорох

за твоей спиной.

Маленький Бло с любопытством разглядывал канцлера, которого хлестала мелкая дрожь. Он не мог видеть то, что видел тайный советник их величества, он лишь пробормотал заклинание из «Книги пророчеств», совсем коротенькое, призванное подтолкнуть сомневающегося к решению наитвердейшему, каковое и подсунула память как нельзя вовремя, дабы подсечь жертву, нанизав помыслы её на крючок соблазна. Да вот незадача: волнение последней стало передаваться и ему – шуршику, отчего черно-бурый хитрован немало насторожился: а не поспешил ли? Не сболтнул ли чего лишнего? А ещё через секундочку зверя и вовсе в жар бросило при мысли, а почему вообще на ум пришло именно это заклинание, а не какое другое? Неужели оно не из простых, не из тех, что можно позволить себе бубнить ежедневно, бросая на стол гадальные кости?

Я не верую в любовь —

жаден человек.

Погоняет им соблазн,

попирает грех.

Сомневаюсь в силе клятв —

есть и им цена,

Если туг твой кошелёк,

а рука щедра.

Песня оборвалась внезапно. Огонь лопнул, выжав из поленьев струйку сизого дыма. И когда канцлер пришёл в себя, то инстинктивно перекрестился, осмысливая увиденное. Когда же повернулся к ушастому гостю, чтобы спросить, что всё это значит? – того и след простыл.

Будраш хмыкнул, покачивая головой, и вдруг впервые за очень долгое время в нём прочно угнездилась уверенность: у него всё получится, теперь непременно! Отныне всё и всегда будет происходить так, как он хочет! И предложение черно-бурой белки, заявившейся к нему среди ночи, уже не казалось такой уж нелепостью, напротив, было не лишено смысла. Дело только в его согласии…

И это новое, незнакомое чувство растянуло тонкие губы тайного советника в улыбку:

– Ну, если ты соврал мне, шуршик, гляди!

* * *

Маленький Бло сидел на крыше королевского замка, обхватив флюгер, и боялся выпустить его из лап. Он с ужасом осознавал: произнесённое им в апартаментах канцлера заклинание, оказалось одним из трёх «заклятий Великой Мглы», что запрещены под страхом смерти! Племя диких охотников на человеческие сердца не то что произносить, даже заговаривать о них не смело! А он ляпнул, пупындрик растудыт!

И только великий комбинатор подумал об этом, как пришлось припухнуть ещё более: шерсть на лапах внезапно встала дыбом, загривок ощетинился жёстким волосом, а уж что творилось в штанах – описывать и вовсе не прилично, ибо они вздулись, превратив зверя в подобие снеговика у рождественской ёлки, так что, захоти почесаться, даже коготок не помог бы. Воздух наполнился непонятной субстанцией, отчего захотелось хихикнуть раз, потом другой. И хотя серьёзность момента заставляла бедолагу брать себя в руки, мордаха упрямо расплывалась в весёлую улыбку. Тут бы Бло задуматься, что образовавшаяся припухлость и щекотка в чреслах – неспроста, но в следующее мгновение вторая молния осветила ночь яркой вспышкой и прошила флюгер вместе с хихикающим ушастиком, отчего последний задымился, словно его поджарили.

– Фига́се! – протянул Маленький Бло и закашлялся дымком передержанного шашлыка. Попискивая тоненько, он попытался аккуратно оторвать лапы от раскалённой железяки, а когда оторвал, оставив на флюгере лохмотья кожи, подумал, что это справедливо: наказание вполне соответствует содеянному, ибо… «…брать у брата единокровного – предосудительно. Похищающего ждёт кара неминуемая, а наказание соразмерное!» – так писано в «Кодексе правил», и помнить об этом следовало, а он… Он возгордился! Похитил «Книгу пророчеств», да ещё и запретное изрёк, тумкаю не потрудившись!

– Пупындрик растудыт! – проскулил он, пустив слёзку.

Старательно дуя на израненные лапы, шуршик шествовал по рёбрам крыш королевского за́мка и сокрушался: как же он сразу не сообразил, что в книге поведано о прескверном?! Как он мог так опростокукузиться? Он же не «отщепенец» какой-нибудь! Он – шуршик по крови! Дикая кость! И так вляпаться! Самому, своими собственными лапами запустить чудовищный моховик, именуемый «Великой Мглой», остановить которую одному уже не удастся!

– Впрочем, – справедливо заключил он, – ты хотел этого, так получи! И грызи, как говорится, да куса́ки16 не обломай!

Это означило одно: понадобятся союзники, и искать их придётся самому, а значит, раз за разом нарушать «Кодекс». По случаю или нет, но из закромов памяти внезапно просеялись слова Толстины́ Глоба, сказанные однажды: «Взялся за нож, не говори, что в дело негож…» В то утро он стоял за столом, отполированным многотысячными готовками до блеска, и лучи весеннего солнца, разбиваясь о зеркальную гладь его любимого кинжала, как-то особенно празднично метались по сводам кухни разноцветными бликами, подобно маленьким феечкам, танцующим на рассвете свою излюбленную тарантеллу. Мастерски орудуя сверхострым лезвием, он стремительно разделывал тушку жирненького карпа довольно внушительных размеров. Нарезав рыбину аккуратными ломтиками, поварских дел гений победоносно воткнул тесак в разделочную доску, всем своим видом демонстрируя, как, мол, нужно владеть не только вилкой и ложкой, после чего и была произнесена сакраментальная фраза, столь вовремя пришедшая на ум дерзкому аферисту! Вспомнив это, Маленький Бло рассудительно покачал тумкой, соглашаясь с очевидным: дать отступного, уйти в тень, сделать вид, что он не при чём – не выйдет! Пронырливый ум и амбиции зверя захотели сыграть с судьбой в орлянку, и судьба оскалилась в ответ исчадием тьмы, оставив на лапах «чёрную метку», а стало быть, хочет он того или нет, но ни ему, ни ушастым собратьям его, отвертеться не удастся… Мысль придётся оттачивать, шаг выверять, а шпагу держать вострой, дабы уха заварилась наваристая, и дело всуе не накрылось медным тазом.

Как говорится, шутки кончились. Шуршик допрыгался…