Читать книгу Вишни на березе - Игорь Анатольевич Артеменко - Страница 3

Подполковник юстиции Степанов, несмотря на довольно высокое звание, застрял в должности следователя по особо важным делам на семь лет, за что страдал в несчастье.

«Вон, Витька, в школе милиции как учился, а сейчас где? В главке, и полковника получил, и генеральские звезды его уже ждут, а здесь, с этими жмуриками, скоро окончательно свихнёшься. А люди какие пошли, мочат друг друга почем зря, а я тут с ними забавляйся», – корил себя убежденный идеалист Степанов, причитая, как ему не повезло на службе.

В управе служили разные люди: и идеалисты и не идеалисты. Кадровые служащие, различные бухгалтеры или тыловики, аттестованные и не аттестованные; находились среди них и карьеристы. И хотя карьеристом Степанов себя не считал, но о продвижении по службе все-таки подумывал.

Надо сказать, старший следователь Степанов представлял собой важнейшее звено Управления, так как в его руках было сосредоточено такое количество уголовных дел, материалов проверок, протоколов и рапортов, что он внушал уважение не только у сослуживцев, но и своего руководства.

Будучи человеком холостым и не обременённым семейными заботами (если, конечно, не считать пса по кличке Бакс грозной бойцовской породы, который верно и преданно, не покушаясь при этом на должность и звание своего хозяина, служил ему уже пятый год), Степанов с показным удовольствием брался за самые запутанные дела, умудряясь доводить их до суда, за что и снискал себе славу и почет незаменимого следователя. Последнее время, правда, от обилия сыпавшихся на него уголовных дел, он забывал имена, путал дела, терял нити обвинения, но, несмотря на крайнюю усталость, продолжал усердно трудиться.

В кабинете следователя царила рабочая обстановка – на столах лежали сшитые белыми нитками папки с документами, на полу и подоконнике –топор, молоток, несколько ножей и серп. Судя по набору предметов, традиционно присутствующих в семейном обиходе, в «ход» шло буквально все. Авторскую коллекцию дополняли вилы, которые Реутов разглядел не сразу – они стояли за сейфом.

– Ими мужик жену заколол, – поймав взгляд Семена, сказал следователь по особо важным делам Степанов.

– Ясно, – коротко ответил адвокат, пристально посмотрев на собеседника. Этот человек, явно за сорок, был чуть ниже среднего роста, широкоплеч, но с брюшком, лысоват, с небольшими торчащими в стороны усиками на скуластом, выражавшем надменность лице.

Следователь взял вилы:

– Вот так, – он ткнул ими в сторону сейфа, – воткнул прямо в грудь… – несложно было догадаться, что он был сильно увлечен расследованием этой печальной истории.

– Я понял, – остановил его Реутов.

– Я следователь по особо важным делам, – гордо представился ему он, – Степанов моя фамилия, – добавил он после секундной паузы и поставил вилы на прежнее место.

– Семен Варфоломеевич Реутов, адвокат, – Семен протянул руку, рукопожатие важняка оказалось мягким и потным.

– Я к вам по делу молодой особы по фамилии Ларина, задержанной за убийство.

– А, это та, которая соседа перепутала со своим ухажёром… Ухлопала ни в чем не повинного чувака – сорок ножевых, – уверенно заявил важняк.

– Вы мне можете ее допрос показать? – пропустив мимо ушей сказанное, спросил Реутов.

– Ордер на защиту пишите, – Степанов открыл сейф, достал папку с документами, перелистал ее, вынул несколько листов, подождал, когда адвокат напишет ордер на защиту, забрал его, и передал Семену документы.

«7 сентября 2017 года, – стал читать протокол Семен, – я убила ранее не знакомого мне Шмарова Александра. Сделав это сознательно, на почве произошедшей ссоры со своим знакомым Дмитрием Сазанковым. Около двух часов ночи я искала его в доме номер семь по Третьей большой улице, но случайно наткнулась на спящего Шмарова и убила его ножом, который в последующем выбросила. В содеянном искренне раскаиваюсь. На учете у психиатра и нарколога не состою».

Под допросным листом было написано «С моих слов записано верно и мною прочитано», а также стояла подпись адвоката по фамилии Бородинский.

– А вы не пытались выяснить, она этому незнакомому Шмарову перед сном песенку не спела? – саркастично спросил адвокат.

– Смеетесь? Вам, похоже, всегда смешно, – в его взгляде читалась презрительность.

– Из ее показаний следует, что она убила несчастного, ни в чем не повинного Шмарова во сне, – твердо заявил Реутов.

Подполковник взял протокол, внимательно прочитал и улыбнулся, будто разговор касался приятнейших моментов его жизни:

– Ну да. А какая разница? Во сне или наяву, мужик-то все равно умер, – заключил он.

– Вот, полюбуйтесь, это явка с повинной, – он протянул Реутову еще один документ – копию, будто написанную через кальку только что прочитанного текста.

– Все для нее складывается удачно, – добавил он, – суд учтет и явку, и признание, даст минимальный срок…

– Да, лет десять-пятнадцать, – с явным раздражением в голосе подытожил защитник.

– Помню, давно, еще при Ельцине, я защищал деревенского конюха с почтовой станции. Его всегда оправдывали; он никогда ни в чем не признавался. В очередной раз его обвинили в краже дизельного топлива. Зачем ему это топливо? – на лице рассказчика читалось недоумение. – Коней что ли своих заправлять? Появился какой-то свидетель, бочку в конюшне нашли, короче, обложили его со всех сторон, а он на своем: дескать, не воровал. Дали ему срок: четыре года, правда, условных, присудив сорок литров похищенного топлива марки «Евро», а в протоколе значилось: «Украдено топливо марки «Стандарт»» – у него качество хуже. Заметьте, осудили за «Евро», а украли – «Стандарт», – Реутов внимательно посмотрел на собеседника. – Вроде бы нет никакой разницы – кража она и в Африке кража, но вышестоящий суд его все-таки оправдал. Так откуда ни возьмись, – в конюшне еще шесть бочек появилось, оказалось, что начальник почтовой станции обзавелся внедорожником с дизельным движком… Никто не думал, не гадал: сгорела вскорости конюшня, вместе с лошадкой, гнедой масти. Так конюха в поджоге обвинили, хотя в день пожара бедолага сено в поле собирал, в подтверждение алиби и свидетели нашлись, если б не они… Его естественно оправдали, но злая судьба и на этот раз вмешалась. Сосед погиб, а перед тем случился у него конфликт с конюхом, поспорили из-за межи между участками; умерший сосед забор на несколько метров к нему в огород сдвинул. Поругались, разошлись, а тут бац, – сосед дуба врезал. Его снова на допрос, мол, убил умышленно на почве ссоры, лучше признаться, – меньше срок дадут. А если бы поверил? Нет, говорит, братцы, похоже, упал с крыльца пьяный и головой ударился. Долго его еще мурыжили, но слава Богу разобрались, в конце концов – как в воду смотрел, сосед на глазах благоверной споткнулся с крыльца и упал лицом вниз, ударившись о камень.

– Надо же… – многозначительно отметил важняк. – Разберемся, – добавил он, после небольшой паузы, которая, видимо, потребовалась ему на обдумывание услышанного.

– А была еще такая история, – не унимался Реутов. – Таксиста обвинили в убийстве золотодобытчика. «Ушел в загул» голубчик на полтора месяца, как настоящий сибиряк. Жена разволновалась: домой зарплату за полгода вахты так и не принес, заявила в полицию, тогда еще в милицию. Завели дело, как водится, стали выяснять, кто последний мужика этого видел. Оказалось, таксист возил его по бабам, да за водкой в магазин, вот его и в камеру, – признавайся, дескать, где тело закопал? Так и сидел бы таксист этот, если бы почивший не протрезвел, – улыбнулся Семен, поддавшись воспоминаниям, – пока не пропил всю зарплату…

– Повезло ему, – заметил важняк.

– Очень повезло, – согласился Реутов.

– А для чего вы мне все это рассказываете? Приплели мне тут и лошадей на дизельном топливе и жену с топором. Бред какой-то, – возмутился важняк.

– Бред, оно может и бред, но случаи все из жизни; живые, так сказать, примеры. Так что вы бы с выводами-то не торопились, в жизни ведь всякое бывает. А за совет спасибо, – поблагодарил он важняка, но перед тем, как уходить, сказал:

– Вы ей меру пресечения поменяйте, она же во всем призналась, – он еще раз посмотрел на вилы с запекшимися следами крови.

– А зачем? – удивленно спросил старший следователь, который в этот момент что-то писал. – Ей и так тюрьма светит.

– Момент, – Реутов хитро прищурил глаза, – допрос вести вы начали в девять тридцать…

– Ну. И что? – он отложил ручку в сторону и взглянул на Семена, будто он – сумасшедший.

– А уголовное дело возбудили в десять, – он посмотрел на следователя так нежно, словно мать на своего малыша, – то есть, вы ее допросили до возбуждения дела, а это, знаете ли, незаконно. И обвинение, стало быть, предъявили тоже незаконно, и в камеру выходит ее зря… поэтому, что? – Семен мило улыбнулся собеседнику, который в это время молчал, словно набрал в рот воды или что покрепче. – Ее нужно немедленно освободить, – ответил он на свой вопрос. – Иначе я обращу на этот факт внимание вашего руководства, сами понимаете… обвинят в непрофессионализме, начнутся служебные проверки… это еще что, а если у вас «залеты»… На первый раз, конечно, могут простить, а то и вовсе уволят или чего хуже – посадят за халатность. К тому же, в деле нет видимых оснований, чтобы держать ее до суда под стражей, – добавил он для пущей убедительности.

– Нечего меня пугать, – ответил старший следователь вдруг сиплым голосом, словно заболел бронхитом.

– Но, думаю, мы решим этот вопрос, она ведь никуда не денется? – то ли спросил, то ли констатировал он.

– Лучше бы вам поторопиться, – серьезным тоном заметил Реутов, достав из портфеля лист бумаги. – Вот, извольте… ходатайство об освобождении, я здесь, собственно, все написал.

– После обеда я ее освобожу, – сказал, как поклялся, старший следователь, забирая, протянутый ему документ.

– Я вас буду ждать в ИВС, – адвокат триумфально улыбнулся ему в ответ.

* * *

Проводив взглядом нескольких клопов, спешащих скрыться за стоящей в углу коридора урной для мусора, Реутов принялся рассказывать бледному, похожему на чуть живую моль охраннику, как готовится отбивная из курицы. Собеседник, несмотря на его изможденный внешний вид, больше всего на свете любил хорошо поесть – он оказался из тех, кто готов, что называется, вылизать тарелку.

– Готовятся они абсолютно просто, – говорил Семен, думая о том, что остался без обеда, – выглядят красиво и аппетитно, а вкус этих отбивных просто замечательный. Их можно подавать как прекрасное отдельное блюдо, так и с любым вкусным гарниром из злаков или овощей. А не пробовали каре баранины? Знаете, как вкусно, – после этих слов у охранника порозовели уши, – лучшая баранина на кости – лопатка или ребра, я предпочитаю ребра, жаря их исключительно с чесноком и перцем на гриле. Еще люблю домашние свиные колбаски со специями, фаршированные перцы, печеночные рулеты… – Реутова оборвал стук в дверь.

Охранник нехотя подошел к двери:

– Кто там?

Но ему никто не ответил.

– Кто там? – снова спросил он, будто спятивший галчонок из «Простоквашино».

– Сто грамм! – грубо ответил ему через зарешеченное окно Степанов. – Отворяй быстрее.

Охранник открыл дверь, из-за которой появился важняк, увидев Реутова, он дружественно произнес:

– Никак не могу от вас избавиться.

– Вам это и не удастся, – твердо ответил защитник и дружелюбно улыбнулся в ответ.

Старший следователь Степанов подошел к охраннику в погонах старшины и твердо сказал:

– Освободите Ларину. Вот постановление об освобождении, – он протянул несколько печатных листов, тот несколько минут листал документы, будто не верил своим глазам.

– Без согласия начальника не могу, – заявил он.

– Я тебе начальник, бери «постанову», ставь «чикуху» и иди, отворяй, а то дождешься у меня! – пригрозил он.

Старшина захлопал глазами, набрал в рот воздуха, видимо намереваясь возразить, но сдулся, направившись вдоль коридора с камерами. Было слышно, как он сказал:

– Ларина, а ну-ка, собирайся, тебя освобождают, совсем сдурели, черт бы их всех побрал.

Буквально через минуту освобожденная расписалась: в подписке о невыезде, за ремень на джинсах, шнурки и двести рублей, что находились при ней в момент задержания, бросила старшему следователю Степанову дежурное «спасибо» и в сопровождении охранника вышла из душного помещения изолятора. Вид у нее был такой, будто ее ведут на виселицу, но когда увидела своего защитника, как родного, успокоилась и даже улыбнулась.

– Почему меня освободили? – на ее лице читалось недоумение.

– Это – отдельная история, – ответил Реутов, – радуйся пока свободе, вон какая красота вокруг, – он окинул взором унылые окрестности.

– А мы можем с вами поговорить? – в ее глазах блеснул какой-то хитрый огонек.

– Давайте в другой раз, – ответил мужчина, мысль о печеночном рулете не давала ему покоя, – я не обедал.

– А давайте пообедаем вместе, здесь неподалеку, – нашлась девушка, одарив своего спасителя лучезарной улыбкой.

– Хорошо, я не против, – улыбаясь в ответ, он подумал: а вдруг она меня тоже в расход… шилом или отверткой… – но, посмотрев еще раз на милое личико решил, что Ларина на такое явно неспособна.

После солянки, отбивной с грибами, помидорами и сыром, блинчиков с творогом и пятьдесят коньяка для него и «греческого» для нее разговор перешел в более приятное русло.

– Слушай, – обратился к ней Семен, – ты можешь мне показать на месте, так сказать, происшествия, как все происходило?

– Если это необходимо, – ответила она робко. Девушка так и не притронулась к обеду, задумчиво смотря на своего союзника по несчастью, она удивлялась, с какой быстротой он уплетает блинчики.

– Давай сейчас туда и отправимся. Надеюсь, нам никто не помешает, – Реутов встал из-за стола, поманив ее за собой.

Дом, где еще вчера произошло убийство, ничем не выделялся среди остальных таких же домов вдоль улицы. Кирпичный, с черепичной крышей, на двух хозяев: похожие дома строили в сельской местности в советское время, сейчас этот формат снова популярен. В таких домах семьи дружили, что называется «через стенку», сживались, несмотря на различия или, как в нашем случае, наоборот – не сживались.

Дверь оказалась опечатанной несколькими бумажными листками, вся территория дома по периметру была обмотана лентой «скотч» желтого цвета с надписью «не входить – место происшествия». Реутов перешагнул ленту, достал из кармана перочинный нож и осторожно срезал им несколько бумажных бирок, которыми был опечатан вход, посмотрел по сторонам и с силой пнул ногой дверь, чуть выше замка. Замок треснул, дверь ввалилась внутрь. Он двинулся вперед, предлагая сделать то же самое и Лариной, но она вдруг остановилась в растерянности, словно спрашивая: «А так можно?»

– Давай быстрей, – сказал он нетерпеливо, взяв ее за руку, – хуже, чем есть, уже точно не будет.

В нос ударил тошнотворный запах крови, пота и какой-то бормотухи. Вошедшие подавили рвотный рефлекс: она – закрыв воротником платья нос, он – выругавшись и сплюнув на пол, на котором то здесь, то там валялись пустые бутылки из-под пива, вина, водки и еще черт знает чего. Пол, стены и даже потолок в некоторых местах были густо измазаны бурой, запекшейся на солнце кровью. Семену захотелось быстрее убраться прочь, но, подавив вспыхнувшие внутри бурные эмоции, он достал айфон и стал фотографировать, стараясь не упустить ни одну деталь, делая панорамные снимки так, чтобы одно изображение накладывалось на другое.

Когда-то это было уютное холостяцкое гнездышко. Точно посередине просторного зала стоял суконный зеленый диван, который теперь стал бурым из-за запекшейся на нем крови, напротив – телевизор на довольно старых книгах, это было несколько сочинений Ленина. Около него, в углах, на подоконнике, батальоном – пустые бутылки.

«Вероятнее всего, он сумел доползти до дивана, на котором благополучно и отошел в лучший мир», – предположил адвокат, подтверждая свои мысли фактами – кровавыми следами, тянувшимися из кухни в зал.

– Мне бы такую печень! – с восторгом отметил он, смотря на бутылки и переводя взгляд в сторону своей сообщницы, замершей в одной позе с ужасом на лице. Вернувшись в кухню и обратив внимание на жужжащих мух, самоотверженно бившихся башкой об оконное стекло, он внимательно посмотрел по сторонам и начал щелкать айфоном. Отсняв опустевшую некогда уютную холостяцкую берлогу, он попросил испуганную и несчастную, еле стоящую на ногах Ларину, встать на то место, где, собственно, хозяин дома и оставил этот бренный мир; показать, где она взяла нож, как наносила удары; в общем, все, что предшествовало событиям той веселой ночи. Наконец, закончив съемку, сказал:

– Пора отсюда отчаливать, а то кто-нибудь еще заметит, что мы здесь, – и убрал телефон в карман.

Ларина с глубоким вздохом облегчения: у нее все еще тряслись руки, ноги словно налились свинцом, сделав усилие, метнулась в сторону выхода. Выйдя из дома, Семен прикрыл дверь, приклеил назад бирки, и двое, словно влюбленная парочка, как ни в чем не бывало, пошли вдоль улицы.

Утром, в восемь, Реутов, озаренный светом антикварной настольной лампы, сидя за письменным столом, разглядывал снимки с места происшествия. Несмотря на чувство отвращения, – казалось, что даже фотографии источают смрад и зловоние, – перед ним стояла обычная для адвоката задача: доказать следствию полную невиновность своей подзащитной.

«И хотя при первой встрече девица не смогла подробно описать обстоятельства убийства, сейчас, судя по фотографиям, ситуация начала проясняться, – заключил он. – Во-первых, – смотря на снимки можно было представить, как этот пьянчуга падает замертво… – он был, как никогда уверен – в действиях Лариной – явная необходимая оборона. Но проблема в том, что намерения потерпевшего не столь определенны, хотя кто ж теперь разберётся, что он спьяну затевал? – адвокат посмотрел на фотографию с бутылками. – Увидев после стольких лет пьянки на пороге молодую девку, он потащил ее в свое уютное холостяцкое гнездышко уж точно не для того, чтобы рассказать на ночь сказку. И во-вторых, насколько оправданы эти сорок ножевых, тем более первый удар в аорту, который и остановил нападавшего навечно? Она била не думая. Испугалась, а испуг, тем более у молодой и неопытной, может вызвать, кроме всего прочего, и агрессию – он вспомнил случай с шилом, о котором на днях ему рассказал коллега, – но это не хладнокровное убийство, – утвердительно заключил он и потянулся за трубкой телефона.

– Алло, – несколько надменно ответил следак.

– Вам звонит адвокат Реутов.

– Слушаю вас внимательно, – сказал собеседник уже другим тоном.

– Когда вы готовы нас видеть на допрос?

– А зачем мне ваш допрос, – в трубке что-то затрещало, – мне и так все ясно.

«Какой самонадеянный чемодан», – подумал адвокат.

– Вам ясно? – переспросил он обескураженно. – Ясно должно быть не только вам, но и всем нам, и вашему начальнику, прежде всего… – намеренно, акцентируя каждое слово, резюмировал юрист.

– Приходите завтра, после обеда, – ответили на другом конце провода. Упоминание о начальнике подействовало как нельзя убедительно, так как он повесил трубку, даже не попрощавшись.

Переключив короткие гудки на один длинный, Реутов набрал номер Лариной и пригласил в офис, ее нужно было подготовить к предстоящему допросу.