Читать книгу Записки старого доктора - Игорь Аркадьев - Страница 5

Прошел последний месяц лета, наступила осень. Пробежали сентябрь и октябрь. За это время я виделся с соседом только мельком два или три раза. Как обычно его навещала приятная Надежда. При случайной встрече со мной она уже не пыталась ускользнуть, и мы радушно раскланивались, как старые знакомые. Событие, которое я должен сейчас описать, произошло в пятницу 7 ноября 2014 года. И я, конечно, хорошо запомнил эту дату не только потому, что она выпала на известный советский праздник. Была причина и посерьёзней.

Предыдущие несколько дней я провёл на даче, ковырялся по хозяйству. Я боялся первых заморозков и старался успеть сделать до их наступления всё, что наметил. Погода пока стояла достаточно тёплая, в четверг я вернулся в город с намерением на следующий день снова отправиться на дачу. Утром в пятницу проснулся поздно, в 9, не спеша собрался. Было часов 11 утра, я стоял уже одетый в дачную одежду и размышлял, что ещё мне нужно взять с собой. Звонок в дверь. Не забуду его. Сначала длинный, потом череда нервных, коротких, без остановки. Кто-то сошёл с ума, подумал я. И был недалеко от истины. Перед дверью стояла Надежда, белая, как бумага и смотрела на меня невидящим взглядом, продолжая звонить в дверной звонок. Затем прекратила звонить, посмотрела на меня осмысленно, переступила порог и повалилась мне на руки.

– Да что случилось? – спросил я в полном недоумении.

– Он заставил меня взять этот ключ, я не хотела, я всегда отказывалась, я боялась, увидит муж. Он ревнует к каждому столбу. А он заставил меня…. Он всё уже решил тогда…

Я начинал понимать, что случилось что-то нехорошее, но пока не догадывался, что именно. Я закрыл дверь и посадил её на диван. Она тихо стонала, обхватив руками голову.

– Да скажи мне, наконец, что случилось! – почти закричал я.

Она ничего не ответила, медленно раскачиваясь из стороны в сторону с каким-то гортанным стоном. Наконец подняла голову, снова посмотрела сквозь меня и безнадёжно махнула рукой в сторону входной двери. Я понял, что-то произошло у Александра. Подав ей стакан воды, я вышел на площадку, подошёл к двери соседа. Она была приоткрыта. Я вошёл внутрь и сразу почувствовал этот незабываемый запах. Я уже понимал, что сейчас увижу труп. И увидел. На диване, на спине лежал Александр, нет уже труп Александра со странно перекошенным лицом, скорее страдальческим, чем злым. С приоткрытым ртом. В коричневом свитере и синих джинсах. Серо-зелёная кожа рук и лица. Правая рука на охотничьей двустволке, которой он когда-то хвастался. Двустволка лежит прикладом на полу, стволы торчат вверх, опираясь на живот трупа. Левая рука вдоль тела. Судя по засохшей луже у него под головой и присохших остатках мозгового вещества с кровавыми сгустками и брызгами сзади дивана на выбитых и вывороченных дробью лохмотьях обоев вместе со штукатуркой, на кожаной спинке дивана, он выстрелил себе в рот. Похоже, задней части черепа просто нет. Возможно дал дуплетом. Точное время смерти определить сложно. Но, минимум три-четыре дня назад. Надо вызывать милицию. Всё.

– Да, хотел человек получить быструю смерть, – подумал я, набирая милицейский номер, – завидовал сыну. И получил. Сам всё решил.

Я зашёл к себе в квартиру. Надежда находилась в той же позе, рядом валялся пустой стакан. Я попытался её растолкать.

– Послушай, я вызвал милицию. Может ты не хочешь фигурировать здесь? Будет следствие, протокол, свидетели. Огласка. Узнает твой муж. Давай скажем, это я нашёл его. Он мне дал ключ, по-соседски, рыбок кормить, когда хозяин в отъезде.

– У него нет рыбок, – глухим голосом ответила Надежда.

– Ну, тараканов, какая разница. Нормальная ситуация, когда соседи обмениваются ключами. Все знают, мы были приятелями.

Она продолжала медленно раскачиваться, теперь уже молча, глаза широко открыты, взгляд в никуда. Состояние анабиоза нужно было как-то прервать. Я понимал, через несколько минут тут начнётся столпотворение, что-то выяснить уже не получится. Не найдя лучшего решения, я быстро набрал в стакан воды, намочил ладонь и, растопыривая пальцы, стал брызгать ей в лицо резкими движениями. Она среагировала довольно медленно, прекратила раскачиваться и посмотрела на меня более или менее осмысленно. Я уже готов был отхлестать её по лицу. Наконец она очнулась, на щеках появился лихорадочный румянец.

– Я останусь, – довольно твёрдо сказала она, – он этого хотел, я знаю. Я была в воскресение, он заставил меня взять ключ от его квартиры. Он сказал, сделал завещание на меня. Всё имущество. Сказал, родственников нет, вдруг кирпич на голову. Мы ещё смеялись…. Я звонила ему со вторника, он не отвечал. Я смогла вырваться только сейчас.

Через приоткрытую дверь послышались шаги на лестнице.

– А мужа больше нет, – добавила она, – и не будет….

Я вышел встретить наряд милиции, два солдатика, следом «скорая», ещё минут через пятнадцать – оперативно-следственная группа, если я правильно запомнил название, я не любитель детективов. Врача-эксперта я немного знал. Констатация смерти, осмотр места происшествия. С нами общался капитан с очень недовольным лицом и сильным перегаром. Я пригласил его ко мне из-за Надежды. Сделал ему чаю, чтобы как-то перебить перегар. Видимо человек уже готовился к выходным. Надежда рассказала всё, как было. На дежурный вопрос: «кем приходитесь потерпевшему», спокойно ответила: «любимая женщина». Капитан показал предсмертную записку, мы с ней её не заметили раньше. Три слова: «найди Толю, прости». На вопрос капитана, кто такой Толя, ответила, знакомый юрист в Одессе, когда-то работали вместе. Он их познакомил. Александр пользовался его услугами очень давно. Общение со мной и все прочие формальности не заняли много времени. Думаю, милиционеры были вполне довольны очевидностью случая. Выходные не испорчены. Возле подъезда собралась толпа любопытствующих. Очень быстро выяснилась дата, и даже время выстрела. Сосед, проживающий за стенкой, в которую пришёлся выстрел, вспомнил, как, сидя на кухне с женой, это через комнату от той стенки, они услышали глухой и довольно сильный хлопок у соседа. Это было в понедельник около часа дня. «Жена ещё спросила, – рассказывал он, – что это сосед шампанское по понедельникам открывает? Я тогда сказал, чтоб так бабахнуло, нужно бочку с шампанским открыть». Знакомый врач-эксперт подтвердил, выстрел был из двух стволов одновременно, патроны были заряжены картечью, с гарантией, поэтому так стенку разворотило. Всё, собственно. Приехала труповозка. Толпа, наговорившись всласть, рассосалась. Я посадил Надежду в такси. Дело шло к вечеру, на дачу решил ехать завтра.

С Надеждой с тех пор я не виделся. Она не заезжала и не звонила. На момент написания этих строк прошёл уже почти год с того злосчастного дня. Сегодня уже конец сентября 2015 года. Может быть, я её обидел чем-нибудь? Не знаю. Соседи говорили, приезжал пару раз какой-то человек, заходил в квартиру ненадолго, и уезжал. Я подозреваю, это был тот самый юрист Толя. Насколько можно судить, квартиру никто не продаёт, хотя, думаю, новая хозяйка уже должна была вступить в права наследования. Впрочем, это не моё дело.

Мой уважаемый читатель, наверное, думает, что сразу после этих событий и под впечатлением от них я бросился на дачу для того, чтобы, поскорее, начать изучение дневников, а, вернее, еженедельников Александра. Так вот, ничуть не бывало! Во-первых, его смерть мало что изменила в моём представлении о ценности его ящика и всего окружающего мира. Я врач, причём довольно равнодушный врач (если эти понятия совместимы), и смерть человека не оказывает на меня такого шокирующего воздействия, какое она имеет на простого обывателя. Кроме того, не будем забывать, что моё любопытство всегда было сильно перемешано с ленью, поэтому я не ощущал особого энтузиазма покопаться в пыльной макулатуре моего бывшего соседа. Тем не менее, когда я всё же добрался до этого ящика с прямой целью извлечь оттуда немного бумаги для воспламенения дров в камине, моё отношение к плотно уложенным там общим тетрадкам было немного иным на фоне этих недавних событий, более уважительным, что ли. Я уже не мог просто так, взять и выбросить в огонь всё подряд, даже не попытавшись взглянуть на содержимое ящика более внимательно.

Я решил пойти по самому простому пути. Каждый раз, оказываясь в дровяном сарае, я открывал ящик и, не спеша, отбирал всю макулатуру, которая точно не имела отношения к его репортажам. Это были старые бухгалтерские отчёты по разным фирмам за разные годы на листах формата А-4 в папках и без них, в сильно измятом состоянии и не очень. Все они пошли в отдельную стопку, подлежащую безжалостному сжиганию. Далее, я отобрал довольно большое количество старых школьных учебников для младших классов, как правило, в весьма потрёпанном состоянии. Здесь же попались несколько разорванных книжонок детских стихов и прозы разных советских авторов. Вся литература, по-видимому, наследие матушки Александра. Их я тоже не стал сохранять за слишком поношенный вид – вторая стопка на сжигание. Уже легче. Остались несколько десятков простых ученических тетрадей на 12 листов и, на глаз, пару сотен общих тетрадей на 48 листов с разными обложками, советского и постсоветского производства. Плюс ровно 11 самых толстых тетрадей на 96 листов каждая с одинаковыми серыми обложками, видимо купленных одновременно. Вот с этим тетрадным остатком мне уже пришлось повозиться. Оказалось, что далеко не все из них были репортажами. Некоторые оказались просто чистыми, видимо их купили впрок и не использовали. Много тетрадей было заполнено наполовину, на треть или в случайном порядке (скорее беспорядке). Как правило, это были какие-то черновики с экономическими выкладками и расчётами, содержание которых было не вполне ясно. Учитывались какие-то товарные приходы, какие-то расчёты с кем-то и так далее в том же роде. Хозяин мог бы и сам от них избавиться вовремя. Похоже, мания сохранения архива распространялась у него буквально на все записи. Бухгалтерское профессиональное заболевание – всё должно быть архивировано!

Несколько раз в процессе этой работы у меня появлялась мысль, а не отправить ли всё это моё наследство прямиком в печку, причём не на растопку, а так, всё подряд, без разбора и сразу, надоело! Причина, по которой я этого не сделал, состояла в том, что все, даже черновые записи Александра были сделаны очень хорошим, разборчивым почерком, а тетради, которые были посвящены дневниковым записям, отличались удивительно аккуратным размещением материала. Были указаны все даты в полном виде, страницы пронумерованы. Читать – одно удовольствие. Я с моим корявым медицинским почерком не мог отнестись к такому качеству покойного без уважения.

Наконец, через две недели работы я получил итоговый результат: 85 общих тетрадей (включая 11 штук на 96 листов) были посвящены дневниковым записям, причём, далеко не все они заполнены от корки до корки. Не так много, как я боялся. Я избавил их от пыли, разложил по датам, и нанёс на обложку каждой порядковый номер синим фломастером. Затем сложил стопками на столе в каминной комнате. И приступил к неспешному просмотру, вооружившись красной ручкой.

Как я уже сказал, читать было легко. Я никуда не спешил. Записи детского периода проскочил довольно быстро, не найдя ничего особенно интересного и поучительного, замечая только постепенное укрепление и выравнивание детского почерка, который шаг за шагом превращался почти в каллиграфический с красивыми завитушками у некоторых, особенно заглавных букв. Казалось, что таким почерком невозможно писать быстро. Но я видел его черновые записи в других тетрадях, писанных, очевидно, наспех, там почерк отличался такой же чёткостью и равномерностью. Замечательное качество. Что же до содержимого, полагаю, я всё же добрался, наконец, до интересных моментов. По хронологии их начало совпадает с тем самым историческим изломом, который в разной степени преобразовал жизненный уклад многих миллионов моих соотечественников, выворачивая наизнанку их характеры, их мировоззрение, их судьбы. Я имею в виду, конечно, распад ужасной советской империи и превращение её остатков, вернее, останков, в нечто разлагающееся и зловонное, и потому ещё более мерзкое, как и положено при переходе живого и очень больного организма в состояние трупа. Конечно, мой герой не отличается высокими моральными устоями. Это очевидно. Но и типичным представителем бандитского или полубандитского бизнеса, который характеризуется высшей степенью невежества своих участников и столь же высокой степенью их наглости и презрения к окружающим, независимо от пола и возраста этих окружающих, он также не является. Иногда кажется, что он вполне инородное тело в этом процессе, который Карл Маркс когда-то назвал «первоначальным накоплением капитала». Тем интересней этот персонаж, на мой взгляд. И я укрепился в этом мнении, когда, через несколько месяцев неспешного чтения, получил некоторое количество вполне законченных сюжетов. В этот момент, никак не раньше, я понял, что хочу изложить какие-то из этих сюжетов на бумаге. И дело тут не только и не столько в интриге самих сюжетов, которые иногда закручены довольно лихо. Главный вопрос, который произвело это чтение на меня – вполне философский. И в то же время вполне бытовой, поскольку этим вопросом очень часто задаются в этой жизни все, причём в самой повседневной жизни. И я не знаю кого-либо, кто ответил бы на этот вопрос вполне определённо и аргументировано. А есть ли вообще точный ответ на него? Вопрос этот можно сформулировать по-разному. Точная формулировка здесь не имеет значения. Итак, в какой степени сам человек, его воля, его желание, его субъективные устремления формируют, делают или создают его судьбу? Или, что то же самое, насколько человек есть игрушка в руках стихийных или божественных сил (как кому нравится)? Или ещё по-другому, насколько человек есть хозяин своей собственной судьбы? Практика моей жизни, например, показывает, что как ни пытайся углубиться в суть данной проблемы, как ни мудри, а всегда можно найти конкретный пример, который опровергает любое установленное здесь правило.

И ещё до попытки определиться в этом главном вопросе возникает много других, предварительных вопросов, которые также требуют конкретных ответов. Например, какую судьбу вообще можно считать успешной или желательной? Спокойную и беззаботную? Полную богатства и развлечений от первого и до последнего дня? Славную? Славную при жизни или после смерти? Наверное, здесь главную роль играет уровень притязаний. Я имею в виду проект, созданный в идеале в воображении соискателя счастливой судьбы и, конечно, результат сравнения этого проекта с реальностью. Тогда получается, что если реальность далека от идеальных представлений персонажа, виновата может быть отнюдь не она, но несбыточные притязания данного человека, появившиеся то ли в результате отсутствия у него чувства меры, то ли по причине больного воображения или ещё какого-нибудь расстройства психики. При всём при том персонаж может быть вполне энергичен и трудолюбив в достижении счастливого результата, но не может его достичь в связи с его объективной недостижимостью. И реальность здесь ни причём и нечего на неё пенять, как на зеркало. Далее, проблема создания счастливой судьбы наверняка связана не только с энергичностью и трудолюбием, но определяющими могут оказаться способности человека, уровень его интеллекта, развитого им или дарованного ему. Но мы знаем немало примеров, когда напор, наглость и усердие позволяли добиться много большего, чем высокий интеллект и знания, неспособные себя вовремя и эффективно преподнести. Я знал одну женщину в своё и уже довольно далёкое время. Она была замечательным специалистом в своей области (сейчас совершенно неважно в какой). В процессе работы она была непререкаемым авторитетом для всех специалистов, работавших с ней в одном учреждении. Но всё менялось, когда приходило время аттестации. Перед аттестационной комиссией, состоявшей из специалистов, в подмётки не годившихся этой аттестуемой, она полностью теряла дар речи. Она не могла ответить на самые простые вопросы комиссии, сидела пунцовая и остолбеневшая. Её, конечно, как-то аттестовывали, ни один начальник не решался остаться без такого профессионала. Но это был яркий пример такого беззащитного и непробивного знатока, который никогда не станет (и так и не стал) более чем просто рядовым сотрудником. На мой вопрос, а как же она закончила свой ВУЗ, там же полно экзаменов, она отвечала, что это тайна для неё самой.

Наконец существует и объективная реальность (окружающая среда, божественная сила), которая всё определяет и является окончательным критерием состоятельности претендента на счастливую судьбу. В какой степени этот фактор важен для персонажа? Он 1% удачи или 99%? Если вы наследник английского престола и вам для выживания и достижения общепризнанного успеха нужно только родиться, этот фактор важен или нет? А если вы из семьи бомжей алкоголиков и для выживания вы вынуждены побираться с утра и до вечера, и у вас нет НИКАКИХ шансов на образование и хоть какой-то успех в том же общепризнанном смысле, тогда что с вашей возможностью управлять своей судьбой?

Как я уже сказал, все эти вопросы невольно возникали у меня под впечатлением от прочитанного. Насколько мой главный герой по имени Александр, хорошо образованный, в меру напористый, в очень небольшой степени обременённый моралью, управлял своей судьбой? Был ли он её хозяином или плыл по волнам, подобно щепке, закрученной речным водоворотом? У меня нет окончательного ответа на этот вопрос. К сожалению. Возможно, как всегда, ответ находится где-то посередине. Он, как мог, сопротивлялся, но был унесён течением туда, куда ему и было положено фатумом, к двустволке, заряженной картечью.

Это всё, что я хотел сказать в этой части, предваряющей моё изложение чужой истории. Осталось добавить всего несколько слов относительно структуры последующего материала, исключительно для удобства уважаемого читателя. Я решил отойти от дневниковой формы записи настоящего автора, которая несколько утомляет восприятие читающего, но я сохранил изложение от первого лица, поскольку именно таким способом подачи материала пользовался автор. Я выбрал несколько вполне законченных сюжетов и максимально их сократил, отбросив всю дополнительную и сопутствующую информацию, которая, на мой взгляд, обременяла каждый сюжет излишними подробностями в ущерб динамике развития событий. Тем не менее, там, где я посчитал возможным, я сохранил авторскую стилистику, иногда суховатую, но всегда по бухгалтерски точную и, поэтому, вполне простую для восприятия. Остальное я отношу на суд моего читателя. Да будет этот суд пристрастным. Аминь.