Читать книгу Нефилим - Игорь Епифанов - Страница 5

«Иди, иди и помни обо мне…»

Уильям Шекспир. «Гамлет»

Скажу сразу: Аннигиляция и Обнуление – стадия А и стадия О – не тождественны. Первая предшествует второй, но сам переход из одной стадии в другую не фатален. А-объекты собираются в спецнакопителях для изучения их остаточной активности и обнуляются лишь после того, как эти проявления признаются не представляющими интереса. Для большей непредсказуемости А-объекты порой исследуют за пределами Стены, где структура Пирамиды, пронизанная бесчисленными волновыми потоками, не оказывает на «яйцо» – все А-объекты имеют одинаковую яйцевидную форму и различаются лишь размерами – никакого силового давления. По Территории «яйца» могут перемещаться как угодно, выбирать направление, среду, тем самым уравнивая себя со всеми прочими обитателями этой загадочной местности. Не дозволяется им только остаться на Территории после окончания эксперимента, а все попытки обойти этот запрет караются Обнулением, внезапным и мгновенным.

Был слух, что один объект избежал этой участи. Кто-то, по большей части из «инфантов» верил в его достоверность, отчего сам побег обрастал как реальными, так и фантастическими подробностями, которые в свою очередь давали пищу скептикам-«крохоборам». Они указывали на нестыковки той или иной версии, едко иронизировали, «инфанты» негодовали, доходило и до рукоприкладства, разумеется, в рамках правил. Назначалось место: Театр, Зал для Оргий – стороны выставляли бойцов, выбор оружия решал жребий. При этом никого не смущало то обстоятельство, что исход поединка никак не влиял на достоверность самого Слуха. Каждая сторона лишь укреплялась в своем мнении, отчего Слух со временем возвысился до ранга Мифа. Самые отчаянные даже пускались на поиски таинственного беглеца, прочесывая, сканируя самые далекие и малодоступные участки Территории, но все было тщетно. Если, конечно, отбросить заведомое вранье; кто-то, якобы, видел «яйцо», кто-то почти держал его в руках – но проверки на детекторах лжи изобличали псевдо-контактеров.

Но сейчас я был твердо уверен: это вот-вот случится на самом деле, станет самой что ни есть явственной явью, и детектор лжи, в случае, если я по возвращении не буду держать язык на привязи, сгорит, не взирая ни на какие предохранители. Вибрация под моим правым коленом явно усиливалась, когда нога оказывалась на кратчайшем расстоянии между мной и старым деревом «Qercus Robur» – эти значки были когда-то, врезаны в его покров, и их еще можно было различить среди трещин и корявых гребней эпидермиса. Под этим именем он значился и на старых затрепанных картах; их пакет под расписку выдавали выпускникам вместе со свидетельством об окончании Курсов Выживания. Карты, естественно, не могли заменить систему GPS, но пользование навигацией за пределами Стены считалось для выпускников таким же бесчестьем, как обращение к Википедии при сдаче экзаменов на степень Магистра. «Представь, что Пирамиды нет, и тебе некуда вернуться» – эта предупредительная надпись украшала арки всех ворот с внутренней стороны Стены, и те, кто правильно понимал ее значение, беспрекословно сдавали свои гаджеты, прежде чем ступить на Мост, переброшенный через Ров.

За его пределами наша телесная неуязвимость делалась призрачной, и если кто-то, случалось, забывал об этом, очарованный переменчивыми видами, Территория тут же напоминала о себе каким-либо непредвиденным способом. Рассеянный путник мог провалиться в болото, упасть на россыпь битого стекла, ободрать руку о торчащий гвоздь или обрывок колючей проволоки – местами Территория была почти сплошь завалена подобной дрянью. Я лично, приближаясь к корявому стволу Qercus Robur, старательно избегал контактов с концами железных крестовин и копьевидными торцами решеток, ограждающих замшелые плиты, истлевшие до трухи скамеечки и грязные баночки с иссохшими цветами у подножия крестов.

При этом я ни на миг не выпускал из поля зрения широкое овальное дупло в стволе. Оно образовалось, по-видимому, на месте обломанной когда-то ветви, поднималось над землей по мере роста ствола, и когда я приблизился к нему на расстояние примерно трех метров, оказалось чуть выше уровня моей головы. Вглядевшись, я различил в его темном нутре слабое лиловатое свечение. Оно пульсировало, и вибрация под моим коленом то усиливалась, то ослабевала, отставая от его пиковых значений примерно на четверть волнового такта и словно дублируя некое исходящее из дупла послание. О чем-то подобном накануне вылазки предупреждал меня коллега по секции; он даже пометил это место – ствол – крестиком на моей карте, но я, будучи последовательным «скептиком», лишь небрежно кивнул в ответ на его сообщение.

Случилось это недели за четыре до того, как я начал готовиться к выходу за Стену. Установил жесткое расписание, привязанное к солнечному и лунному циклам и включавшее повышенные физические нагрузки. Сел на особую диету, чтобы подготовить железы к выработке специальных ферментов на тот случай, если мне придется перейти на использование любых источников питания, вплоть до насекомых, червей и даже оставленных ими экскрементов. Кроме этого, блуждания по Территории требовали быстрых реакций, но этот навык я тренировал постоянно, двумя пальцами выхватывая из воздуха мелких, летающих зигзагами, мушек, в изобилии плодившихся в опытных секциях «крохоборов-естественников» и разлетавшихся по пространству Пирамиды в обход всех заградительных мер: фильтров, сеток, многогранных стеклянных садков с плотно притертыми крышками и стыками. С этой заразой не могли справиться даже специально созданные для этой цели роботы-поглотители с микропористыми пакетами на патрубках выхлопных каналов. Пыль, пепел, табачная зола, отмирающие чешуйки эпителия собирались на фильтрах, слипаясь в плотные шайбы для последующей переработки, но мушки, спрессовываясь и погибая в этой среде, умудрялись перед гибелью оставлять мельчайшие споры, проникавшие сквозь все заградительные мембраны подобно Х-лучам или кри-эонам ПФ-11.

Мушки были идеальным объектом для отработки навыка бесконтактного поражения. Ладонь, кулак, стопа при мгновенном выбросе показывали, что при давлении воздушного канала в 10—12g на квадратный микрон, пестрое хитиновое брюшко и двойные перепончатые крылышки разлетаются в пыль, словно насекомое попало в зазор между стальными шестернями. Коллега – назовем его Герц – застал меня за этим занятием, когда золотистая пыльца от пораженных мушек еще не успела осесть на кофейный столик в релакс-секции. Виду не подал; так же спокойно дал мне раскурить трубку от своей «пушки», но когда я потянулся к его кофейной чашке, чтобы капнуть туда несколько капель коньяка в знак благодарности, склонился навстречу и тихо спросил: когда? Я мундштуком трубки прочертил на осевшей пыльце дату, и он в ответ тем же способом изобразил карту Восточного Сектора и поставил восклицательный знак в зоне, почти сплошь покрытой ржавыми крестами в окружении ветхих оградок. Словечко «ово» – так на жаргоне обозначалось «яйцо» – я оставил без внимания, посчитав его плодом воображения Герца – типичного «инфанта», наивно полагавшего, что Слово непременно должно порождать обозначаемое им Явление. Порой я даже удивлялся, как он мог пройти Квалификацию и получить пропуск на право выхода за Стену. Там, на Территории, слова значили крайне мало, кроме, быть может, тотальной пары: Ничто и Нечто – вся же Территория располагалась как бы между ними как видимый, осязаемый эквивалент Горизонта Событий.

Герц обожал ходить по этой зыбкой грани. Его интуиция, ориентация, способность выходить из самых безнадежных положений, были поистине феноменальны, в отличие от свидетельств, которые, при всей их кажущейся достоверности, неукоснительно ставились под сомнение детекторами лжи. Сперва это приводило Герца в отчаяние, но со временем он успокоился, смирился и делился своими наблюдениями, а также колоссальным практическим опытом лишь с самыми близкими, которых, впрочем, выбирал совершенно произвольно. Это выглядело порой как своего рода назначение на должность или присвоение звания «друга», которым он удостоил меня, едва мы оказались членами одной «пятерки». Похоже, в этом была какая-то магия: я не поверил ни в указанную им точку на карте, ни, тем более, в «ово», но едва я перешел подъемный мост, как ноги словно сами привели меня к Qercus Robur, а лиловатое мерцание овала на его корявом стволе буквально пригвоздило меня к месту.

Ритмичная пульсация, несомненно, была знаком, обращением лично ко мне, но прежде, чем вразумительно ответить на него, следовало хоть как-то расшифровать его значение. То, что в глубине ствола скрывается то самое мифическое «ово» я понял почти сразу. Опыты, проводимые на Территории с объектами Аннигиляции, показывали, что их остаточное излучение каким-то образом возбуждает частицы «материи», из которых состоят все чувственные предметы за пределами Стены, и те реагируют на это воздействие подобно струнам, попадающим в резонанс с камертоном. Реакции проявлялись по-всякому: грибы светились, камни гудели – большие валуны басили; мелкие попискивали – кучи мусора, случалось, даже вспыхивали, сбивая настройки регистраторов, все же в целом порой складывалось в единую, хоть и несколько пеструю, сумбурную картину. Картины различались, порой весьма существенно. Их фиксировали, анализировали (связь с «объектами» опытов представлялась очевидной), а затем заносили в специальные каталоги в ожидании аналогичных «картин» для дальнейшей систематизации.

Лично мне это занятие всегда казалось абсолютно бессмысленным, ибо, по моему твердому убеждению, квантовый, спинальный, а тем более, струнный уровень современных исследований не имеет с так называемым «чувственным миром» ничего общего. Все равно, что доказывать теорему Пифагора с помощью уравнений Максвелла или преобразований Лоренца, с постижения которых начинается обучение в «пирамидальных классах». Так что получаемые в опытах «картины», самые забавные, путаные, со временем извлекались из «запасников» и распределялись по рабочим секциям, жилым капсулам и интимным кабинетам, как бы намекая обитателям Пирамиды на один из вариантов потенциального бессмертия. Жалкий временной отрезок плотского бытия был преодолен еще до появления нынешней, Четвертой, Генерации, но, тем не менее, случаи самопроизвольной Аннигиляции порой все же фиксировались, и это не позволяло присвоить явлению Бессмертия абсолютный статус. Кроме того, само Бессмертие, как показывал пример тех же Бесстрастных, напрочь, в корне, уничтожало в самом субъекте ощущение Времени как Такового, а это создавало значительные трудности при выходе на Территорию, где объекты были не просто «привязаны» ко Времени как четвертой оси координат, но существовали внутри Него, двигаясь и меняясь вместе с Ним.

Нечто подобное, но иного рода, происходило, я думаю, с нашими предками, когда они оказывались в межгалактическом пространстве. Силы гравитации звезд и планет растягивали их во всех направлениях, и они повисали внутри своих летательных капсул как мушки в паутине. Паутина, кстати, была весьма эффективным способом борьбы с этой нечистью, но паучки, принесенные с Территории, акклиматизировались в Пирамиде плохо, делались вялыми, а их плодовитости едва хватало на две-три генерации. Обитатели Пирамиды, напротив, впадали в беспокойство почти сразу после подъемного Моста. Я не был исключением; ось так называемого Времени пронзала меня подобно стальной спице; а от действия атмосферы Территории предохраняли специальные составы, которым пропитывали костюмы перед выходом за Стену.

Но лиловое свечение и пульсирующая вибрация были иной, родственной, природы. Вскоре мне удалось настроиться на их частоты и послать ответный сигнал. Между мной и объектом внутри ствола установился контакт, и теперь мы могли обмениваться информацией в привычном, отработанном формате. По форме это был, в сущности, обычный диалог, вроде болтовни в курилке или нудных, перебиваемых идиотскими вопросами, назиданий Устроителя, звучащих из бесчисленных динамиков, скрытых за пористыми обшивками секций, жилых капсул и даже интимных камер. Содержание передаю по памяти, тем более, что мой собеседник, условно назовем его Старгм, то и дело перескакивал с предмета на предмет. Порой он вообще сбивался на какое-то невнятное бормотание в низкочастотном диапазоне, родственное красному спектральному смещению, характерному для удаляющейся Галактики. Но через какое-то время из глубин этого акустического омута вновь всплывали членораздельные звуки, и порой для понимания собеседника мне довольно было двух-трех слогов. Так из нелепых уздл-грбны-щжэы я понял, что речь идет об Устроителе: Старгм спрашивал, держится ли его идиотский треп на более-менее внятном уровне, или оратор постепенно съезжает в маразм и гонит голые слоганы типа: «держитесь величия Щедрот» или « ясность Цели есть цель Ясности». Я отвечал, что не вслушиваюсь в этот набор звуков, но под них очень хорошо засыпается, особенно когда по Спирали над гранями жилой капсулы струится поток JC-коанов, специально синтезированных для релаксации обитателей Пирамиды.

– А как тебе мое эго? – вдруг внятно спросил Старгм, обозначив интонацию багровой подсветкой в недрах дупла.

– Так это твоя «картина»? – спросил я, вспомнив свою недавнюю находку в недрах запасника: выпуклый N-угольник, точно впечатавшийся в одну из граней жилой капсулы над изголовьем моего ложа. Темная полусфера слабо-кофейного оттенка словно гипнотизировала меня; в ее глубине я различал какие-то парящие лохмотья с рваными краями, закрывая глаза, слышал шум, какой бывает только на Территории при сильном ветре. Плескали и шипели волны, набегая на песок и оставляя после себя блестящих извивающихся гадов. Они поглощали друг друга, дробя зубчатыми челюстями чешуйчатые панцыри; порой до меня даже доносился тихий, приглушенный неведомой толщей, хруст.

– Объяснить? – вновь спросил Старгм, верно истолковав мою паузу.

Я молча кивнул, и багровое свечение в дупле плавно сошло на нет.

– Ты помнишь про четыре стихии?.. История Всейности?.. Общий курс?..

– Да, – сказал я, – в общих чертах: Вода, Огонь, Земля, Воздух… Это когда они ничего не знали, блуждали в потемках, жили в пещерах, шарахались от всего… Кто-то и сочинил, чтобы не психовать: мол, сидим, смотрим в стену, где-то за спинами Светило переходит, а по стенке тени… Тупо, но работало. И про стихии так: мол, все из них, из смеси. Сам делал на практикуме: грязища, вонища, Огонь пустил, обгорел весь, Воздух перекрыл, чуть не задохся… С четвертого раза сдал.

Вместо ответа последовала какая-то особенная вибрация. Похоже, это был смех. Диалог возобновился.

– Нельзя же все понимать так буквально, – сказал Старгм, – Дух над Водами, Слово, Paradise (это слово он почему-то выделил акцентом), Древо Познания, Яблоко, Змей…

– Выходит, нам все врали? – насторожился я, – картинки, конечно, дурацкие, особенно интим, эти позы: так, сяк – атавизм, ясное дело, но что-то в этом есть… А потом вдруг пустота, вода, лоханка какая-то плавает, птичка с веточкой летит – где логика?

– Логику после придумали, – сказал Старгм, – чтобы как что-то неясно, так сразу это дело логикой – ба-бах!.. Типа как вы мушек бьете: йях! – и пыль!.. И так во всем, всегда… Словами, водой, огнем, кулаком – сила есть, ума не надо!.. А после обижаетесь, когда и с вами так. На силу сила всегда найдется – логично?

– Куда денешься, – вздохнул я, – над нами Бесстрастные, выше них Белые, над ними Устроитель. Не нами началось, не нами и кончится… Тьфу, извини, забыл, нас учат, что это не кончится никогда. В смысле, в целом, в общем… Только частные случаи: Аннигиляция, Обнуление – ничего, что я так прямо?

– Нормально, – сказал Старгм, – просто ты не знаешь, о чем говоришь. Слово есть, а что за ним…

– А что за ним? – осторожно спросил я, вторгшись в повисшую паузу.

– Все, – сказал Старгм, – Все и Ничто. В том смысле, что Все было, в общем, примерно так, как вас учили: Первая Генерация – Стихия Воды – затем Ничто, после Вторая – Огонь – и вновь Ничто, но кто-то остался, пощадили, мало ли, вдруг одумаются?.. Нет, опять стали рыть, бурить, качать, и все глубже, глубже, пока все трещинами не пошло, и тут вдруг спохватились: ой, что же это мы?!. Третья Стихия – Земля. Третья Генерация. Нынче Четвертая. Стихия – Воздух. Всех лишних в трещины, в провалы, чем глубже – тем надежнее. Не то, что эти, которые вокруг, под холмиками, крестами – они-то еще встанут, когда придет срок, и никакая Стена не спасет, никакой Ров… А то всех сосчитали, законопатились в Пирамиду, занавесились всякой мурой, типа: Бессмертие, Вечность, Сад Совершенства, Яблоки Истины – мол, вот они, ключи от Счастья!.. А все равно сюда лезете, курсы проходите, спецподготовку, на Территории-то все настоящее, а там, в Пирамиде – что?.. Устроитель?.. Кубатура Шара?.. Литургия Ничто?..

– Ты от этого сбежал? – спросил я, – атавизм, Аннигиляция, ово, а как за Стену вынесли, в виде опыта, так сразу: вот вам Картинка в запасник, и пока ее упаковывали, сам хоп! – и Митькой звали!.. Лихо, ничего не скажешь!.. Но вопрос – зачем?.. Здесь что, лучше?..

– Лучше, хуже – это все относительно, – сказал Старгм, – и потом кто тебе сказал, что я сам все это начал?

– Почему одному мне? – сказал я, – всем, на Курсах, во всех учебниках, в Сетях, как пример…

– Пример или задача? – ехидно перебил Старгм.

– Да, скорее задача, – подкорректировал я, – мол, все у него было: Магистр Белых, Утвердитель Обнулений, Она Совершенная как Пирамида – Полное Слияние, Высшая Гармония, сам Устроитель без Него ни шагу, ни слогана, ни вздоха…

– Тут малость перегнули, – усмехнулся Старгм, – я не лез в эти дела, Он и воспользовался. Культ под себя отформатировал, Оргии в Зале, Ее втянул, Совершенную, Единственную…

Повисла пауза. Плавные волновые ритмы покрыла тяжелая прерывистая пульсация. Внутри Пирамиды ее фиксировали специальные датчики, скрытые под обшивками жилых капсул, рабочих секций. Особенно густо ими были насыщены интимные камеры, где Атавизмы проявлялись явственнее, нежели в прочих местах, и где скрыть их было сложнее из-за их повышенной активности. В пиковые мгновения партнеры порой теряли всякую бдительность, и тогда мониторы регистраторов казалось вот-вот выжгут ярчайшие вспышки, спровоцированные синаптическими импульсами на стыках нейронов. Порой их яркость приближалась к слепящему сиянию витков Спирали в местах, где встречные потоки Y – GW – <T – CZ* – и прочих частиц взаимно уничтожались, образуя, якобы, вожделенное, недостижимое и все же окончательно недоказуемое Ничто.

Но я отвлекся. Пульсация понемногу угасала, уступая плавным, изливающимся из Qercus Robur, волнам. Прерванный диалог возобновился.

– Через Нее Он получил доступ к Аннигиляторам, – продолжил Старгм. Холодно, словно дальнейшие события не имели к нему самому никакого касательства. В сущности так оно и было. Между ним нынешним и тем, о ком он говорил, не осталось практически никакой связи, если не считать Картины – выпуклой полусферы над изголовьем моего ложа в жилой капсуле. И тут передо мной вдруг отчетливо предстала одна сценка, смысл которой всегда был для меня не совсем ясен. Три силуэта, больше похожие на тени с размытыми очертаниями, располагались относительно друг друга подобно фигурам на шахматной доске. Высокие, стройные, они были на голову выше прочих, представлявших безликую слитную массу. Две из трех были почти неподвижны; третья же, стоявшая в центре, мерно покачивалась из стороны в сторону. Я понял, это была Она, та, о которой с таким трепетом говорил мой собеседник. Похоже, Она колебалась, прежде чем принять какое-то решение. Фигуры тем временем почти незаметно меняли свое положение относительно друг друга, образовав в итоге треугольник, чье основание постепенно сокращалось, а стороны сближались и вытягивались, стремясь слиться в одну линию. Это был динамичный знак соперничества, и линия, как итог, могла быть проведена лишь между двумя точками.

– Когда я понял, что произошло, – продолжал Старгм, – было уже поздно что-то исправлять, но я все же хотел понять, почему так произошло. При том, что внешне все оставалось, как обычно. Я курировал сложные программы; составлял тесты для поступающих в магистратуры, в бакалавриат, порой сам проводил собеседования с теми, кто готовился к выходу на Территорию, и если не был уверен в готовности испытуемого, сопровождал его в первых испытательных рейдах. Были прецеденты, когда выпускник с блеском решал сложнейшие тесты, уверенно проходил итоговое собеседование, но перейдя Ров, терялся, впадал в депрессию, и, пытаясь выйти из нее, начинал вести себя крайне агрессивно. Ломал, крушил, топтал все, что вставало на его пути, и когда нанодатчики, тайно вживляемые каждому, поступающему на Курсы, начинали показывать, что последствия буйства грозят стать необратимыми, автоматически включалась обратная связь, и направленный поток Ъ-частиц мгновенно парализовал новичка. Высылали спецкоманду, она доставляла почти бесчувственное тело в корпус Л-18, где с ним поступали в зависимости от степени поражения нервных окончаний. Если пациента не удавалось вывести из комы, он подвергался Обнулению даже минуя Аннигиляцию – это диктовалось чисто экономическими соображениями. Тех же, кто оказывался не вполне безнадежен, старались сохранить и использовать для каких-либо экспериментов или простейших операций. Чаще всего их вновь запускали на Территорию, направляя по различным маршрутам и снимая всевозможные показания: степень потливости, уровень слюноотделения при попытках питаться как белковыми субстратами, так и неорганическими соединениями – звучит диковато, но лучшего способа определить выживаемость жителей Пирамиды в условиях Территории пока не придумали. Во всяком случае, при мне. Я протестовал как мог, тем более, что в восьми случаях из десяти эти опыты заканчивались трагически: у «объекта» начинались непроизвольные конвульсии, и порой его буквально разрывало на части и разбрасывало по сторонам. Полученные «картинки» – съемки велись на протяжении всего маршрута – выглядели устрашающе, но преследовали, по мысли Устроителя, назидательную цель. Некоторые данные содержали слабые намеки на то, что все, происходившее на Территории во время трех предшествующих Генераций, так или иначе влияет на состояние Пирамиды, и что она не так уж незыблема и неуязвима, как говорят Белые, и что с таким беспрекословным напором утверждает Устроитель. Ему, в частности, даже приписывают, авторство тех глав в Истории Всейности, где содержатся весьма прозрачные намеки на то, что недостижимость Полного Слияния (Кубатура Шара) есть следствие того, что отдельным участкам Территории был причинен некий ущерб, и это препятствует дальнейшему дроблению многоугольных граней, выстилающих внутреннюю поверхность «яблок», произрастающих в Райском Саду. Кому-то – говорят, это была девица – даже удалось похитить и тайно пронести одно из этих «яблок» в интимную камеру. Считалось, что одно его присутствие может сотворить чудо: остановить распад нейтринных связей и тем самым стабилизировать электромагнитное поле взаимного притяжения. Пропажу обнаружили; след (остаточная радиация) привел в камеру, и пару накрыли в момент соития. Могли бы и повременить, спешки не было, но Служба Слежки, куда сливают тех, кто не прошел даже самые тупые тесты, стремилась представить себя во всем своем омерзительном могуществе и полнейшей вседозволенности. Процесс, как и ожидалось, был недолог, но само присужденное изгнание, обставили с необычайной торжественностью. Белые восседали на Стене; места для оставшихся внутри Пирамиды распределили по рангам, но так, чтобы Сектор Территории, куда изгоняли несчастных «грешников» – это понятие извлек и реанимировал из Истории Всейности сам Устроитель – был обозрим даже с самой отдаленной точки. Перед выходом из Ворот осужденных раздели, и на Мост они вступили совершенно обнаженные. Единственное, что им позволили взять с собой, было то самое похищенное «яблоко»; считалось, что сорванное с Древа оно не только само утрачивает стремление к Слиянию, но и каким-то образом может повредить стабилизирующее электромагнитное поле всего Сада. Но едва изгнанники перешли Мост, как «яблоко» внезапно вспыхнуло и окружило их таким ослепительным сиянием, что даже тренированные, привыкшие ко всему «следаки» поспешили закрыть глаза глухими черными повязками.

Единственный, кто не дрогнул, был Устроитель. Его кресло возвышалось над Центральной Аркой, а материал защитного колпака погасил сияние так, что в поле зрения остались только два силуэта и сверкающая миллиардами граней полусфера. Влияние Территории было несомненно, и приказ «взять!» последовал незамедлительно. Но странное дело: «следаки» словно впали в ступор; завис наполовину поднятый Мост; Белые на гребне Стены подняли руки и затрепетали рукавами одежд, то ли провожая осужденных, то ли, напротив, моля их о пощаде. Те же, кто остался внутри Пирамиды, застыли, завороженные представшим зрелищем: сиянием «яблока», остолбенением «следаков», смятением Белых и черной фигуркой Устроителя, яростно колотившей кулаками в прозрачный купол защитного колпака.

Наступила пауза. Думаю, Старгм сделал ее намеренно, с тем, чтобы дать мне возможность вообразить весь эпизод в мельчайших подробностях. Это сработало: две взявшиеся за руки фигурки, плывущее перед ними «яблоко», черные застывшие столбами «следаки», затонированный янтарным налетом колпак над Устроителем – все это вдруг представилось мне так же явственно, как корявый ствол в окружении ржавой перекошенной оградки. Внезапно фантом ожил. Лиловое свечение в глубине дупла вспыхнуло ярчайшим золотистым светом, я прикрыл глаза ладонью, спасая от выгорания белковый гель колбочек-чувствилищ; лучевой шквал резко швырнул меня на землю, и последнее, что я помню, был ржавый наконечник столбика, пропоровший мне куртку под мышкой и выскочивший рядом с левым ухом.