Читать книгу Нефилим - Игорь Епифанов - Страница 6

Это начиналось как обычная командировка, и в моем

предписании на нее было отведено трое суток. Твари

в нем не значились.

Очнувшись, я увидел перед собой «яблоко». Оно висело так низко, что я мог достать его рукой. Я сделал попытку. «Яблоко» отошло и стало плавно отплывать, увлекая меня за собой. Совсем рядом раздался негромкий голос Старгма: пока довольно. «Яблоко» исчезло как по команде, и меня вновь окружили густые сумерки с едва проступающими из тьмы очертаниями предметов. Я сунул руку в подмышечную впадину; ладонь провалилась в прореху на кожаной куртке – выходило, что я стоял там же, где упал, точнее, где меня опрокинул световой поток. Возможно, это была галлюцинация; один из тех фантомов Территории, о которых рассказывал мне Герц. Я включил фонарь над локтевым сгибом – мое личное, запатентованное «know how», освобождавшее руку как для нападения, так и для защиты – и световой конус выхватил из тьмы ствол с глубоко прорезанной надписью Qercus Robur. Дупло темнело чуть выше, но теперь оно смотрелось как яма на месте удаленного или выбитого на спарринге зуба. Я, как положено по инструкции, просканировал пространство инфракрасным детектором (излучатели были вмонтированы в защитные пластины, покрывавшие грудную клетку с обеих сторон): значительных температурных скачков не наблюдалось, а перепады были плавными и вполне укладывались в изотермальные кривые данного Сектора.

Немного гудела голова; вероятно в падении, уже теряя чувствительность, я ударился затылком о край замшелой мраморной плиты, покрывавшей плоское, заросшее травой, возвышение у основания ржавого железного креста. Я просунул руку под капюшон куртки и, потрогав затылок, ощутил под пальцами теплый бугорок: косвенное свидетельство того, что вспышка была внешней реальностью, а не плодом моего воспаленного воображения. Но откуда все возникло?.. Куда исчезло?.. Я шагнул к стволу, уцепился пальцами за трещины в коре, приподнялся, опираясь на выпуклости корней, и посветил фонариком вглубь дупла. Там было пусто, если не считать свернувшейся кольцами твари на самом дне. Луч фонаря, похоже, потревожил ее; по кольцам пробежали судороги, треугольная головка поднялась, сверкнули глазки с узкими вертикальными зрачками, и в меня полетела распахнутая пасть с четырьмя крючковатыми зубками и блестящим, раздвоенным на конце, язычком. Я двумя пальцами перехватил головку чуть ниже скул; тварь забилась, обвила кольцами мою руку и стала сжимать ее вероятно с целью остановить кровообращение. Но преимущество было явно на моей стороне, и хотя кольца усиливали сжатие, а края рта и основания зубов покрывались темной вязкой эмульсией, я мог пресечь эти агрессивные проявления одним движением пальцев, ощущавших нежную хрупкость позвонков под чешуйчатой кожей.

Но в предписании тварь не значилась, и ее «обнуление» – наши бюрократы пользовались привычным для них термином – пришлось бы по возвращении обосновывать самым подробным образом. Вычесть командировочные из моей зарплаты не позволял Трудовой Кодекс, но рассчитывать на премию не приходилось. Случалось, что за подобные проступки лишали нескольких – от трех до девяти – посещений интимной камеры. Новичкам грозило и нечто более страшное, вплоть до отправки в Л-18 и выходом на Территорию в качестве подопытного «объекта». Аннигиляция и Обнуление были предопределены; считалось почему-то, что эта крайняя, обращенная в прошлое, мера снимает пагубные последствия совершенного проступка.

Склонности к агрессии я не питаю. Вид размазанного, распростертого передо мной существа не возбуждает меня, а, скорее, вызывает жалость. На Курсах нам преподавали соответствующие навыки, но советовали применять их лишь в самых безвыходных ситуациях, таких, очевидный выход из которых тебя не устраивает. Уничтожение или яснее, убийство, как раз и считалось эдакой простой, примитивной мерой. Новички прибегали к ней от страха, «старики», чаще «крохоборы», чем «инфанты» – от лени, усталости; мало ли что можно придумать в самооправдание. Тем более, что защита медитативная, снимающая агрессию «объекта» и трансформирующая его психику, действительно требовала гораздо больших энергетических затрат и порой совершенно не коррелировала с физическими размерами агрессора. Громадную, восстающую из болота, тушу с клыкастой пастью и роговыми лопастями вдоль горбатого хребта мог остановить простой взгляд, а со сравнительно небольшой, три-четыре локтя в длину, полтора-два в высоту, «тварью» – общий термин, использующийся в предписаниях и отчетах – дело порой доходило и до физического контакта. Особенно когда «тварь» бросалась внезапно, из-за камня, из-за куста, из переплетения ветвей над головой. Спасала реакция плюс некое особенное чувство опасности, которое необычайно обострялось у меня, едва я оказывался на Территории.

С чешуйчатой «тварью» в дупле это чувство чуть запоздало, но совсем чуть-чуть, не критично. Да, я допустил физический контакт, но он-то как раз и упрощал механизм медитативного воздействия. Я направил ци в кончики пальцев и почувствовал, как ци проникает в позвонки «твари» и, струясь по ним, кольцами обвивает мою собственную руку. Я подключил ци-кл – поток замкнулся и усилился за счет аутоподпитки. Теперь моя рука и обвивающая ее «тварь» сделались как бы единым существом, слились в одну субстанцию, и я мог управлять ей по собственному произволу. Осталось только отделить от нее внешнюю, трансцендентальную, сущность и вернуть ее в прежнее состояние, в положение, где «тварь» пребывала до момента броска. Но что-то остановило меня перед совершением этого заключительного акта. Мысль о тотальном информационном поле некоей, пока непознанной, физической природы вдруг осветила зыбкую студенистую субстанцию под крышкой моего черепа – так бывало, когда я «подключался» и оказывался как бы внутри «поля». Весь Qercus Robur как бы растворился в нем, и перед моим умственным взором предстали энергетические сгустки с едва различимыми контурами «яйца», чешуйчатой «твари» и моей руки, по плечо погруженной в дупло.

Подозрение, что все это было ловушкой, и что Старгм с его долгими разговорами, вибрациями, лиловыми всполохами – не более чем фантом, призванный отвлечь меня от истинной цели моей командировки, показалось мне не совсем беспочвенным. Своими байками о похищении «яблока», изгнанием, внезапной вспышкой, вогнавшей в ступор ее свидетелей, Старгм мог провоцировать меня на ответную откровенность. Хорошо еще, что я не повелся на его доверительные признания, тем более, что его история, доступ к которой преграждали десятка полтора «паролей», была мне известна благодаря Герцу, взламывавшему любые «замки» и проникавшему сквозь тончайшие квантовые «сита» без каких-либо контактов с запирающими устройствами. Попытки поделиться со мной секретами этого мастерства были безнадежны; наверное, с этим надо было родиться; и потому мне оставалось лишь с почтительным трепетом наблюдать, как на его рабочем мониторе ритмично пульсируют микровспышки и причудливыми зигзагами проскакивают траектории кварков: красных, зеленых, синих. Считалось, что кварки не могут существовать сами по себе, не связанные «глюонными струнами», но Герц, похоже, добился этого эффекта. Правда, перед тем, как посвятить меня в свое достижение, он взял с меня «обет молчания», но это, я думаю, была скорее дань давнему «атавизму» с его забавными обрядами, ритуалами.

Я и раньше замечал за Герцем кое-какие «атавистические» наклонности. Его отчеты о командировках на Территорию – он называл их «вылазками» – были написаны таким изысканным, цветистым слогом, что отрывки из них, положенные на музыку, порой звучали из динамиков в «боксах релаксации». Под них было хорошо пить кофе, вино, курить; описания не возбуждали, а, скорее, слегка волновали воображение, и оно само дорисовывало те детали, что сохранялись в моей памяти от прошлых командировок. Вспоминались причудливые трансформации «тварей», попадавшихся на пути, то, как они корчились под действием направленного пучка медитативной ци, а затем, успокоившись, покорно выполняли мои мысленные приказы.

Но с чешуйчатой тварью, кинувшейся на меня со дна дупла, пришлось-таки повозиться. Я хотел посвятить ночь осмыслению встречи со Старгмом; связать его намеки, недоговоренности с той историей, в которую посвятил меня Герц, буквально прорыв туннель к строго засекреченным источникам. Но стоило мне отключиться, как тварь активизировалась и даже начинала проявлять нечто вроде самостоятельной воли. Я мог, разумеется, избавиться от нее – пусть ползет, куда хочет, – но интуиция намекала мне на ее связь со Старгмом: не случайно же она оказалась именно в этом чертовом дупле! Что если тварь – аватар? Видимость? Призрак, напоследок брошенный в меня Мастером Трансформаций? А в том, что Старгм был Мастером, достигшим высочайших степеней Совершенства, я не сомневался.

Но кто мог обнаружить в нем уязвимую точку? Где было это слабое звено в безупречной, выработанной долгими медитациями, Сети внутренних связей? «Источник» намекал на внешнюю, насильственную Аннигиляцию, но этот процесс всегда начинался с какой-то одной точки на теле приговоренного. Ее отыскание, во избежание осечек, поручалось Особой Коллегии, куда поровну входили как продвинутые Бесстрастные, так и недалекие исполнительные «следаки». Первые разрабатывали программу на основе ряда конкретных показателей: данных сканирования, напряжения энергетического поля со всеми «атавистическими» пиками, – вторые тупо запускали подготовленный процесс и фиксировали его разрушительные этапы.

«Атака» начиналась с висков, где духовная аура – по старинке «нимб», – замыкалась в полукольцо, на концы которого и подавался первый разряд. Обычно он бывал слабым, почти нечувствительным, но достаточным для запуска всего «процесса», начальный этап которого, вероятно в шутку, «следаки» называли «инфантилизацией». У них, у этого «контингента» – не могу подобрать другого определения – было весьма странное чувство юмора. Наблюдая «необратимый распад», больше похожий на «самопоглощение» или «аутолиз», они искренне потешались над последовательным исчезновением фрагментов «объекта» как в статике, так и в динамике. Это было уже не принципиально – «височный разряд» напрочь выключал личную волю «объекта», замещая ее «гравитонной постоянной». Природа этой силы до сих пор остается до конца непознанной, но ее действие проявляется во всем и не прерывается ни на кратчайший миг. Впрочем, последнее уточнение совершенно излишне, ибо слово «миг» в этом контексте тождественно Ничто. Все основание мира, вся так называемая Вселенная держится этой силой, не имеющей, похоже, уже никакой иной, более глубокой, тонкой основы своего существования. Не знаю, ощущает ли, точнее, осознает ли действие этой силы сам «объект» в процессе Аннигиляции; в пользу этого предположения говорят лишь смутные косвенные свидетельства, доверять которым я не склонен.

Герц докопался до тайного протокола, где описывалась Аннигиляция одного из высокопоставленных Белых. Похоже, он пал жертвой каких-то внутренних интриг; процесс был на особом контроле, но секретарь почему-то не внес в «Дело» приговор, зато подробно, в манере спортивного комментатора, зафиксировал все этапы Аннигиляции: вот исчезло левое ухо, правое плечо втянулось в грудную клетку и вслед за ним стала плавно оседать и проваливаться в межреберное пространство голова… В эти мгновения датчики порой засекают импульсы, подобные тем, что возникают при столкновениях кварков при сверхвысоких скоростях и температурах. Но «объект», думаю, это был кто-то из Магистров, стойко безмолвствовал, и это, судя по дальнейшим записям, привело в замешательство даже «следаков», которым, в общем-то, было наплевать на личность сужденного. Они даже устроили тайный тотализатор в процессе экзекуции, где ставки делались на последовательность исчезновения той или иной части тела, и все попытки пресечь этот совершенно варварский «атавизм» оказались тщетными.

…………………………………………………………………………………….

После вспышки похищенного шара и исчезновения приговоренных к изгнанию на Территорию «объектов» А и Е – так они значились в протоколах судебных заседаний – Устроитель впал в некоторую задумчивость. «Следаки», расставленные по всем стеновым башням, отмечали его одинокие прогулки по гребню, без привычного «колпака», без «эскорта теней» – что-то типа взвода из состава Личной Гвардии. Устроитель мерным шагом двигался вдоль раздвоенных зубцов, но иногда замирал и, припав к окулярам инфракрасного бинокля, всматривался в темное молчаливое пространство по ту сторону Рва. Непонятно, что Он там высматривал; Он, кстати, мог вести свои наблюдения и через расставленные по всему периметру видеокамеры, не покидая Кельи – так именовалась его личная жилая капсула – но что-то, похоже, какая-то атавистическая «заноза», душевный «заусенец» не давал Устроителю покоя, поднимая его с уютного просторного ложа, которое все чаще разделяла с ним та, которая…

Имя ее произносилось исключительно шепотом при том, что интрижка была у всех на виду. Старгм, разумеется, узнал об этом последним, но ничем своих чувств не проявил. Почти сразу после исчезновения А и Е Устроитель дал ему задание выследить изгнанников, что было непросто: вспышка шара уничтожила все их следы на расстоянии полудня хорошего хода, а те слабые повреждения растительных покровов, которые отмечали спешно посланные вдогонку «следаки», чаще запутывали преследователей, нежели давали хоть какое-то приблизительное направление дальнейших поисков. К тому же считалось, что не имеющие ни специальных навыков, ни защитных покровов А и Е так или иначе обречены на гибель. Территория представлялась чем-то вроде заброшенного, затерянного во Времени и Вечности, пустыря, только на мониторах или с гребня Стены, но те, кто имел достаточное число «командировок» – как мы с Герцем, – отлично знали, насколько обманчиво это представление. С десяток посланных вдогонку «следаков» исчезли как дым; четверым повезло больше, от них хоть остались какие-то ошметки, и их после генетического опознания торжественно вмуровали в Стену по обе стороны Главной Караульной Башни – ГКБ – дабы прославить беззаветную доблесть ее служителей.

В поисковую команду Старгма эти деятели не входили. Правда, Устроитель, обозначая конечную цель и общую стратегию поисков – это он делал, надо отдать должное, мастерски – пытался внедрить в ПК нескольких (около полудюжины) ГКБ-шников под видом «технического персонала», но Старгм «вычислил» их на первом же собеседовании и, естественно, «зарубил». Он искусно подвел это под статью «экономия бюджета», но зато в графе «оборудование» выставил такую цифру, что ее решились представить Устроителю лишь после долгих согласований и обоснований. Опасения были напрасны; Устроитель, что называется, «подмахнул не глядя».

При беглом знакомстве с историей ПК, позже переименованной в Экспедицию, мне это сразу показалось подозрительным; Устроитель, как известно, был скуповат и даже склонен к некоторому, быть может, демонстративному, аскетизму. Но при анализе оборудования: сканеров, коптеров, геолокаторов, «щупов» – в списке был даже примитивный аналог гравитона – я обратил внимание на чрезвычайно мощный, но очень компактный – с пачку сигарет – излучатель направленного и очень точного – снайперского – действия. ИНД. Им был снабжен один Старгм. Он двигался впереди отряда; в случае внезапной корпускулярно-волновой агрессии, включал защитную «волну»; та сама определяла частоту и импульс встречного потока и «гасила» его по принципу интерферометра.

Предположение, что «шар» взял изгнанников под «свое крыло» было не лишено оснований. В случае опасности «шар» мог прибегнуть к новой и, быть может, более яркой вспышке, чье действие могло не просто погубить отряд, но не оставить ни малейшего следа на месте трагедии. Мощность ИНД и его эффективность проверили в одном из «супер-ускорителей» Большой Спирали; «луч» «гасил» все, что неслось ему навстречу со скоростями, втрое превышавшими скорость света. Кварки, бозоны, Y-цви – сгорали на виражах, не оставляя на суперчувствительных пластинках ни малейших помутнений. Это могло быть косвенным указанием на то, что в этих частицах заложена программа саморазрушения, основанная на принципе Е=mc2: на таких скоростях энергия «взрывала» частицу даже при самой ничтожной массе. Но так как частицы, сколь бы ничтожными они ни были, все же представляли собой некое Нечто, и Закон Всеобщего Сохранения – ЗВС – исключал его переход в Ничто (этого нет, потому что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда), оставалось предположить, а по факту утвердить наличие неких Х… У… – короче, доселе непознанных и, следовательно, не названных, частиц.

Математические модели подтверждали такое предположение, но они же с несокрушимой логикой подвергали сомнению практику Обнуления, механизм которого так долго и тщательно разрабатывали Бесстрастные. Сомнение вносило беспокойство в умы обитателей Пирамиды, ободряло осужденных, внушая им некие смутные надежды, а это, в свою очередь, стимулировало дальнейшие разработки – порочный круг замыкался, и разорвать его могла лишь какая-то эффектная демонстративная акция. Те же А и Е, пойманные, доставленные, аннигилированные до стадии «яиц», а затем помещенные в самый напряженный виток Спирали и распыленные по всей ее протяженности.

И потому, прежде чем поисковый отряд выдвинулся на Территорию, были организованы два пробных распыления. Одно с «картиной», взятой наугад, по жребию, из запасника, другое с «яйцом» -анонимом, дабы при проведении опыта исключить личностные атавистические всплески. Кому-то аннигилированный мог приходиться другом, родственником; нет, выбранный «объект» должен был быть «всеобщим и ничьим» – этот девиз, озвученный самим Устроителем, провозглашался из динамиков в секциях, жилых капсулах и даже интимных камерах, настраивая обитателей на скорбный и торжественный лад, присущий столкновению с Непостижимым.

Акция прошла превосходно. Встречные потоки озаряли витки длинными клиновидными всполохами, вгонявшими зрителей в почтительный трепет, и при этом стенки оставались настолько прозрачными, что возникало подозрение, что процесс аутоаннигиляции частиц вовлек в себя и материал самой Спирали. Скептики, по большей части из «крохоборов», угомонились лишь тогда, когда по завершении опытов по Спирали вновь потекла привычная надпись «FORTRESS», набранная на этот раз вытянутым по вертикали шрифтом с клиновидными окончаниями.

Проверку ИНД проводили скрытно, на менее обозримых участках Спирали. Скорость частиц там практически не снижалась, а сопло интерферона и поток его излучения направляли под разными углами, имитируя полевые условия. Курировал испытания сам Старгм; он же, уже в ручном режиме, проводил контрольную проверку. И потому, углубляясь в протоколы, я не мог понять, почему он не придал значения кратким импульсам слабого, практически локального действия и очень узкого диапазона. Испускаемая волна словно натыкалась на невидимую преграду в радиусе вытянутой руки, отражалась и гасила сама себя, не достигая тела испытателя. Похоже, ей управляла некая внешняя воля, которая в любой момент могла изменить квантовые характеристики. Выходило, что Старгм отправлялся в экспедицию, имея при себе не только своего рода аутоаннигилятор, но и «цензора», имевшего возможность в любой момент прекратить поиски, если они примут нежелательный для него, цензора, оборот. В примечаниях содержался намек на то, что Старгм может состоять в тайном сговоре с изгнанниками, и что вместо того, чтобы в случае поимки вернуть их в пределы Стены или аннигилировать на месте, он войдет с ними в контакт, и они исчезнут все вместе с шаром и ИНД, заключавшем в себе новейшие технологические разработки.

Это были, правда, всего лишь подозрения, и вероятность, что они оправдаются составляла примерно 1 в минус 16-й степени. Устроитель хоть и иронизировал на этот счет, но все же не без едкого сарказма добавлял, что в случае «1», его последствия усилятся именно в той же степени, но уже со знаком «+».