Читать книгу Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки - Игорь Матрёнин - Страница 85

А теперь о настоящих, что называется, «тру» (ну, в смысле, «true» «по-американскому») художественных руководителях, тех, что плотно сидели (и, думаю, сидят) в маленьких клубиках по интересам «на рок-группах».

Первый мой худрук был учителем географии в школе. Он наповал и в самое сердце сразил меня скоростным (разумеется, по тем салабонским меркам) соло на гитаре во время исполнения искромётных частушек на пионерскую тему в трудовом лагере. Уважение к нему разрослось до размеров галактики, когда я к тому же узнал о его коллекции фирменного винила, в которой имелся, на минуточку, весь божественный «Grand Funk» и прочее волосатое богатство.

И вот она, первая наша, говоря по-современному, «репбаза»! Мы, будто стайка затравленных деревенщин, робко вошли в помещение с гитарами, барабанами и клавишами внутри, и глаза наши ослепли от роскоши янтаря «Уралов», «Стелл» и «Аэлит». На предложение «босса» разучить что-нибудь из Макаревича, мы немедленно ответили гордым презрительным отказом, заявив, что желаем играть исключительно Heavy Metal в духе «Accept» (не забывайте о нашем мастерстве инструменталистов – четыре аккорда, чувак, четыре аккорда!).

И началась обычная для этого периода чехарда с пересаживаниями с инструмента на инструмент в классическом духе: «А вы, друзья, как ни садитесь, всё в музыканты не годитесь».

На калечных отечественных «барабасах» оказался совсем не тот, кто изначально самонадеянно собирался, ибо его чувства ритма и координации не оказалось даже в зачаточном состоянии. Сжав стоны в горле и еле сдерживая детские кипящие слёзы, «горе-драммер» уступил место совершенно левому пареньку, который первый раз в жизни сел за установку и поразительным образом заиграл сам собой очень ловко и даже с негритянским огоньком.

Ну и так далее в порядке живой очереди со всей бандой недотёп, включая меня. Взяв дрожащими руками гитару, я сделал шокирующее открытие – она не звучала, как «зафуззованная металлюжная» лопата, а тренькала так кисло, что едва ли сгодилась бы даже для «хеви-медлячка». Я, равно как и мои разочарованные «подельщики», нервно озвучил сию тему «шефу», жалуясь, что, мол, гитары-то «не те». На что он педагогически резюмировал: «Ну раз не те, то давайте пока всё-таки разберём Макаревича».

Спесь с нас слетела быстро, и мы покорно выучили все партии не самой сложной песенки «Машины времени», а потом робко исполнили их одновременно под манящий «неведомым» сладкий отсчёт: «One, Two, Three, Four!!!». И к величайшему нашему изумлению мы неожиданно зазвучали, как хреновый, но всё-таки ансамбль!

Он ещё немного повозился с нами, кретинами, знающими три-четыре аккорда на всех, и с облегчением передал нас одному своему малоприятному знакомому. Сей сомнительный персонаж «держал худруковскую мазу» в клубе (вдумайтесь!) имени Володи Ульянова, так вот запанибрата и душевненько.

Второй худрук по «рокенролу» был намного ближе к классическому типу «худруков» – музыкант-неудачник, пиком карьеры которого было, скажем, кратковременное участие в сольном проекте басиста Константина Никольского. Почти спившийся, завистливый, крайне неприятный человек, спиз…ивший всё, что только можно спиз…ить во вверенном ему хозяйстве. О нём у меня всё.

А вот ещё одна престраннейшая «точка» – общага мединститута. Считается (ну, это эротический фольклор такой студенческий), что самые развратные девчушки учатся именно в «Меде». Почему – неизвестно! Быть может, потому, что натурализм обучения, да и самой профессии очень близки к чистой анатомии, животному, так сказать, началу, уж не знаю.

Но, даже владея этой манящей, хотя и непроверенной информацией, я был настолько одержим идеей создания «великой группы», что не спешил сразу воспользоваться мифической любвеобильностью медичек, а в первую очередь хотел произвести впечатление на местный худсовет.

А собрался он на предмет разрешения репетировать в комнатушке, где уже жил, да был один музыкальный коллектив. И «рок-старожилы», думаю, были совсем не рады соседствовать с какими-то нахальными варягами. Встревоженная эта группа в полном составе, пара-тройка тёток необъятных размеров и непонятного происхождения (это и был грозный худсовет) выслушали нас внимательно-настороженно.

Соло-гитарист Лёха Каулин не пришёл вовсе по причине врождённого раздолбайства (впрочем, весьма милого, чем и пользовался, паразит), и я шпарил за двоих. В этом «неполном» составе мы играли вживую первый раз, а за сутки до этого просто-напросто выучили все партии заочно. Это было более чем смело, но поразительным образом всё «прохиляло» вполне себе сносно.

Тётушки, видимо, не очень вслушивались в злобненькие тексты, а музыка, состоящая из постбитловских мелодий, простой «роллинговской» гитары, плавающих, словно гибкое соло, басов Лёшки Вареника и прямолинейных, как речь военрука, барабанов, сделали-таки своё «духовное» дело.

Высокомерные местные «артисты» вынесли следующий великодушный вердикт: «Ну, для первого раза неплохо…». А грозные медицинские женщины были сражены нашим обаянием (другим взять пока мы не могли).

Кстати, высоченный и худющий Лёха действительно играл весьма занятно, партии баса он выстраивал нестандартно-мелодичные, будто бродящие по грифу. Когда он нелепо загремел в Чечню, я поддерживал его, как мог, панковскими своими письмами, и, словно верная одноклассница, в нетерпении ждал его возвращения. К тому времени у меня по волшебству появился на гитаре гениальный Руська, и при таком самобытном басисте мы могли, как я наивно тогда полагал, просто свернуть любые там Эвересты с Джомолунгмами. Лёха же отбывал страшный свой срок на совсем других горах…

Я, надо сказать, всегда находил такие уж самые невероятные и «остроумные» варианты составов, что никто и никогда не верил, будто это чудо случится, а я же верил всегда, и безумие моё срабатывало. Покорнейше извиняйте, что похвалил себя сам и, кстати, на этот раз совершенно напрасно…

Лёха вернулся, но это уже был совсем не он. Всё детское в нём умерло. И на моё неуместное предложение он ответил жестоко и сразу, не оставив мне даже крошечной «рок-надежды»: «Гош, для меня ничего этого больше нет, я живу, и буду жить совершенно другой жизнью». Как же всё это было грустно… Правда, спустя довольно много времени, я вновь повидался с ним на импровизированной встрече выпускников и заметил, что это нечто неуловимое-школьное всё же вернулось к нему, и это было удивительно и радостно.

А ещё (пожалуйста, можете мне не верить), но мы невероятным образом «ре́пались» в… Доме Офицеров! Вспомнить не могу, хотя и очень стараюсь, как же это мы, волосатые, попали да в такое-то заведение! Но ведь чудом чудесным случилось и это удивительное дело…

Мы рубились на самом последнем этаже в пыльной комнате, заваленной аппаратурой неведомого, и, видимо, стратегического назначения, с множеством гитар крайне низкого происхождения и допотопных клавиш с тембрами теперешних нойз-групп. И среди всего этого богатства и прочих излишеств не нашлось ни одной, пусть хоть и неандертальской «басухи». Бедный Лёха вынужден был исполнять партии баса на обычной гитаре, получалось диковато, но не без первобытной оригинальности.

Сейчас вот скажу без ложной скромности, так что-то надоела уже она, эта политкорректная самокритика – какой бы ни был «молодёжный» состав «Алкоголя», пусть и неумелый и не сыгранный, а странные песенки мои звучали всегда хорошо, ну вот звучат они, родимые, и всё тут!

Местные военные люди вызывали нас на ковёр, прослушивали очень серьёзно, обдумывали степень «неидеологичности» и так и не могли решить – играть нам у них на сугубо суровых вечерах самодеятельности, или всё же опасненько выпускать «таких вот» из клетки на зелёную боевую арену. С одной стороны, раз «репаются» на шару, так хоть шерсти клок с патлатых, а с другой – идеологическая диверсия! Ну а мы, «волосатики» и рады были офицерским сомнениям.

Вообще говоря, эти мрачные торжественные стены, как это ни поразительно, были прибежищем всяческих маргиналов различного свойства. Например, странного вида молодой «звукореж», прискакавший к нам на звуки доморощенно сооружённого «каверочка» на Sex Pistols, восторженно заголосил: «Ну, чуваки, спасибо, вот порадовали, вот порадовали, не ожидал услышать здесь такое, родные вы мои! Давайте-давайте, жгите, чувачки!».

Или, скажем, этажом ниже занимались «напрочь незакомплексованные» студенты театрального училища, вытворяя дичайшие свои этюды. Аномально смеялись и рыдали они в буквальном смысле часами (такие, понимаешь, у них практики наработки состояния). И всё это непотребство среди суровых стен Дома Офицеров, огромных полотен со сценами баталий, смурных полководцев и реальных, не менее сердитых военных, проходящих мимо нас, гоблинов, невесть как попавших в заповедный уголок.

Абсолютно всё, где имелась сцена, аппарат и комнатка, где его хранить, могло быть оккупировано непрошенными гостями из антагонистического мира артистов. Да какого там нафик, антагонистического, нормально мы ладили с товарищами военными. Мы были для них забавными интересными зверушками, а «неведомы зверушки» благодарны были им, уже хотя бы за попытку понять нас, безумных инопланетян, и даже как-то мирно с ними сосуществовать.

А точка в библиотеке отчаянной Ражевой – это же ещё та экзотика! Трудилась она тогда на ниве просвещения местных сумасшедших. Нелегко библиотекарю весной, когда все разномастные психи посёлка оттаивают и начинают охоту на «нормальных», но на таких подневольно-нормальных, что по долгу службы не могут выставить гадкого сумасшедшего вон.

Вот и начинается утомительное общение с не всегда приятно пахнущими и вынимающими душу юродивыми по различным литературным и общефилософским вопросам, вроде: «А эта книжка интересная? А можно её почитать? А она про что? А стихи там есть?». Вопросе на пятнадцатом возникает естественное желании вызвать, ну, если не ментовку, так хотя бы скорую! Помочь чтобы, стало быть, «душевному» человеку… А нельзя, понимаете вы, нель-зя! Ведь они, хоть и психи, а в библиотеки записаны вполне официально, и права, как говорится, имеют, и «прописаны по какому-нибудь Кривоколенному пять», вот такая весенняя дичь.

Мне очень повезло, я знаю, что такое волшебный мир библиотеки. Особый щекочущий запах страниц и атмосфера почти храмовая. Миллион помещений, где ночью жутковато и мерещатся призраки и герои любимых книг (и не всегда положительные!). И такое великое множество книженций, которые можно полистать или просто погладить.

По беспечной рекомендации Иришки мы зависли там надолго и прожили в магической библиотеке большую репетиционную жизнь, курируя из одного самобытного помещения в другое, ещё более невероятное, с этажа на этаж, и везде было нам вдохновение.

Там и состоялось наше первое наивное выступление. Осталось забавное видео, где мы очень смешные и нелепые, а важные наши гости – друзья и знакомые так милы, что невероятно приятно видеть их и сейчас, молодых и улыбающихся.

Я, скорее всего, путаю события во времени, смешиваю их, ошибаясь хронологически, но ведь это такая фигня, правда? Не в этом же дело, не в этих ненужных деталях и напрасных соответствиях, тоже мне хроники «выдающейся творческой единицы России». Я лишь хочу оставить вам память, письменные фотки того сумасшедшего времени, когда не было у меня мобильника и не щёлкал я ещё дуриком всё подряд…

А мне же самому безумно любопытно, смогу ли я сделать это – сожмётся ли сердце прочитавшего эти путанные страницы в ностальгической неге… Надеюсь, как же я надеюсь, что да…