Читать книгу КЛУБCLUBКЛУБ. Мемуары от третьего лица - Игорь Майоров - Страница 44

Помимо уже названных выше основателей клуба, которые неминуемо стали его сотрудниками, (правда не все в равной степени успешно), в клубе ТАБУЛА РАСА на сцене появляются новые действующие лица, о которых не рассказать никак невозможно.

Прежде всего это конечно Олег Парфенов и примкнувший к нему Евгений Григорьев по прозвищу (тогда) «Шеф». Прозвище зародилось где-то в недрах студенческой жизни МВТУ им. Баумана и о его происхождении нам ничего не известно.

Парфенов назван первым потому, что появился он благодаря родственным связям, будучи младшим братом Сообщикова. Они с Шефом прибыли в Москву из того же великого черноморского поселка Архипо-Осиповка и пытались закончить курс обучения в МВТУ, а нарождавшееся клубное движение им мешало.

Традиционно участие в работе клуба начинается с участия в строительстве. Как теперь упомнить, были ли на этой стадии мысли о дальнейшей работе или просто пришел человек брату помочь и втянулся, так что еле вытянулся потом, годы спустя. Примерно таким же образом в свое время и М. оказался сотрудником БЕЛОГО ТАРАКАНА, никак до этого себя в такой роли не представляя.

Поскольку клуб строился своими силами и на ограниченные средства, каждые рабочие руки, не связанные с большими финансовыми затратами, категорически приветствовались. При этом и Парфенов и Григорьев, как мы уже упоминали, еще и учились в МВТУ, что, в общем-то, не самое простое занятие, а открытие клуба как раз совпало с сессией – так что были там вероятно определенные трудности системного характера, но все они были преодолены, и клуб построен и, забегая вперед скажем, что и высшее учебное заведение было (не без труда) закончено.

Конечно в былые годы М., учившийся в скучное и строгое советское время даже и представить себе не мог, что можно поработав ночь барменом с легкого бодуна отправляться на зачет. Времена меняются – хорошо ли это, плохо ли? А никак. Просто времена меняются, и спорить с этим бесполезно.

Успешно сколотив столы и стулья, или покрасив стену – что они там еще делали – Парфенов и Григорьев в дальнейшем превратились в то, во что превращаются те, кто потом сам начинает открывать клубы – в мальчиков на побегушках или в специалистов широкого профиля – выбирайте терминологию, которая вам ближе. Они занимались и закупками и стояли за стойкой, и чинили-таскали-ремонтировали, и даже участвовали в прослушивании претендующих на выступление в клубе музыкантов. Ну и выпивали, случалось, как же без этого, когда тебе двадцать лет, а всего этого вокруг немерено. Был как-то такой случай: наклонился Григорьев зачерпнуть льда (а лед держали в морозильном отделении, а морозильное отделение у того холодильника было внизу) и оказался как-то ну очень близко к такому уютному полу и, то ли свалился он, то ли прилег, как теперь выяснишь, а только оглядывается Парфенов по сторонам – где напарник? Нет напарника. А посмотрел под ноги – вот он родимый, прилег у холодильничка и заснул. Переложил Олег друга под стойку бара, благо места там хватало, несмотря на определенные запасы спиртных напитков, и продолжил работать один. А может быть я все путаю и заснул там внизу наоборот Парфенов? Теперь это уже не важно.

Помимо Олега и Евгения на стадии строительства в клубе появилась Оля, тогда еще Сорокина (фамилии у девушек, как известно, меняются и бывает, что не один раз). Знакома она была с М. еще с театра, где работала некоторое время под его началом в осветительском цехе, а теперь вот объявилась в клубе, а с ней подтянулись другие околотеатральные девушки – Ольга Прохорова, Надя Наймушина, Наташа Охотникова – если еще про кого вспомню, то тут же и добавлю в этот список. Все они то ли учились на театральных и околотеатральных специальностях, то ли служили в театрах, где в ту пору денег платили не очень много, а кушать традиционно хотелось всегда. Общество в общем и целом складывалось приятное.

Профессиональные официанты остались, наверное, в традиционных ресторанах и на вновь открывающиеся места их уже не хватало. Профессионализма, конечно, не доставало, зато не было той специфической атмосферы халдейства, к которой все привыкли в советских кабаках. Я кажется повторяюсь, но поскольку это мой любимый тезис, ничего страшного, что я повторюсь. Во вновь созданных клубах к публике относились так, как к зашедшим в гости знакомым, которым хозяин и наливает и еду подкладывает, но не угодничает перед ним. Новые официанты и новая публика как бы находятся в одной социальной нише. Бывали, конечно, и отступления от этого правила, вызванные как правило повышенной жадностью к чаевым или повышенным самомнением внезапно разбогатевшего быдла – но таких людей в клубе не любили. Причем ни с той, ни с этой стороны прилавка.

Недостаток профессионализма все-таки иногда проявлял себя. Так однажды к М. подошла искренне возмущенная Сорокина (будем ее называть по тогдашней фамилии) и пожаловалась. что посетитель пошел наглый, привередливый и джин-тоник ему на вкус не нравится и непонятно, какие у него к джин-тонику претензии. Считая себя специалистом в этом напитке (личное достижение – 19 порций за ночь в БЕЛОМ ТАРАКАНЕ) М. устало поплелся к стойке и предложил показать ему процесс приготовления этого лонг-дринка.

Ну да, берем джин, Бифитер, например, хороший джин, все правильно, в стакан помещаем лед три кусочка, все правильно, наливаем джин, 50 грамм, все правильно, без этих жлобских 4 cl, которые практикуются в неправильных заведениях, берем тоник… Стоп. Это что? Это не тоник, дорогая Оля, это минеральная вода, видишь, бутылочка синяя…

Пили ли вы, о читатель, когда-нибудь джин с минеральной водой? Даже и не пробуйте, гадость редкая. Так что все еще хорошо закончилось, поскольку по морде не дали, да и скандал поучился не громкий.

Однако опыт со временем был приобретен, накладок стало поменьше, общение с посетителями наладилось.

Случались иной раз непредвиденные случаи, случались и комически-травматические происшествия, а как же без них. Так вот однажды в ненужный момент открылась касса (касса стояла за стойкой на какой-то коробке, приподнятая так, чтобы покупатель видел информационное окошечко на обращенной к нему стороне), а касса (вернее денежный ящик) при нажатии клавиши «ИТОГ» открывается достаточно энергично, с веселым таким звоночком, а Оля Сорокина как раз бежала мимо и роста она была как раз такого, что голова ее находилась как раз напротив того самого денежного ящика – Трень! Брень! Вжик – и нокаут.

В другой раз с верхней полки за стойкой бара, то ли от каких-то музыкальных излишеств, то ли по случайному стечению обстоятельств упала рекламная картинка с изображением бренди «Veterano». Щекотливость ситуации заключалась в том, что картинка была выполнена на четырех плитках, типа кафельной, вставленных в рамочку, красиво изрисованных – так придумали испанские дизайнеры, но не знали они, что под их картинкой будут пробегать юные девушки. Повезло Оле Прохоровой. Картина разбилась у нее на голове, рамка развалилась, плитки разлетелись, голова внешне осталась цела, но Оля, придя в себя от неожиданности, вдруг засмеялась и, что интересно, с тех пор стала смеяться значительно чаще. Этот эффект сохранился на много лет вперед.

Помимо девчонок в клубе, конечно же, работали еще и мальчишки. Одним из барменов, например, был Александр Семчев, теперь звезда рекламы, кино и самый большой артист МХТ. Тогда он был существенно меньше и по габаритам, и по известности, но не по таланту, учился в Щукинском училище, приходилось подрабатывать. Барменская карьера протекала не безоблачно, поскольку, обладая артистическим восприятием математических правил, Александр никогда не добивался совпадения показаний кассы и суммы денег в ней. Показатели не совпадали всегда в разную сторону, не подчиняясь никаким видимым закономерностям. Учредители для проформы брюзжали, но все прекрасно понимали, что здесь имеют место не финансовые злоупотребления, а свойства артистической натуры. Зато за стойкой стоял артист, который простой и, в общем-то банальный процесс наливания алкоголя превращал в слегка абсурдистское и весьма необычное шоу. К сожалению печатный текст не в силах передать интонации и взгляд артиста, («А Вам, Зюзько, я водки не налью! – фирменным семчевским рокочущим голосом. Ну и что, что шутка банальная, это как «У вас вся спина белая», и не банальность даже, а классика, на какую тему еще бармену шутить?) а видеосвидетельств, разумеется, не сохранилось. В те времена вообще было намного хуже с видеозаписью, да и с фото было неважно, не было еще таких свойств у каждого телефона.

Другой профессиональный артист за стойкой, Костя, в один из первых дней привлек к себе внимание Сообщикова тем, что при разливе спиртных напитков по рюмкам руки у него слегка дрожали.

Несмотря на фамилию и сопутствующие симптомы бармен Костя был толковым, продолжая еще при этом служить в театре имени Пушкина актером, а на «Эхе Москвы» спортивным обозревателем, что он и продолжает делать до сих пор, а вот барменом уже не работает.

Жалко немного этого романтического времени, когда официантами и барменами были актеры, актрисы, театроведы, инженеры, учителя. Для них это может быть было не очень радостное занятие, но все-таки какая-то притягательность в нем была. Не помню, сказано ли это было в соответствующем месте, но и сам М. в ТАРАКАНЕ больше всего любил работать барменом. Намного больше, чем охранником. Впрочем, может быть он распространяет свои пристрастия на совсем других людей, и они воспринимали этот процесс как тяжкую повинность с целью исключительно только заработка, как знать…

М. помнит всех, даже кого не помнит, как зовут. Ну или фамилию не помнит, а как зовут помнит. Помнит это ощущение команды людей, которая ни фига не умела, но все могла. Дальше это ощущение будет растворяться и растворяться и коллектив будет становится все более среднеазиатским (как в буквальном, так и в переносном смысле этого слова). Но это – в будущем.