Читать книгу В поисках счастья - Игорь Мосин - Страница 8

(Декабрь 1919 год)

Морозную тишину ночи изредка нарушали паровозные вздохи, да глухо доносимые сюда, на тупиковый путь станции с подходящим названием «Тайга», переклички часовых, выставленных у занятого чехами бронепоезда.

– Странный язык, господин полковник, не находите? Всё «пши», да «чши», словно змея шипит, – штабс-капитан старался согреться, постукивая подошвами сапог друг о друга.

– Помяните мое слово, Павел Витальевич, эти «змеи» нам ещё ту службу сослужат. Вам бы, голубчик, валенки надо раздобыть, путь не близкий.

– Надо, Константин Михайлович, – дыша в поднятый воротник потёртой шинели, офицер хоть как-то пытался согреть лицо, – да где их взять?

– Да, теперь много чего – где взять?

Жёлтый свет фонаря отбрасывал на утрамбованный сапогами снег ломаные тени: нижние чины перетаскивали артиллерийские ящики из мёрзлой «теплушки» в несколько саней. Полковник отвёл штабс-капитана в сторону.

– Павел Витальевич, я знаю вас давно: вместе прошли две войны и эту смуту, именно вам я обязан жизнью…

– Прошу вас, оставьте, Константин Михайлович.

– Послушайте, это важно. Вы человек, которому я полностью доверяю, на которого могу положиться. Как говорят наши заклятые друзья англичане – неразумно хранить все яйца в одной корзине.

– Мы и разгружаем «часть корзины».

– Полагаю, и эту часть надобно разделить. Вы же эти места хорошо помните?

– Как не помнить – здесь служить начинал под вашим началом.

– Вот-вот, – увлёк собеседника в дальний угол железнодорожного тупика, где достал из планшета карту, – помните эту развилку?

– Так точно, там ещё…

– Тише, Павел Витальевич. На неё и свернёте, вместе с последней подводой, подпоручиком и двумя солдатами. Здесь, – согнув карту в три раза, обозначил место не карандашом – тонкой иглой, – место, где схороните груз.

– Виноват, это несколько в стороне от названной вами развилки. Скорее всего, я буду вынужден отклониться от обозначенной точки, сообразуясь с местностью.

– Не только вынуждены – должны. Эта карта – дезориентир, пустышка, которую вы будете «держать в секрете» ото всех. Но эту, – вынув из нагрудного кармана серебряный портсигар, украшенный по периметру инкрустацией лавровых листочков, нажал на один из них. Под действием скрытой пружины открылось потайное отделение, отразив в отполированной изнутри до зеркального блеска крышке тусклый свет фонаря, – эту берегите как зеницу ока. Помните игру буриме?

– А роза упала на лапу Азора. Фразы, которые можно прочитать справа налево и наоборот.

– Да-с, и наоборот… Нанесите на эту карту, – он развернул сложенный вчетверо тончайший лист рисовой бумаги, – точное место методом Леонар-до – зеркально. Помните три заброшенные пещеры? Это и есть ваша истинная цель. Держите, – полковник захлопнул портсигар, – это теперь, как говорят богом проклятые комиссары, ваш «мандат». После сокрытия груза замаскируйте всё так, чтоб следов не осталось… впрочем, вас учить не надо.

– Что с исполнителями?

– Солдаты уверены – в ящиках оружие. Но, случись что, действуйте по обстоятельствам – свидетелей быть не должно. Извините, но должен предупредить: ни грамма из тех ящиков не берите.

– Этого, Константин Михайлович, могли не говорить.

– Не обижайтесь, голубчик, мог бы, да ответственность высока. И золото это ещё никому счастье не принесло… Но это к слову. – На снегу промелькнула тёмно-синяя тень одетого в бекешу человека. Внимательно осмотревшись по сторонам, понизив голос, полковник продолжил, – встречаемся через две недели в Красноярске. Адрес знаете. Жду не более пяти дней. Далее – в Иркутске, по той же схеме. Пароль помните?

– Как всегда – бубны. Если и там не встретимся?

Скрип снега выдал скорые шаги подошедшего рослого офицера в ладно сидящей бекеше, с висящим на спине башлыком.

– Господин полковник, всё готово. Прикажете отправляться?

– Не спешите, ротмистр. Ещё раз проверьте надёжность крепежа, постройте людей. Я буду через минуту.

Коротко козырнув, офицер энергично направился к обозу.

– Вы правы, всякое может статься…

– По-хорошему, Константин Михайлович, проводник нужен.

– Есть у меня надёжный проводник – таёжный охотник, но дать его вам, к сожалению, не могу… Что ж, если разминёмся, пробирайтесь на Восток. И, прошу вас, предельно осторожно, не пересекайтесь с чехами. Да и наших лучше обходить стороной. Помните: о том, что лежит в этих ящиках и, главное, где лежит, знать должны только вы и я.

Подойдя к обозу, приказал ротмистру сдать команду штабс-капитану. Возникшие возражения пресёк жестко, напомнив, кто командует операцией.

– Ротмистр Снегирёв, вы остаётесь здесь! Это приказ!

Метнув на штабс-капитана недобрый взгляд, Снегирёв прошипел сквозь зубы: – Слушаюсь.

– Вот и славно. Горшков, ко мне! Трогай, ребята! С Богом.

В том трагическом ледяном походе, в который зимой двадцатого года вступила деморализованная, неспособная вести активные боевые действия, армия Верховного правителя России, Павлу Витальевичу выпал свой маршрут – ни легче, ни тяжелее, чем у других, но обособленный, полный опасности и лишений, путь гонимого одиночки.

Глубокой ночью, подъезжая к развилке, хорошо знакомой по прежним годам службы, приказал подпоручику придержать лошадей, и на вопрос: окликнуть ли остальных, коротко ответил: – Нет, отсюда двигаемся самостоятельно. – Сверившись с картой, уверенно указал на поворот, приказав подпоручику и двум нижним чинам следовать за ним. Отъехав вглубь леса, издалека услышал донесённый ветром приглушённый голос полковника: «…фельдфебель, запиши, пятая дорога», подумав: не просто так Константин Михайлович даёт столь точные указания – вновь составляет для непосвящённых задачку, готовит новую «пустышку» – ложный след.

Их давняя совместная служба с годами переросла в доверительные отношения: оба не раз выручали друг друга, выказывая смелость, решительность и особое умение принимать парадоксальные, неожиданные решения в сложных ситуациях. Сейчас, с трудом передвигаясь по глубокому снегу, укрывшему еле заметную в тусклом свете фонаря колею, вскоре и вовсе растворившуюся среди разросшихся деревьев, Павел Витальевич думал о целесообразности задания. Первый раз у него возникли сомнения в полученном от Константина Михайловича приказе. Скорее, отгоняя назойливые мысли, чем спеша выполнить сомнительный приказ, подгонял солдат, ведущих под уздцы фыркающих, устало мотающих головами лошадей.

– Неуютно как-то, вам не кажется?

– Когда кажется, Евгений Николаевич, креститься надо. Кстати, вон и заброшенный скит, можете совершить молебен.

Подпоручик не обиделся. Наивный вчерашний юнкер старался походить на кавалера трёх «Георгиев», храброго офицера…

О смелости Павла Витальевича ходили легенды. В пятнадцатом году вместе с полковником производили рекогносцировку местности, передвигаясь вдоль линий немецкой обороны в трофейном автомобиле. Увлёкшись, заехали вглубь вражеских позиций. Внезапно мотор «зачихал», машина дёрнулась и заглохла. Все попытки шофёра оживить «проклятую технику» результата не дали, германцы приближались с трёх сторон. Необходимо было срочно что-то предпринять. Это потом полковник со смехом рассказывал курьёзное происшествие в штабе, а тогда!

В лице Павла Витальевича вдруг неуловимо что-то изменилось – ну, немец и немец! Быстро вытащив револьвер, ничего не объясняя, наставил его на полковника. Громко, чётко и отрывисто скомандовал по-немецки: я офицер такой-то части, возвращаюсь с секретного задания, со мной пленный русский полковник (Константин Михайлович включился в игру моментально: убрал руки за спину, сидел насупленный, будто связанный), – очень важная персона. В форму неприятеля, как вы понимаете, переоделись для маскировки. Приказываю помочь завести автомобиль – толкайте! Его напор и холодная уверенность сработали. «Benz», ощутив прикосновения соплеменников, завёлся с разгона. Когда неприятель опомнился, было поздно. Выскочили тогда чудом.

…Один из солдат объяснил – Староверы поставили. Откуда знаю? Так местный я, из Никольской.

– Если местный, должен понимать – в тайге рот открывать надо реже, она тишину любит.

К рассвету уставшие, голодные добрались до искомого места. Разрешив недолгий отдых, углубился выше по склону. Развязав заплечные мешки, солдаты захрустели сухарями, предложив угоститься подпоручику.

После ночи лес оживал, наполняясь звуками своих обитателей. С высокой сосны неприветливо «поздоровался» ворон.

Раскаркался, старый дурень! Сиди тихо, не высовывайся, целей будешь, – посмотрев вверх, упёрся взглядом на вход в знакомые пещеры, – однако, спасибо! Далековато таскать, но делать нечего. Приблизившись, определил – две завалены «намертво», в третью лаз был настолько узок, что усомнился – пройдут ли ящики. Согнувшись в три погибели, втиснулся внутрь, запалил оставленный им же пятнадцать лет назад факел, осмотрелся. Ничего не изменилось – та же мёрзлая звенящая тишина, та же могильная сырость. Через несколько шагов распрямился в полный рост – чем дальше, тем просторнее становился свод, на котором вырастала, надвигалась, поглощая в себя своего владельца, изогнутая тень. Отметку нашел не сразу – нацарапанный битым кирпичом «ромб» бубновой масти, один из углов которого, исполненный в виде стрелы, указывал нужное направление у разветвления, потускнел, сливаясь краской с цветом стены.

Направо пойдёшь – коня потеряешь, налево – голову сложишь. А прямого пути нет!

Отсюда пошёл увереннее, двигаясь вглубь, где пещера уходила вниз, заканчиваясь широким ровным выступом. Там и определил место для груза. Выйдя наружу, вздохнул полной грудью, всем существом оценив дурманящую прелесть воли.

– Подпоручик… – учуяв запах табачного дыма, осёкся, – кто курил?

– Я разрешил, солдаты озябли, хотелось хоть как-то согреться.

Этот преданный, щенячий взгляд! Не вышло из вас, господа юнкера, воспитать боевых офицеров, не успели. Загубили, сволочи, Империю! Как идти в бой с этим мальчиком, когда он и приказы толком отдавать не умеет, и знаний у него…

– Впредь прошу в лесу не курить, огня не зажигать! Оставайтесь неразлучно при грузе! Авдеев, Кондаков! Ящики нести за мной след-в-след. И помните: одно неверное движение – разнесёт всех к чёртовой матери!

С первым ящиком возились долго: никак не могли втащить – застревал углами в узком проходе. Мешали винтовки, обузой висящие на спинах, длинные четырёхгранные штыки царапали низкий свод, принуждая солдат пригибаться. Наконец, с горем пополам, впихнули. Донесли до места, где распорядился оставить оружие – сейчас оно ни к чему. К третьему ящику приноровились. Тем не менее, весь груз перетаскивали долго, матерясь сквозь зубы, обливаясь потом, сбивая сапоги об острые камни.

– Дружней, ребята, закончим дело – отдохнём! – Скомандовал, как попросил, лично поправляя и выравнивая ящики, нанося на каждый определённые отметки.

Занося предпоследний, уже в пещере Кондаков споткнулся, выпустив ставшую неимоверно тяжёлой из-за накопившейся усталости, ношу. Ящик грохнулся на камни, с треском разломившись, заставив солдат отпрянуть в стороны: были уверены – внутри боеприпасы. Когда в свете факела блеснули вывалившиеся под ноги слитки, Кондаков опешил. Трясущейся от усталости и возбуждения рукой поднял гладкий брусок. Золотой свет проник через глаза внутрь, помутив разум, зачернив душу. Он никогда не видел такого богатства, и тут – нате вам! Вот оно, само в руки пришло, надо всего лишь удержать, цепко, не разжимая пальцы! Присев, зачерпнул горсть рассыпавшихся монет. Тускло поблескивающий металл завораживал, опьянял, увлекая за собой в бездонную пучину безумства. А если и в других ящиках золото? Как это всё унести? Отчего так кричит штабной? Образованный, а не понимает – тут на всех хватит. А при чём здесь они? Почему я должен с кем-то делиться? Положить здесь всех, и дело с концом.

– Встать! Смирно! Кондаков, приказ не слышал?!

– Кончились твои приказы, ваше благородие! Отойди от греха подальше! Хватит, навоевались!

Привычным движением потянулась рука к ружейному ремню. Не тут-то было, неспроста, видать, ушлый капитан велел винтовки у дальней стены поставить. Сука, обезоружил, а сам наган вытащил. Неужто Антип меня заарестует? Вот дурень! Точно, когда успел винтовку взять? Раскомандовался, увалень деревенский!

– Встать! Пошёл!

Злой взгляд скользил с золота на офицерский наган, на Авдеева, вновь возвращаясь к золоту. Не удалось…

– Дурак ты, Антип! Тут же… – пришлось нехотя подняться.

– Топай, Кузьма, топай! – слегка подтолкнув сослуживца штыком, резко развернулся, со всей мочи ударив офицера прикладом под дых. Согнувшись, тщетно пытаясь схватить ртом воздух, вцепился в приклад, но удар сапогом в лицо от подскочившего Кондакова повалил навзничь.

– Умолк. Что будем делать?

– Как что? Берём всё, и уходим!

– А второй?

– Этого завалили, того и подавно, – золотая лихорадка перекинулась на Авдеева. Прислонив винтовку к стене, жадно рассматривая монеты, цокая языком, беспрестанно повторял: – сколько здесь всего, сколько всего?! Нет, ты посмотри, сколько золота! Сейчас порешаем щенка, погрузим всё обрат-но – и домой! На всю жизнь хватит! Сколько всего…

– Ты Антип, как был дурак, так дураком и помрёшь! Ну, вынесем, погрузим, офицерика к праотцам отправим. А дальше? Как схоронить всё, и где? Куда ты это вывезешь?

– А как быть-то, Кузьма?

– Здесь оставим, до лучших времён! Место заприметим – у него карта имеется, а когда всё уляжется…

– Это когда будет.

– Скоро. Комиссары, вишь, как прут! Через год вернёмся, и всё вывезем, по-тихому.

– Ты чего это винтовку взял?

– Чего, чего? Ничего! Тащи ящик к остальным, я за их благородием присмотрю.

Одному справляться с тяжелым грузом трудно и несподручно. Кряхтя, чертыхаясь и тихо матерясь, потащил разломанный ящик вглубь пещеры, не уследив, как Кондаков сунул часть рассыпавшегося золота в заплечный сидр. От отчаянной беспомощности мгновенно завладеть свалившимся богатством проснулась классовая ненависть: злым пинком привёл офицера в чувство.

– С этим что делать?

– Так пристрелить придётся.

Звук передёрнутого затвора заглушил шорохи у входа.

– Павел Витальевич, отчего так долго?

– Тихо! Загороди золотопогонника. Всё нормально, господин подпоручик!

Держа револьвер в руке, Евгений продвигался почти наощупь – со света глаза плохо видели в темноте. Освоившись, наткнулся взглядом на чёрный «зрачок» винтовки.

– Что происходит?

– Не шуми, ваше благородие, сейчас либо мы вместе, либо каждый своей дорогой: мы на волю, ты на небо. Гляди, – поддев носком сапога мешочек с оттиском двуглавого орла на грубой материи, подтолкнул к подпоручику и, взяв оружие наизготовку, опёрся о стену, – только левольверик Антипу отдай, от греха подальше.

В опасных ситуациях оружие следует передавать медленно и аккуратно. Аккуратно, потому как люди нервничают, могут тебя неправильно понять и ненароком выстрелить. Медленно – выиграть время для принятия единственно правильного решения. Кто же золотом не заинтересуется? Кто устоит перед блестящими кружочками? Вот я и присяду, потянув за собой жадного Авдеева. Ух, как глаза горят, ярче монет! Держи «левольверик»… правильно, не спускай с меня глаз, чего я тут могу учудить? Сейчас мешочек развяжу… кто ж тебя, каналью, так завязал… хорошо, теперь главное – монеты пересыпать в левую руку. О! какой я неловкий, упустил несколько сквозь пальцы. Ну, давай, Авдеев, подбирай.

Расчёт был верен.

– Аккуратнее, господин подпоручик! – суетливо, сглатывая сухую слюну, подбирал корявыми пальцами драгоценные кругляшки.

Вот и результат: Кондаков переместил внимание на сослуживца – не суёт ли подельник золото по карманам? Пора! Женя подмигнул Павлу Витальевичу, внезапно высоко подбросил одну из монет, громко спросив: – «Козыри по-прежнему бубны?» и, резко упав на землю, перекатился в сторону Кондакова. Авдеев вскочил, но в тот же миг получил от штабс-капитана толчок ногами в спину, потерял равновесие, налетев на штык упёртой в стену винтовки в руках Кондакова. Перекатившись ещё раз, подпоручик подхватил выскальзывающий из руки не успевшего ничего понять Авдеева револьвер, уперев ствол в горло опешившего Кузьмы. Всё было кончено за минуту.

– Не убивайте, Христом Богом прошу, бес попутал! Верой и правдой отслужу, – выпустив из рук винтовку с нанизанным на длинный штык, словно бабочка на булавку, сослуживцем, грохнулся на колени.

Наверное, можно было и без этого, но нервы сдали: распухшая щека саднила, рот наполнился противным кислым привкусом крови. С силой потянув за грудки, поставил на ноги, с размаху, без удовольствия двинул в челюсть.

– Павел Витальевич, зачем?

– Он знает, зачем и за что. Спасибо, подпоручик!

– Ничего-с, ваше благородие, – сплюнув кровью, вытер разбитую губу, – господин штабс-капитан правы-с, бес попутал.

Расстегнув шинель, ощупал живот, противно ноющий после удара, подошёл к лежащему на боку Авдееву, взявшись правой рукой за приклад, перевернул на спину.

– Давно догадались?

– Сразу. Глупо прятать в тайге оружие, когда его не хватает на фронте.

– Отчего молчали?

– А что было говорить?

– Действительно, – ухватившись двумя руками за шейку приклада с силой потянул: тело дёрнулось, исказившая лицо предсмертная судорога разгладилась, выпустив струйку алой крови из приоткрытого рта.

– Надо его предать земле.

– Об этом месте никто не должен знать. Похорони мы его рядом с пещерой – след. Тащить отсюда – вымотаемся и, опять-таки, наследим. Есть ужасно хочется. Слушайте, Женя, у вас нет с собой сухарей, что ли?

– Кондаков, сухари остались?

Солдат услужливо потянулся к мешку.

– Ладно, – осторожно потрогал лиловый кровоподтёк на лице, – потом. Кондаков! Ступай за подпоручиком, принесёшь последний ящик.

Не удалось без осложнений! Хорошо, хоть предпоследний уронили, так бы пришлось с Евгением таскать «до второго пришествия». Сложив оставшиеся слитки в разбитый ящик, достал портсигар – сделать необходимые отметки.

– Господин штабс-капитан, куда его, к остальным?

– Нет, – выстрелом прозвучал звук захлопнутого портсигара в гулкой пещере.

– Не знал, что вы курите.

– Это так… сувенир на память. Ящик положите около развилки, в нём динамит. Кондаков, оттащи Авдеева ближе к выходу, а вы тяните запал, – извлечённый из ящика бикфордов шнур закрепил на одном из кусков динамита, отправившись следом, проверяя целостность шнура на каждом повороте.

– Павел Витальевич, как будем маскировать вход?

– Никак. Мало кто полезет в пещеру с таким сторожем. У вас есть спички? Хорошо. Мы отойдём к лошадям, запалите шнур и присоединяйтесь.

Евгений извёл почти весь коробок: бесполезно – спички отсырели. Тогда и вспомнил об оставленном в пещере солдатском сидре – в нём наверняка должны быть. Вернувшись, прихватил на удивление тяжёлый мешок, уже на выходе столкнувшись со штабс-капитаном.

– Что случилось?

– Спички отсырели.

– А в пещеру зачем возвращались?

– Думал, у солдат в вещмешке есть.

– Бросьте, если есть, тоже отсырели. Чёрт, время уходит! Спускайтесь к Кондакову, мне пришлось его связать, я сейчас.

Проводив взглядом подпоручика, бежавшего по утоптанному снегу к лошадям, вынул из револьвера два патрона, положил на землю, ударив по гильзам камнем. Высыпав порох на срезанный под углом бикфордов шнур, поджёг, высекая искру кремнем, от чего тот занялся шипящим огнём, золотым блеском искорок отразившись в остекленевших глазах Авдеева. Лёгким касанием закрыл веки усопшего, с грустью вспомнив слова полковника: никому ещё это золото счастья не принесло.

Приглушённый взрыв заставил инстинктивно пригнуться на середине пути к лошадям.

– Слава Богу! Задание выполнено, теперь до своих добраться, а дальше…

Выехав на дорогу, повернули в сторону станции. Вдруг, вдалеке, между деревьев, увидели вооружённый отряд.

– Наши?

– Не знаю. Остановитесь, тпру! Бережёного бог бережёт.

Всадники их тоже заметили, перейдя с марша на рысь, оголив шашки, отсвечивая алыми лентами на лохматых папахах.

– Партизаны! Разворачивай, живее!

Тяжело и часто раздувая впалые бока, топчась на месте, лошади приседали на задние ноги, вращали налитыми кровью глазами, с трудом разворачиваясь на узкой дороге.

– Развяжите меня! – Кондаков молил дать в руки оружие.

С горем пополам развернув лошадей, прыгнул в сани, взмахнул вожжами, приказав подпоручику освободить солдата.

– Стрелять только наверняка! Но-оо! Пошли, родимые, пошли!!!

Тревожное настроение передалось животным, они дёрнули – и понеслись. Пули засвистели над головами. По всему, лошади преследователей были свежее – отряд быстро нагонял беглецов: уже можно разглядеть искривлённые азартом погони бородатые лица; всё громче впечатывается в слух топот копыт, казалось, вот-вот, и впереди скачущие обрушат шашки на головы колчаковцев.

– Патроны кончились! – с досады Кондаков бросил винтовку на дно саней.

– Перехвати вожжи! – поменявшись местами, штабс-капитан уложил из нагана вырвавшихся вперёд преследователей.

– Давай, родные, выносите, милые! – Кузьма неистово стегал по лошадям. Все понимали – спасения ждать неоткуда. Внезапно, с левой стороны, послышалось громкое гиканье и залихватский посвист. Непонятно откуда появившаяся казачья сотня стремительно бросилась наперерез, бешено размахивая сверкающими клинками. Под свист пуль офицеры проскочили сквозь них, не веря в спасение и, лишь отъехав на порядочное расстояние, остановились.

– Тпру! Стой! – Евгений потянул за поводья, – слава богу, ушли.

– Повезло! Эй, воин, чего к крупу припал? Всё кончено, – тронутый за плечо, Кондаков повалился навзничь: пуля, угодив в затылок, вышла через нос, превратив лицо в кровавое месиво.

– Отвоевался, бедолага, – поморщившись, Евгений отвернулся от неприятного зрелища, – Господи, не приведи смерти такой!

– Да, не повезло… а может, и к лучшему.

– Павел Витальевич, у вас кровь.

– Где?

– На левой руке, выше локтя.

– Всё-таки достала партизанская пуля! – Разоблачившись, понял – рана неопасная, пуля прошла по касательной, но перевязать надо. Вот и Кондаков пригодился, вернее, его нательная рубаха. – Туже вяжите, ещё. Спасибо. Кстати, как насчёт перекусить? Знаете ли, странная особенность моего организма – после боя всегда зверский аппетит нападает, ничего не могу с собой поделать!

– Посмотрите в вещмешке, – Женя снегом очищал ладони от крови, – у солдат должны быть сухари.

Притянув мешок, удивился его тяжести – золото в нём, что ли? Подумал и осёкся. Развязав тесёмки, присвистнул: – Хорошие сухари, дорогие!

– Что?

– На кой чёрт вы взяли этот мешок?!

– Я думал, в нём спички. И как сейчас быть?

– Уходить надо! Что вы делаете?

– Распрягаю.

– Зачем? – подойдя к дрожащим лошадям, погладил по морде одну, потрепал по загривку другую, – они еле на ногах стоят. Загоним. Оставьте бедных животных в покое, они-то уж точно ни в чём не виноваты.

– Как же мы к своим доберёмся?

– Да никак. Нет у нас, Женя, своих. С этим грузом нам теперь все чужие. Вот и будем, по вашей милости, болтаться, как «Летучий Голландец» без порта приписки – ни оставить, ни спрятать, ни до пункта назначения донести.

– И куда мы теперь?

– В Красноярск.