Читать книгу Эпоха ХХ съезда: международная деятельность А. И. Микояна в 1956 году - Игорь Николаевич Селиванов, И. Н. Селиванов - Страница 14

Приезд в Советский Союз с государственным визитом шахиншаха Ирана Мохамеда Реза Пехлеви с официальной мотивировкой «в целях укрепления добрых отношений» был анонсирован в центральной советской прессе еще осенью 1955 г.[233]

Визит иранского лидера должен был стать первым в истории двусторонних отношений. Особую пикантность этому событию придавал тот факт, что в 1953 г. шах установил в стране, при активной поддержке США, жесткую антикоммунистическую диктатуру[234].

В последний день 1955 г. Президиум ЦК обсуждал весьма больной для советской дипломатии вопрос: о проекте ноты правительства СССР правительству Ирана по поводу присоединения Ирана к Багдадскому пакту[235]. Микоян предложил такую ноту не посылать, а выждать. Остальные члены Президиума (за исключением Сабурова, поддержавшего Микояна) с этим не согласились, предложив ноту все же отправить, но использовать при ее составлении «более мягкие» формулировки[236].

Новое советское руководство политическая ориентация шаха волновала не слишком сильно, а визит, как представлялось в Кремле, должен был продемонстрировать миру «открытость» советской дипломатии в обсуждении самых непростых вопросов, в том числе с ближайшими соседями, находившимися по другую сторону противостояния в «холодной войне».

С Ираном (до 1935 г. страна официально именовалась Персией), у большевиков отношения складывались очень непросто. В 1920–1921 гг. они, в ожидании мировой революции на Востоке, даже отправляли свои войска для помощи местным левым силам[237].

После прихода к власти в феврале 1921 г., в результате военного переворота, Реза-хана, был подписан договор о дружбе, ставший, наряду с аналогичными договорами с Афганистаном и Турцией, важным этапом в прорыве политической и дипломатической блокады РСФСР, а затем и СССР[238].

В первой половине 1930-х гг. Реза, в 1925 г., возведенный на престол в статусе шаха Ирана и основателя династии Пехлеви, стал ориентироваться на гитлеровскую Германию. В конечном итоге, после оккупации страны в августе 1941 г. советскими и британскими войсками, он вынужден был отречься от престола, передав трон сыну – Мохамеду, «добровольно» отказавшемуся от ряда важных полномочий, ранее имевшихся у монарха.

Во время Тегеранской конференции 1943 г. молодой шах от имени своей страны вел переговоры со Сталиным. У советского лидера о нем сложилось явно неправильное мнение как о слабом политике. Видимо, поэтому вскоре после окончания Второй мировой войны Сталин захотел видеть Иран в сфере советских геополитических и экономических интересов. Вскоре эта недальновидная линия привела к международному конфликту и фактическому переходу Ирана в проамериканский лагерь[239].

После смерти Сталина новые руководители СССР решили исправить неблагоприятную ситуацию и помириться с соседом. Как раз для этого и были приглашены шах с супругой. Как вскоре выяснилось, круг вопросов, обсуждавшихся на состоявшихся в Москве встречах, оказался значительно шире и сложнее.

Микоян, как главный знаток в руководстве СССР ситуации в регионе Среднего Востока, стал одним из ключевых участников переговоров. Во время беседы, в которой в качестве формально основных действующих лиц принимали участие Хрущев, Ворошилов и Булганин[240], Микоян играл одну из главных ролей. Он, в частности, проинформировал гостя о своей недавней поездке в соседние с Ираном государства[241] и констатировал, что с Советский Союз хочет улучшить свои отношения с Пакистаном, а руководители этой страны напрямую увязывают это с улучшением советско-турецких и советско-иранских отношений. В свою очередь, турецкие лидеры связывают улучшение советско-турецких отношений с улучшением общей международной обстановки. Но улучшение общей обстановки не наступит, подытожил Микоян, если не будут улучшены отношения между отдельными соседними странами[242].

Понимая, что страна, которую он представляет на переговорах, находится в несколько иной «весовой категории», Микоян в ходе беседы сделал ряд оговорок. Во-первых, Советский Союз не в таком положении, чтобы просить у Ирана «дружбы», и, во-вторых, Иран нуждается в «хороших отношениях» не меньше, чем Советский Союз. В нашей искренности, заявил Анастас Иванович, обращаясь к шаху, можете не сомневаться. Необходимо также, чтобы «страх был отброшен в отношениях Турции и Ирана с Советским Союзом».

Во время переговоров с шахом Ирана (газетный снимок)

Будучи политиком, тонко чувствовавшим ситуации такого рода, Микоян не отрицал, что во время Второй мировой войны и вскоре после ее окончания, «имели место события, которые усилили недоверие Ирана к Советскому Союзу». Но, подчеркнул Микоян, Хрущев «от имени всех нас высказал уже сожаление по поводу того, что в тот период имело место в отношении Ирана и Турции[243].

Хрущев не мог не вмешаться в ход этого весьма показательного разговора и бросил реплику: вина, прежде всего, лежит на Сталине, а также к этому был причастен Берия.

Микоян продолжил «наступательный» характер общения и задал прямой вопрос: почему бы Ирану не иметь с Советским Союзом таких же отношений, какие Афганистан имеет с Советским Союзом? Естественно, что в качестве главного препятствия выступал факт вступления Ирана в Багдадский пакт.

Шах, видимо, ожидал нечто подобное, поэтому поблагодарил Микояна за сделанное заявление и отметил, что поскольку беседа «приняла откровенный и сердечный характер», теперь можно свободно поговорить в духе «дружбы и откровенности». Вы спрашиваете, продолжил шах, почему Иран вошел в Багдадский пакт, который он считает «оборонительным союзом»[244]. Это имеет свои корни в 150-летней истории отношений между нашими странами, истории, которую надо исправить. Можно ли привести хотя бы один факт, чтобы Иран в течение 150 лет напал на Россию или держал в голове идею нападения и захвата советской территории?[245]

Советским лидерам было нечего сказать по этому поводу, и диктатор Ирана продолжил свой «обвинительный» монолог.

Шах: Но с 1811 г. и до мировой войны на Иран 2–3 раза нападала Россия. В 1907 г. Россия разделила Иран с Англией, в Первую мировую войну русские войска вошли в Иран вместе с английскими войсками, во Второй мировой войне, в 1941 г. советские войска также вошли на территорию Ирана. Иран заключил договор с СССР, однако, несмотря на этот договор, дело дошло до того, что часть территории Ирана едва не была отторгнута. Поэтому фактор боязни существовал и это нас заставило, даже если это было бесполезно с точки зрения военной, принять некоторые меры…[246]

Далее в беседу вступил еще один член иранской делегации – Саед, внесший некоторые уточнения. По его информации, в 1941 г., как и в 1907 г., инициаторами ввода войск в Иран все же были англичане. И следует только пожалеть, что в 1941 г. Советский Союз поддался на эту инициативу Великобритании.

Хрущев тут же парировал этот довод, спросив: почему такое несправедливое отношение к Советскому Союзу? С инициаторами ввода войск в Иран, англичанами, вы, иранцы, в наилучших отношениях, а с нами – нет… Они были инициаторами всех плохих дел, а вы с ними состоите в Багдадском пакте.

Шах дал на это замечание два варианта ответа:

Мероприятия советской стороны, которые последовали во время Второй мировой войны и послужили причиной таких событий, которые едва не привели к отделению от Ирана Иранского Азербайджана.

По окончании войны советские войска не ушли из Ирана в 1945 г., в то время как английские войска ушли.

Хрущев опять не нашел ничего лучшего, как свалить ответственность за происходившее на Сталина и Берию[247].

Шах же продолжил свои обвинения: Вы должны знать, обратился он к членам советской делегации, что Иран против Ленина не сказал ни одного плохого слова. Не забудьте, что наша страна была среди первых, признавших режим Ленина. Не забудьте, что в этом отношении мы не проявили близорукости.

Хрущев тут же нашелся: Афганистан признал Советский Союз первым.

Булганин, видя недовольство гостей столь «некорректным» высказыванием главы советской делегации, попытался свести дело к «компромиссу»: Афганистан и Иран «в общем» признали нас почти одновременно[248].

Шах продолжил в том же ключе: повсюду в Иране о Ленине всегда говорили и до сих пор говорят с большим уважением[249].

Видя всю сложность возникшей ситуации, опытный в таких делах Микоян тут же попытался перевести разговор в другую сторону и вновь начал рассказывать о своей недавней поездке в соседний с Ираном Пакистан, зная, что эти две страны поддерживали между собой весьма дружественные отношения.

Микоян: Когда я спросил пакистанцев, зачем им нужен Багдадский пакт, они заявили, что у них к Советскому Союзу нет никаких претензий, и что никогда Пакистан не станет территорией для нападения на Советский Союз. В ответ на мой вопрос, зачем же тогда багдадский пакт, пакистанцы ответили, что он нужен им для защиты от Индии. Вот почему они участвуют в военных пактах. К этому они добавили, что Багдадский пакт не помешает им улучшить свои отношения с Советским Союзом. Вскоре после этого разговора пакистанцы впервые назначили своего посла в нашу страну. У нас с ними развиваются торговые отношения, недавно благополучно закончились переговоры по заключению торгового соглашения» Они делают конкретные шаги по улучшению отношений с нами.

Пакистанцы говорили мне, сказал Микоян, что им было бы значительно легче улучшать свои отношения с Советским Союзом, если бы улучшились отношения у мусульманских стран – соседей Советского Союза – Турции и Ирана – с Советским Союзом. Я им сказал, что со своей стороны Советский Союз уже предпринял многие шаги, направленные на улучшение отношений с Ираном. Недавно были разрешены финансовые претензии и пограничные споры, причем даже такие споры, которые еще от царя остались. И вдруг в это самое время Иран неожиданно для всех вступает в багдадский блок. Мы не можем понять политику Ирана. Возможно, что приезд Его Величества шаха в СССР прояснит обстановку»[250].

Далее Микоян продолжил в том же духе и рассказал о своей встрече с премьером еще одной соседней с Ираном страны – Турции.

Микоян: Я имел короткую встречу с Мендересом… Почему бы не улучшить советско-турецкие отношения спросил я Мендереса. Весь мир объединяется с Советским Союзом, а Турция разобщена с ним. Мендерес ответил, что пока не будет общего улучшения международного положения, не будет и улучшения отношений между Турцией и Советским Союзом. На это ему было сказано, что соседи могут улучшать отношения между собой и независимо от общего направления международных отношений. Однако Мендерес не хотел углублять эту тему.

Таким образом, пришлось сказать президенту, что получается заколдованный круг. Советский Союз хочет улучшения отношений с Пакистаном, пакистанцы связывают улучшение своих отношений с Советским Союзом, с улучшением советско-турецких и советско-иранских отношений, а турки связывают улучшение советско-турецких отношений с улучшением общей международной обстановки. Но улучшение общей обстановки не наступит, если не будут улучшаться отношения между отдельными странами, тем более соседними[251].

Далее Микоян вновь продолжил тему ближайших соседей Ирана и стал рассказывать о своей встрече с индийским премьером.

Микоян: Заслуживает внимания беседа, которою я имел с Неру, Неру сказал, что у него от бесед с шахиншахом сложилось впечатление, что Иран побаивается своего северного соседа. Что касается оснований и поводов для этого, то вчера и сегодня мы с вами об этом уже говорили. Для этого нет никаких оснований.

Советский Союз не в таком положении, чтобы просить у Ирана дружбы, Иран нуждается в хороших отношениях во всяком случае не меньше, чем Советский Союз. В нашей искренности Вы можете не сомневаться. Нужно, чтобы страх был отброшен в отношениях Турции и Ирана с Советским Союзом. Во время второй мировой войны и после нее имели место события, которые усилили недоверие Ирана к Советскому Союзу. Н. С. Хрущев от имени всех нас сказал, что мы сожалеем о тех ошибочных шагах, которые тогда имели место; но если говорить правду, то присутствующие здесь лично не должны были бы нести ответственности за эти ошибки. Мы говорим о нашей ответственности потому, что мы за политику отвечаем, хотя никто из нас в свое время не был сторонником тех ошибочных шагов, которые были сделаны с нашей стороны». И затем, как и Хрущев, Микоян обвинил о «ошибочных шагах» после 1945 г. в отношении Турции и Ирана, Сталина и Берию.

Микоян: Речь идет о создании обстановки доверяя, чего хочет Советский Союз и надеемся, что вы видите, что в военном отношении мы вам не угрожаем, хотим иметь с вами добрососедская отношения, не хотам вмешиваться в ваши внутренние дела[252].

Далее разговор перешел на рассмотрение вокруг страны, имевшей общую границу как с Ираном, так и с Советским Союзом. Микоян начал рассказывать о хороших отношениях, сложившихся между СССР и Афганистаном. Он затронул в этой связи состоявшиеся в конце 1955 г. переговоры Булганина и Хрущева с руководителями афганского государства. У Ирана я Афганистана, подчеркнул Микоян, много общего: исламская религия, сходная экономика, одинаковый государственный строй и даже похожие языки. У нас хорошие отношения с Афганистаном. И далее от него последовал точно рассчитанный вопрос: Почему бы Ирану не иметь с Советским Союзом таких же отношений, какие Афганистан имеет с Советским Союзом? Что нам нужно от Ирана? Прежде всего, чтобы Иран не был иностранной базой дня нападения против Советского Союза.

С нашей стороны, заявил Микоян, «вам никакое нападение не угрожает, мы хотим хороших отношений с Ираном, надо, чтобы вы в этом убедились и это будет на пользу Ирану и делу мира»[253].

О том, что именно в первую очередь хотел довести до шаха Микоян и кого он считал «творцом» советской политики в отношении стран Востока в целом и Ирана, в частности, наглядно свидетельствует следующая поправка к уже составленной стенограмме этой во всех отношениях исторической встречи.

Приложение

Из сопроводительной записки руководителя Секретариата Микояна Чистова руководителю Секретариата Президиума ЦК КПСС Малину, 9 июля 1956 г.[254]

[Правка к записи высказывания А. И. Микояна в ходе переговоров К. Е. Ворошилова, Н. А. Булганина, Н. С. Хрущева и А. И. Микояна с шахом в следующей редакции]: «Всем известно, что сделал для Ирана и всего[255] Востока Ленин, а мы восстанавливаем сейчас во всех правах ленинскую политику».