Читать книгу Ангелы живут в аду - Игорь Шахин - Страница 3

В милицейском «газике», мчавшем по центральной трассе города почти на грани нарушения правил езды, сидели те, кому надо, и пассажир. Тридцатидевятилетний начальник водного линейного отдела милиции Александр Валентинович Ефимов спешил, но посматривал на водителя-лихача осуждающе и делал это не столько из великой любви к порядку на дороге, сколько из-за необъяснимой неприязни, возникшей у майора с момента их знакомства – с того самого дня, как он заступил на место прежнего, снятого с работы, начальника отдела.

Случилось это полгода назад, и с тех пор Ефимов не помнит дня, чтобы можно было никуда не торопиться. Те, с кем приходилось иметь дело, словно сговорились быть не очень-то пунктуальными и не всегда обязательными. Вот и сегодня его пригласили выступить на радио с разъяснением возможных последствий от покупки у браконьеров икры и осетрины. Обещали продержать в студии не больше четверти часа, а проканителились пятьдесят минут. И уже на выходе в коридоре его перехватил корреспондент Черепанов, знакомый еще по совместным радиорепортажам из аэропорта, где Ефимов до нового назначения работал в пропускном контроле. Корреспондент спешил на какую-то встречу, попросил по пути подбросить, провозился со своей аппаратурой целую вечность и украл у майора еще пятнадцать минут. Можно было бы и не ждать, но у того жена, по точным сведениям, отличный детский врач, в ближайшее время Ефимов собирался привести к ней сынишку на консультацию. «Мочится ночью – хоть тресни!» – в который раз подумал Ефимов.

Корреспондент, сидевший позади майора, вспоминал такую же поездку пятилетней давности, но тогда в «газике» свободных мест не было. Помнится, перебивая друг друга, участники только что прошедшего рейда по заповедным браконьерским местам похвалялись перед начальником ловкостью и сметливостью, которую они проявили при захвате нарушителей с их добычей. Еще бы не заливаться соловьями, когда под носом то включали, то выключали микрофон. Петр Иванович слушал о новых и новых подробностях рейда не очень-то внимательно, он никак не мог отделаться от самого сильного впечатления, обычного, наверное, для этих парней: после того, как был составлен и подписан акт «об уничтожении», три ведра свежезасоленной черной икры одно за одним, со знанием дела, были опрокинуты в безразличные потоки реки. «Лучше бы какому-нибудь поросенку дали попробовать, – думал Черепанов. – Если б сдох, тогда бы и выбросить можно…»

Но мысли эти тогда оставил при себе, на всякий случай… А ехали они тем ранним утром в столовую речников, в которой оказался маленький уютный кабинет, о нем обычные посетители и не догадывались. Там была гостеприимная заведующая, настоящая фокусница: блюда на столе сменялись незаметно, но вовремя, из холодильника извлекались банки с пивом и запотевшие бутылки так обожаемой Петром Ивановичем «Пшеничной». Тогда Петр Иванович и не заметил того, как наступил вечер, не понял, как и когда в его сумке появилась банка с черной икрой. На том же «газике» он был доставлен домой в целости и сохранности. Эту банку Черепанов запомнил, и когда Алик Гримпельштейн попал в неприятную историю, чтобы ему помочь, пришел к этим своим разовым «сотрапезникам» и попросил достать икры.

Ему ничего определенного не пообещали и не отказали – теперь перед ними был человек без микрофона. Черепанов догадался, что он тут больше не нужен, но не отступил, отправился в столовую, в тот самый кабинетик, но заведующая, такая внимательная и предупредительная при «участниках рейда», постаралась Петра Ивановича не узнать. «Жулики! Мафиози!» – искренне негодовал Черепанов, но пойти дальше душевного возмущения ему на этот раз не довелось.

Водителя Петр Иванович вспомнил, тот самый рубаха-парень. Вот он и сейчас то и дело вскидывает пятерню навстречу проезжающим мимо автобусам, такси, частным автомобилям, и ему отвечают таким же образом, радостно узнавая или хорошо притворяясь, что рады ему. После очередного такого водительского приветствия Александр Валентинович вдруг резко нарушил молчание:

– Кому ты сейчас махал?! Откуда ты его знаешь? – спросил он у шофера.

– Да знакомый один! – беззаботно ответил тот.

– Какие у тебя с ним дела? – продолжал допытываться Ефимов, узнав в проезжавшем одного из матерых браконьеров.

– Да лодку у меня во дворе поставил. Попросил пока посмотреть. Он сам в многоэтажке живет, не на балконе ж ее держать…

– Если завтра же лодку не вывезешь, считай, что у нас больше не работаешь. – Сказал как отрезал и, повернувшись к Черепанову, негромко пояснил: – Бракушу в приятели взял.

– Угу, – поддержал корреспондент доверительный тон Ефимова, а про себя подумал: «Интересно, кабинетик тот, в столовой, майор по наследству принял или быстренько прикрыл?.. Такие вещи быстро не происходят», – и тут же отмахнулся от своего недоверия: «Жулики-мафиози наверняка получили сполна!» – подумал он и порадовался своим мыслям.

Принципиальный тон майора радовал Петра Ивановича и непонятным для него образом помог расставить последние акценты в этом деле с анонимкой из больницы. Черепанов принял решение с коллективом врачей разобраться досконально, никому никаких скидок не делать, невзирая даже на то, что Кузнецов, главврач, был его школьным товарищем. «Перестройка, значит, перестройка, и приятельские отношения пока отложим», – подумал он и попросил возле больничных ворот остановить машину.

Совсем не означало, что решение, только что принятое Черепановым, было для него важным, этапным. При всей живости характера и эмоциональности, поступки его не были для многих неожиданными, они завсегда случались после не очень-то долгих раздумий – сделать так ли, эдак ли. Но это и нельзя назвать трезвым расчетом. Зачастую это считают житейским опытом.

В принципиальность Ефимова Петр Иванович не совсем поверил, но если бы кто попросил его логически обосновать это недоверие и Черепанов не отказался бы, то в итоге пришел бы к очень нелестному в отношении себя умозаключению и очень бы результату своих размышлений удивился. Но, к его счастью, ничего такого не произошло. Что ж, не так много на свете людей, способных довести свою мысль до блестящего логического завершения, чаще мысли тасуют машинально, словно колоду карт, пока не надоест, или доводят их в речах своих до абсурда.

Ефимов, в свою очередь, тоже не очень-то был расположен к Черепанову, но отдавал себе полный отчет в том, что ироничное свое отношение к провинциальной прессе невольно переносил на конкретного человека, которого не успел даже как следует узнать за время тех коротких деловых встреч в аэропорту.

В поступках Александра Валентиновича многое шло от логических умозаключений, нежели от жизненного опыта уже в силу того, что еще с юных лет отец готовил его к той профессии, которой сам посвятил всю свою жизнь. За долгое время работы районным прокурором Ефимов-старший, имея доступ ко многим фактам всевозможных нарушений как рядовыми работниками, так и руководителями, обладая незаурядным умом, сумел выработать в себе удивительное чутье на развитие событий не только в масштабе района, области, но и всей страны.

Он всячески поощрял учебу своего сына, ненавязчиво подвел того к выбору профессии – незаметно используя связи, знакомства, в отличие от многих влиятельных отцов сдерживал его рост по служебной лестнице, не без оснований полагая, что именно такой путь сбережет наследника от развращающей власти, ржавеющей благодаря закрытости от общественного мнения. Но, как это зачастую бывает с любящими отцами, он не учел одного: чем дольше удерживаешь свое чадо на поводке, пусть даже длинном, тем больше оно к такому своему положению привыкает, тем меньше в нем жизненной прочности, и тут остается только полагаться на силу характера, которую не всем равномерно раздает природа. А характера Ефимову-младшему было не занимать.

И все же отца тревожило то, что сына, так вот сразу, поставили на такую ответственную и опасную работу: опыта маловато. Работать ему предстояло со старыми кадрами, среди которых было немало усвоивших на всю жизнь правило «не высовывай голову, чтобы ее не оторвало». Ему было неведомо, что хотя сын на свой счет не очень-то заблуждался, но учитывать многие тонкости происходившего вокруг него старался добросовестно, скрупулезно, что и показали дальнейшие события.